- Купец? В поход? - удивились капитаны. - Разве он годен в бою?
- У него есть зерно! - усмехнулся Кортес. - И каравелла, и слуги, и даже негр для ношения клади. В походе все пригодится.
- Как вам удалось его уговорить, дон Фернандо? - полюбопытствовал Педро Альварадо.
- Я обещаю ему двойную долю в добыче, - весело сказал Кортес. - К тому же, дорогой Альварадо, когда мы завоюем новые богатые земли, я любого купца смогу сделать дворянином.
* * *
Вечером пир продолжался в доме алькальда. Все капитаны сидели за столом; сам алькальд - во главе, и Кортес - по правую его руку. Паблико прислуживал генерал-капитану, стоя за его креслом.
Алькальд Марианно, добродушный пьяный старик, только и просил сеньоров, что пить и есть побольше. Марианно счастлив был видеть у себя в глухом, полудиком поселке блестящих гостей.
- Сеньор Кортес, отведайте индейской курицы! - умолял Марианно. - Клянусь, вы не едали таких кур. У нас здесь водится птица, какой не видывали ни в Старой ни в Новой Кастилии!
Алькальд подкладывал Кортесу в тарелку то ножку, то крылышко большой жирной индейки.
Кортес небрежно жевал крылышко. Ногу и жирную грудку птицы он кинул Леонсико под стол. Кортес был сыт. Он оглядывал гостей.
Пили с полудня, некоторые еще с утра; гости устали. Притих разговор; Кортес оглядывал лица. Вот Пуэрто-карреро, старый ученый льстец, придворный еще покойного короля. При новом короле, Карле, впал в немилость, скитается по Новому свету, ищет себе хозяина побогаче и посильнее. Вот Антоцино Монтесино, итальянец по рождению, молчаливый и надменный капитан. В бою, говорят, жесток и неутомим. Вот Франсиско де Монтехо, тоже из придворных, благородный и кроткий старик, помнит еще африканский поход, знает лично наместника Индии и всех именитых дворян, перебравшихся в Новый свет. Вот Хуан Веласкес де Леон - хмурый на вид, но добрый рубака, честен, прям и ограничен. Сандоваль - умница и друг, но беспокоен характером, слишком нервен в бою. В0т Кристабаль де Алид, вот братья Альварадо - вступают все вместе в беседу, вместе смеются и сердятся вместе. Вот шут, грызет шкуру индейского плода, прячет от генерал-капитана воровские зеленые глаза. С шутом еще будут счеты… И вот, наконец, старший из четырех братьев, - Педро де Альварадо. На Педро Кортес задержал взгляд. Педро был ему мил - рыжий, веселый, молодой… Беспечный открытый взгляд, и вся повадка беспечна и смела. В бою отчаянный, удачливый, черт… Золото само липнет к его рукам! Из экспедиции капитана Грихальвы привез пять тысяч золотых песо и все в полгода прокутил… Кортес, улыбаясь, смотрел на старшего Альварадо.
Педро перехватил его взгляд. Улыбка мелькнула в выпуклых голубых глазах, точно Педро ждал этого взгляда и хотел что-то сказать с глазу на глаз генерал-капитану, но до поры, до времени откладывал разговор.
- Паблико, вина! - негромко приказал Кортес. Он подставил кубок. Паж Ортегилья налил ему вина, неловкий от излишнего старания, и нечаянно выплеснул немного вина на стол. Кортес усмехнулся и протянул ему кубок: - Выпей и ты, мальчик! - Паблико отхлебнул, счастливый.
- Спасибо, сеньор!.. - Все закружилось вокруг него, от выпитого вина, от смущения; он едва стоял, улыбаясь мальчишескими пухлыми губами.
- Что, захмелел? - Кортес хлопнул Паблико по руке.-А я вот пью и не пьянею!.. - Кортес снова поглядел на Альварадо, и Педро ответил ему веселым понимающим взглядом.
Уже перед рассветом Педро де Альварадо, побледнев от вина, встал и отошел к окну. Встал и Кортес и пошел за ним, легкий в стане, тяжелый в поступи, нисколько не опьяневший.
- Что вы хотите мне сказать, дорогой Альварадо? - сразу дружески начал Кортес.
Педро сморщил губы в улыбке. Он был пьян или чем-то смущен.
- Скажите, что вам нужно, Альварадо? - еще раз сказал Кортес приветливо и твердо. - Я все для вас достану, что попросите!
- Конь у меня не свой, - смущенно сказал Альварадо. - Я приехал сюда на чужом; у меня нет коня для похода, дорогой Кортес.
- Конь? Конь у вас будет, дон Педро!
Кортес снял с себя золотую цепь - единственное украшение поверх гладкого коричневого плаща - и протянул ее Альварадо.
- Берите! За эту цепь вам дадут любого коня.
Педро взял, нисколько не удивленный.
- Я слыхал о вас, вы щедры, дорогой Кортес, - сказал Педро.
- Щедр к друзьям!-добавил Кортес. С полминуты они смотрели друг другу в глаза: голубые веселые пьяные глаза Альварадо смотрели в потемневшие от ночного разгула, но- совершенно трезвые глаза генерал-капитана.
- Вы правы, я щедр к друзьям! - повторил Кортес. Он притянул Педро к себе. Они поцеловались.
- Вы будете моей правой рукой, моим ближайшим помощником, дон Педро! - едва слышно, на ухо Альварадо, сказал Кортес. Он обращался по имени - "дон Педро", как к близкому, как к другу. - Почестей, золота, добычи, славы равная половина, как брату, будет ваша!
- Спасибо! - Педро точно протрезвел. - Спасибо, дон Фернандо! - Он сжал Кортесу руку.
И тут, точно почувствовал кого-то за спиной, Кортес резко повернулся. Острая бородка шута ткнулась ему в плечо. Шут подслушивал. Он был серьезен.
- Я вас не звал, Сервантес! - яростно сказал Кортес.
- Мне показалось, ваша милость, сеньор, вы хотели со мной говорить…
- Идите на место! - коротко, как собаке, приказал Кортес.
Шут покорно отбежал к столу.
Кортес вдруг устал. Тени утомления легли на его лицо.
- Я пойду к себе в палатку, - сказал он. - Поди со мной, Паблико.
Он ушел с пажом и собакой Леонсе. Больше никому не велел идти за собой.
Шут Сервантес внимательно посмотрел ему вслед.
- А все-таки наш сеньор Кортес не слишком уверен в своих капитанах! - шепнул он на ухо сеньору Алонсо Пуэртокарреро.
Глава шестая
ПРИКАЗ ГУБЕРНАТОРА
Пили и на следующий день. Пожилые капитаны уже хмурились: почти два месяца потеряно в портах Фернандины, пора плыть дальше. Скоро начнутся северные ветры, немало трудностей будет в плавании к малознакомым берегам. Да и лучше бы поскорее уходить из портов Фернандины. Пока они на острове, длинная рука Веласкеса еще может их достать.
Франсиско де Монтехо, немолодой и самый опытный из капитанов, попытался сказать Кортесу два-три осторожных слова. Но генерал-капитан ничего не хотел слушать; он просил своих сеньоров есть и пить, и веселиться; обо всем остальном подумает он сам.
Пили весь следующий день до вечера. На третий день алькальд вертел в руках письмо с печатью губернатора Веласкеса.
Губернатор приказывал: немедленно задержать самовольно отплывшего из Сант-Яго Фернандо Кортеса со всей флотилией, припасами и людьми.
Алькальд позвал Кортеса к себе в кабинет. Марианно был растерян: весь город на стороне генерал-капитана. Половина офицеров уходит с ним. Как его задержать? Алькальд показал Кортесу письмо.
- Что мне делать, дорогой сеньор? - простодушно спросил алькальд.
Кортес рассмеялся.
- Задержите нас, сеньор алькальд, - сказал он.
- Весь мой город возмутится против меня, если я вас задержу, - вздохнул алькальд. - Завтра же мой дом разнесут по бревнам!
- Что же, если так, - не задерживайте нас, сеньор алькальд, - пожал плечами Кортес.
Кортес улыбался, но оживление двух последних ночей словно сразу слетело с него; он был деловит, серьезен. Время для пира кончилось.
В утро накануне разговора с алькальдом Кортес отдал распоряжение снять часть пушек с судов и перевезти их на берег для проверки и починки, - в Сант-Яго это не успели сделать. Но сейчас Кортес отменил свой приказ; пушки подняли обратно на суда. Письмо Веласкеса еще ничем не угрожало, но вслед за письмом мог прийти вооруженный отряд.
В ту же ночь вся флотилия отплыла.
Пушки свезли на берег в Хаване. Был уже январь, времени терять не приходилось. Всех оружейников Хаваны согнали чинить и проверять пушки и фальконеты с судов.
Индейских женщин посадили за починку обуви, по-походных солдатских сандалий. Все панцири, безрукавки и кожаные нагрудники Кортес велел простегать в два ряда толстыми хлопковыми нитями, для защиты от индейских стрел. Индейцы тоже носили подбитые хлопковой ватой тесные панцири до бедер; но, что не пробивали индейские стрелы, то легко можно было проткнуть стальным испанским мечом.
И Лопе и Хуан де Торрес очень одобрили эту предосторожность.
Кортес всех оружейников Хаваны взял с собой на суда: кого уговорил, кого и обманул. Оружейники тоже нужны в походе.
Все одиннадцать судов армады собрались на смотр к мысу Сан-Антонио, на крайней оконечности Кубы.
Кортес подсчитал силы. Всего было в армаде пятьсот восемь человек, не считая матросов. Кортес разделил свое войско на одиннадцать отрядов, во главе каждого отряда поставил одного из своих капитанов. Сам он был двенадцатый - старший из капитанов - генерал-капитан.
Восемнадцатого февраля тысяча пятьсот девятнадцатого года флотилия отплыла в море.
Лопе Санчес, стоя рядом с де Торресом, в последний раз поглядел назад, на светлые горы Кубы, на полоску прибоя у берега. Суда отплывали при ясной погоде, подняв все паруса под слабым ветром.
Капитанская каравелла "Санта Роса" шла впереди, все остальные держали курс на "Санта Роса". Они шли на запад, к берегам Юкатана. Пилот Аламинос вел флотилию, седой андалузский моряк - тот самый Антонио Аламинос, который водил суда еще Старого Адмирала - Кристофора Колумба.
Глава седьмая
ОРУЖЕЙНИК АНДРЕС
Едва отошли полсотни лег на запад, по судам хлестнуло штормом. Огромные валы заходили до самого горизонта. В снастях ревел ветер: это начинались весенние бури Антильского архипелага.
Лопе Санчес присмирел. Он не любил моря. Восемь лет назад ему посчастливилось при переезде: весь путь от Испании до индейских стран через весь океан он проделал при тихой погоде. Зато сейчас "Санта Тересу" трепало ветром и кидало, как малую лодку, с волны на волну. Ветер все усиливался. Людей швыряло от борта к борту.
Тучи налегли на потемневшее небо, к вечеру пошел дождь. Все продрогли под дождем и ветром; одежда намокла от соленых брызг. На палубе "Санта Тереса" не было даже простого навеса из парусины для защиты от непогоды. А тут еще эконом Хуан де Торрес не велел разводить огня в корабельном очаге. Хуан де Торрес боялся, как бы при сильной качке не раскидало головни из очага по судну и не начался бы пожар. Настроение у солдат упало: нельзя было ожидать даже горячего ужина в такую непогоду.
Лопе Санчес, весь взмокший, пробирался по шатким доскам носового настила, от столба к столбу. Поминутно его окатывало волной. Лопе падал, ругался, вставал и шел дальше. В трюме, в кладовых, страшным голосом хрипел Хуан де Торрес: бочку с маслом сорвало с креплений, и катало по трюму. Де Торрес звал людей на помощь.
Лопе и еще несколько человек спустились в трюм. Сорвавшаяся бочка перекатывалась в темноте, ударяясь о другие бочки, угрожая каждому, кто попадется на пути. Из бочки струей текло масло, растекалось по доскам; люди скользили и падали. Громко ругаясь, Лопе вылез на палубу за веревкой и фонарем. И какой-то человек в серой куртке оружейника налетел на него, сбитый с ног огромной волной. Лопе тоже упал; оба покатились вместе, вцепившись друг в друга, и только у самого борта остановились.
Лопе встал, отчаянно ругаясь: он сильно ушиб колено.
- Сатана унеси твою душу в ад! - свирепо сказал Лопе. - Какой незадачливый дьявол подбросил тебя мне под ноги?
Оружейник молчал.
- И так тесно было на судне, а тут еще вас, чертей закопченных, подкинули!..
Лопе хотел выругаться еще, но вдруг замолчал, вглядевшись в лицо оружейника. Смуглое горбоносое лицо, совсем еще молодое, под слоем копоти, показалось ему знакомо. Да, конечно, это он, тот самый молодой монашек, которого он встретил на берегу возле Сант-Яго!..
- Это ты? Значит, ты оружейник? - изумился Лопе.
Монах тоже узнал его.
- Да, я оружейник, - просто ответил он.
И опять чуть хрипловатый гортанный голос монаха что-то напомнил Лопе из прежней жизни, из детства.
"А как же… Почему же в ту ночь на тебе была ряса?" -хотел было спросить Лопе, и не спросил. Что-то удержало его, - может быть, испуг, отчаянная мольба, на секунду проглянувшая в глазах человека.
Времени на разговоры не было. "Ладно, бог с тобой!"- подумал Лопе и снова побежал вниз, к Хуану де Торресу.
Бочку поймали, укрепили; скоро все пошли наверх. "Где же он сел на судно, этот монашек… то есть оружейник?- размышлял Лопе. - Должно быть, в Хаване; там посадили партию оружейников и кузнецов… И как же это он из послушника стал оружейным мастером?!."
Сам того не сознавая, Лопе все искал глазами своего знакомца. Шторм продолжался, дождь хлестал, точно сотни бочек опрокинулись там, наверху, в тропическом небе. Солдаты, матросы, кузнецы ругались вокруг, сбитые с ног штормом. Двое солдат - Эредия, рослый баск с рябым лицом, и маленький смуглый Пако Тавилья, по прозвищу Арагонец, - нечаянно налетев друг на друга, рассвирепели и затеяли драку.
- Я тебя, червяка, одной рукой придушу! - кричал Эредия. Пако Арагонец налетел снизу, дробно колотя баска кулаками в живот. Штормом их обоих то кидало друг на друга, то раскидывало в разные концы.
Лопе опять увидел своего оружейника: он стоял и смотрел на драку. Куртка на нем была черна от копоти горна, руки обожжены. Лопе подошел к нему.
- Кто ты?.. Да кто же ты? - теряя терпение, спросил Лопе. - Монах? Послушник? Оружейник или сам дьявол?.. Говори, кто же ты, не томи меня, сын мавра!.. Как тебя зовут?
- Андрес, - ответил юноша. - Андрес Морано.
- Из каких мест?
- Медивар, Андалузия.
"Так. Может быть, и правда, а может быть, и нет",- подумал Лопе. Он хотел спросить еще, но тут с кормы донеслось хриплое пение. На капитанском судне служили мессу, и слова молитвы подхватывали на всех судах.
Солдаты, Пако Арагонец и Эредия, все еще дрались. Оба лежали уже на палубе и лежа ломали друг друга.
- Отложите драку! - кричал им сверху штурман Кастро. - Вечерняя месса!
Все вокруг, и матросы, и солдаты, кто где стоял, опустились на колени. Шторм усиливался; темнело. На всех каравеллах пели молитвы. Подтягивал и штурман Кастро; когда штурман пел, он нисколько не заикался. В реве бури голоса звучали испуганно и глухо. На капитанском судне зажегся тусклый, в роговых пластинах, кормовой фонарь. Свет едва мелькал сквозь брызги и пену. "За грехи наши, господи, покараешь нас!" - слова молитвы звучали как угроза. Ветер все так же яростно трепал и рвал снасти. Лопе присмирел, крестясь. Левой рукой он почесывал ушибленное колено. Нечаянно Лопе взглянул на оружейника Андреса. Андалузец стоял, как и все, на коленях. Но он не крестился и не пел молитву. Он стоял на коленях молча, сжав губы, и глаза у него глядели куда-то поверх голов, в море, в темноту.
Холодок пробежал по спине Лопе.
"Что это ты вправду, земляк, уж не язычник ли? Или, помилуй нас святая дева, - нечистый мавр?" - чуть не спросил было Лопе, но вспомнил, как они оба с этим парнем сидели под кустом на берегу, прячась от альгвасилов, и промолчал.
Супу на ужин не дали, да и мало толку было бы от него: штормом все равно расплескало бы весь суп из чашек. Всем дали по полкруга жесткого индейского хлеба, по куску сыра да по флягам разлили свежей воды, подкрашенной вином. Легли кто куда: кто - на доски, кто - на связки канатов в тесной кормовой башне. Случайно или по умыслу, оружейник Андрес оказался рядом с Лопе, на груде мятой пеньки.
Они лежали молча. Лопе не спал.
- Как же ты… - решился, наконец, Лопе, - как же ты, парень? Если ты честный оружейник из Медивара, зачем же ты сидел в Сант-Яго под кустом и прятался от альгвасилов?
Андрес повернулся к Лопе.
- А ты? - сказал оружейник. - А как же ты сидел со мной под тем же самым кустом и прятался от тех же альгвасилов? Разве ты не честный солдат?
Лопе вздохнул.
- Видит бог, - горько сказал Лопе, - видит бог и святая дева, я честно, кровью своей в двух походах и двадцати двух сражениях служил моему королю и моим капитанам!..
Они замолчали оба, слушая ветер. Шторм, казалось, утихал, но ветер еще яростно выл и свистел в снастях.
Каравеллу бросало по волнам то вверх, то вниз. Андрес молча лежал рядом с Лопе. Он закрыл глаза, но дышал неровно, неуспокоенно, - значит, не спал. Юноша дрожал от холода в худой полотняной куртке. Лопе оттянул полу своего широкого плаща.
- Ладно, парень, спи! - примирительно сказал Лопе. - Ты еще молодой, не привык, а я уже всего повидал.
И Лопе заботливо прикрыл андалузца полой своего рваного солдатского плаща.
Глава восьмая
ОСТРОВ ЛАСТОЧЕК
Буря далеко разбросала суда друг от друга, и наутро на "Санта Тересе" не увидели ни капитанской каравеллы впереди, ни других судов позади себя. Шторм затих; до вечера они плыли по гладкому морю, не видя никого, и только перед заходом солнца различили впереди себя силуэт большой каравеллы. Это была "Исабель" - быстроходное судно, На котором плыл старший Альварадо. "Исабель" шла быстро и скоро исчезла из виду.
Наутро "Санта Тересу" обогнало капитанское судно, за ним показались и остальные. Море было спокойно, ветер утих. Суда плыли близко друг от друга, только "Исабель" не было видно, - каравелла Альварадо ушла далеко вперед.
Буря отнесла суда флотилии много южнее первоначально взятого курса. Слабым течением их и сейчас упорно относило к югу. Как ни боролся Аламинос, берег Юкатана уходил в сторону. Течением их несло в обход, южнее, к маленькому островку, недалеко от восточной оконечности Юкатана.
Часам к трем пополудни, в жарком свете дня, они увидели белые слоистые скалы и зеленые холмы острова. Аламинос уже побывал здесь в прошлом году с Грихальвой; он знал и остров и море вокруг. Глубокие узкие заливы в нескольких местах вдавались в берег. Над скалами стаями вились ласточки, хлопали крыльями, перелетали с выступа на выступ. Этот островок индейцы называли "Косумел", что значит: "Остров Ласточек".
"Санта Роса" вошла в узкую бухту, за ней -другие суда. Вода здесь была глубока и черна, солнце сюда не заглядывало.
Аламинос осторожно вел суда дальше. Узкий извилистый залив глубоко вдавался между скал в сушу. В одном месте под скалами виднелась неширокая полоса плоского берега. Здесь Аламинос велел бросать якорь.
Высоко над водой, на скалах, испанцы увидели белый, сложенный из камня домик с тростниковой крышей, за ним - второй, третий. Людей возле домов не было видно.
До захода солнца оставалось немного времени. Кортес не велел пускать людей на берег до утра.
Ночь провели на судах. Утром отряд в полсотни человек высадился с капитанского судна на берег. Люди вскарабкались на скалы и осмотрели дома. Диего де Ордас, начальник отряда, вернулся смущенный.
- Никого нет! - сказал Диего. - Селение пусто!
Кортес разрешил солдатам и с остальных судов сойти на берег. С "Санта Тересы" пошел Хуан де Торрес с Лопе Санчесом и еще десятка два солдат.