* * *
– Ну и что, если мал? – Жак Жанэ пожал плечами. – Мне пришел на ум один очень своеобычный миф. Однажды дочь одной великанши, что жила высоко в горах, увидела в поле работающих пахарей. Ей так понравились эти маленькие человечки, что она взяла их, бережно положила в передник и отнесла своей матери: "Мать, посмотри какие смешные существа!" Великанша в ответ закричала на свою дочь: "Немедленно отнеси их туда, где взяла. Когда-нибудь эти маленькие существа истребят нас!".
Так вот что я хочу сказать, – продолжал ученый-бургундец, глядя вдаль, – Александр Македонский тоже ведь был малого роста. Что же ему так мешало спокойно жить? Казалось бы, есть царь Александр, есть у него верные друзья, есть два верных пса, а главное – под ним самый лучший конь всех времен и народов Буцефал. Отец Филипп расширил свои владения, заставил греков капитулировать. Хотя, конечно, жаль великого Демосфена – он погиб, защищая демократию. Но издержки есть в любой войне. Живи себе, царевич, и радуйся. Так нет же, наш Александр решил, что нужно непременно отмстить персам за разрушение Афин, хотя сами эллины его об этом совершенно не просили, а даже, напротив, – не хотели давать денег. Но Александр своего добился. И вот уже он громит врага сначала на Гранике, потом при Иссе и Гавгамелах. Между делом он зачем-то осадил неприступный Тир. Потерял много людей, но всем доказал, что он сын Зевса, поскольку скептиков на сей счет было хоть отбавляй. Ну, ладно, цель достигнута, держава персов пала. И что дальше?.. А дальше Александр сказал: "Идем на Индию!" Его спрашивают, дескать, царь, что индусы сделали нам плохого? Но упрямый "сын Зевса" вновь увлекает своих соратников в поход и даже одерживает очередные победы, пользуясь тем, что индийские правители находились в жесточайшей распре. Затем он подхватывает лихорадку (а по другим сведениям его погубило вино) и вскорости умирает. А его огромная держава распадается на несколько частей. Бывшие соратники беспощадно воюют друг с другом, одна за другой отпадают целые области. Наконец все возвращается на круги своя, с той лишь разницей, что некогда покоренные народы меняют бывшие места обитания. Зачем, спрашивается, все это было ему нужно? Если бы только он мог ответить! История непредсказуема потому лишь, что человек не управляет ею. Нами движут силы, нам неведомые.
Или, пожалуйста, другой пример. Один независимый генерал по имени Ганнибал начинает войну с римлянами из-за оскорбления Карфагена. Сам, надо сказать, генерал родом был из Испании. Но он воюет с одной из лучших армий мира. Держит в трепете всю Италию. И воюет-то очень хорошо. Целых семнадцать лет на чужой территории. Карфагеняне ему не помогают, поскольку они торговцы и все время боятся за свою выгоду. А ведь если бы помогли, то… Но история не терпит, милый друг, сослагательных наклонений. Ганнибал всю свою жизнь без остатка посвятил войне с Римом и кончил очень плохо.
Таких примеров история знает немало, когда лидеры поднимают на борьбу целые народы. За что, собственно? За иллюзии, за некую утопическую идею? Нет, Ишута. Ими движет другая, совершенно неведомая им воля. Много крови и горя, много обездоленных и сирот, но человечество преобразуется. Не знаю уж: в лучшую или худшую сторону. Но меняются силовые линии жизни. Чтобы отбиться от сильного врага, нужно придумать, как построить и укрепить свою крепость. И, напротив, чтобы взять неприступную цитадель, нужно изобрести такую осадную технику, перед которой не устоит ни одна стена.
Мужчины продолжают быть мужчинами, а женщины рожают воинов, зодчих и мастеров по ковке оружия. А коли так, то человечество имеет шанс выжить и двигаться дальше, совершенствуясь на своем пути.
Почему мы так боимся смерти? Ведь нам ничего о ней неизвестно. Умирающему она открывается, а выживший продолжает ее бояться. Эту великую загадку каждый из нас разгадает, стоя на пороге жизненного пути, не раньше. Не стремись быть справедливым – всем не угодишь. Постарайся смотреть в суть. Иногда стоит помочь преступнику избежать наказания, а иной раз ударить бесхребетного праведника. Самое главное, чтобы за твоими действиями вырастала новая жизнь, где побеждает благодать традиций и коренных основ. Не пытайся быть добрым – это все равно никто не оценит, поскольку человеку доброты всегда мало, будь твердым, при этом не боясь выглядеть жестким и даже жестоким. Что толку подавать нищим? Они будут хватать твою милостыню жадными руками, но при этом еще больше уродовать свои тела и выставлять напоказ зловонные язвы. Ты привезешь им из-за моря дорогие, целебные бальзамы, а они выбросят их и посмеются над тобой. Даже к врачу эти люди ходят из тщеславия, чтобы лечащий их ахнул и растерялся от одного только вида гниющих ран.
Что такое покой? Очень хорошее состояние, скажу тебе. Но исходит покой от чистого белья и выстиранной одежды, от кувшинов с вином и запаха хлебных лепешек. От поющей над колыбелью молодой женщины, от мужчины, что отдыхает после тяжелого дня перед домашним очагом, от детей, что едят и опасливо и в то же время с любовью поглядывают на своих родителей. Но за этим за всем стоит одно – труд. Простой человеческий труд. Совершай любое действие таким образом, чтобы оно рождало покой в сердцах тех, кого ты любишь. Главное – идти. Дорога все перемелет. Не считай, поднявшись на вершину горы, что цель достигнута. Ищи новую и стремись к ней.
Бесполезно искать смысла в жизни, единственный ее смысл, чтобы ты наконец сбылся. Если встречаешь сопротивление, благодари богов; если встречаешь боль, не утешай, пусть растет и наполняет тебя – значит, ты пускаешь корни и разбиваешь тесную скорлупу. Благодари за муки, они рождают тебя. Иди в гору. Любое наше чувство есть восхождение. Любовь – восхождение. Если любишь женщину, построй для нее дом, купи красивый чайник и начищай его до блеска, чтобы, просыпаясь на заре, она видела сияние, которое возникло в результате твоего труда.
Иногда нужно сделать выбор. Трудно, я понимаю. Одна женщина все время подгоняет тебя, иногда травмирует резкими высказываниями, заставляет, как она думает, совершенствоваться, и ты стараешься как можно меньше пересекаться с ней, но, уходя вдруг по своим делам, она оставляет после себя тот созидательный воздух, в котором ты начинаешь творить и расти. Тебе тяжело с ней, и ты мечтаешь о более послушной и покладистой. Но вот появляется другая. Она тиха, словно мышь, покорна и всегда нарядна, подобно цветку. Через какое-то время ты начинаешь мертветь, потому что не чувствуешь сопротивления. Ты привык к горячим спорам до хрипоты и поискам истины. Даже близость становится какой-то пресной обязанностью. И снова наступает время тягости и ожидания чего-то более сильного. Тогда лучше побыть одному и разобраться.
Женщина собирает и склеивает тебя по частичкам ради своего дома и ради своих будущих детей. Из разрозненного она делает тебя целостным, но только лишь в своем понимании. Ты еще не понял, любишь или нет, а уже глубоко в сетях, подобно пойманной рыбешке. Но такие союзы, как правило, несчастны. Лучше, если они все же распадаются. И вот почему. Выбирать все-таки должен мужчина. А выбрав, испытать разлуку, чтобы понять по-настоящему свои чувства. Только вскарабкавшись по отвесной, неприступной скале, ощущаешь подлинную голубизну простертой где-то внизу долины.
Так и в человеческих взаимоотношениях. Какой прок мучиться и по возможности избегать друг друга? Какое счастье от того, если ты поднимаешь бокал вина и тут же оглядываешься: а не стоит ли за спиной та, которой ты теперь должен по жизни и не в силах расплатиться по ее счетам? Ты перестаешь быть мужчиной, а слово "муж" звучит скорее нарицательно и вызывает смех, нежели уважение. Идеальна ситуация та, когда ты уходишь с ее именем к своей цели, а она остается дома, чтобы незримо служить тебе и оберегать ваш совместный храм. Дом, где существуют искренние чувства, – это храм, куда всегда наведываются боги, чтобы подпитаться его энергией и озарить свои думы светом человеческой любви…
Глава 13
– А ну наддай еще, племя лопоухих гномов! – орал Хроальд, стоя на носу "Хрофтотюра" и держась за черную шею деревянного дракона.
Когда драккар отчалил, херсир обернулся и бросил негодующий взгляд на берег, где, сгрудившись, стояли вооруженные кривичи. И что-то в их спокойном стоянии заставило его насторожиться, точно убегающего от погони волка. Волка, который вырвался из засады, но сам еще до конца не поверил своему счастью и своей удаче. Тело часто подсказывает человеку, чего не стоит делать или что ожидает впереди, но человек редко слушается его и старается не доверять предчувствиям, считая себя, свою волю и дух гораздо сильнее любой ситуации. А уж старику Хроальду пора бы было на это обратить внимание. Но где там! Он весь кипел от досады и заходился от ярости, хотя в глубине души чувствовал нарастающую холодную тьму… "Был мозг горяч, а сердце леденело…"
Опытные руки викингов разогнали "Хрофтотюр", и тот летел по днепровской глади, вспенивая ее ребрами своих весел. "Фенрир" шел значительно медленнее, и очень скоро преследователи увидели впереди его корму.
– Оружие к бою! Щиты на борта! Приготовить катапульту!
Хроальд хотел поравняться с "Фенриром", выстрелить градом камней, а затем, сцепившись крюками, атаковать. В бою на воде викингам нет равных.
– Смотреть по сторонам! Первым пойдет Хнитбьерг, за ним – Голди! И давай, ребята, поживее веслами! Они тоже прибавляют ходу!
"Фенрир" скрылся за излучиной. Преследователи налегли на весла, уже не вглядываясь в немые берега, а ведь те могли о многом сказать своим подозрительным безмолвием. Но азарт погони велик! "Хрофтотюр" достиг излучины, за которой только что скрылся захваченный неприятелем драккар. Вот-вот и откроется широкая стремнина темно-синего Днепра.
Сколько уже раз за короткое время против норманнов кривичи использовали свой излюбленный прием. Все повторилось и на этот раз. Сразу на обоих берегах позади "Хрофтотюра" протяжно заскрипели высоченные, вековые сосны и, тяжело ухая, стали валиться в воду, частично перекрывая путь к отступлению. Полностью перекрыть реку они не могли, так как Днепр в этом месте был достаточно широк. До "Фенрира" было уже подать рукой, но неожиданно из прибрежных зарослей, из покрытых лесным сумраком стариц стали появляться русские ладьи. Их было так много, что оторопевший Хроальд не стал даже считать. Спереди, сзади, с боков – отовсюду, переливаясь на солнце, сверкало русское оружие. Вдобавок полтора десятка легких лодок зашли с тыла и пристали к поваленным в воду деревьям, образовав цепочку, и вот уже водный путь отступления окончательно перекрыт.
Вернувшаяся из похода на Литву смоленская дружина, узнав, что враг серьезно задержался в смоленских землях, бросилась под началом сотского Вакуры в погоню за викингами. И сеча произошла бы намного раньше, но Ишута смог встретиться с сотским и отговорить того от скорых действий, предложив свой тактико-стратегический план.
Зажатые в плотные клещи, норманны бросили весла и, положив руки на рукояти мечей и секир, окаменело смотрели на кривичей.
– Кто из вас конунг Хроальд-старый? – Невысокий Вакура стоял на головной ладье, уперев короткопалые, могучие руки в борта. – Ты? – кивнул он на херсира.
– Я! – Хроальд посмотрел сотскому прямо в глаза, и одному только Одину было известно, о чем он подумал.
– Предлагаю сложить оружие, снять доспехи и покинуть судно! – Сотский чувствовал на себе пронзающий взгляд врага, врага, загнанного в угол, но готового в любой момент к последней смертельной песне.
– Мой хочет услышать твой условия! – Херсир решил тянуть время.
– Довольно крови, вождь! Вы обречены. Если выполнишь мое требование, обещаю жизнь твоим воинам.
– Мой хочет знать: что будет дальше с моим воины?
– Мы не торгуем людьми. Но и отпускать вас никто не собирается. Говорю тебе, уж извини, как на духу.
– Мой хочет знать: что будет с моим воины? – снова повторил вопрос херсир.
– Они станут холопами и будут жить по дворам! – Сотский кашлянул в кулак и продолжил: – Все будет зависеть только от вас. Ладно жить будете – хорошая еда и одежда, еще кров. Может, кого-то отпустим опосля. А дурить вздумаете – плети и топор!
– Что он говорит? – спросил Хнитбьерг у Хроальда.
– Он предлагает нам всем сдаться, – херсир перешел на скандинавский, обращаясь к товарищу по оружию. – Половину казнят. Другую половину забьют в цепи и отправят на соляные копи. А там долго не живут.
– Разве у них есть соляные копи? – усомнился Хнитбьерг.
– Наверно, есть, раз так говорят! Мой хочет знать э… – херсир искусно "воровал мгновения", – позволят нам молиться свой бог?
Этот вопрос был явно излишним. Конунг викингов с самого начала переговоров увидел, что суда сносит течением к поваленным поперек Днепра соснам и причалившим к ним долбленкам. И у него уже начинал зреть отчаянный план. Но необходимо было выиграть время.
– Так мой повторить вопрос: сможем ли мы молиться свой бог?
– Сможете, – Вакура усмехнулся.
Опытный сотский понял, что переговоры хотят затянуть, но отнес это к простому "набиванию цены".
– Сможем ли мы, – продолжал осмелевший норманн, – если харашо будем работать, иметь жен и семья?
– Не рано ли мыслишь об этом, вождь? – Вакура сжал пальцы на рукояти меча до белых косточек.
– Мой еще немного хотел подумать! – Хроальд весь подобрался и, перейдя на свой язык, обратился к Хнитбьергу: – Ты со мной, Хни?
– Я не хочу сдохнуть, как паршивая собака! – норманн заскрипел зубами.
– Но мы все не выберемся, Хни! Придется кого-то отдать.
– Хроальд, я тебя не понимаю?! – Хнитбьерг повысил голос.
– Сейчас не время для споров, Хни. Ты лучше вспомни: кто из моих викингов хотел уйти от меня? Скольких я пытался вернуть и отбить? За предательство надо платить. И наказание порой настигает предателей даже не по воле тех, кого они предали. Пусть люди, ушедшие с Сиггурдом, начинают выходить из драккара. Пока они переходят на их плавучие корыта, нас всех донесет течением до запруды, – Хроальд осторожно повернул голову и скосил взгляд за корму своего судна. Поваленные поперек воды сосны неумолимо приближались.
– Не оглядывайся, Хни. Иначе они заподозрят.
– Кого еще берем с собой? – Хнитбьерг начинал понимать замысел своего командира.
– Всех, кто не успеет перейти к ним!
– Я согласен, херсир! Ты хочешь использовать стволы деревьев и их лодки, чтобы добраться до берега, ведь так?
– Да. Но нужно быть очень-очень быстрыми.
– А еще двигаться в одном направлении. Иначе, оказавшись по разным берегам, мы вновь проиграем.
– Ты думаешь, – Хроальд горько усмехнулся, – многие из нас дойдут до берега?
– Хорошо, херсир. А что мы будем делать потом, когда выберемся на берег?
– Сражаться за свою свободу!
– Ты не понял меня или делаешь вид? – Хнитбьерг тускло посмотрел на конунга.
– Я тебя услышал. Дальше мы пойдем в сторону волховского пути. По Волхову в это время идет через Гардарику много наших драккаров. Мы отыщем своих.
– Это неплохой план, херсир. Я не буду думать о том, как мы будем выглядеть в глазах викингов.
– В конце концов даже самые сильные терпят поражения. Главное, не быть закованным в цепи или убитым раньше времени. Все остальное можно исправить.
– Ты прав, херсир.
С ладьи кривичей раздался голос сотского:
– Все. Мы больше не ждем, – он поднял правую руку, и в наступившей тишине отчетливо раздался скрип боевых луков.
– Мой согласны! – крикнул Хроальд. – Наш начинай выходить из свой драккар на ваш борт.
– Вот и лады! – Вакура смахнул со лба выступивший пот.
Он прекрасно понимал цену победы, если норманны начнут вдруг сопротивляться.
– Викинги, слушай меня! – Хроальд повернулся к своим воинам. – Мы оказались в ловушке. Русы не смогли нам оказать достойного сопротивления в открытом и честном бою, а потому прибегли к хитрости. Вы достойно сражались и заслужили достойного пира в чертогах Одина. Но сейчас я хочу сохранить вам жизни. Потом, оказавшись там, – херсир кивнул в сторону кривичей, – вы сами решите свою судьбу. Никто не сможет помешать вам пронзить себя клинком! Да, так получилось. Мы проиграли. Но ради наших богов покидайте драккар с высоко поднятой головой. Гордо проститесь со своим оружием. Вы были достойны его, а оно было достойно вас. Побежденный – еще несломленный. Простите меня… Я старался жить по нашим законам и радовать наших богов. А теперь послушайте еще раз старика Хроальда. Воины, потерявшие в бою доспехи, пусть первыми покинут наше судно, – он бросил короткий взгляд на запруду.
По его расчетам, "Хрофтотюр", двигавшийся вниз по течению вперед кормой, должен был уже очень скоро упереться в поваленные стволы. Как раз это время можно убить на то, чтобы освободиться от безоружных соплеменников.
С ладьи кривичей протянулись сходни, и воины "Фенрира" один за другим стали покидать "Хрофтотюр". Первые два десятка перешли и оказались в плену. Их тут же опутывали веревками и рассаживали вдоль борта. Затем первая ладья отошла от драккара, чтобы уступить место следующей. В это самое время корма "Хрофтотюра" глухо ударилась о запруду.
– Ждем, ждем!.. Сейчас течение развернет драккар и поставит его всем бортом вдоль запруды. Будь внимателен, Хни!
– Я слышу тебя, херсир!
Течение Днепра действительно развернуло "Хрофтотюр", и тот встал, словно приклеенный к долбленкам кривичей. И тогда!..
– О-о-ди-ин! – Хроальд выхватил меч и, подняв его высоко над головой, прыгнул прямо с борта в хрупкую скорлупку лодки. Судно едва не лопнуло от такого удара. Но в следующее мгновение старик Хроальд совершил прыжок уже в другую лодку, расчищая себе путь короткими косыми ударами от локтя. Несколько кривичей с окровавленными лицами попадали через борта в воду. А херсир продолжал свой страшный бег настоящего вестфольдинга. Еще несколько прыжков, и он был уже на стволах поваленных в воду деревьев. Кривичи явно не могли даже себе представить такого поворота событий. Словно заколдованные смотрели они на безумную, яркую и отчаянную поступь своего врага. Хроальд же не оборачивался. Он слышал, что где-то в нескольких шагах позади бежит Хнитбьерг. А может, и не Хни, а кто-то другой? Но разве это сейчас важно.
Воины Вакуры стали приходить в себя, и несколько человек уже бежали по берегу к тому месту, где должен был оказаться Хроальд. Но лучше бы они не торопились! Зверь, пойманный в капкан, но почуявший свободу, очень опасен. Скандинавский конунг, мастерски сохраняя равновесие, семеня, бежал по стволам. Три шага до берега. Прыжок. Одна рука сжимает меч, другая вцепилась в гибкий смородиновый куст крутого берега. Над головой вспыхнула сталь чужого клинка. Шаг в сторону, и стремительное возвращение в исходную позицию через перекат на спине, а далее молниеносный удар снизу вверх точно в суть, в само основание жизни – в живот.
Соперник падает и летит через голову над головой херсира, выронив оружие и вместе с рвотой испустив дух. Теперь нужно еще несколько шагов наверх по склону. Долго сражаться, находясь внизу, невозможно. И Хроальд, используя колени и кисть свободной руки, стремительно продвигается еще на несколько шагов. Поднимает голову, видит перед собой чьи-то ноги, обутые в чужое. Бьет наотмашь. Слышит крик. Перед глазами вырастает подвижная кочка.