"Значит, охрана здесь всё же бдительная", – с досадой подумал флорентиец.
Хорошо, что латники у первых ворот оставались по-прежнему приветливыми и рассказали, что наверх, к цитадели, уже давно протоптана довольно короткая тропа.
Впрочем, до тропы надо было ещё добраться, и ученику живописца пришлось пройти в обратном направлении почти весь путь – мимо изгородей, увитых диким виноградом, затем мимо дворца, затем ещё немного по дороге и повернуть налево, но не на ту улицу, на которой стоял трактир, а чуть раньше. "Хоть в чём-то повезло, – мысленно усмехнулся Джулиано, – а то повстречал бы дочку трактирщика и пришлось бы признаться, что меня выставили из крепости, несмотря на грамоту".
Между тем, соседняя с трактиром улочка превратилась в лестницу, сложенную из камней, а затем вывела на тропинку, скрывавшуюся меж деревьев. Тропка тянулась по горному склону, так что человек, идущий по ней в сторону крепости, видел справа от себя кручу, а слева – откос. И то, и другое покрывали непроходимые заросли. Лишь иногда, глядя с откоса в маленький просвет меж деревьями, можно было увидеть внизу кусочек города, прижатого к Дунаю.
"Лучше б Его Величество держал этого Дракулу не здесь, – с досадой думал Джулиано. – Всё-таки Дракула ему кузен, а для кузена можно было найти место поближе к столице, не в такой глуши. Тогда и мне с учителем не пришлось бы сюда тащиться".
Наконец, тропа вывела на большую поляну с дорогой. Конец дороги терялся в тёмном зеве крепостных ворот, а над ними вздымались стены и башни цитадели, которая, как теперь оказалось, была весьма похожа на корону не только издалека, но и вблизи.
Вопреки опасениям флорентийца, два латника, несшие караул у ворот, не проявили строгости и спокойно спросили:
– Ты к кому?
– К кастеляну. У меня бумага, – поспешно ответил Джулиано, а латники без дальнейших расспросов указали в проход:
– Иди прямо, а там встретят.
Юноша двинулся, куда указали, хотя, будь его воля, он бы немного задержался, чтобы получше рассмотреть небольшой герб, висевший над самыми воротами, – заостренный книзу каменный щит-барельеф с изображением ворона.
Ворон сидел на толстой ветке, ведь не всякая ветка выдержит такую большую птицу, и с ехидством показывал людям свою добычу – драгоценный перстень, зажатый в клюве. Крылья, хоть и сложенные, оставались напряженными, готовыми в любой момент расправиться и поднять ворона в небо на недосягаемую для камней, палок и стрел высоту.
Конечно, не было ничего удивительного в том, что над воротами королевской крепости красовался фамильный герб нынешнего короля. Множество таких каменных воронов флорентиец видел и в венгерской столице. Все они выглядели по-разному, ведь их делали разные мастера, и потому Джулиано уже не первый год мысленно коллекционировал эти изображения. Нынешний ворон обещал стать одной из жемчужин коллекции, так что юноша не раз вспоминал этот барельеф, пока шёл по дороге вдоль стены цитадели – прямо, как указали.
Затем пришлось отвлечься, потому что на пути встретились ещё латники, которые стояли у подножия широкой деревянной лестницы, ведшей к двери в башню. При слове "королевский приказ" один из латников всё-таки оставил свой пост и поднялся по ступенькам вместе с Джулиано. В башне и обнаружился кастелян, оказавшийся грузным лысеющим мужчиной лет под сорок, с лихо закрученными тёмными усами.
Когда флорентиец учтиво поклонился и вручил королевскую бумагу, усач, почти не слушая пояснений, развернул свиток, прочитал, затем достал из сундука какой-то другой документ, сравнил печати и только после этого сделался любезным – улыбнулся, широким шагом подошёл к юноше, хлопнул своего гостя ручищей по спине и проговорил:
– Ладно уж, давай без церемоний.
Кастелян ни секунды не сидел на месте. Попросив ещё раз пояснить, в чём должно заключаться упомянутое в бумаге "содействие", он выслушивал ответ уже на ходу.
Деятельный комендант проверял, хорошо ли начищены панцири, шлемы и сапоги у его солдат, в должном ли состоянии оружие, убраны ли казарменные помещения, правильно ли варится похлёбка на кухне. Судя по всему, обходы-проверки совершались часто, но что заставляло коменданта так рьяно поддерживать порядок, флорентиец не знал. Возможно, причина состояла в том, что усач любил острословить, а постоянные проверки давали ему много поводов для шутливых замечаний:
– Ты почему караул несешь не в шлеме? – обратился он к одному из латников. – Что? Жарко? В бою тоже жарко, братец, так что терпи и не вздумай увиливать, потому что если я вдруг увижу, что загар на твоей мордашке не по форме шлема, тебе несдобровать.
Джулиано мог поклясться, что уже где-то слышал эту шутку. "Наверное, шуточки у вояк везде одинаковые", – подумал он.
– Значит, в башню приходить будешь ты и старик? – меж тем допытывался кастелян.
– Да.
– А рисовать будете долго?
– Около месяца, – ответил Джулиано, хотя в зависимости от настроения учителя этот срок мог растянуться вдвое.
– Приходить станете каждый день?
– Да, наверное.
– И в которое время?
– Часов в десять. А к полудню уже будем заканчивать.
– Всего-то по два часа в день, – подсчитал комендант. – А не мало?
– Если человек не умеет позировать, то редко выдерживает дольше часа подряд, – пожал плечами флорентиец.
– Ну, тут особый случай, – возразил собеседник. – Это ж невольный человек! Сидит взаперти, заняться ему нечем. Пускай уж лучше сидит и позирует, чем воронов ощипывать.
– Воронов ощипывать? – удивлённо переспросил Джулиано.
– Да, – ответил комендант. – Есть у него такое развлечение. Тут воронов много близ крепости живёт. Вот он их и пытается ловить. Одного даже поймал. Сперва долго прикармливал – оставлял съестное на окне, – а затем умудрился поймать и выдрал ему все перья из крыльев. Этот ворон с ним в комнате жил. Долго жил. Может, полгода, а затем исчез. Я спросил, куда ж этот пернатый жилец подевался.
– И что ответил узник? – молодой флорентиец аж дыхание затаил от любопытства, потому что история, которую он сейчас слушал, тут же связалась в его голове с вороном на гербе Его Величества короля.
"А этот Дракула – настоящий изменник! И не раскаивается!" – подумал Джулиано, повторив свой вопрос:
– Так что же ответил узник?
– Сказал, что ворон улетел, – проговорил комендант.
– Улетел? – с недоверием переспросил флорентиец.
– Вот и я не верю, – кивнул комендант. – Уж не знаю, что стало с этой птицей, но наверняка умерла она мучительной смертью.
– А Его Величество знает об этом происшествии? – насторожился Джулиано.
– Его Величеству я письменно доложил всё, как было, – сказал комендант, – но никаких новых распоряжений после этого мне не давали.
– Что ж, – флорентиец пожал плечами, – такое обращение с птицей вполне соответствует тому, что я слышал об узнике ранее.
Юноша старался выглядеть спокойным, но в глубине души заволновался, потому что вдруг представил, что придётся посещать Соломонову башню каждый день и смотреть в глаза этому страшному человеку, который там заперт. "И ведь я сам сказал коменданту, что буду ходить в башню вместе с учителем, – с тоской подумал Джулиано. – Лучше б я этого не говорил".
Сразу вспомнились все ужасные рассказы о Дракуле, слышанные ранее, но последним в этой череде оказался не такой уж ужасный рассказ о купце и ста шестидесяти золотых монетах, услышанный во время путешествия по реке. Ах, как захотелось флорентийцу поверить словам корабельщиков, утверждавших, что Дракула "добрый человек"!
"О, если бы он и в самом деле был добрым! – мысленно сокрушался Джулиано. – Но, к сожалению, он злодей. Страшный злодей! И, как теперь выяснилось, этот злодей не оставил своих жестоких привычек даже в заточении! А что будет, если он вдруг рассердится на меня или на учителя? Сможем ли мы защитить себя? А вдруг прольётся кровь?" Ученик придворного живописца уже представил собственную кровь, льющуюся на пол, поэтому вздрогнул, когда комендант предложил:
– Сходим сейчас к нему?
– К кому? – глухим голосом спросил флорентиец.
– К узнику, – пояснил комендант таким обычным тоном, будто речь шла вовсе не о Дракуле. – Тебе разве не любопытно? Тащился в такую даль и уйдёшь, не посмотрев?
Джулиано побледнел, но решил, что противиться встрече с неизбежным глупо. Ведь рано или поздно пойти в башню придётся. К тому же он ведь обещал дочке трактирщика взглянуть на узника и рассказать о том, что видел. "Эх, на что не решишься ради благосклонности красавицы!" – подумал юноша.
Меж тем комендант, видя, что собеседник витает в иных сферах, тронул его за плечо:
– Ну, что? Пойдём? Чего задумался?
Джулиано окончательно очнулся и, чтобы не раскрывать своих истинных мыслей, произнёс:
– Мне вдруг пришло в голову… Если я пойду к узнику, то как мне к нему обращаться? Я должен называть его "господин Дракула" или по-другому?
– Мы зовём его "Ваша Светлость", – ответил комендант.
– Ваша Светлость, – повторил флорентиец, стремясь лучше запомнить, чтобы из-за волнения эти два слова не забылись в самый неподходящий момент.
Затем юноша спросил:
– А почему именно так?
– Так уж сложилось, – объяснил комендант. – Когда этого узника доверили нам, он уже не был правителем в своей земле, но ещё считался герцогом Амлаша и Фэгэраша, а к герцогу обращаются "Ваша Светлость". Затем, как я слышал, наш король забрал у него герцогство, и с тех пор узнику не принадлежит никаких земель, да и герцогский титул не принадлежит. Но мы-то уже привыкли, что нашего подопечного надо звать Светлостью. Да и он привык. К тому же распоряжение о том, что надо звать узника как герцога, было в королевском приказе, и никаких новых приказов на этот счёт не поступало. Вот мы и зовём, как велено. И ты так зови.
Окончание этого объяснения было произнесено уже при подъёме на крепостную стену, которая тянулась от цитадели вниз по склону горы и оканчивалась почти у самого берега Дуная. Оказалось, что эта стена заодно является лестницей с бессчётным количеством каменных ступеней. Сбегая по ним и держась за стенные зубцы, как за перила, можно было очень быстро добраться до укреплённого дворика, посреди которого стояла Соломонова башня.
Спустившись в этот двор, грузный усач упёр руки в бока и внимательно осмотрел посты. Четверо латников стерегли одни ворота, возле которых недавно побывал Джулиано, и ещё четверо находились у других ворот, которых флорентиец до сих пор не видел. Помимо этих восьмерых, один караульный дежурил на стене, а вот входы в башню, казалось, не охранял никто.
Входов имелось два. Один – у самой земли, а второй – прямо над ним на следующем этаже, причём было очевидно, что нижний предназначался для простолюдинов, а верхний – для знати. "Получается, эта башня и в самом деле когда-то служила дворцом", – подумал ученик придворного живописца.
Рядом с бывшим королевским обиталищем имелось непонятное строение, похожее на большое крыльцо. Верхний вход соединялся с этим крыльцом посредством деревянного подъёмного моста, и именно по мосту кастелян повёл флорентийца внутрь.
Джулиано увидел огромную сумрачную почти пустую комнату с камином, в которой справа и слева от входа сидели двое вооружённых людей. Их можно было заметить только после того, как войдёшь и оглянешься.
Затем флорентийцу пришлось карабкаться по винтовой лестнице, которая производила впечатление настолько узкой, что казалось удивительным, как это грузный комендант умудрялся на ней не застрять. Лестница привела на следующий этаж в такую же большую полутёмную и полупустую комнату, где сидели ещё шестеро латников. Увидев, кто явился, они тут же вскочили, а кастелян усмехнулся.
– Что, братцы? Напугал я вас?
Шестеро ничего не ответили, вопросительно уставившись на Джулиано, которого они не знали.
– Проводите меня, – небрежно бросил комендант, после чего двое охранников из шести поспешили к двери, располагавшейся напротив той, которая вела к винтовой лестнице.
Оказалось, что за второй дверью находится другая лестница, гораздо удобнее и шире. По ней можно было пройти сюда с нижнего этажа, но комендант, наверное, нарочно поднимался неудобным путём, чтобы появиться с такой стороны, с которой никто не ждал.
"Не хотел бы я служить в здешней охране, – подумал флорентиец. – Тут каждую минуту жди подвоха от начальника. Но как ещё заставить людей быть бдительными, когда они стерегут узника уже очень давно? Им, наверное, ужасно надоело их занятие".
Тем временем минута встречи с узником, которого ученик придворного живописца продолжал бояться, приближалась. Вместе с комендантом и двумя латниками юноша поднялся по широкой лестнице на следующий этаж и остановился возле запертой двери, возле которой дежурили ещё двое вооружённых людей. Присутствие охраны помогло Джулиано немного успокоиться. "Ничего этот Дракула мне не сделает, – подумал флорентиец. – Ведь меня будут защищать четверо, да ещё кастелян. Если что, они своего узника всегда усмирят".
Дверь была заперта не только на замок, но и на железную задвижку. Задвижка открывалась туго и, когда один из охранников дёрнул её, громко взвизгнула. Затем комендант взял ключ из связки, которую носил на поясе, вставил ключ в замочную скважину, повернул. Дверь отворилась с лёгким скрипом, и флорентиец увидел часть комнаты – белую оштукатуренную стену и толстые доски пола.
– Добрый день, Ваша Светлость, – произнёс комендант, шагая через порог, а Джулиано, оглядев латников и догадавшись, что они вежливо пропускают гостя вперёд, тоже ступил на опасную территорию.
Комната, где содержали Дракулу, оказалась такой же большой, как и нижние, и в ней было не намного светлее, поэтому в первые мгновения юный флорентиец вертел головой, тщетно пытаясь увидеть узника. Камин, кровать под балдахином, стол, возле которого стояло резное кресло, и несколько ковров на полу – вот всё, на что наткнулся взгляд.
Лишь присмотревшись, ученик придворного живописца обнаружил у ближнего окна тёмную фигуру. Окно было очень большим, в полтора человеческих роста, но из-за цветных витражей давало не так много света, как могло бы. В левой половине, где раму кто-то открыл, виднелось яркое голубое небо, которое своим сиянием слепило глаза, а на фоне другой половины среди причудливых тёмных загогулин и цветных пятен витража не сразу удавалось различить голову с длинными волосами, спускавшимися на плечи, и сутулую спину.
Его Светлость сидел на каменной скамеечке – такой, которые в богатых домах и замках принято пристраивать под окнами – и, наверное, любовался окрестностями. Когда Джулиано только заметил его, Дракула смотрел в сторону неожиданных гостей, но затем повернулся к открытой половине окна, невольно показав свой профиль – высокий лоб, прямой нос и острый подбородок. Эти черты вместе с сутулой спиной неуловимым образом делали узника похожим на нахохлившуюся птицу.
– У меня есть новость, – произнёс комендант, призывая узника быть внимательным к посетителям. – Его Величество Матьяш вспомнил о Вашей Светлости…
При этих словах Дракула снова повернулся к гостям.
– Ваша Светлость слушает? – спросил комендант.
– Да, – резко ответил узник, и это "да", по звуку похожее на грохот металлического предмета, упавшего на пол, заставило юного флорентийца вздрогнуть.
– Вот один из тех людей, кто прибыл к Вашей Светлости по поручению короля, – проговорил кастелян и указал на Джулиано.
Ученик придворного живописца поспешно поклонился, надеясь, что узник не найдёт повода придраться, ведь в тех историях, которые Джулиано старательно собирал перед отъездом в Вышеград, Дракула часто придирался к людям, и эти придирки всегда оборачивались бедой. "Хоть бы всё обошлось", – подумал флорентиец и, выпрямляясь после поклона, быстро скрестил указательный и средний пальцы на обеих руках, чтобы отвести от себя неприятности.
– Мне рассказать, в чём состоит королевское поручение, или Ваша Светлость желает узнать всё от самого посланца? – меж тем спросил комендант у узника.
Дракула деланно зевнул, посмотрел на своего тюремщика и произнёс:
– Я вижу, ты вздумал сыграть со мной шутку. Решил подарить мне надежду на освобождение, а затем отобрать? Задумка неплохая, но ты совершил несколько ошибок. Во-первых, тебе следовало вести себя почтительно, а не как всегда. Во-вторых, ты тянешь время неискусно. Сказал бы, к примеру, что желаешь меня порадовать, или что моя жизнь, возможно, изменится, но ты почти сразу перешёл к сути дела – сказал про посланца. Наконец, в-третьих, посланца следовало придержать за дверями, потому что вид у него неподходящий. Если б мой венценосный кузен Матьяш решил прервать моё заточение, он не стал бы посылать ко мне какого-то мальчишку.
Джулиано вмиг позабыл о страхе, потому что очень обиделся. Он ничего не сказал, но Дракула и так заметил эту перемену настроения. Узник, сам находясь в тени, прекрасно видел своих гостей, освещённых светом из окна – ни одно даже мелкое движение губ или глаз не оставалось незамеченным. А вот флорентиец видел лишь то, что узник протянул к нему руку и поманил.
– Подойди, посланец, – Дракула произнёс последнее слово с явной издёвкой.
Джулиано, по-прежнему чувствуя возмущение, а не страх, сделал несколько шагов вперёд и нарочно встал так, чтобы видеть ослепительное голубое небо лишь краешком глаза и получить возможность лучше разглядеть собеседника. Флорентиец заметил две поперечные морщины на лбу, чёрные брови и прищуренные глаза. Увидел усы, кончики которых заворачивались вверх, чуть выпяченную нижнюю губу и, наконец, хорошо очерченные скулы. Его Светлость выглядел лет на пятьдесят или чуть меньше – возраст довольно преклонный. В черноте усов, как и в волосах, проглядывала седина. Под глазами наметились мешки. Лицо казалось осунувшимся и пожелтевшим.
Теперь стало возможным разглядеть и одежду узника – простой коричневый кафтан из шерстяной ткани, перетянутый кожаным ремнём с железной пряжкой. Этого следовало ожидать. С чего бы королю Матьяшу тратить деньги, чтобы одевать злодея и изменника в парчу и золото! Однако небогатый кафтан стал в глазах Джулиано той деталью, благодаря которой морщины на лице Дракулы и седина в волосах сложились в новую картину. Существенным вкладом в получившийся образ стала и согбенная спина, на которую флорентиец обратил внимание ещё давно – сразу, как разглядел тёмную фигуру на фоне витража.
"Ха! – подумал ученик придворного живописца. – А ведь спина-то говорит сама за себя! Где гордая осанка, присущая сильным мира сего? Её нет! Уже нет! Пускай этот человек и показывает спесь, но он уже не тот Дракула, каким был, когда сидел на троне!"