"Что, если сделать так, чтобы "веселые" пираты служили мне? Можно извлечь тройную пользу: пираты перестанут нападать на моих подданных (будем надеяться), разобьют врага, привезут мне богатства, часть которых я оставлю им. Отдать им всю их долю? Нет, пусть пираты нуждаются во мне. Дать им совсем немного? Тогда они могут покинуть меня; каждый солдат в цене, тем более такой - морская душа, свободный как ветер, или, точнее, обязанный всем только ветру, морю, своей сноровке в управлении кораблем и умению драться. Но, простите, это не совсем так. Возможно, у него есть жена и дети в этой стране; они залог того, что он не перейдет на сторону врага. Кроме того, я удержу его с помощью страха и надежды. Страх быть повешенным вполне обоснован ввиду существования соглашения между принцами на этот счет. Если у пирата нет "разрешения", то его будут везде разыскивать и однажды поймают и повесят, тогда уж лучше ему "пойти на жертвы" (что в высшей степени разумно) и попросить у меня это "разрешение" в виде клейма в ухе, этот знак ограничит его свободу, но спасет ему жизнь. Теперь, если враждебный мне правитель повесит моих "пиратов" - нет, моих корсаров, - я повешу его пиратов, которых он давно ждет, как и я своих. Цивилизация - это признание равновесия сил, это искусство управлять миром посредством сложения и вычитания цифр, посредством слов, а не числом убитых и стрельбой.
Надежда? Для моего пирата это имеет большое значение. Для чего ему копить богатство, если он не может им воспользоваться? Самый жестокий бандит в глубине души является обычным буржуа, стремящимся уйти на покой. Пока он чувствует себя в силе, он готов получать небольшую "ренту" не без задней мысли ее последующего увеличения. Если я его заверю в эффективном использовании его сокровищ - вернее, части сокровищ, о чем я не забываю, - и, зная человеческую душу, добавлю что-нибудь вроде будущей почтенной жизни, то я получу себе корсара.
Конечно, я не смогу проконтролировать, как поступает мой корсар в море, каким способом ведет бой. Ведь не изобрели еще прибор, позволяющий передавать сообщения с берега на корабль и с корабля на берег. Корсар может делать в море, что захочет, он ни за что не отвечает. Но со временем цивилизация коснется и его. Вначале корсар будет вести себя, как дикий пират; но постепенно понимание, что тирания приводит к еще большей тирании, общий настрой окружающих его людей, разговоры в порту, пробуждение собственного сознания смягчат его нравы. Он станет таким же подданным, как другие, таким же воином, как другие, только вознагражденным другим способом: возможностью самому снарядить корабль, который будет принадлежать ему или на паях еще с кем-то, кого он сам найдет, а затем получить комиссионные с захваченного груза. Впрочем, можно корсару доверить и собственный "королевский корабль". Слово "захват" сродни слову "добыча"; в этом мой человек, нападающий на торговые суда, обычно хуже вооруженные, чем суда, начиненные ядрами, остается пиратом, но пиратом легальным, он - один из моих верных и законных воинов, а иногда я могу произвести его в морские офицеры и даже назначить его командующим эскадрой".
Вот так выглядят корсары, как прекрасная цветущая ветка на грубом пиратском дереве. Красивый поэтический образ! И такими были Рене Дюгэй-Труэн, Жан Бар, Сюркуф и другие многочисленные корсары благородные по своему происхождению или велению души.
Программа действий, высказанная подобным правителем, удалась лишь наполовину, породив флибустьеров, хотя некоторые из них - временами - вели себя как корсары, а другие - при других обстоятельствах - как настоящие пираты.
Эта неудача до недавних времен объединяла корсаров, флибустьеров и пиратов одним словом "пират", которое в современной трактовке этого термина имеет точное его определение: тот, кто грабит в открытом море для своей собственной выгоды.
К ВОПРОСУ О ТЕРМИНАХ
Мы можем, наконец, классифицировать всевозможные значения термина "пейратес", начиная с Древней Греции и до наших времен; это производные слова "пирата" (латинское) и "пират" (французское), а также сходные с ним по смыслу французское слово "флибустьер" - морской разбойник и голландское "vrij-buiter" - свободный добытчик, переведенное на английский язык как "фрибутер" или впоследствии, в результате путаницы, о которой мы еще поговорим, - "буканьер".
"Пейратес" во времена до рождения Гомера представляет собой рискового моряка, любителя приключений, авантюриста со всеми нюансами этих трех родственных понятий: во время своего рейда, являясь одновременно исследователем, даже первооткрывателем, и "джентльменом удачи" (еще один великолепный образчик термина с двойным смыслом), он использует все способы - торговлю, дипломатию, грабеж, - которые мы называем в разных случаях либо порядочностью, либо бандитизмом, а для него все способы хороши для разрешения сложных ситуаций и достижения успеха, к тому же его действия находят полную поддержку со стороны земляков.
Далее этот термин на греческом, на латинском и на всех современных языках вбирает в себя два достаточно разных вида пиратской деятельности:
а) Так называемое "народное пиратство": пират является морским эмиссаром с поставленной целью разграбления берега, нанесения ущерба кораблям, какому-нибудь племени, какому-нибудь народу. Когда речь идет о племенах или народах, не соблюдающих "законы войны", то эти племена и страны рассматриваются целиком как пиратские - и нередко они сами о себе так и заявляют (караибы, норманны, еще не завоевавшие будущую Нормандию, в какой-то степени берберы, жители некоторых островов Дальнего Востока). Когда народы устанавливает между собой юридические отношения, то они принимают компромиссные решения и по поводу своего поведения на море; только во время войны (хотя бывали и исключения) пиратам разрешено преследование противника; мы не говорим здесь о корсарах, быстро превратившихся в настоящих военных моряков.
Флибустьеры рождаются из "народного пиратства" как результат взаимного преследования пиратов в море, а также и из следующего вида пиратства.
б) "Индивидуальное пиратство". В этом случае морской воин не служит никакому обществу, даже своему племени. У него нет больше "разрешения", молчаливого или легального, от кого-нибудь; он не отчитывается не перед каким начальством. Его не заботит, идет ли сейчас война в данных местах, равно как и национальность жертвы. Он грабит для своей пользы или ради своих компаньонов. Его корабль - "один во вселенной", и он может рассчитывать только на свои силы.
ФИЗИОЛОГИЯ ПИРАТА
Как же так?
Разве не нуждается одинокий пират в пристанище? В домашнем очаге? Разве не нужны ему честь и почести? Или надежда на обеспеченную старость?
Что касается домашнего очага, то он ему не нужен. Многие люди прекрасно обходятся без него, именно это присуще их авантюрным характерам. Настоящий морской волк, настоящий пират, и тем более флибустьер, всегда остается холостяком, мы бы сказали "старым мальчишкой". А как же секс? Да не так уж секс необходим пиратам, как об этом принято считать. История безошибочно свидетельствует: изнасилования, даже в наихудшие времена, случались относительно редко, впрочем, их и нельзя рассматривать как сексуальную жизнь. Моряки, особенно те, которые действуют силой, могли бы быть вполне сравнимы с монахами-затворниками. Конечно, не все адаптируются в таких условиях; но большинству это удается (и это, действительно, удача), одни просто привыкают, другие переключаются на борьбу со стихией, на физическую работу. Если на борту случайно оказывается женщина, то команда, мающаяся от безделья, может превратиться в полупомешанных из-за мощного зова плоти. Бывает и так, что пират для развлечения берет с собой в море красивую безотказную девушку, и больше ни о чем не беспокоится, а она тем более. Об этом написано много пошлых и в высшей степени лживых романов для тех, кто всю жизнь провел на берегу. Короче, можно выдвинуть аксиому: в море нет времени на "пустяки". Пусть уж лучше пираты наверстывают упущенное на земле, во время отдыха, но такой вид "передышки" может быть очень редким и очень коротким. Что же касается извращений, то об этом мало известно; но, за исключением некоторых рас, создается впечатление, что у этой легенды крепкое основание, если можно так выразиться.
Честь? У пирата она своя, мы это еще увидим; в чем-то он очень щепетилен, а иногда на удивление набожен.
Почести? Об этом пират тем более не думает. И самое непереносимое для него - на склоне лет скрывать от всех свое прошлое, не иметь возможности похвастаться своими подвигами. В противном случае ему надо было бы специально искать надежных слушателей.
ПИРАТСКИЕ ПРОБЛЕМЫ
Надежда на обеспеченную старость? Она почти всегда является его далекой целью, хотя бы в мечтах, даже для тех, кто оказывается вне закона. Вечное противоречие: с одной стороны, каждый "удар" пират наносит, надеясь на удачу отвоевать сокровища, которыми он сможет насладиться, только имея контакт с берегом, а с другой стороны, каждый удар, будь он удачным или нет, делает этот контакт все более невозможным. Аналогично пират, объявленный вне закона, если только он не сумасшедший, все чаще отдает себе отчет, что он гоняется за химерой, что он сам приговорил себя к скитаниям по морям до самой смерти, применяя насилие за насилием, без передышки, несмотря на груз прожитых лет, становясь все более невезучим и беспокойным, подвергаясь все чаще угрозам, в том числе и со стороны своей же команды, становясь от всего этого еще более грубым и жестоким, что выпадает на долю каждого главаря банды. Но какой бы он ни был сумасшедший, разделяя со всеми пиратами безумие, называемое надеждой вопреки любой очевидности, он всегда держит в голове могущую подвернуться возможность покончить с бродячей жизнью. Так, в героическую эпоху он вполне может закопать в землю свои пока бесполезные для него сокровища (дав тем самым тему для литературы, позволившую Стивенсону создать свой шедевр), рассчитывая, что в будущем он заживет, как король; во времена более "цивилизованные" пират имеет дело с целой сетью покровителей и посредников, о которых он прекрасно знает, что те заберут себе львиную долю сокровищ, а затем предадут его.
Остается проблема береговой базы, места сбыта. Преследуемый по пятам, где он сможет починить свой корабль? Где он сможет привести себя в порядок, найти необходимые материалы, оружие, порох?
Где же, как не в море! Имея небольшое судно, пират завоевывает большой корабль; на старом суденышке или относительно новом, но требующем тщательной очистки своей подводной части от морской растительности, утяжеляющей и замедляющей его ход, пират атакует с помощью хитрости попавшийся ему на пути корабль, весь такой новенький и чистый. И вот в его распоряжении продовольствие, одежда, он имеет всего вдоволь на борту своей добычи, даже уголь и мазут, остающиеся трудно разрешимой проблемой и в наши дни, позднее мы это увидим на примере "псевдокорсаров-офицеров" двух последних войн. Раньше съестные припасы были сухими, что очень печально; питаясь только ими, можно было заболеть цингой, особенно пирату, совершающему бесконечные перемещения в открытом море, не подходя к пристаням; необходимо было добавлять в пищу мясо, фрукты, свежие овощи; все это могло находиться на кораблях, идущих с островов (около Европы было бы слишком рискованно), все это грабилось либо просто покупалось в маленьких незащищенных портах и гаванях с единственным условием - сделать все быстро, не дожидаясь прихода мощных вооруженных кораблей; вот почему пиратство практиковалось лишь в некоторых районах. Сегодня при наличии на борту ледников и витаминизированных консервов… Но, нет, сегодня родились два врага корсаров: беспроволочный телеграф (радио), который делает слышным на весь мир последний крик жертвы, и авиация, позволяющая пусть не сразу, но рано или поздно найти нападавшего. К сожалению… Именно это "сожаление" звучит часто со страниц книг: писатель часто похож на адвоката и разделяет точку зрения своих героев. К сожалению, для пиратов не существовало эпохи бортовых ледников, но без радио; в общем такой жизни, в какую Жюль Верн поселил своих персонажей - Немо, Робура или героя романа "Равнение на знамя", что принесло ему невероятный успех.
Таким образом, главное заключается в том, что пират и его узаконенный собрат корсар, с точки зрения моряков, абсолютно не нуждаются в базах на берегу. Захват снабжает пиратов сразу всем необходимым: съестными припасами, одеждой (в давние времена порой разношерстной и комичной), топливом, оружием, порохом и даже другим пиратами, новыми членами экипажа, призванными заменить мёртвых, так как среди экипажа захваченного корабля всегда найдутся матросы, соблазненные приключениями, некоторые соглашаются остаться на корабле в силу привычки, а потом вынуждены хранить верность капитану, так как сами уже участвуют в пиратских налетах. Рассматривая крайний случай, можно отметить - и это очевидно, - что пират бороздит моря годами (корсар - до объявления мира, о чем он должен быть сразу информирован во избежание превращения его в пирата), не ступая на землю; и он может продолжать свои морские набеги бесконечно долго, вплоть до несчастного случая. Он - настоящий моряк, единственный настоящий морской волк, в чем он сам не сомневается, тогда как все другие осуществляют просто пересечение морей, пусть даже длительное, но всегда с надеждой увидеть желанный берег. Они именно "пересекают" море, а не живут в нем.
РАЗГОВОР В ЗАГРОБНОМ МИРЕ
Пусть это звучит парадоксально в наши дни, но попробуем представить себе ежедневный нескончаемый спор в царстве мертвых между тенями "безупречных" моряков.
Пират: И вы называете себя моряками? Вы, которые, подобно кроликам, прыгаете с одного клочка земли на другой?
Рыбак из Нового Света: Лучше уж услышать такое, чем быть вообще глухим! С двенадцати лет, с тех пор как я впервые глотнул морской пены, я провел в море триста месяцев и двадцать два дня…
Пират: В поисках рыбы ты мог находиться в море не более сотни дней; а я провел на волнах семнадцать месяцев и три дня, не ступая на берег! Я участвовал в сорока трех осадах, из которых сорок две были удачными, а в результате сорок третьей я попал сюда… Но мои Братья продолжили бой; и если бы не эта гнусная пуля…
Корсар: А я во время войны, развязанной Аугсбургской лигой, провел двадцать семь месяцев и девять дней в море, перебиваясь с хлеба на воду, вынужденный пересесть с красивого английского корабля в проклятое корыто, которое вскоре с треском развалилось; но Поре нас подобрал, и я остался с ним; это был настоящий черт, иногда он становился хуже дикой кошки, этот "Господин Советник"! И что же! Я провел с ним двадцать два месяца вдали от своей страны. Подсчитай, браток, двадцать два и двадцать семь - сорок девять, это выходит, что более четырех лет я провел, курсируя у мыса Сент-Винсент, у берегов Больших и Малых Антильских островов.
Флибустьер: Антильские острова? (Он с отвращением сплюнул.) Вы думаете, что знаете Антилы? Я провел там семнадцать лет. С чего все началось? С несчастного куска камедного дерева, выдолбленного посередине! Однако мы атаковали на нем большие барки. Вот это была схватка, настоящий штурм и не такой, как ваш, с высоты ваших палуб. Я был среди тех, кто занял остров Тортуга, высадившись на нем из пироги с наветренной стороны, - вы слышите меня? - с наветренной стороны при полном приливе с одним оставшимся матросом, пьянчугой, который стал потом хорошим флибустьером…
Матрос с мыса Горн: Ха! Это все теплые моря. А вот я плавал восемь раз между "тремя мысам" (Горн, Доброй Надежды, на острове Тасмания) и тринадцать раз к мысу Горн. Вот когда канаты были тяжелыми ото льда, что моя ляжка. Однажды мы застряли, три месяца не могли пройти, пришлось огибать с другой стороны, а это еще три месяца на "сорока ветрах", когда паруса рвутся один за другим, а мы, питаясь только тухлым салом да водой с червями, не можем уже пошевелить рукой от слабости…
Охотник на тюленей: Разве это холод? Ты не знаешь, что такое мороз. Две зимовки подряд на льдине…
Современный рыбак: А мы тянем километры веревок с ужасными рыболовными крючками, выводя их из гавани в моря, похожие на кромешный ад, в туман, в непогоду, на наших маленьких кораблях…
Викинг: Маленькие корабли! Да это плавучие дворцы, внутри которых можно согреться, где есть столько разных приборов, позволяющих управлять кораблем, определять свое местонахождение, видеть сквозь снег и дождь. А если бы вы могли видеть наши дракары или, тем более, шнекары! Чуть больше ваших старых парусных суденышек, до краев залитые водой; вы полагаете, что это веселая прогулка - идти на веслах (до чего же они тяжелые!) в северные моря под покровом вечной северной ночи навстречу яростным снежным бурям, туману и ужасным северным сияниям? И, однако, не пользуясь никакими приборами, кроме своих чувств, ориентируясь по волнам (звезд у нас не всегда дождешься), мы плыли против ветра из Норвегии в Исландию, из Исландии в дикую Гренландию, из Гренландии в Винланд к мысу Код…
Пират: Возможно; но ваши пираты шли все время вдоль берегов от стоянки к стоянке, ночуя почти каждую ночь на берегу. Разве это моряки? Вроде сборщиков морских водорослей. Мореплавание среди прибрежных камней. Ограбление монастырей, откуда сбежали монахи, да беззащитных деревень. Пиратство без усилий!
Ахилл и Одиссей в один голос: Пиратство без усилий! Мореплавание среди прибрежных камней! Но это как раз то, что сделано нас бессмертными навсегда.
Все хором:
- Благодаря вашему Гомеру! Писатель слишком вас всех превознес.
- А флибустьеры без Эксквемелина?
- Флибустьеры Тихого океана без Равено де Люссана?
- Английские "буканьеры" без Джонсона?
- Норманны без их саг?
- Смельчаки из Исландии без Пьера Лоти?
- Моряки с мыса Горн без Вилье и капитана Лакруа?
- Пираты, гоняющиеся за сокровищами, без Стивенсона?
Пират: Корсары без Гарнерея; без всех этих благородных сеньоров, имеющих хороший доход, уважаемых благодаря печатному листку бумаги, пишущих свои приукрашенные мемуары от моего имени, засунув ноги в теплые домашние тапочки. Я - это он. Настоящий моряк, и кончим на этом.
Все: Ну уж нет! Потому что если тебе уж и есть, чем гордиться, то это веревкой, а не листком бумаги.