- Для этого необходимо, чтобы коннетабль Дюгеклен обладал не меньшей властью, нежели Карл V.
- Ты получишь королевскую власть, Бертран, я предо ставлю тебе право даровать жизнь и обрекать на смерть.
- Хорошо, я получу право над вилланами. А как быть с сеньорами?
- И над сеньорами.
- Подумайте, сир, ведь в армии служат и принцы.
- Право над принцами и сеньорами, над всеми. Слушай, Дюгеклен: у меня три брата - герцоги Анжуйский, Бургундский и Беррийский. Так вот, я делаю их не твоими лейтенантами, а твоими солдатами; это заставит других сеньоров повиноваться, и если один из них нарушит свой долг, ты поставишь его на колени там, где он его нарушил, призовешь палача и велишь отрубить ему голову как предателю.
Дюгеклен с изумлением смотрел на короля Карла V. Он ни разу не слышал, чтобы столь добрый и кроткий государь говорил с такой твердостью.
Король взглядом подтвердил все, что выразил словами.
- Что ж, государь, я согласен, - сказал Дюгеклен. - Если вы предоставляете мне такие возможности, я буду повиноваться вашему величеству, попробую.
- Да, славный мой Дюгеклен, - сказал король, кладя руки на плечи рыцаря, - ты не только попробуешь, но и добьешься успеха. А я в это время займусь финансами, пополню казну, завершу постройку замка Бастилии, прикажу надстроить стены Парижа или лучше возведу новые. Я заложу библиотеку, ибо надо питать не только тело человека, но и его ум. Мы варвары, Дюгеклен, которые занимаются тем, что снимают ржавчину с доспехов, не помышляя о том, чтобы заставить сверкать свой разум. Презираемые нами мавры - это наши учителя, ведь у них есть поэты, историки, законодатели, а у нас нет.
- Это правда, сир, - согласился Дюгеклен, - хотя, по-моему, мы и без них обходимся.
- Да, обходимся, как Англия обходится без солнца, ведь у нее нет иного выхода, хотя это вовсе не означает, что без солнца может обходиться Франция. Однако если Господь продлит мои дни, а тебе, Дюгеклен, придаст мужества, мы с тобой дадим Франции все, чего ей не хватает, а чтобы дать Франции то, чего ей не хватает, сначала необходимо дать ей мир.
- А главное, нам надо найти способ избавить Францию от наемных отрядов, - подхватил Дюгеклен, - отыскать его может только чудо.
- Так вот, чудо это свершит Бог, - сказал король. - Мы с тобой слишком истовые христиане, и у нас слишком добрые намерения, чтобы он не пришел нам на помощь.
В этот момент в дверь осмелился заглянуть доктор.
- Сир, вы забыли о двух рыцарях.
- Ах да, верно! - воскликнул король. - Это потому, как вы сами, доктор, понимаете, что мы с Дюгекленом были заняты мыслями о том, как превратить Францию в первую державу мира. Теперь пригласите их.
Оба рыцаря тут же вошли в залу. Король подошел к ним. Забрало было поднято только у одного; его король не знал, но улыбка, которой он встретил рыцаря, от этого не была менее благожелательной.
- Это вы, рыцарь, просили о встрече со мной по исключительно важному делу?
- Да, сир, - ответил молодой человек.
- Тогда, добро пожаловать, - сказал Карл.
- Не торопитесь желать мне добра, мой король, - возразил рыцарь, - ибо я принес вам печальную весть.
Грустная улыбка пробежала по губам Карла.
- Печальная весть! - вздохнул он. - Других я уже давно не получаю. Но мы не из тех, кто путает вестника с вестью. Говорите же, рыцарь.
- Увы, сир!
- Откуда вы приехали?
- Из Испании.
- Мы давно больше не ждем из этой страны ничего хорошего. Все, что вы скажете, нисколько нас не удивит.
- Сир, король Кастилии погубил сестру нашей королевы.
Карл в ужасе отшатнулся.
- Он повелел убить ее после того, как опозорил клеветой.
- Убита! Моя сестра убита! - восклицал побледневший король. - Быть этого не может!
Рыцарь, который стоял, преклонив колено, резко поднялся.
- Сир, не пристало королю обижать подобными словами честного рыцаря, который претерпел много страданий, на службе своему государю, - дрожащим голосом сказал он. - Поскольку вы не желаете мне верить, возьмите перстень королевы. Может быть, ему вы поверите больше, чем мне.
Карл V взял перстень, долго его разглядывал; грудь его стала тяжело вздыматься, а глаза наполнились слезами.
- О, горе, горе! - вздохнул он. - Я узнаю перстень, ведь это мой подарок. Ну вот, Бертран, видишь? Еще один удар, - прибавил он, повернувшись к Дюгеклену.
- Сир, вам следует принести извинения этому храброму молодому человеку за ваши резкие слова, - заметил славный воин.
- Конечно, конечно, - ответил Карл. - Но он меня простит, ибо я подавлен горем и сразу не мог поверить этому, да и сейчас еще не могу.
В эту секунду к ним приблизился второй рыцарь и, подняв забрало шлема, воскликнул:
- А поверите ли вы мне, сир, если я скажу вам то же самое? Поверите ли вы мне, кого вы научили достоинству рыцаря, мне, сыну французского королевского двора, кто так сильно вас любит?
- Сын мой, Анри, сын мой! - воскликнул Карл. - Энрике де Трастамаре! О, благодарю, что ты приехал ко мне в день всех моих несчастий!
- Я приехал, сир, оплакать вместе с вами жестокую смерть королевы Кастилии. Я приехал встать под защиту вашего щита, ибо дон Педро убил не только вашу сестру донью Бланку, но и моего брата дона Фадрике.
Бертран Дюгеклен побагровел от гнева, и в его глазах вспыхнул мстительный огонек.
- Он злодей! - вскричал Дюгеклен. - Будь я королем Франции…
- То что бы ты сделал? - живо обернувшись к нему, спросил Карл V.
- Сир, защитите меня, - просил коленопреклоненный Энрике. - Спасите меня, сир.
- Я постараюсь, - ответил Карл V. - Но почему ты, испанец, приехавший из Испании, ты, так глубоко заинтересованный в этом деле, затаился, когда этот рыцарь подошел ко мне, почему молчал, когда он говорил!
- Потому, сир, что этот рыцарь, которого я рекомендую вам как одного из благороднейших и честнейших людей, известных мне, - ответил Энрике, - оказал мне большую услугу, и совершенно естественно, что я предоставил ему вполне заслуженную честь, позволив первым говорить с вами. Он вызволил меня из рук командира отряда наемников, был преданным моим спутником, и поэтому никто, кроме него, не мог рассказать обо всем королю Франции лучше, ибо он собственными глазами видел, как умирала королева Кастилии, и держал в руках окровавленную голову моего несчастного брата.
При этих словах, прерываемых слезами и рыданиями Энрике, которые, казалось, раздирали душу Карлу V, Бертран Дюгеклен тяжело топнул ногой по полу.
Энрике, прикрыв глаза железной перчаткой, внимательно наблюдал за тем впечатлением, какое произвели его слова. Их эффект превзошел его ожидания.
- Ну что ж! - воскликнул пылающий гневом король. - Этот рассказ станет известен моему народу, и да покарает меня Бог, если я тоже не выпущу на волю демона войны, которого я так долго держал на цепи в его логове. Пусть я погибну, пусть паду на труп моего последнего слуги! Пусть вся Франция погибнет в этой войне, но сестра моя будет отомщена!
По мере того как Карл V воспламенялся, Бертран все больше погружался в задумчивость.
- Король, подобный дону Педро, позорит трон Кастилии! - воскликнул Энрике.
- Коннетабль, - обратился Карл V к Бертрану, - теперь нам пригодятся ваши три тысячи копий!
- Я собрал их для Франции, а не для того, чтобы переходить с ними через горы, - возразил Дюгеклен. - Это заставит нас вести войну на двух фронтах! Все, что вы сейчас мне сказали, ваше величество, наводит меня на размышления. Пока мы будем воевать в Испании, сир, англичанин вернется во Францию и соединится с отрядами наемников.
- Тогда мы потерпим поражение, - сказал король. - Такова, вероятно, воля Божья, и на сем должны свершиться судьбы королевства! Но все будут знать, почему король Карл загубил свою судьбу. Народы погибнут, но они хотя бы примут смерть за дело, совсем по-другому праведное и совсем по-иному важное, чем война за обладание куском земли или ссора из-за посла.
- Ах, сир, если бы у вас были деньги… - вздохнул Бертран.
- Они у меня есть, - тихо ответил король, словно боясь, как бы его не услышали за стенами комнаты. - Но с помощью денег мы не вернем жизнь ни моей сестре, ни его брату.
- Это правда, сир, но мы за них отомстим! - воскликнул Дюгеклен. - И при этом не опустошим Францию.
- Скажи яснее, - попросил Карл.
- Дело ясное, - сказал Бертран. - На эти деньги мы завербуем командиров наемных отрядов. Этим дьяволам все равно, за кого воевать, им лишь бы получать деньги.
- А я, - робко вмешался в разговор Молеон, - если ваше величество позволит мне сказать несколько слов…
- Выслушайте его, сир, - обратился к королю Энрике. - Несмотря на молодость, он столь же умен, сколь смел и честен.
- Слушаю вас, - сказал Карл V.
- Насколько я понял, сир, эти отряды наемников вам в тягость.
- Они опустошают королевство, рыцарь, разоряют моих подданных.
- Что ж, может быть, как говорил мессир Дюгеклен, найдется способ избавить вас от них…
- Какой же, говорите! - приказал король.
- Сир, все банды сейчас собираются на Соне. Изголодавшиеся вороны, что больше не видят добычи в разоренном войной государстве, они набросятся на первую поживу, какую им укажут. Пусть мессир Дюгеклен, этот цветок рыцарства, которого знает и уважает даже последний из наемников, отправится к ним, возглавит их и поведет в Кастилию, где они найдут много чего пограбить и пожечь, и вы увидите, что они, поверив великому полководцу, поднимут свои стяги и все до единого отправятся в этот новый крестовый поход.
- Но если я поеду к ним, то не возникнет ли опасность, что они возьмут меня в плен и потребуют выкуп? - спросил Бертран. - Я ведь только бедный бретонский рыцарь.
- Правильно, но у тебя в друзьях короли, - ответил Карл V.
- А я скромно предложил бы свои услуги, - сказал Молеон, - чтобы представить вашу милость самому грозному из наемников, господину Гуго де Каверлэ.
- Но кто же вы? - спросил Бертран.
- Никто, мессир, или, по крайней мере, почти никто, но я попал в лапы этих бандитов и научил их уважать мое слово, ибо под мое слово они меня отпустили. И если я покину вашу светлость, то лишь для того, чтобы отвезти им мой долг в тысячу турских ливров, которые великодушно подарил мне граф Энрике, и завербоваться на год в их отряд.
- Вы будете служить у этих бандитов? - воскликнул Дюгеклен.
- Мессир, я дал слово, - ответил Молеон, - и только на этом условии они меня отпустили. Кстати, когда вы будете командовать ими, это будут уже не бандиты, а солдаты.
- И вы верите, что наемники уйдут? - спросил король, воодушевленный надеждой. - Верите, что они покинут Францию, согласятся оставить королевство?
- Сир, я уверен в том, о чем говорю, - ответил Молеон, - и там в вашем распоряжении будет двадцать пять тысяч солдат.
- А я заведу их так далеко, что ни один из них не вернется во Францию, клянусь вам в этом, мой дорогой король, - сказал Дюгеклен. - Они хотят войны, ну что ж, с Божьей помощью мы им ее дадим.
- Это я и хотел сказать, - продолжал Молеон. - Мессир Бертран дополнил мою мысль.
- Но кто вы? - спросил король, с удивлением глядя на молодого человека.
- Сир, я простой рыцарь из Бигора, - ответил Аженор, - и служу в одном из этих отрядов, как уже говорил вашему величеству.
- Давно ли? - спросил король.
- Уже четыре дня, сир.
- И как вы оказались в отряде?
- Расскажите, рыцарь, - предложил Энрике. - Вы только выиграете от вашего рассказа.
И Молеон рассказал королю Карлу V и Бертрану Дюгеклену историю своей сделки с Каверлэ, снискав восхищение короля, который умел ценить мудрость, и маршала, который знал толк в рыцарском достоинстве.
XV
Как Молеон вернулся к капитану Гуго де Каверлэ и о том, что за этим последовало
Карл V был по-настоящему мудрым, постоянно размышляющим о делах королевства правителем, чтобы сразу же не понять всю ту пользу, которую он может извлечь из создавшегося положения, если события пойдут так, как их намеревался подготовить Молеон. Англичане, лишившись поддержки наемных отрядов - этих цепов, которыми они молотили страну, - неизбежно были бы вынуждены оплачивать войска, заменяющие те отряды, что сами добывали деньги, ведя доходную для себя войну и разоряя королевство. Благодаря этому Франция получила бы передышку, во время которой новые учреждения дали бы французам немного покоя, а королю позволили бы осуществить большие работы, начатые им по украшению Парижа и улучшению финансов.
Что касается войны в Испании, то большого риска Дюгеклен в ней не видел. Французское рыцарство превосходило силой и уменьем всех рыцарей мира. Поэтому кастильцы должны были потерпеть поражение; кстати, Бертран намеревался не щадить отряды наемников, отлично понимая, что, чем более дорогой ценой достанется ему победа, тем выгоднее она будет для Франции, и чем больше трупов отставит он на испанских бранных полях, тем меньше грабителей вернется с ним в королевство.
Политика в ту эпоху была совершенно эгоистической, то есть полностью зависела от отдельных людей; никому еще не пришла мысль установить принципы международного права, что упростило бы решение вопросов войны между королями. Каждый сеньор вооружался сам, рассчитывая на собственные ресурсы, на силу убеждения, принуждения или денег, и благодаря силе своего оружия добивался права, которое многие люди признавали за ним.
"Дон Педро казнил своего брата и убил мою сестру, - рассуждал Карл V, - но он будет считать, что был вправе так поступить, если я не сумею ему доказать, что он был неправ".
"Я старший, потому что родился в 1333 году, а мой брат дон Педро - в 1336, - размышлял дон Энрикеде Трастамаре. - Мой отец Альфонс был помолвлен с моей матерью Элеонорой де Гусман; поэтому она, хотя он на ней не женился, действительно была его законной супругой. Только случай сделал меня бастардом, да, случай, так все считают. Но, словно этой главной причины оказалось недостаточно, Небо обрушивает на меня особые оскорбления и взывающие к мести преступления моих врагов.
Дон Педро хотел опозорить мою жену, он убийца моего брата Фадрике, наконец, он убил сестру короля Франции. Посему у меня есть основания свергнуть дона Педро, ибо, если мне это удастся, я, по всей вероятности, займу на троне его место".
"Король по праву и законнорожденный, я женился по договору, сделавшему Францию моей союзницей, на юной принцессе королевской крови по имени Бланка Бурбонская, - рассуждал дон Педро. - Вместо того, чтобы любить меня, как предписывал супружеский долг, она полюбила моего брата дона Фадрике, и, словно мало было того, что меня принудили к этому политическому союзу, моя жена встала против меня на сторону моих братьев Тельо и Энрике, которые воюют со мной. Это преступление - государственная измена. Более того, она осквернила мое имя с моим третьим братом, доном Фадрике, а подобное преступление карается смертной казнью; я казнил дона Фадрике и Бланку - это мое право".
Правда, когда дон Педро оценивал свое положение, желая убедиться, прочная ли опора у этого права, он видел, что на его стороне лишь кастильцы, мавры и евреи, тогда как за доном Энрике де Трастамаре стоят Арагон, Франция и папа римский. Силы были неравные, и изредка это заставляло дона Педро, одного из умнейших королей той эпохи, втайне думать, что, хотя вначале он оказался прав, все может закончиться тем, что право будет не на его стороне.