- Наши матери давно привыкли к ним, сеньор. Мы, цыгане, рождаемся для страданий.
- Да, несчастные женщины ваши матери, - сказал Аженор.
Несколько минут рыцарь боялся, что прекрасная цыганка поедет другой дорогой; но он сразу же подумал, что именно она и есть та сидевшая верхом на осле женщина, которая спешилась, едва его заметив. Осел был жалким, однако благодаря ему отдыхали эти нежные и натертые мазями ножки, которые Аженор рассматривал ночью.
Он приблизился к женщинам; они пошли быстрее.
- Пусть одна из вас едет на осле, - предложил он, - а другая сядет ко мне на лошадь.
- Осел тащит наши пожитки, - ответил цыган, - ему и так тяжело. Что же касается вашего коня, то господин рыцарь, вероятно, шутить изволит. Ведь для бедной старой цыганки это слишком породистый и нарядный конь.
Аженор пристально всматривался в обеих женщин, и на резвых ножках одной он заметил замшевые полусапожки, что видел ночью.
"Это она!" - прошептал он, уверенный, что на этот раз не ошибся.
- Послушайте, матушка в синей накидке, примите мое приглашение и садитесь ко мне на лошадь. А если вашему ослу тяжело - не беда: ваша спутница сядет к моему оруженосцу.
- Благодарю вас, сеньор, - ответила цыганка благозвучным голосом, который развеял последние сомнения, что еще могли оставаться в душе рыцаря.
- Просто чудо какое-то! - рассмеялся Аженор; его смех заставил вздрогнуть обеих женщин, а мужчин взяться за ножи. - Для старухи поистине ангельский голосок…
- Сеньор! - угрожающе воскликнул цыган, который до сих пор молчал.
- Ладно, не будем ссориться, - спокойно продолжал Аженор. - Если по голосу я угадываю, что ваша спутница молода, и, хотя на ней плотная накидка, вижу, что она красива, то из-за этого не стоит хвататься за ножи.
Оба мужчины подались вперед, словно хотели прикрыть собой свою спутницу.
- Стойте! - властно крикнула молодая женщина.
Мужчины остановились.
- Вы правы, сеньор, - сказала она. - Я молода и, как знать, может быть, даже красива. Но я спрашиваю вас, какое вам до этого дело и почему вы не даете мне идти туда, куда я хочу, лишь потому, что я выгляжу не старухой?
Аженор замер, услышав звуки этого голоса, выдававшего благородную, привыкшую повелевать женщину. Значит, воспитание и характер незнакомки были в гармонии с ее красотой.
- Сеньора, я не хочу вам мешать, ведь я рыцарь, - пробормотал молодой человек.
- Это прекрасно, что вы рыцарь, но я не сеньора, а бедная цыганка, пусть не такая уродливая, как другие женщины моего племени.
Аженор недоверчиво пожал плечами.
- Вы видели когда-нибудь, чтобы жены сеньоров ходили пешком? - спросила незнакомка.
- О, ваш довод неубедителен, - возразил он, - ведь всего минуту назад вы ехали на осле.
- Согласна, - ответила молодая женщина, - но все-таки вы должны признать, что одета я не как знатная дама.
- Знатные дамы иногда переодеваются, мадам, если им необходимо, чтобы их принимали за простолюдинок.
- Неужели вы думаете, что знатная дама, привыкшая к шелкам и бархату, согласится носить такую обувь? - спросила цыганка.
И выставила вперед ногу в замшевом полусапожке.
- Обувь вечером снимают, а нежная ножка, утомленная дневной ходьбой, отдыхает, когда ее натирают мазями.
Если бы путешественница подняла капюшон, то Аженор увидел бы, как кровь прилила к ее щекам, а глаза сверкнули гневом.
- Что еще за мази? - тихо спросила она, с беспокойством повернувшись к своей спутнице; в этот момент Мюзарон, не упустивший ни одного слова из этого разговора, плутовато улыбнулся.
Аженор решил больше не смущать незнакомку.
- Мадам, от вас исходит такой тонкий аромат, - сказал он. - Я хотел сказать лишь это, и ничего больше.
- Благодарю за комплимент, господин рыцарь. Если вы хотели сказать мне только это и ничего больше, то вам, наверное, этого вполне достаточно.
- Значит ли это, мадам, что вы приказываете мне удалиться?
- Это значит, сеньор, что по акценту и особенно по вашим комплиментам я узнаю в вас француза. Но опасно путешествовать вместе с французами, если ты всего лишь бедная молодая женщина, которая очень ценит учтивое обхождение.
- Так, значит, вы настаиваете, чтобы я покинул вас?
- Да, сеньор, к моему великому сожалению, настаиваю.
Услышав ответ хозяйки, слуги, казалось, приготовились поддержать ее упорный отказ.
- Я послушаюсь вас, сеньора, - сказал Аженор, - но, поверьте мне, не из-за угрожающего вида ваших спутников, с кем я хотел бы встретиться в менее приятном обществе, чем ваше, чтобы отучить их по любому поводу хвататься за ножи, а по причине окутывающей вас тайны, что, вероятно, скрывает какой-то ваш план, мешать которому я не хочу.
- Уверяю вас, что у меня нет никакого плана, которому вы могли бы помешать, и нет никакой тайны, которую вы могли бы раскрыть, - возразила путешественница.
- Прекратим спорить об этом, мадам, - сказал Аженор. - Кстати, вы идете слишком медленно, - прибавил он, уязвленный тем, что его бравый вид почти не произвел на нее впечатления, - а это помешало бы мне как можно быстрее, поскольку дело срочное, прибыть ко двору короля дона Педро.
- О, так, значит, вы едете к королю дону Педро? - живо спросила молодая женщина.
- Еду сейчас же, сеньора, и, прощаясь с вами, желаю вашей милости всяческого благополучия.
Молодая женщина, как показалось, внезапно решилась и откинула капюшон.
Грубое обрамление капюшона еще больше, если это было бы возможно, подчеркивало тонкую красоту ее лица; глаза ее смотрели ласково, а губы улыбались.
Аженор остановил коня, который двинулся с места.
- Ладно, сеньор, - сказала она, - сразу видно, что вы учтивый и скромный рыцарь, ибо вы угадали, кто я такая, и все-таки не стали меня преследовать, как на вашем месте поступил бы другой.
- Я не разгадал, кто вы, мадам, я угадал, что вы не цыганка.
- Хорошо, господин рыцарь, - продолжала прекрасная путешественница, - поскольку вы вели себя столь учтиво, я расскажу вам всю правду.
Услышав эти слова, слуги с удивлением переглянулись, но мнимая цыганка, не переставая улыбаться, начала свой рассказ:
- Я жена офицера короля дона Педро. Будучи почти год в разлуке с мужем, который отправился с ним во Францию, я пытаюсь нагнать его в Сории. Но, как вам известно, эти места заняты солдатами враждующих сторон, и я стала бы ценной добычей для людей претендента на престол. Вот почему, чтобы не попасться им в руки, я переоделась цыганкой и буду носить этот наряд, пока не встречу своего мужа. А когда мы будем вместе, он сумеет постоять за меня.
- Слава Богу! - воскликнул Аженор, на сей раз уверовав в правдивость молодой женщины. - Ну что ж, сеньора, я предложил бы вам свои услуги, если бы моя миссия не требовала от меня ехать как можно быстрее.
- Послушайте, сударь, - предложила прекрасная незнакомка, - теперь, когда мы знаем друг друга, я не задержу вас, если вы позволите мне встать под вашу защиту и путешествовать под вашей охраной.
- Ха-ха, - рассмеялся Аженор, - значит, вы передумали, мадам?
- Да, сеньор. Я рассудила, что мне могут попасться в пути люди столь же проницательные, но менее учтивые.
- Тогда, мадам, как мы поступим? Вам придется принять мое первое предложение.
- О, не судите по внешнему виду о моем осле. Сколь бы смирным он ни казался, мой осел не менее породистый, чем ваша лошадь. Он из конюшен короля дона Педро и мог бы потягаться с самым быстрым скакуном.
- Но как быть с вашими людьми, мадам?
- Разве ваш оруженосец не может посадить к себе на лошадь мою мамку? А мои слуги пойдут пешком.
- Было бы лучше, мадам, если вы отдали бы осла слугам, которые могли бы по очереди ехать на нем, ваша мамка села бы к моему оруженосцу, а вы, как я уже предлагал, ко мне. Таким образом, у нас получится вполне приличный отряд.
- Отлично! Пусть будет по-вашему, - согласилась дама.
И легко, словно птичка, прекрасная путешественница тут же вспорхнула на круп коня Аженора.
Слуги подсадили мамку на лошадь к Мюзарону, которому теперь стало не до смеха.
Один слуга уселся на осла, другой схватил его за подхвостник, и вся группа резвой рысью тронулась в путь.
XVII
Как Аженор и незнакомка ехали вместе и о чем они беседовали в дороге
Двум молодым, красивым, остроумным существам, которые, прижавшись друг к другу, едут верхом на лошади по тряской, неровной дороге, просто нельзя не разговориться по душам.
Прекрасная незнакомка первой, по праву женщины, начала задавать вопросы.
- Значит, господин рыцарь, я верно угадала, что вы француз? - спросила она.
- Верно, мадам.
- И что едете вы в Сорию?
- А вот этого вы не угадали, я сам вам сказал.
- Ладно… Вероятно, вы хотите предложить свои услуги королю дону Педро?
Прежде чем откровенно ответить на этот вопрос, Аженор подумал, что он сопровождает эту женщину только до Сории, с королем он встретится раньше нее, и, следовательно, ему нечего бояться проболтаться; ведь ему есть что сказать, не говоря всей правды.
- Мадам, - ответил он, - на этот раз вы ошиблись. Я не еду предлагать свои услуги королю дону Педро, так как служу королю Энрике де Трастамаре, точнее, коннетаблю Бертрану Дюгеклену, а везу побежденному королю предложения мира.
- Почему это побежденному? - надменным тоном спросила молодая женщина, тут же выразив на лице изумление.
- Конечно, побежденному, если на его соперника возложили корону, - ответил Аженор.
- Ах да! - небрежно заметила молодая женщина. - Значит, вы везете побежденному королю предложения мира?
- И он будет вынужден их принять, ибо дело его проиграно, - пояснил Аженор.
- Вы полагаете?
- Уверен.
- Почему?
- Потому что, имея дурное окружение, а главное - плохих советников, он уже бессилен продолжать борьбу.
- Разве у него дурное окружение?
- Разумеется… Все вокруг: его подданные, друзья, любовница - либо грабят его, либо толкают на зло.
- При чем тут подданные?
- Они бросили его.
- А друзья?
- Они его обирают.
- А что же любовница? - нерешительно осведомилась молодая женщина.
- Любовница толкает короля на зло, - ответил Аженор.
Молодая женщина нахмурилась, и по ее лбу словно пробежала легкая тень.
- Вы, вероятно, говорите о мавританке? - спросила она.
- Какой мавританке?
- Новой пассии короля.
- Как вы сказали? - вскричал Аженор, сверкнув глазами.
- Разве вы не слышали, что король дон Педро без ума влюблен в дочь мавра Мотриля? - удивилась молодая женщина.
- В Аиссу! - воскликнул молодой человек.
- Вы знакомы с ней?
- Конечно.
- Почему же тогда вам не известно, что этот гнусный басурман хочет уложить ее в постель к королю?
- Замолчите, пожалуйста! - вскричал рыцарь, повернув к спутнице свое мертвенно-бледное лицо. - Умоляю, не говорите так об Аиссе, если вы не желаете, чтобы наша дружба умерла, еще не родившись.
- Но почему вы требуете, сеньор, чтобы я говорила иначе, если это правда? Мавританка стала или станет признанной любовницей короля, ведь он появляется вместе с ней повсюду, не отходит от штор ее носилок, устраивает для нее серенады и праздники, приходит к ней вместе со свитой.
- Вам точно это известно? - спросил Аженор, весь дрожа, потому что он вспомнил о том, о чем алькальд рассказывал Мюзарону. - Значит, это правда, что дон Педро путешествовал вместе с Аиссой?
- Мне известно многое, господин рыцарь, - ответила прекрасная путешественница, - ибо мы, люди из королевского дома, быстро узнаем новости.
- О, мадам, мадам, вы пронзаете мне сердце! - с грустью произнес Аженор, чья молодость вступила в пору расцвета, который слагается из двух тончайших материй души: доверчивости к чужим словам и наивности в словах собственных.
- Я пронзаю вам сердце?! - с изумлением воскликнула незнакомка. - Вы, наверное, хорошо знаете эту женщину?
- Увы, мадам, я влюблен в нее без памяти! - прошептал рыцарь, охваченный отчаянием.
Молодая женщина сочувственно улыбнулась:
- Но, значит, она вас больше не любит?
- Она признавалась, что любит. О, наверное, коварный Мотриль силой или колдовством принудил ее к измене.
- Это великий злодей, - холодно заметила молодая женщина, - который уже принес королю много зла. Но, по-вашему, какую цель он преследует?
- Совсем простую - хочет устранить донью Марию Падилью.
- Значит, вы тоже так думаете?
- Конечно, мадам.
- Но толкуют, будто донья Мария безумно влюблена в короля, - продолжала незнакомка. - Как вы полагаете, страдает ли она от того, что дон Педро столь недостойным образом бросает ее?
- Она женщина, а значит, существо слабое, она погибнет, как погибла Бланка. Правда, смерть одной была убийством, а смерть другой станет искуплением.
- Искуплением!.. По-вашему, выходит, что Мария Падилья должна искупить какую-то вину?
- Это не я говорю, мадам, так люди говорят.
- Следовательно, вы считаете, что Марию Падилью не будут оплакивать, как оплакивают Бланку Кастильскую?
- Конечно, не будут, хотя, когда их обеих не будет на свете, любовницу, вероятно, признают столь же несчастной, как и супругу дона Педро.
- А вам будет ее жалко?
- Да, но я должен жалеть ее меньше, чем кого-либо.
- Почему же? - спросила молодая женщина, в упор глядя на Аженора своими расширенными черными глазами.
- Потому что говорят, будто она посоветовала королю убить дона Фадрике, а дон Фадрике был моим другом.
- Вы случайно не тот франкский рыцарь, - спросила молодая женщина, - которому дон Фадрике назначал встречу?
- Да, и это мне пес принес голову своего хозяина.
- Шевалье! Шевалье! - вскричала молодая женщина, хватая Аженора за руку. - Выслушайте меня: клянусь душой своей, клянусь надеждой Марии Падильи попасть в рай, что не она подала этот совет, а Мотриль!
- Но ведь она знала об убийстве и не помешала ему.
Незнакомка ничего не ответила.
- Довольно того, что ее накажет Бог или, вернее, сам дон Педро. Кто знает, не потому ли он сейчас меньше ее любит, что между ним и этой женщиной пролегла кровь его брата.
- Может быть, вы правы, - громко ответила незнакомка, - но потерпите, не спешите!
- Кажется, вы ненавидите Мотриля, мадам?
- Смертельно.
- Чем же он вам так досадил?
- Тем же, чем всем испанцам: он разлучил короля со своим народом.
- Из-за политических интриг женщины редко испытывают к мужчине такую ненависть, которую, мне кажется, вы питаете к Мотрилю.
- Потому что мне тоже есть на что пожаловаться: целый месяц он мешает мне найти моего мужа.
- Каким образом?
- Он окружил короля дона Педро такой слежкой, что до того не может дойти ни одно письмо, ни один гонец не может пробраться ни к королю, ни к его людям. Я сама посылала к моему мужу двух тайных курьеров, которые не вернулись назад. Мне и сейчас неизвестно, сумею ли я попасть в Сорию и попадете ли туда вы…
- Не беспокойтесь, я попаду, ибо еду в качестве посла.
Молодая женщина иронически покачала головой.
- Вы попадете в город, если того пожелает Мотриль, - сказала она приглушенным голосом, в котором чувствовалось сильное душевное волнение.
Аженор протянул руку и показал перстень, который дал ему Энрике де Трастамаре.
- Вот мой талисман, - пояснил он.
Изумруд этого перстня крепился двумя скрещенными буквами "Э".
- Ну тогда, - заметила молодая женщина, - вам, может быть, и удастся миновать охрану.
- Если я преодолею охрану, то и вы преодолеете ее вместе со мной, потому что вы в моей свите и к вам должны отнестись с уважением.
- Вы обещаете мне, что если вы проникните в город, то и я проникну вместе с вами?
- Клянусь словом рыцаря!
- Хорошо! В обмен на вашу клятву, заклинаю вас сказать мне, что вам сейчас доставило бы самое большое удовольствие?
- Увы! Вы не можете даровать мне самого желанного.
- Все равно скажите!
- Я хотел бы встретиться с Аиссой и поговорить с ней.
- Если я проникну в город, вы встретитесь с ней и поговорите.
- Благодарю вас! Поверьте, я буду навеки вам признателен!
- А я уверяю вас, что мне вы окажете еще большую услугу!
- Однако это вы дарите мне жизнь.
- А вы дарите мне нечто большее, чем жизнь, - загадочно улыбнувшись, возразила молодая женщина.
Обменявшись этими клятвами и заключив союз, они тем временем въехали в деревню, где должны были расположиться на ночлег; прекрасная незнакомка проворно соскочила с коня Аженора, поскольку жители сочли бы странной эту компанию христиан и цыган, и было решено утром встретиться на дороге, примерно в льё от деревни.
XVIII
Паж
Утром, поднявшись чуть свет, рыцарь уже нашел цыган в условленном накануне месте возле источника, где они завтракали. Как и вчера, все цыгане расположились на прежних местах, и маленький отряд в том же порядке отправился в дорогу.
День прошел за разговорами, самое живое участие в котором приняли Мюзарон и мамка. Но, невзирая на увлекательность и пестроту содержания тех бесед, что вели между собой оба этих столь важных персонажа, мы воздержимся от их пересказа. Мюзарон, хотя и пустил в ход всю свою дипломатичность, сумел выведать у старухи лишь то, о чем вчера уже рассказала молодая женщина.
Наконец они увидели Сорию.
Этот жалкий провинциальный городок, как водилось в те времена, был обнесен крепостными стенами.
- Вот мы и приехали, мадам, - сказал Аженор. - Если вы полагаете, что мавр за всем следит, как вы мне говорили, то не думайте, что он ограничивается проверкой городских ворот и бойниц; у него и за городом должны быть разведчики. Поэтому с этой минуты я прошу вас держать себя осмотрительнее.
- Я уже подумала об этом, - ответила молодая женщина, озираясь по сторонам так, словно хотела получше разглядеть окружающую местность, - и если вы соблаговолите проехать чуть вперед, правда не отъезжая слишком далеко, то уже через четверть часа я буду готова ко всему.
Аженор согласился с ней. Молодая женщина спешилась и увела свою мамку в густые кусты, тогда как мужчины остались наблюдать за дорогой.
- Ну что вы, господин оруженосец, не ломайте себе шею и подражайте в скромности вашему хозяину, - посоветовала мамка Мюзарону, который напоминал тех дантовских грешников, чьи головы повернуты назад, хотя идут они вперед.
Но, несмотря на этот совет, глядеть в другую сторону было выше сил Мюзарона, захваченного приступом неодолимого любопытства.
Он же видел, что обе женщины скрылись в роще каштанов и каменных дубов.