Туапсе
Несладкие раздумья Трофима Кравченко
Старший лейтенант Войткевич, зарекомендовавший себя геройски во время выполнения задач, поставленных штабом КВЧФ, до сих пор вызывал мигрень у начальника флотского "СМЕРШа" и его ближайшего подчинённого, майора Трофима Кравченко.
Надо же, Яков Войткевич… С виду простодушный балагур, любимчик компании, не заподозренный в излишней моральности и карьеризме, - и всё же этот чёртов одессит мало походил на героя киноленты "Два товарища". Там сквозь одесский юморок так и сквозит высокая классовая сознательность, а тут… Претил прямо-таки чекистский нюх подлый душок чего-то исподнего, снаружи не видного, но до изжоги антисоветского. Хоть сейчас влепи 58-ю, за что - непонятно, или только за то, что непонятно…
И, не в последнюю очередь, не совсем понятно было, как, в честь чего, этот неприлично начитанный и языкатый босяк умудрился побывать номенклатурным совработником на подозрительных западных территориях. Опять же - как выскочил из всех возможных окружений 41-го, выбился из штрафников опять в офицеры…
В общем, тёмных пятен в биографии Якова Войткевича было, что у пегого поросяти. А в глубоком кармане - политическим рентгеном прозревал начальник следственного отдела Трофим Кравченко, - таилась самая беспринципная и беспартийная фига.
Иное дело капитан Новик. Как с плаката малёванный: комсомолец, герой, чекист, будто только что от социалистической титьки Родины-Матери оторванный. Только вот рожа какая-то совсем уж не пролетарская, вылитый какой-нибудь штабс-капитан из графьёв. Видал таких в своё время, на заре туманной… Впрочем, прежде всего военной, и не под одинаковыми знамёнами, Трофим Кравченко. И не поверишь, что родители А.В. Новика - прачка да водовоз, потомственные люмпены из губернского Симферополя.
Ладно, замашки барские ещё можно списать на то, что, будучи увлечён, а после и женат на дочери чекистского божка-идола, Александр Новик долго хлюпался в сливках светского советского общества. Которые, при ближайшем рассмотрении, если не копировали, то уж пародировали великосветский старорежимный манер изрядно. Но ведь и в подлинном благородстве нельзя отказать субъекту. В том, которое пережитком называется. Чего стоит только история, когда он свой заградотряд в атаку повёл, возвратив трусов и дезертиров на позиции вспять не карой господней, а личным примером.
И веришь после такого, - ёжился Трофим Кравченко, пообщавшись с сим хладнокровным ура-капитаном, - что ежели сподличаешь… Ежели сунешься по его святому, как по мытому, то, невзирая на субординацию и партийный ранг, всенепременно получишь в морду.
Белой перчаткой, которую он потом ещё и выбросит, чтоб не мараться душевно.
Крепость "Керчь". Район форта "Тотлебен"
Войткевич и Новик
…Кто наорал на унтерфельдфебеля Крауге через полуопущенное стекло штабного "Хорьха", он так до конца и не понял, но пропуск был терпимым, а главное - они, кто бы они такие ни были, - хотели видеть лично полицай-комиссара полевой комендатуры 676 Эриха Мёльде. А кто же без дела станет искать шефа местной полевой жандармерии? Иметь к нему дело - уже было достаточной рекомендацией. Не станут же, в самом деле, сомнительные личности нарываться на аудиенцию с главным карателем округа.
- Hebe! - прикрикнул фельдфебель на караульных. - Поднимай! Чёрт mit Ihnen…
Полосатый шлагбаум перед каменной аркой главных ворот подскочил вверх.
Увиделись ли эти визитеры с шефом "Geheime Feldpolizei" или, как говорят, не разбирая тонкостей, запуганные местные жители: с шефом "гестапо", или нет? - унтер-фельдфебель Крауге ни за что не рискнул бы прояснить этот вопрос, даже если бы за бдительность его повысили в звании до обер-фельдфебеля.
Прозевал своё счастье начальник караула. Вместо двух угловатых звёздочек на погон получил пулю в лоб от полевого трибунала, но это - потом. А сейчас, свернув на полпути к "форту Тотлебена" - цитадели крепости, - с мощёного проезда, "Хорьх" зарылся в заиндевелый сухостой одного из брошенных капониров "Виленского люнета", расположенного на материковых задворках крепости, откуда враг если и ожидался, то как-то не очень. Сами же пассажиры, без всякой жалости расставшись с офицерским регланом и унтерским дождевиком, вдруг обратились в обычнейших солдат батальона тыла. Причём во избежание подозрений и домогательств, отнюдь не праздношатающихся. Взяли на плечо по ящику из растопочной свалки, оказавшейся поблизости врытых в скалу казематов, и с целеустремленной ленцой носильщиков побрели "куда надо" - как для постороннего глаза. Правда, не совсем чтобы налегке. Что-то они в ящики положили, вынув из вещмешка и из-за пазухи. Что-то продолговатое, бережно завёрнутое в ватин и вощёную бумагу.
И вот теперь гефрайтер и фельдфебель, они же капитан и ст. лейтенант - здесь. В двух шагах от форта "Тотлебен", на крыше бывшего погреба, рассчитанного аж на 9 тыс. пудов пороха. Порохового погреба, соединённого с фортом, если верить картам бывшего стратегического склада ЧФ, подземным ходом и не одним. Теперь тыловые бездельники оказались явно при деле. Один "сменил" часового, удавив того локтевым захватом. Впрочем, "сменил", несколько опасаясь, как бы и к нему самому не нагрянула смена. Бог весть? Время как раз для позднего ужина. Вполне могло оказаться, что смена караула будет приурочена к такому регламентирующему моменту, как приём пищи. Поэтому первый и поторапливал второго. А тот, закончив исследования старинного вентиляционного колодца, неторопливо вытирал руки полой мундира, сидя на корточках и рассуждая вполголоса:
- Карты не соврали, вытяжка бесхитростная, как в люфт-клозете. Немцам пришлось сооружать ещё и принудительную вентиляцию, я слышал, как электромоторы жужжат, что твои мухи в том же заведении.
- А старую вентиляцию что, не заделали? - недоверчиво покосился на него через плечо Новик. - Туда же не то что мина, самому влезть можно…
- Потому часового и выставили, - согласно кивнул Войткевич. - Даже мешками с песком не обложив, шоб не заснул, подлюка, а суетился, как… - Яков насмешливо глянул снизу вверх на капитана, нахохлившегося в караульной шинели, позаимствованной от убитого часового, - с капюшоном, высоким воротником, застегнутым под горлом на хлястик. И тем не менее Новик зябко топтался и крутился на месте, отворачиваясь от порывов ветра. - Как припадочная балерина, - заключил в конце концов Войткевич.
- Пошёл ты… - тихонько проворчал Новик, но адрес не уточнил.
- Сейчас, всё брошу. Не заделали, - обстоятельно продолжил старший лейтенант, будто и не в глубоком тылу врага они находятся, на складах флотилии "Кригсмарине", а снова ползают на животе по масштабированным планам старой крепости и недавней керченской военно-морской базы. Далеко отсюда, на той стороне пролива, где в кабинете начальника разведотдела полковника Гурджавы всегда можно отыскать на библиотечных полках початую бутылку "Аргуни", исчезновение которой гордый грузин наверняка "не заметит".
- Не заделали, потому как принудительную вентиляцию вставили, извиняюсь, в пассивную, - оставив полу в покое, Яков полез за пазуху куртки, доставая мятую пачку "Soldatischen Zigaretten". - Поленились фрицы новый шурф долбить. Ничто, понимаешь, человеческое им не чуждо, ибо, как бы ни был фашист работящ и исполнителен, - закончил он философски, - …а "ну его на хрен" - и он исповедует. Так что всё.
Яков сунул сигарету в угол рта, но подкуривать не стал.
- Хватит Берте под юбку заглядывать, - пробормотал он невнятно. - Не ровён час, спугнёт… Лучшего места для распыления смеси и не придумаешь.
- Вентиляция слишком разветвлённая, - как бы про себя, но вслух подумал Новик. Голос прозвучал глухо из-за поднятого чуть ли не до носу ворота шинели.
- Думаешь, разнесёт концентрацию? - глянул на него снизу вверх Яков из-под глубокого козырька каски.
- Лучше не затягивать, - подтвердил Александр. - Тем более что скоро "Адмираль Шварц Зее" начнёт искать своего пропавшего инспектора, а шеф "Марине Абвер", в свою очередь, своего гостя.
- Ну так и я на их месте забеспокоился бы, "а где бабушка?.." - развёл руками Войткевич. - Только тут была, торговала пирожками с требухой. И на тебе, ни пирожков, ни требухи…
- Как бы от нас самих один ливер не остался, - оглянулся капитан на ящики, принесённые ими и оставленные у старой вентиляционной шахты.
В ящиках в зареве прожектора отливали глянцем небольшие баллоны. При ближайшем рассмотрении - начинка отечественного ранцевого огнемёта и, аналогично, немецкой "Brandmine" - огневого фугаса. "Gas" и "Кислород", - белели надписи на двух языках на чёрных, небольших - с локоть длиной - баллонах, шланги от которых, соединившись в редукторе, срастались в один. Тот, в свою очередь, шипя и подрагивая, как змея, нырял в колодец, невидимый в заиндевелом сухостое.
- Да ну… - отмахнулся Яков, также покосившись на нехитрую баллонную конструкцию, но в отличие от капитана, смотревшего с трезвой опаской, посмотрел он не без удовольствия.
Идея посетила изобретательного Войткевича ещё во время изучения карт и планов керченской базы КВЧФ. Для этого в трофейный, способный выдержать гораздо большее давление баллон "Brandmine" был закачан летучий авиационный бензин. А в отечественный ОР - кислород.
- Как он насчёт детонации? - спросил тогда с сомнением капитан Новик, повертев в руках баллон, принесённый Войткевичем после перезарядки с экспериментального водолазного участка. - В том смысле, если я с ним крепко о землю ударюсь?..
- Да хоть вообще парашют не раскрывай, - отмахнулся Войткевич, демонстративно берясь за вентиль баллона, чтобы колоть рассыпанные по карте орехи лещины. - Детонировать может только смесь и то, если создать давление, как в цилиндре дизеля. Вот тогда… - он задумчиво посмотрел на баллон, занесенный над жёлтыми орехами. - Тогда рванёт так, что никому не покажется мало.
- Тут только земли метров десять, - не столько Новика, сколько сам себя успокоил Яков. - В худшем случае подпрыгнем и на жопу упадём. А вообще, что за шухер? У нас с вами есть на чём отсюда убраться, - мотнул он головой в сторону капонира, где почти полностью скрылся оливково-зелёный "Хорьх" адмиральского помощника. - По-быстренькому.
- Ага, полетим на огненной колеснице, - хмуро заметил Александр. - Аки пророки.
- Да хоть паче ангелы. Вопрос не в этом, - пожал плечами Войткевич. - Вопрос в том, куда мы на этой колеснице покатимся? Второй раз номер с аусвайсами "Адмирала" может и не пройти.
- Наверняка не пройдёт, - уверенно кивнул Новик.
- Значит, по-английски, то есть по-тихому, уйти не получится, - легкомысленно пожал плечами Войткевич.
- А шумно, это как, по-твоему? - нахмурился Александр. Практика подсказывала, что чем беспечнее становился тон старшего лейтенанта, тем проблематичнее становилось выпутаться из его авантюр.
- Услышите, Саша, - Яков, кряхтя, поднялся из высокого сухостоя. - Я вам обещаю. А пока лучше запрягите наш кабриолет, а то я как-то не в курсе, куда пихать его коням кривой стартер, если что. - Он направился к обложенному кирпичами колодцу, пригибаясь от вспышек прожектора и продолжая, по обыкновению, что-то ворчать под нос. - А я пока проверю утверждение: "Курение вредит вашему здоровью", - закончил он фразу уже у края неприметной дыры. Чёрной на фоне трав, посеребрённых инеем.
Достал фанерный коробок спичек с имперским орлом на этикетке и, не спеша подкурив, не стал тушить крохотный огонёк, бережно пряча его в ладони…
Район действий партизанского отряда Ф.Ф. Беседина
Хачариди и Боске
- План имеет риск, но может и привести к успеху, - заключил лейтенант Боске, выходя из дверей весовой на дощатую эстакаду и пряча планшет под полу гражданского пальто.
- Особенно, если по-румынски ты говоришь не так, как по-русски, - хмыкнул Сергей.
- Я плохо говорю по-русски? - ревниво перепросил испанец.
- Почему? - пожал плечами Хачариди. - Отлично. Спроси ты таким манером Большой театр в Москве, тебя любой мгновенно бы понял и препроводил на Лубянку.
- Зачем? - слегка удивился лейтенант. - Большой театр не на Лубянке, я знаю, на Театральную площадь надо. А на площади Дзержинского нет театра.
- Зато там есть пункт приёма шпионов, их туда сдают, как стеклотару, авоськами.
С минуту они всматривались друг в друга испытующе. Но Сергей - едва сдерживая улыбку, тогда как Мигель выискивая в его смешливых глазах подвох.
Чем-то похожими оба парня были. Средиземноморским отливом меди в лице? Миндалевидным разрезом глаз? Упрямыми завитками чёрных как смоль волос, даром что стриженных с армейской бесцеремонностью? Они казались, пусть седьмого киселя, но родственниками. Грек и испанец. И похоже было, что чувства питали друг к другу вполне братские. Причем чувства старшего брата к младшему со стороны рядового Хачариди. И младшего к старшему - со стороны лейтенанта Боске. Должно быть, потому что опыт младшего по званию, но старшего на десять лет, а более того - на две войны, - был на стороне Сергея.
Как едва ли не всякое ключевое знакомство в биографии командира партизанской разведгруппы Сергея Хачариди, знакомство его с Мигелем Боске произошло при обстоятельствах, протокольно называемых "в обстановке боя". Случилось это за месяц до памятной вылазки на Владиславовку.
…В горах источник звука определить трудно. Зародившись в одном месте, эхо много раз отразится от каменных стен и прокатится в провалах и скальных расселинах, прежде чем коснётся уха с неожиданной стороны. Но Сергей Хачариди, услышав вроде бы буквально в нескольких шагах впереди автоматную очередь, даже не шелохнулся. Шёл, как шёл, неся грозный свой ZB за ручку на ствольной коробке. Володька же, напротив, шарахнулся назад, едва удержавшись, чтобы не присесть в высоком сухостое.
Следом за очередью захлопали винтовочные выстрелы, а затем бухнула граната, и звук разрыва, незримо отскочив от серых утёсов, объявился справа и слева низины.
- Это внизу, в долине, - не оборачиваясь, бросил Сергей.
Володька отряхнул цепкие семена со штанов и сказал важно:
- Я так и подумал.
- Так и подумал… - то ли дразнясь, то ли случайно повторил Хачариди.
Вскоре рыжие листья и сухие соцветья расступились, будто осыпались, и открылась пейзажная панорама долины Коккоз, восточного её окончания. Разлинованная цветными лоскутами садов и полей, долина разворачивалась километров на двадцать-тридцать. Тут и там её обуглили пятна пожарищ - здесь в 41-ом отступала в сторону Севастополя наша 383-я стрелковая.
Присев на краю обрыва на одно колено, Сергей приставил к глазам бинокль.
Деревня. Пасутся козы, семенит куда-то женская фигурка с узелком, клюет воду в невидимом отсюда колодце "журавль". Только кирпичные трубы, ржавые короба вентиляции с китайскими шапочками козырьков, да проваленный плоский шифер цехов консервного завода, бывшего "Кадо", выделяются на этом пасторальном фоне своей сравнительной "индустриальностью".
Оттуда, от консервного завода, и раздавались звуки перестрелки, и возле развалин мелькали, сутулясь и приседая, коричневые человечки. Румыны. И на дороге, идущей мимо завода к селу, стоял камуфлированный осенним листопадом фургон. Не один, судя по желтоватым клубам ещё не осевшей пыли. Другой, видимо, объезжал развалины разбомбленного завода с другой стороны…
…С тех пор как едва не прошитый огненными пунктирами трассеров Родриго покатился по прелой траве костровой площадки, он, кроме лейтенанта, никого из своих больше не видел. Нет, не совсем. Несколько секунд где-то рядом, видимо, прикрывая их приземление, часто грохотала "пила Гитлера" - немецкий пулемёт "MG-42" в руках Луиса; и Родриго, кажется, даже видел краем глаза, как Луис кувыркнулся в чёрную бездну за край обрыва, подброшенный огненной кляксой разорвавшейся гранаты.
Что было далее? Бог весть, ибо сам он рванулся в спасительную мглу близкого, в десятке шагов, леса, прочь от треска и грома, огненных брызг и вспышек.
Извиваясь ящерицей, Родриго проделал всего несколько футов, как на него обрушился враг. Толкнул в спину, едва он попытался вывернуться, так что парнишка уткнулся лицом в траву, перехватил руку Родриго, рефлекторно потянувшуюся к кобуре на поясе. И горячо зашептал ему в самое ухо:
- Silencioso! No se contraigas!
И прежде чем Виеске решил, похоже ли это на румынский, слышанный в учебке, "враг" продублировал на русском языке:
- Тихо! Мать твою!
В следующую секунду Родриго увидел рядом смуглое лицо лейтенанта Боске. Над их головами, выпалив сухостой до слепящей белизны, проскользнул луч прожектора.
Мигель Боске несколькими резкими взмахами тесака обрезал стропы на ногах Виеске и, привстав на коленях, отщёлкнул приклад "шмайссера". Упёр его в плечо и дал щедрую очередь прежде, чем белая борозда света пропахала траву до места, где вяло шевелились их с Родриго брошенные парашюты.
Очередь расшвыряла мышиную возню у треноги зенитного пулемёта. Зазвенел линзами и мгновенно угас прожектор. Почти сразу же наступила и тишина. И лишь спустя минуту раздались голоса переклички и команд на румынском.
Откуда был "погашен" прожектор, видимо, заметить никто не успел.
- Отходим, - шепнул лейтенант. - Отходим к месту сбора. Если кто ушёл, то там будут.
Условленным на такой случай местом сбора были руины консервного завода "им. Л. Кагановича" поблизости селения Коккоз.
Сначала пробирались незамеченными, а потом, когда рассвело, напоролись на жандармский разъезд. Отстреливаясь, Боске и Родриго вышли к заводу первыми. По тому, что несколько раз в стороне и позади вспыхивала перестрелка, можно было понять, что не все остальные десантники погибли этой ночью, но на их подмогу надеяться не стоило.
И вот теперь Родриго ловил врагов в кольцевую мушку немецкого "Маузера".
Коричневая фигурка всплеснула руками, выронив такой же, как и у Родриго, карабин, и сползла вниз по кирпичному брустверу. Но тут же, выскочив откуда-то справа, из-за баррикады рассохшихся бочек, появился ещё один румын и выстрелил, - пуля высекла искры и кирпичную крошку у Виеске над головой. Родриго передёрнул затвор и спустил курок. Мимо! Но румын благоразумно залёг в бурьяне.
Значит, есть пара секунд, чтобы перезарядить карабин. И надо ещё успеть и снарядить обойму командиру: управляется он одной левой. Правая, с кое-как перевязанной кистью, вся в крови и почти не слушается лейтенанта, - как тут перезарядишь…