Мордоворот - Деревянко Илья Валерьевич 5 стр.

- Ты мне веришь?! - я крепко взял девочку за руку, за­глядывая в глаза. - Ну так вот, я даю слово, что Монах больше ничего, никому не сможет сделать! Никогда!

Наташа ничего не понимая, удивленно и робко смотрела на меня...

Спустя двадцать минут я подошел к бару и пинком отво­рил дверь, на которой висела табличка "Санитарный час". По дороге я успел заскочить домой. Еще сидя на квартире у Наташи я вспомнил, что позавчера забыл отдать Рафику пистолет и сейчас он тяжело оттягивал карман моей ветров­ки. Посетителей внутри, естественно, не было, однако убор­кой не пахло. Толстый Эдик, облокотившись на стойку, ле­ниво таращился в телевизор, настроенный на коммерческий канал. "Растут лимоны на высоких горах, на крутых берегах, короче ты не достанешь!.." - на экране тряс телесами Витя Рыбин, солист популярной группы "Дюна". В душном, пло­хо проветренном помещении пахло какой-то кислятиной и непромытыми пепельницами. Свет, пробивавшийся сквозь разноцветные окна, падал пятнами на лицо Эдика, делая его похожим на жирного клоуна. На звук открывшейся двери Эдик медленно обернулся и, ехидно улыбаясь, воззрился на мою забинтованную голову:

- Ба, кого я вижу, наш герой пришел! Никак упал где? - по его хитрой гримасе я понял, что Эдик прекрасно знает как я "упал" и спрашивает просто, чтобы поиздеваться.

- Осторожнее надо быть, осторожнее, - продолжал он, расплываясь все шире и показывая гнилые, покрытые нико­тиновым налетом зубы.

В дверь робко просунулся помятый пьянчута и с надеж­дой посмотрел на бармена.

- Закрыто, не видишь что ли! - рявкнул Эдик и пьянчу­га сконфуженно испарился.

- Ну а тебе так и быть налью, - барственным жестом он вытащил из под стойки полупустую бутылку и плеснул в стакан. - Лечись!

"Страна Лимония - страна без забот. В страну Лимонию прорыт подземный ход. Найди попробуй сам..." - вопил те­левизор. Взглянув на довольную, откормленную ряху бар­мена, я подумал, что уж он то этот ход давно нашел.

- Вот что, родной, - сказал я отодвигая от себя ста­кан, - скажи мне лучше, где твоего друга Монаха найти можно. Взаймы я у него взял, вернуть надо!

- Монаха? - Эдик изобразил удивление. - Кто это та­кой?

- Сейчас объясню, - схватив бармена правой рукой за горло, я с силой ударил его головой об стену. Эдик захрипел, из носа потекла струйка крови и испачкала мне руку.

- Говори, сволочь! - прошипел я, чувствуя что теряю над собой контроль. - Говори, иначе башку расшибу. К та­ким подонкам у меня жалости нет!

Лицо полузадушенного бармена налилось синевой. Он молча разевал рот, как вытащенная из воды рыба. В уголках рта появилась пена. С отвращением оттолкнув Эдика, я пра­вым "уракэном" ударил его по печени. Издав хриплый вопль, он рухнул на пол, корчась от боли. На мгновение я ужаснулся своей жестокости. В детстве, класса до шестого, я не мог ударить человека по лицу и не потому, что боялся, а просто не мог! Постоянные обиды со стороны одноклассни­ков все-таки заставили меня давать сдачи, но я делал это с трудом, каждый раз переступая через себя. Занятия каратэ и служба во внутренних войсках избавили меня от этой слабо­сти. Я научился быть жестоким к противнику в драке. Но вот сейчас я просто допрашивал с пристрастием человека, не имеющего возможности сопротивляться, делая это в луч­ших традициях НКВД и Гестапо.

- Я скажу, - просипел бармен. - Я все скажу, не бей, пожалуйста!

- Ну вот и чудненько, - я вздохнул с облегчением, - я Всегда знал, что ты умный мальчик. Только смотри, кара­пуз, не обманывай дядю!

- Андрей еще спит, - Наталия Николаевна, его мать, посторонилась, пропуская меня в квартиру.

- Никак не хочет подниматься!

- Ничего, сейчас разбудим, - я вежливо улыбнулся, - Вы извините, но он мне позарез нужен.

- Опять тренироваться пойдете? - она понимающе под­жала губы и, ни дожидаясь ответа с чисто женской логикой прошептала, - ты знаешь, он жениться собрался!

Я остолбенело уставился на нее. Это была новость по­истине неожиданная. В свои 28 лет Андрей считал себя зако­ренелым холостяком, менял женщин как перчатки, гордил­ся своей свободой и на "женатиков" смотрел с легкой жало­стью, как на неполноценных. А теперь, на тебе, сломался стойкий оловянный солдатик! Пока я переваривал это по­трясающее известие, позади хлопнула дверь - Наталия Ни­колаевна ушла гулять с собакой. "Ну и ну!" - пробормотал я про себя и шагнул в комнату.

Андрюха, сбросив во сне одеяло, вольготно раскинулся на кровати. Он громко сопел и чмокал губами, видимо смотрел приятный сон.

- Эй, старик, вставай! - я тронул его за мускулистое плечо с вытатуированной голубой русалкой. - Никакой ре­акции!

- Вставай, тебе говорят! - я тряхнул сильнее. Андрей что-то бормотнул спросонья и перевернулся на другой бок.

- Рота, сорок пять секунд подъем! - завопил я изо всех сил, сложив руки рупором и приставив к его уху.

- А, что, Где! - Андрей как подброшенный пружиной вскочил на кровати и ошалело затряс головой.

- Тьфу, придурок, - выругался он, узнав меня. - Так и заикой остаться можно.

- Хватит дрыхнуть, дело есть, - я всунул в рог сигарету и чиркнул зажигалкой; - Споласкивай морду, ставь чайник и поговорим.

- Что-нибудь серьезное?

- Да, сейчас Коля подъедет.

Послышался звонок в дверь.

- А вот и он, иди умывайся, я открою.

* * *

Заброшенное бомбоубежище, в котором собиралась шай­ка Монаха, располагалось в подвале старого, трехэтажного дома, неподалеку от Гриль-бара. Обычно они приходили ту­да по вечерам, но сегодня, в воскресенье, если верить Эдику, они должны были появиться в середине дня. В воскресенье банда решала организационные вопросы, намечала план действий на следующую неделю и пьянствовала в интим­ном кругу.

В подъезде ветхого, построенного еще при Сталине дома пахло сыростью и кошачьей мочей. Я вытащил пистолет и спустил предохранитель.

- Вы все запомнили?

Андрей молча кивнул.

- Конечно, расплылся в улыбке Коля, - что ты нас за дураков считаешь?

Я с удовольствием и некоторой завистью оглядел его мо­гучую фигуру. Великолепно развитые мышцы до предела растягивали ткань старенькой черной футболки. Ему было жарко, и на лбу блестели капли пота. "Прямо Шварценег­гер", - подумал я, - только вот лицо очень добродушное.

- Ну если так, то пойдем, - я двинулся вниз по ступень­кам, - да, Коля, смотри сверток не потеряй!

Резиденция монаховой шпаны находилась в самом даль­нем помещении бомбоубежища и представляла собой некий гибрид "качалки" с воровской малиной. В углу висела бок­серская груша, а рядом с ней были сложены две штанги и несколько гирь. Судя по покрывавшему их толстому слою пыли, наши друзья спортом не злоупотребляли. У противо­положной стены виднелась ржавая пружинная кровать с грязным матрасом. Видимо на ней и насиловали На­дю. Сейчас, к счастью, кровать была пуста. Под потолком горела лампочка в проволочном абажуре. В ее свете были видны развешанные по стенам кооперативные плакаты с изображениями культуристов, Брюса Ли и голых баб. По­среди помещения стоял деревянный стол, вокруг которого сидели на перевернутых ящиках монаховы шакалы во главе с шефом. Все пили водку и чем-то закусывали. На скрип открываемой двери они обернулись, удивленно возрившись на нас.

- Привет, козлы! - я шагнул вперед, держа пистолет на уровне груди. - Встать, руки за голову!

Толкаясь и толпясь как бараны, они поспешно повскаки­вали на ноги, завороженно глядя в дуло моего "Вальтера". Один из них случайно столкнул бутылку, раздался звук бьющегося стекла.

- Руки не опускать! Стоять смирно! Андрей обыщи га­дов! Все вели себя как паиньки пока Андрей шарил у них по карманам. Лишь один, белобрысый, который вчера держал Наташу, попробовал сопротивляться, но получив короткий хук в челюсть без сознания рухнул на пол. Через несколько минут обыск подошел к концу. На столе высилась груда кас­тетов, велосипедных цепей и несколько ножей.

- Коля, собери эту дрянь, на обратном пути выбросим.

Я слегка поморщился. Сильно разболелась голова и я по­нял, что нужно закругляться.

- Всем встать к стене, руки не опускать. А ты, Монах, иди сюда. На Монаха было жалко смотреть. Весь его апломб бесследно исчез, губы дрожали, лицо покрылось каплями пота, а глаза затравленно бегали из стороны в сторону. Хрипло дыша, он неуверенно сделал маленький шаг вперед.

- Давай, давай, топай ножками, - подбодрил его я, - Ближе, еще ближе!

Боль в голове неожиданно утихла. Холодная ненависть переполняла душу и я не чувствовал ни капли жалости к этому подонку. Перед глазами встало бледное измученное личико Нади и я с трудом удержался, чтобы не нажать ку­рок. Монах приблизился и остановился на расстоянии двух шагов.

- Что ты хочешь со мной сделать? - его голос напоми­нал скулеж подбитой шавки.

- Сейчас узнаешь! - я резко выбросил вперед правую ногу. Монах, согнувшись пополам, свалился на бетонный пол.

- Коля, приготовь угощение!

- Смотрите внимательно, щенки, обратился я к ос­тальным, которые не опуская рук, смирно стояли вдоль стены. - Вы думаете, что эта скотина - супермен, эта­кий Робин Гуд районного масштаба? Впрочем вряд ли вы можете думать, ведь у вас нет мозгов, да и кто такой Робин Гуд, наверняка не знаете. Черт с вами, дело не в этом. Сейчас вы увидите, что ваш шеф - сявка, петух, которому место под нарами, и с которым ни один ува­жающий себя блатной вместе за стол не сядет, даже если очень захочет есть. Коля тем временем брезгливо раз­вернул принесенный с собой сверток и положил на пол пе­ред лицом Монаха, который пришел в себя и уже не лежал, а стоял на четвереньках. В свертке находился кусок собачьего кала.

- Ты хочешь жить! - обратился я к Монаху, наведя ему в лоб дуло пистолета.

Он беззвучно разевал рот, с ужасом глядя на меня.

- Говори, сволочь! - я пнул его ногой в лицо.

- Да, - прошептал он разбитыми губами.

- Тогда ешь!

- Что это, что это - бормотал Монах, с отвращением и страхом глядя на "угощение".

- Это говно, - терпеливо объяснил я, - и ты, сука, бу­дешь сейчас его жрать!

- Нет! - в голосе Монаха появились решительные нот­ки. - Нет, нет, нет! - завопил он в истерике, распаляя себя и черпая в крике мужество. Я молча ждал пока он успокоит­ся. Наконец вопли стали стихать.

- Это твое последнее слово? Ну что ж, тогда ты сдох­нешь. Медленно подняв руку, я тщательно прицелился чуть левее его головы и плавно нажал спуск. Оглушительно грохнул выстрел. Пуля ударила в бетонный пол и срикошетила, к счастью никого не задев. Монах тряс головой. Взгляд его сделался совершенно безумен. Жри, - повторил я. - В следующий раз не промах­нусь.

Ничего не соображая от страха он взял с газеты кусок и медленно поднес ко рту. Я почувствовал острый приступ тошноты.

VI Олег Селезнев

Солнечным летним утром мы с Андреем сидели на квар­тире у Рафика, изнывая от скуки. Рафик нервно листал ил­люстрированный журнал. Андрей молча курил, задумчиво глядя в потолок, а я тискал Марианну, кошку Рафика. Она появилась здесь полтора года назад, еще до нашего знаком­ства. Рано утром, услышав на лестнице душераздирающее мяуканье, Рафик открыл дверь и не успел опомниться, как истощенный лишайный котенок, проскочив между ног за­бился под шкаф. Как рассказывал мне Рафик; у него не хва­тило духу выбросить назад несчастное существо. Он выле­чил котенка от стригучего лишая, откормил и сейчас кошка выглядела вполне прилично. Рафик назвал ее Марианной в честь своей первой школьной любви. На это имя она, прав­да, не реагировала, но охотно отзывалась на Кису. Сейчас кошка, возмущенная фамильярным обращением, кусала меня за палец, однако когти не выпускала. Играя с кошкой, я вспоминал недавнее прошлое. За месяц, прошедший со дня расправы с Монахом, произошло немало событий. Во-первых, я помирился со Светкой. Она позвонила мне домой и, плача, призналась, что была не права. Я собирался отве­тить гордым отказом, но неожиданно сам чуть не разревел­ся. В тот же день она приехала ко мне и наши отношения

полностью восстановились. Правда к теще я не вернулся и жил по-прежнему у себя, а жена приезжала ко мне три-че­тыре раза в неделю. Сам я тоже наведывался к ним, чтобы пообщаться с ребенком, но только в отсутствии Инны Вла­димировны.

Банда Монаха, как я и предвидел, распалась после диск­редитации шефа, а сам он, затравленный вчерашними холу­ями, в отчаянии повесился. Я не жалел подонка, но послед­нее время он повадился являться ко мне во сне, мерзко хи­хикал и манил за собой. Я просыпался в холодном поту и долго не мог заснуть, курил, пил воду, снова курил и так до самого утра, пока не наваливалось тяжелое забытье.

Андрей со своей девчонкой подали заявление в загс. На следующий день он пришел ко мне и заявил, что не хочет больше с нами работать. Таня, дескать, запрещает, говорит, что они без этого проживут. Терять кадры не хотелось и я жестоко высмеял его, назвав подкаблучником. Андрей был болезненно самолюбив и, даже проигрывая в шашки, при­ходил в ярость. На этот раз он чуть не кинулся на меня с ку­лаками, но в конце концов остался. К настоящему времени мы помирились, но иногда в наших отношениях ощуща­лась некоторая натянутость. Кроме того у Коли тяжело забо­лела мать и именно поэтому его не было сейчас с нами. А жаль, Коля бы очень пригодился. Дело в том, что мы ожида­ли гостей. Позавчера кто-то позвонил Рафику и потребовал тридцать тысяч, обещая в противном случае прислать по почте уши его дочери. Девочка, к счастью, оказалась в это время дома, иначе бы Рафика мог хватить инфаркт. Одно­временно он понял, что имеет дело с дилетантами, посколь­ку профессионал прежде чем звонить, наверняка бы похи­тил ребенка.

"Да, да, ребята, конечно заплачу, приезжайте в среду" - сказал им Рафик и сразу позвонил мне. В тот же день он по­садил жену с дочерью в самолет и отправил к родственни­кам в Армению, куда, кстати сказать, они давно собирались.

Сегодня, с раннего утра, мы поджидали рэкетиров. Время тянулось медленно. Рафик попытался напиться, но я отнял у него бутылку и спрятал в дипломат. Я знал, что если он выпьет хоть стакан, то уже не остановится. Последнее время Рафик все чаще уходил в запои, длившиеся по неделе и больше. Начиная пьянствовать, он забрасывал все дела, что существенно отражалось на доходах кооператива, а следова­тельно на моих тоже. Кроме того я понимал, что если так дальше будет продолжаться, то в скором времени он сопьет­ся. Мне было жаль Рафика, потому что за минувший год я успел к нему привязаться.

- А, чтоб их, где их черти носят! - Рафик отшвырнул в сторону журнал и нервно заходил по комнате. Андрей поко­сился в его сторону и закурил еще одну сигарету.

- Давай что ли чаю выпьем, - предложил я.

Большие настенные часы начали бить одиннадцать. Об­радовавшись, что может хоть чем-то заняться, Рафик отправился на кухню. Я спустил на пол кошку и облокотился на спинку дивана. Этим летом мне так и не удалось съездить на море. Работа у Рафика, семейные неурядицы и т. д. и т. п. Все это превратилось в какую-то трясину, из которой я никак не мог выкарабкаться. Глядя на падающие из окна лучи, я с грустью вспоминал залитые солнечным светом белые пля­жи Юрмалы. Хорошо бы сейчас лежать на горячем песке, слушать шум прибоя и ни о чем не думать. Поглощенный этими мыслями, я задремал. Меня разбудил резкий звонок в дверь.

- Проходите, ребята, проходите, - слышался из прихо­жей приторно вежливый голос Рафика, - вот в эту комнату, сейчас я достану деньги.

Я сделал Андрею знак рукой. Сжав в руке резиновую ду­бинку и неслышно ступая, он встал около двери с таким рас­четом, чтобы входящие его сразу не заметили.

Дверь распахнулась и в комнату ввалились три мордово­рота. По пятам, фальшиво улыбаясь, следовал Рафик. "Здо­ровые, но пропитые. С этими не сложно будет справить­ся", - отметил я про себя.

Первый из громил, рыжеволосый, плохо выбритый и мусолящий в углу рта сигарету, с удивлением уставился на меня. Мне показалось, что я слышу как с натугой и скреже­том шевелятся его мозги. Наконец он, кажется, сообразил в чем дело.

- Ах ты, падла! - Прохрипел мордоворот и, выплюнув на пол окурок, кинулся ко мне. Увернувшись от тяжелого размашистого удара, я прямым слева врезал ему по печени. Скорчившись от боли, он свалился на пол. Второй молние­носно выхватил тускло блеснувший нож, но Андрей ударил его резиновой дубинкой по затылку. Ноги у бандита подко­сились, глаза закатились под лоб и следующий удар Андрей наносил уже по падающему телу. Третий, сообразив в чем дело, отшвырнул в сторону Рафика и бросился к входной двери. Я настиг его на лестнице, сбил с ног подсечкой и бо­левым приемом заломил руку за спину! Когда я приволок его обратно в комнату, то увидел, что "гости" лежат рядом в углу, а Андрей связывает им руки запасенными заранее ве­ревками.

- Вот еще один клиент, - сказал я Андрею и ударил бан­дита ребром ладони по шее. Потеряв сознание, он тихо сполз на пол. Андрей, ни секунды не медля, завел ему руки за спину и начал связывать морским узлом. Рафик тем вре­менем завладел бутылкой, спрятанной у меня в дипломате и уже принял первую дозу. Его черные глаза замаслились, на лице появилось блаженное выражение. "У, проклятый алко­голик, - выругался я про себя. - Теперь как пить дать неде­лю не остановится".

Часы показывали 37 минут двенадцатого. Оказывается, вся операция заняла не более трех минут. Подойдя к Рафи­ку, я тоже налил себе стакан. Мне можно. Уж я то в запой не уйду.

- Спокойно, не дергаться, - послышался за спиной ти­хий хрипловатый голос. Обернувшись, я увидел у двери не­высокого коренастого парня в кожаной куртке. Такую не­приятную физиономию мне редко когда приходилось ви­деть. Толстые вывернутые губы, расплющенный, нос, тяже­лые надбровные дуги напоминали орангутанга, а безумные глаза с суженными зрачками изобличали наркомана. В руке он держал пистолет Макарова, нервно подрагивая пальцем на спусковом крючке.

- Я кому сказал не дергаться! - прошипел он, заметив мое движение.

"Сейчас выстрелит, - мелькнуло в голове. - Такому че­ловека убить, что раз плюнуть".

Дуло пистолета смотрело прямо мне в грудь.

- Сеня! - прохрипел один из связанных, - развяжи нас.

- Подождешь! - ухмыльнулся "орангутанг", - сперва с этими разобраться надо. Ну-ка ты, иди сюда! - обратился он к Рафику. Рафик медленно шагнул в его сторону. Он сильно побледнел, но был спокоен, только левая бровь слег­ка подергивалась.

"Нервный тик" - подумал я.

Мне было по-настоящему страшно. В глазах этого деге­нерата с пистолетом затаилась смерть и я понимал, что они вряд ли оставят нас в живых. Вот что значит недооценить противника. Не такие уж дураки, оставили одного для под­страховки и сейчас возьмут нас голыми руками. Попробо­вать выбить пистолет, но ведь далеко, не успею! С такого расстояния только слепой промахнется!

- А теперь попрыгай, может я тебя пожалею! - пистолет качнулся в сторону Рафика. Произнося эти слова, бандит ухмыльнулся, показав желтые лошадиные зубы.

- Пошел ты, козел! Пососи сначала у пидора! - от вол­нения в голосе Рафика появился давно забытый им кавказ­ский акцент.