Шлюп поравнялся с "Луарой". Громыхнула пушка № 1. Рядом с ней стоял Буш, он и скомандовал: "Пли!". Очевидно, он намеревался двигаться вдоль батареи, стреляя из каждой пушки по очереди, но "Отчаянный" слишком быстро мчался с попутным ветром. Остальные пушки нестройно грохотали. Хорнблауэр видел, как щепки полетели из борта "Луары", видел, как в нем появилась дыра. Идя по ветру, "Отчаянный" почти не испытывал бортовой качки. Килевая качка оставалась, но ни один хладнокровный канонир не промахнется с расстояния в пятнадцать ярдов.
В борту "Луары" открылся один-единственный пушечный порт - французы запоздало пытались выдвинуть пушки. Шканцы "Отчаянного" поравнялись со шканцами фрегата. Хорнблауэр видел суетящуюся толпу, и ему показалось, что он даже различил французского капитана. В этот момент рядом с Хорнблауэром громыхнула карронада, и он чуть не подпрыгнул от неожиданности.
- Картечь поверх ядра, сэр, - сказал канонир, с ухмылкой поворачиваясь к Хорнблауэру. - Милое дело.
Сто пятьдесят ружейных пуль, заключенных в патроне картечи, пройдутся по палубе "Луары", как метла. Все стоявшие на палубе морские пехотинцы скусили новые патроны и запустили в дула шомпола - должно быть, они тоже стреляли, но Хорнблауэр этого не заметил. Буш снова оказался рядом.
- Все ядра попали! - выкрикнул он, задыхаясь. - Все до единого!
Занятно было видеть Буша в таком волнении, но Хорнблауэру все еще было не до пустяков. Он оглянулся на "Луару" - та по-прежнему лежала без движения. Очевидно, бортовой залп вновь поверг ее команду в полное смятение. А вот и Уэссан, черный и зловещий.
- Два румба влево, - скомандовал Хорнблауэр рулевым. Разумный человек не станет подходить ближе к берегу.
- Может, мы приведемся к ветру и добьем ее, сэр? - спросил Буш.
- Нет. Несмотря на боевую горячку, Хорнблауэр принял это разумное решение. Хотя оставшийся без ответа бортовой залп и давал ему преимущество, "Отчаянный" был все-таки слишком слаб, чтоб добровольно ввязываться в поединок с "Луарой". Если б "Луара" потеряла мачту, Хорнблауэр попытался бы. Сейчас корабли разошлись уже на милю - за то время, что он будет лавировать обратно, неприятель оправится и будет готов к встрече. Как раз в этот момент "Луара" наконец повернулась: она снова управляема. Ничего не выйдет.
Матросы, как обезьяны, возбужденно болтали и приплясывали на палубе от волнения. Хорнблауэр взялся за рупор.
- Молчать!
Воцарилась тишина. Все глаза устремились на него. Как ни странно, это его не смутило. Он зашагал по палубе, прикидывая расстояние до Уэссана, видневшегося теперь на правой раковине, и до "Луары", идущей по ветру. Он подождал, почти решился и еще подождал, прежде чем отдать приказ.
- Руль на ветер! Мистер Провс, будьте любезны, обстените грот-марсель.
Они были в самом начале Ла-Манша. "Луара" на ветре, а под ветром - ничем не ограниченный путь к спасению. Если "Луара" бросится за ним в погоню, он заманит ее в пролив. Погоня в кильватер, да еще в сгущающейся темноте почти не сулила Хорнблауэру опасности, "Луара" же рисковала наскочить на мощное подразделение британского флота. Поэтому Хорнблауэр выжидал, положив "Отчаянный" в дрейф, на случай если француз не сможет побороть искушение. Потом он увидел, как реи "Луары" повернулись. Она легла на правый галс. Она возвращается к Бресту. Французский капитан поступил разумно. Но для всего мира, для всей команды "Отчаянного" - да и для всех на "Луаре", кстати - это означает, что "Отчаянный" вызвал ее на бой, а она поспешила поджав хвост, укрыться в безопасности. При виде этого команда шлюпа недисциплинированно закричала "ура". Хорнблауэр снова взялся за рупор.
От усталости и напряжения голос его хрипел. В момент победы наступила реакция. Хорнблауэр вынужден был остановиться и подумать, заставляя себя сосредоточиться, прежде чем отдать следующий приказ. Он повесил рупор на стропку, повернулся к Бушу - два незапланированных движения выглядели крайне драматично в глазах команды, во все глаза смотревшей на капитана и ожидавшей, что же он скажет.
- Мистер Буш! Вы можете отпустить подвахтенных, будьте так любезны.
Последние слова дались значительным усилием воли.
- Есть, сэр.
- Закрепите пушки и отпустите людей с постов.
- Есть, сэр.
- Мистер Провс! - Взглянув на Уэссан, Хорнблауэр прикинул, насколько их снесло ветром. - Положите судно в бейдевинд на левый галс.
- В бейдевинд на левый галс. Есть, сэр.
Строго говоря, это был последний приказ, который Хорнблауэру оставалось отдать. В эту самую секунду он может отдаться своей усталости. Но желательно, а точнее необходимо, добавить еще несколько слов.
- Нам придется лавировать обратно. Позовите меня, когда будет меняться вахта. - Произнося эти слова, Хорнблауэр мысленно представлял себе, что они для него означают. Он может упасть на койку, вытянуть усталые ноги, дать напряжению постепенно схлынуть, отдаться усталости, осознать, что в течение часа или двух ему не придется принимать никаких решений. И тут он с изумлением пришел в себя. Он понял, что все еще стоит на шканцах, и все глаза устремлены на него. Он знал, что должен сказать несколько впечатляющих слов. Он знал, что это необходимо - он должен удалиться достойно, как какой-нибудь несчастный актер удаляется за занавес. Для этих простых матросов его слова будут наградой за усталость. Они смогут вспоминать и пересказывать эти слова месяцы спустя. Эти слова - и уже поэтому стоит их сказать - помогут матросам сносить тяготы блокадной жизни. Хорнблауэр двинул усталые ноги в сторону каюты и остановился там, где больше всего матросов могли услышать его слова, чтоб повторить их потом.
- Мы возвращаемся, чтоб следить за Брестом. - Мелодраматическая пауза. - "Луара" или не "Луара".
7
Хорнблауэр обедал в тесной штурманской рубке. Солонина видимо, была из новой бочки - у нее был особый привкус не скажешь, что неприятный. Наверно, ее солили на другом провиантском складе, с другим количеством соли. Хорнблауэр обмакнул кончик ножа в горчицу. Горчицу он одолжил - выпросил - в кают-компании, и чувствовал себя виноватым. К этому времени кают-компанейские запасы наверняка истощились - с другой стороны, сам он вышел в море вообще без горчицы, из-за того, что женился и готовился к плаванью одновременно.
- Войдите! - крикнул Хорнблауэр в ответ на стук. Вошел Каммингс, один из "молодых джентльменов", волонтеров первого класса, "королевских учеников", которых Хорнблауэру в спешке всучили вместо опытных мичманов.
- Меня послал мистер Пул, сэр. Новый корабль присоединился к Прибрежной эскадре.
- Очень хорошо. Иду.
Был солнечный летний день. Несколько кучевых облаков оживляли однообразную голубизну неба. Лежа в дрейфе под обстененным крюйселем, "Отчаянный" почти не кренился - так далеко от берега слабый восточный ветер почти не поднимал волн. Хорнблауэр, выйдя на шканцы, сначала обвел подзорной трубой побережье. Шлюп находился в самом устье Гуля, и внутренний рейд был отсюда отчетливо виден. С одной стороны виднелись Капуцины, с другой - Пти Мину, "Отчаянный" же был между ними. Как и в дни мира, но теперь уже по необходимости, он держался на расстоянии чуть больше пушечного выстрела от батарей, расположенных в этих двух точках. Посреди Гуля торчали рифы - самый крайний из них - Поллукс, за ним Девочки, а на внутреннем рейде стоял французский флот, вынужденный сносить беспрестанный дозор "Отчаянного", зная превосходящую мощь Ла-Маншского флота, лежавшего прямо за горизонтом.
В его-то сторону Хорнблауэр и посмотрел, закончив осматривать побережье. Основная часть Ла-Маншского флота, чтобы скрыть свою силу, оставалась вне пределов видимости - даже Хорнблауэр не знал точно его численность. Но прямо на виду, всего в трех милях мористее, лежала в дрейфе Прибрежная эскадра, мощные двухпалубные корабли, готовые в любой момент прийти на помощь "Отчаянному" и двум фрегатам, "Наяде" и "Дориде", если французы вздумают напасть на этих докучливых соглядатаев. Раньше этих линейных кораблей было три, а сейчас Хорнблауэр видел, как к ним, идя в крутой бейдевинд, приближается четвертый. Хорнблауэр машинально взглянул на Пти Мину. Как он и ожидал, крылья расположенного на мысе семафора двигались: вертикали к горизонтали, потом опять к вертикали. Наблюдатели сигналили французскому флоту, что к Прибрежной эскадре присоединилось четвертое судно - они замечали любое, даже незначительное перемещение кораблей и тут же докладывали о нем, так что в ясную погоду французский адмирал получал известие уже через несколько минут. Это страшно мешало британцам и помогало каботажным судам постоянно проникать в Брест через пролив Ра. Что-то надо предпринять против этой семафорной станции.
Буш выговаривал Форману, которого терпеливо - вернее, нетерпеливо - обучал обязанностям сигнального офицера.
- Вы что, все еще не можете прочесть позывные? - спрашивал Буш.
Форман направил подзорную трубу на линейный корабль - он все еще не научился держать другой глаз открытым, но не смотреть им. В любом случае, не так уж просто читать флажки, особенно когда ветер дует прямо от одного корабля к другому.
- Семьдесят девять, сэр, - сказал, наконец, Форман.
- Хоть раз вы прочли правильно, - удивился Буш. - Посмотрим, что вы будете делать дальше.
Форман щелкнул пальцами, вспоминая, что нужно делать, и заспешил к сигнальной книге на нактоузе. Как только он начал листать страницы, подзорная труба выскользнула у него из-под мышки и со стуком упала на палубу. Кое-как он исхитрился ее поднять и найти нужное место. Он повернулся к Бушу, но тот большим пальцем показал на Хорнблауэра.
- "Тоннан" , сэр, - сказал Форман.
- Ну, мистер Форман, вы знаете, как надо докладывать. Доложите по форме и как можно полнее.
- "Тоннан", сэр. Восемьдесят четыре пушки. Капитан Пелью. - Каменное лицо Хорнблауэра и его суровое молчание подстегнуло Формана, и он вспомнил, что еще должен был сказать: - Присоединился к Прибрежной эскадре.
- Спасибо, мистер Форман, - крайне официально произнес Хорнблауэр, но Буш снова заорал на Формана, да так громко, словно тот стоял на баке, а не в трех ярдах от него.
- Мистер Форман! "Тоннан" сигналит! Быстрее! Форман бросился назад и поднес к глазу подзорную трубу.
- Наши позывные! - сказал он.
- Это я видел пять минут назад. Читайте сигнал. Форман пристально посмотрел в подзорную трубу, потом заглянул в книгу, и еще раз проверил себя, прежде чем снова посмотреть на разъяренного Буша.
- Там говорится "пришлите шлюпку", сэр.
- Конечно. Вы должны знать все основные сигналы наизусть, мистер Форман. Вы потратили очень много времени. Сэр, "Тоннан" сигналит, чтоб мы прислали шлюпку.
- Спасибо, мистер Буш. Подтвердите и изготовьте шлюпку.
- Есть, сэр. Подтвердить! - Через секунду Буш снова вскипел. - Не этот фал, бестолковый… бестолковый молодой джентльмен. "Тоннан" не увидит этого сигнала за крюйсе-лем. Поднимите его на ноке грот-марселя.
Буш поглядел на Хорнблауэра и беспомощно развел руками. Отчасти он показывал этим, что отказывается чему-либо научить непонятливых юных подчиненных, отчасти же этот молчаливый жест выражал его чувства, вызванные тем, что ему пришлось, зная вкусы Хорнблауэра, назвать Формана "молодым джентльменом", вместо того, чтоб употребить словечко покрепче. Потом он обернулся и стал смотреть, как Камингс спускает шлюпку. Многое можно было сказать в защиту системы, при которой молодых людей беспрестанно дергали и ругали при исполнении обязанностей. Хорнблауэр не соглашался с расхожим мнением, что молодые люди становятся лучше от дерганья и ругани, но он знал, что так они быстрее изучат свои обязанности, а в один из ближайших дней Форману, быть может, предстоит читать и передавать сигналы в дыму и сражении, среди убитых и раненых, или Камингсу спускать шлюпку перед операцией по захвату вражеского судна.
Хорнблауэр вспомнил свой недоеденный обед.
- Позовите меня, когда вернется шлюпка, пожалуйста, мистер Буш.
Черносмородинное варенье кончалось. Хорнблауэр, горестно созерцая, как пустеет последний горшочек, заметил про себя, что пристрастился-таки к черной смородине. За сорок дней в море кончились и масло, и яйца. Следующие семьдесят один день, пока не кончатся корабельные припасы, ему скорее всего придется жить на матросском довольствии - солонина, горох, сухари. Сыр дважды в неделю и пудинг на нутряном жире по воскресеньям. В любом случае, можно вздремнуть, пока не вернется шлюпка. Хорнблауэр мог спать спокойно (нелишняя предосторожность, на случай если обстоятельства заставят его бодрствовать ночью), полагаясь на мощь британского флота хотя в каких-то пяти милях находятся двадцать тысяч врагов каждый из которых мог бы его убить.
- Шлюпка подошла к борту, сэр.
- Очень хорошо, - сонно ответил Хорнблауэр. Шлюпка была нагружена по самый планширь. Матросам нелегко было грести до "Отчаянного" - чистое невезенье что они под парусами шли к "Тоннану" налегке, а обратно гребли против ветра с грузом. Из шлюпки раздавались странные звуки.
- Что за черт? - спросил сам себя Буш, стоявший рядом с Хорнблауэром.
Шлюпка была нагружена мешками.
- В любом случае, это свежая пища, - сказал Хорнблауэр.
- Спустите подъемный гордень с грота-рея! - закричал Буш.
Форман поднялся на борт, чтобы доложить:
- Сыр, капуста, картошка, сэр. И бычок.
- Свежее мясо, клянусь Богом! - воскликнул Буш. Человек шесть матросов налегли на гордень, и мешок за мешком начал подниматься на палубу. Когда шлюпка очистилась, видна стала бесформенная масса, опутанная сеткой - она-то и издавала странные звуки. Под нее пропустили стропы и подняли на палубу - это оказался жалкий бык-недомерок. Он еле-еле мычал. Испуганный глаз смотрел сквозь веревочную сетку. Когда Форман закончил докладывать, Буш повернулся к Хорнблауэру.
- "Тоннан" привез из Плимута двадцать четыре быка для флота, сэр. Это наша доля. Если мы зарежем его завтра, сэр, и оставим денек повисеть, в воскресенье можно будет его зажарить, сэр.
- Да, - сказал Хорнблауэр.
- Кровь можно будет вытереть с палубы, пока она не засохнет, сэр. Об этом нечего и беспокоиться. У нас будет требуха, сэр! Язык!
- Да, - сказал Хорнблауэр.
Он все еще видел перепуганный насмерть глаз. Энтузиазм Буша был неприятен Хорнблауэру, поскольку сам он испытывал прямо противоположное. Его живому воображению явственно представилась сцена убийства, и ему вовсе не хотелось мяса, полученного таким способом. Пришлось сменить тему.
- Мистер Форман! Никаких сообщений из флота?
Форман виновато вздрогнул и, запустив руку в карман, вытащил объемистый пакет. Он побледнел, увидев гневное лицо Хорнблауэра.
- Никогда так не поступайте, мистер Форман! Депеши прежде всего! Вас следует проучить.
- Позвать мистера Вайза, сэр? - спросил Буш. Боцманская трость могла бы жестоко поплясать по согнутому над казенной частью пушки Форману. Хорнблауэр увидел безумный ужас на лице волонтера. Мальчик был почти так же перепуган, как бык - видимо, он боится телесного наказания. Этот страх Хорнблауэр разделял. Он пять долгих секунд смотрел в молящие отчаянные глаза, чтоб урок усвоился.
- Нет, - сказал он наконец. - Это мистер Форман будет помнить всего один день. Я заставлю его вспоминать это целую неделю. Семь дней не давать мистеру Форману спиртного. Тот, кто попробует угостить его своим, будет лишен спиртного на четырнадцать дней. Проследите за этим пожалуйста, мистер Буш.
- Есть, сэр.
Хорнблауэр вытащил пакет из безжизненных рук Формана и отвернулся с заметным презрением. Четырнадцатилетнему мальчику не повредит, если его лишить на неделю крепкого напитка.
В каюте Хорнблауэру пришлось достать перочинный нож, чтоб вскрыть пакет, зашитый в просмоленую парусину. Сначала из пакета выпала картечь. За столетия во флоте выработалась определенная традиция - просмоленая парусина защищала содержимое от морской воды, если депеши приходилось перевозить в шлюпке в штормовую погоду, а картечь клали, чтоб пакет утонул, если возникнет опасность попасть в руки неприятеля. В пакете было три официальных письма и толстая стопка личных. Хорнблауэр поспешно вскрыл официальные. Первое было подписано "У. Корнваллис, вице-адм.". Оно было написано как обычно и извещало об изменениях в эскадре. Капитан сэр Эдвард Пелю, К. Б., как старший офицер, принимает командование Прибрежной эскадрой. "Вам предписывается" исполнять приказы вышеупомянутого капитана сэра Эдварда Пелью и относиться к нему с полным вниманием, как к представителю главнокомандующего. Второе письмо было подписано "Э. Пелью, капитан". Состояло оно из трех сухих строчек, подтверждавших, что Пелью считает теперь Хорнблауэра своим подчиненным. Третье письмо вместо официального "сэр" начиналось так:
Мой дорогой Хорнблауэр,
Большой радостью было для меня узнать, что Вы служите под моим началом. То, что я узнал о Ваших недавних действиях, укрепило меня во мнении, которое я составил еще тогда, когда Вы были лучшим моим мичманом на старом добром "Неустанном". Я с большим интересом отнесусь к любым вашим соображениям по поводу возможных способов нанести вред французам и досадить Бонапарту.
Ваш искренний друг Эдвард Пелью .
Письмо было действительно очень лестное, дружеское и согревающее. И впрямь, согревающее - Хорнблауэр, сидя с письмом в руках, почувствовал, как кровь быстрее побежала по жилам, как в мозгу зашевелились мысли, как, стоило подумать о семафорной станции на Пти Мину, начала оформляться идея, как начали прорастать зерна будущего плана. В парниковой атмосфере разгоряченного Хорнблауэрова мозга идеи быстро пошли в рост. Не отдавая себе отчета, Хорнблауэр начал подниматься со стула - только прохаживаясь по палубе он мог продумать план до конца и найти выход для закипающего внутри волнения. Но он вспомнил про остальные письма в пакете - нельзя повторять ошибку Формана. Часть писем была адресована Хорнблауэру - одно, два, три… шесть писем, написанных одним почерком. Он не сразу сообразил, что это письма от Марии - странно, что он не узнал почерк своей жены. Хорнблауэр уже собирался вскрыть их, когда снова себя одернул. Все остальные письма адресованы не ему, а членам команды, наверняка ожидающим их с нетерпением.
- Позовите мистера Буша! - крикнул Хорнблауэр.
Когда Буш появился, Хорнблауэр отдал ему письма, не говоря ни слова, да тот и не стал этого ждать, видя, как глубоко капитан погрузился в чтение, даже не поднял головы.
Хорнблауэр прочел (и не один раз), что он - любимейший муж Марии. Первые два письма сообщали, как она тоскует по своему ангелу, как счастлива она была два дня их совместной жизни, как волнуют ее опасности, которым подвергается ее герой, и как важно менять носки, если они промокнут. Третье письмо было отправлено из Плимута. Мария узнала, что Ла-Маншский флот базируется здесь, и решила переехать, на случай, если Долг Службы приведет "Отчаянного" в порт, а также, как заметила она сентиментально, чтоб быть поближе к своему возлюбленному. Она проделала путь до Плимута на каботажном судне, впервые вверив себя Соленой Пучине (и постоянно думая о своем бесценном). Глядя на далекий берег, она лучше поняла чувства обожаемого мореплавателя. Теперь она благополучно устроилась на квартире у почтенной женщины, вдовы боцмана.