Миновали Мэнгам; следующие несколько секунд лот будет показывать девятнадцать саженей. Время продумать следующий шаг. Прежде чем сделать это, Хорнблауэр мысленно представил себе карту.
- Слушайте! - Буш ткнул Хорнблауэра локтем в бок - сейчас было не до церемоний.
- Отставить на лоте! - приказал Хорнблауэр достаточно громко, чтобы его услышали: при таком направлении ветра его слова не могли разнестись далеко в ту сторону, куда он вглядывался.
Вот снова тот же звук, потом другие. Ветер донес протяжный крик "Seize" - шестнадцать по-французски. Французские лоцманы по-прежнему измеряли глубину в старинных туазах, а туаза чуть больше морской сажени.
- Огни! - прошептал Буш, снова толкая Хорнблауэра в бок. Над водой виднелся отблеск - французы, в отличие от Хорнблауэра, не закрыли как следует свои огни. Корабль-призрак скользил по воде так близко, что до него можно было бы докинуть сухарем. Отчетливо видны были марсели, покрытые тонким слоем снега. И вот…
- Три красных огня в ряд на крюйс-марса-рее, - прошептал Буш.
Сейчас они стали видны; видимо спереди их закрыли, а сзади нет, чтоб свет их был виден идущим сзади кораблям. Хорнблауэра осенило. Внезапное решение, план на ближайшие пять минут, дальнейшие планы - все пришло одновременно.
- Бегите! - приказал он Бушу. - Пусть подвесят три огня, в точности так же, и закроют, но так, чтоб можно было быстро открыть.
При последних словах Буш исчез, но думать надо было еще быстрее. Хорнблауэр не решался повернуть оверштаг - надо было поворачивать через фордевинд.
- Поворот через фордевинд, - выпалил он Провсу. Сейчас было не время для его обычной вежливости.
Когда "Отчаянный" поворачивался, Хорнблауэр увидел, как три огня слились в один и тут же вспыхнул голубой свет - французский корабль менял галс, чтоб пройти Гуль, и зажег фальшфейер, приказывая идущим за ним кораблям повторить маневр. В свете фальшфейера Хорнблауэр увидел и второй французский корабль - второй бледный призрак.
Когда Хорнблауэр был пленником в Ферроле, Пелью на "Неустанном" обманул вышедшую из Бреста эскадру, имитируя их сигналы, но это было в Ируазс, где места относительно много. Хорнблауэр поначалу намеревался применить ту же тактику, но здесь, в узком Гуле, можно было действовать более решительно.
- Приведите судно к ветру на правом галсе, - приказал он Провсу. Невидимые руки выбрали невидимые галсы, и корабль повернулся еще чуть-чуть.
Второй французский корабль только что закончил поворот, и нос "Отчаянного" указывал прямо на него.
- Немного право руля. - Нос шлюпа чуть-чуть повернулся. - Одерживай.
Хорнблауэр хотел подойти к французскому кораблю, но так, чтобы тот не закрыл ему ветер.
- Я послал на крюйс-марса-рей надежного матроса с фонарями, - доложил Буш. - Через две минуты все будет готово.
- Спускайтесь к пушкам! - приказал ему Хорнблауэр. Больше не надо было сохранять тишину, и он потянулся к рупору.
- Главная палуба! Встать к пушкам правого борта! Выдвигай!
Как может быть построена французская эскадра? Ее должен сопровождать вооруженный эскорт, не для того, чтоб сразиться с Ла-Маншским флотом, но чтоб защитить транспортные суда от случайных британских фрегатов. Значит, два больших фрегата, один в авангарде, другой в арьергарде беззащитных транспортных судов, вооруженных en flute.
- Право руля! Прямо!
Теперь они сошлись рей к рею со вторым кораблем колонны, с кораблем-призраком, идущим к Гулю сквозь снегопад. Грохот пушечных катков стих.
- Пли!
Десять рук рванули вытяжные шнуры десяти пушек. Борт "Отчаянного" взорвался пламенем, ярко озарившим паруса и корпус француза. В мгновенной вспышке света видны стали снежинки, как бы застывшие в воздухе.
- Пли!
С французского корабля раздались крики. Чуть не у самого уха Хорнблауэр услышал голос, говоривший по-французски - это капитан транспортного судна окликал его с тридцати ярдов, направив рупор прямо на него - видимо пенял, как он думал, своему соотечественнику, обстрелявшему его в Гуле, где британских кораблей быть не может. Грохот и вспышка первой пушки второго бортового залпа оборвали его слова. Другие выстрелы следовали с той скоростью, с какой матросы успевали заряжать и стрелять. Каждая вспышка на мгновение озаряла французское судно. Десятифунтовые ядра решетили наполненное людьми судно. В это самое время, когда Хорнблауэр в застывшей позе стоял на палубе, всего в тридцати ярдах от него десятки людей умирали мучительной смертью из-за того лишь, что их принудили служить европейскому тирану. Ясно, французы этого не выдержат. Ясно, они попробуют уклониться от неожиданного и необъяснимого нападения. А! Вот они поворачивают, хотя здесь, между мелями с одной стороны и береговым обрывом с другой, поворачивать было некуда. Вот три красных огня на крюйс-марса-рее. Случайно или нарочно, французский капитан положил руль под ветер. Хорнблауэр должен довести начатое до конца.
- Немного лево руля.
"Отчаянный" повернулся, пушки громыхнули. Достаточно.
- Немного право руля. Прямо руль.
Теперь рупор: - Прекратить огонь.
Последовавшую за этим тишину разорвал треск налетевшего на мель французского судна, грохот падающих мачт, крики отчаяния. В темноте, после пушечных вспышек, Хорнблауэр ослеп, но действовать он должен был так, как если бы видел. Времени терять нельзя.
- Обстенить грот-марсель! Приготовиться у брасов! Волей-неволей остальные французские суда пойдут за первыми. Больше им деться некуда - ветер у них на раковине, внизу - течение, по обеим сторонам скалы. Хорнблауэр должен думать быстрее, чем они - французский капитан на следующем корабле наверняка не успел еще собраться с мыслями.
Девочки под ветром - больше нельзя терять ни секунды.
- Брасы!
Вот француз - ближе, ближе, с полубака слышны отчаянные крики.
- Руль право на борт!
Скорости едва хватало, чтоб "Отчаянный" послушался руля; носы двух кораблей разошлись, едва не столкнувшись.
- Пли!
Паруса французского судна заполаскивали - оно не вполне управляемо, и команде не удастся быстро взять его под контроль, пока на палубу сыплется град девятифунтовых ядер. "Отчаянный" не должен пойти у него под носом. Оставалось еще немного времени и места.
- Обстенить грот-марсель!
Вот что значит хорошо обученная команда - корабль работал, как машина. Даже подносчики пороха, "пороховые мартышки", бегавшие по трапам вверх и вниз в кромешной тьме, исправно выполняли свой долг, постоянно снабжая пушки порохом, ибо те не смолкали ни на минуту. Они оглушительно ревели, озаряя оранжевым светом французское судно. Дым тяжелыми клубами плыл к левому борту.
Нельзя больше оставаться под обстененным марселем. Надо наполнить парус и продвинуться вперед, даже если из-за этого и придется прекратить стрельбу.
- Брасы!
До этого момента Хорнблауэр не замечал адского рева шканцевых карронад; они стреляли без перерыва, осыпая неприятельскую палубу картечью. В их свете он увидел, как удаляются мачты француза. В следующей вспышке Хорнблауэр увидел еще одну мгновенную картину - корабельный бушприт прошел по палубе француза. Треск, крики: следующее французское судно налетело на своего товарища. Треск не стихал. Хорнблауэр заспешил на корму, чтоб поглядеть, но темнота уже сомкнулась перед его ослепшими от света глазами. Он мог только слышать, но и этого было достаточно, чтоб понять: судно, действующее, как таран, разворачивалось ветром, его бушприт крушил ванты, фалы, штаги и, наконец, налетел на грот-мачту. Потом упадет фок-мачта, упадут реи. Два корабля сцеплены вместе и беспомощны, а с подветренной стороны у них Девочки. Хорнблауэр увидел, как они зажигают фальшфейеры, пытаясь разобраться в безнадежной ситуации. Корабли поворачивались, голубые огни фальшфейеров и красные огни фонарей вращались, как некая планетная система. Им не спастись - ветер и течение понесли их, и Хорнблауэру показалось, что он услышал треск, с которым корабли налетели на Девочек. Он не мог быть твердо в этом уверен, да и времени гадать не было. На этой стадии отлива вокруг рифа Поллукс возникает вихревое течение, и это надо учитывать. Потом он должен войти в Ируазу, чьи воды считал такими опасными, пока не сунулся в Гуль. Неизвестно, сколько еще кораблей идет из Бреста. По стрельбе и замешательству они уже поняли, что среди них враг.
Хорнблауэр бросил быстрый взгляд на нактоуз, прикинул силу ветра на щеке. Неприятельская колонна (вернее ее остатки) при таком ветре наверняка возьмет курс на Ра дю Сэн и постарается подальше обойти мели Трэпье. Он должен пойти им наперерез - следующее судно в колонне наверняка уже близко, но через несколько секунд оно выйдет из узкого фарватера Гуля. И где же первый фрегат, тот самый, который он пропустил без боя?
- Эй, на грот-руслене! Бросать лот!
Надо держаться как можно дальше с наветренной стороны.
- Нет дна! Двадцать саженей пронесло! Значит, они достаточно далеко от Поллукса.
- Оставить на лоте!
Они продолжали идти правым галсом. В непроницаемой тьме Хорнблауэр слышал совсем близко тяжелое дыхание Провса. Все остальное было тихо. Скоро снова придется бросать лот. Что это? Ветер донес до слуха отчетливый звук - звук тяжелого предмета, упавшего в воду. Это бросают лот. Следом, после соответствующей паузы, раздался пронзительный крик лотового. С наветренной стороны еще одно судно. Расстояние все уменьшалось, и Хорнблауэр вскоре разобрал голоса и скрип реев. Перегнувшись через ограждение, он тихо сказал.
- Приготовиться у пушек.
Вот и оно, неясно вырисовывается по правому борту.
- Два румба вправо. Одерживай.
В этот момент французы их увидели. Из темноты раздался усиленный рупором окрик, но Хорнблауэр, не дослушав, скомандовал:
- Пли!
Пушки выстрелили почти одновременно, "Отчаянный" содрогнулся от отдачи. И вновь чужой корабль озарился светом бортового залпа. Нет надежды посадить его на мель - пролив здесь слишком широк. Хорнблауэр поднес к губам рупор.
- Поднять пушки! Цельте по мачтам!
Он может покалечить неприятеля. Первая пушка следующего залпа выстрелила сразу после его слов - какой-то дурак не обратил внимания на приказ. Но остальные выстрелили после паузы, необходимой, чтоб вынуть клинья. Вспышка за вспышкой. Бах, бах, бах, снова, и снова, и снова. Вдруг вспышка осветила крюйсель неприятельского судна, который в этот самый момент начал медленно разворачиваться. В отчаянной попытке уйти от мучителя француз обстенил паруса, рискуя попасть под продольный огонь - он решил пройти под кормой у "Отчаянного", чтоб встать носом по ветру. Сейчас Хорнблауэр повернет судно через фордевинд, направит на неприятеля пушки левого борта и загонит его на Трэпье. Он успел поднести к губам рупор, когда темнота перед ним взорвалась огненным вулканом.
Хаос. Из темной ночи, из снегопада обрушился на "Отчаянного" бортовой залп, накрывший его с носа до кормы. Вместе с грохотом пушек и вспышкой раздался треск разлетающейся в щепки древесины, звон ядра, ударившего в казенную часть пушки, крик раненного, прорезавший вновь наступившую тишину.
Один из вооруженных фрегатов - вероятно, тот, что шел в авангарде - увидел стрельбу и оказался достаточно близко, чтобы вмешаться. Сейчас он пересекал курс "Отчаянного", чтоб еще раз накрыть его продольным бортовым залпом.
- Руль право на борт!
Хорнблауэр не мог поворачивать оверштаг. Хотя он и готов был пойти на риск, что "Отчаянный" с такелажем, поврежденным бортовым залпом, откажется привестись к ветру, транспортное судно было еще слишком близко. Он должен поворачивать через фордевинд, хотя это и означало снова оказаться под продольным огнем.
- Поворот через фордевинд!
"Отчаянный" поворачивался, продолжая стрелять по транспортному судну. Еще один бортовой залп вспорол темноту перед ним. Ядра с секундными интервалами ударяли в нос корабля. Хорнблауэр стоял, стараясь не дергаться от испуга, и думал, что делать дальше. Последний ли это выстрел? Спереди раздался громкий треск и крики. Это упала фок-мачта. Это фор-марса-рей рухнул на палубу.
- Руль не слушается, сэр! - крикнули от штурвала. Без фок-мачты "Отчаянный" будет рыскать к ветру, даже если обломки мачты не сработают как плавучий якорь.
Хорнблауэр чувствовал на щеке, как меняется ветер. Теперь "Отчаянный" беспомощен. Теперь его может разнести в щепки враг, в два раза превосходящий по размеру и в четыре - весом ядер, с мощной обшивкой, непробиваемой для легких ядер шлюпа. Остается отчаянно драться до конца. Разве что… Сейчас враг, должно быть, кладет руль право на борт, чтоб накрыть их продольным огнем - или сделает это сразу, как поймет в темноте, что произошло. Время бежало быстро, ветер, слава Богу, все еще дул, транспортное судно все еще было близко к правому борту. Хорнблауэр громко заговорил в рупор:
- Тихо! Молчать!
Стук на баке, где матросы возились с упавшей мачтой, стих. Замолкли даже раненные. Это дисциплина, дисциплина не вбитая кошками, а осознанная. Хорнблауэр слышал грохот пушечных катков: французы выдвигали пушки, готовясь к новому бортовому залпу. Он слышал приказы, фрегат разворачивался, чтоб нанести coup de grace .
Хорнблауэр направил рупор вверх, как если бы обращался к небу, и заговорил, стараясь, чтоб голос его прозвучал твердо и тихо. Он не хотел, чтоб его услышали на фрегате.
- На крюйс-марса-рее! Открыть огни.
Момент был ужасный - может, огни погасли, может, убит матрос, поставленный на рее. Хорнблауэр вынужден был повторить приказ.
- Открыть огни.
Дисциплина не позволила матросу ответить, но вот и огни - первый… второй… третий красный фонарь на крюйс-марса-рее. Хотя ветер дул в сторону фрегата, Хорнблауэр расслышал дикий крик французского капитана. Тот приказывал не стрелять. Может, он думал, что произошла ужасная ошибка, может, в темноте принял "Отчаянного" за его недавнюю жертву. Как бы то ни было, он приказал не стрелять. Как бы то ни было, его снесло в подветренную сторону, а сто ярдов под ветер в такой темноте - все равно что миля в условиях нормальной видимости.
- Закройте огни!
Не стоит давать французам цель, по которой стрелять, или указание, куда лавировать, когда они поймут, что произошло. Теперь Хорнблауэр услышал голос совсем близко.
- Буш докладывает, сэр. Я, с вашего разрешения, ненадолго оставлю пушки. Фор-марсель закрыл всю батарею правого борта. Не могу стрелять.
- Очень хорошо, мистер Буш. Каков ущерб?
- Фок-мачта сломалась в шести футах от палубы. Все полетело за правый борт. Большая часть вант держит - мы тащим все это дело за собой.
- Тогда за работу - тихо, мистер Буш. Сначала уберите все паруса, потом разберете обломки.
- Есть, сэр.
Если убрать все паруса, судно станет еще менее заметным, и, удерживаемое странным плавучим якорем, будет меньше сноситься ветром. В следующую минуту появился плотник.
- Мы очень быстро набираем воду, сэр. Два фута в трюме. Мои люди заделали одну дыру возле порохового погреба, но должна быть еще одна, где-то возле канатного ящика. Нам нужны матросы у помп, сэр, и, если можно, еще человек шесть в канатный ящик.
- Очень хорошо.
Так много надо было сделать в кошмарной атмосфере нереальности. Тут стало ясно, откуда идет это ощущение. Шесть дюймов снега лежало на палубе, приглушая и затрудняя каждое движение. Сугробы намелись у каждой вертикальной поверхности. Но еще сильнее это чувство нереальности шло от истощения, как нервного, так и физического. Пока идет работа, на усталость нельзя обращать внимания, надо думать ясно в цепенящей тьме, зная, что мель Трэпье близко под ветром, и что идет отлив. Как только убрали обломки, пришлось ставить паруса, моряцким чутьем догадываться, как управлять "Отчаянным" без фок-мачты. Лишь ветер на щеке да дрожащая стрелка компаса говорили Хорнблауэру, куда править, а мели поджидали его, если он ошибется.
- Я хотел бы попросить вас поставить блинд, мистер Буш.
- Есть, сэр.
Опасная работа для матросов, которым придется ставить парус под бушпритом в темноте, когда привычные ванты полетели за борт вместе с фок-мачтой. Но сделать это надо, чтоб не давать "Отчаянному" приводиться к ветру. Потом поставить громоздкий грот - грот-стеньга слишком ненадежна. Потом ползти на запад под скорбный перестук помп. Наконец серая тьма сменилась темной серостью, начало светать, снег перестал. Рассвело, виден стал беспорядок на палубе и утоптанный снег, там и сям окрашенный кровью. И вот наконец "Дорида", готовая прийти на помощь. Это можно было даже назвать безопасностью, если не думать о том, что еще предстоит лавировать против ветра на текущем судне с временной фок-мачтой в Плимут для починки.
Лишь когда они увидели, что "Дорида" спускает шлюпки, чтоб прислать матросов на подмогу, Буш счел возможным обратиться к Хорнблауэру с подходящей репликой. Буш и не догадывался, как он выглядит - лицо его почернело от пороха, ввалившиеся щеки покрывала густая щетина. Но даже и без этого причудливая обстановка пробудила в нем грубое чувство юмора.
- С Новым Годом, сэр, - сказал Буш, ухмыляясь, как скелет.
Первое января. Оба одновременно подумали об одном и том же. Ухмылка Буша сменилась более серьезным выражением.
- Надеюсь, ваша супруга…
Хорнблауэр, застигнутый врасплох, не смог найти формального ответа.
- Спасибо, мистер Буш.
Ребенок должен родиться на Новый Год. Может быть, пока они стоят тут и разговаривают, Мария рожает.
17
- Вы обедаете на борту, сэр? - спросил Доути.
- Нет. - Хорнблауэр засомневался, произносить ли ему пришедшую в голову фразу, но решил продолжить: - Сегодня Горацио Хорнблауэр обедает у Горацио Хорнблауэра.
- Да, сэр.
Ни одна острота не встречала такого полного непонимания. Возможно - даже наверняка - Доути не уловил классической аллюзии, но он мог хотя бы улыбнуться, ведь ясно было, что его капитан снизошел до шутки.
- Вам понадобится ваш дождевик, сэр. Все еще идет сильный дождь, - продолжал Доути все так же невозмутимо.
- Спасибо.
Несколько дней, что "Отчаянный" простоял в Плимутском заливе, дождь почти не переставал. Когда Хорнблауэр вышел из дока, дождь застучал по его дождевику, словно это вовсе не дождь, а град. Дождь лил всю дорогу от дока до Драйверз-аллеи. На стук дверь открыла хозяйская дочка. Уже на лестнице было слышно, как другой Горацио Хорнблауэр криком возвещает миру о своих горестях. Хорнблауэр-старший открыл дверь и вошел в маленькую комнатку. Там было жарко и душно. Мария стояла с ребенком на руках, и его длинные платьица свисали ей до пояса. При виде мужа лицо ее осветилось радостью. Едва утерпев, пока он снимет мокрый дождевик, она бросилась в его объятия. Хорнблауэр поцеловал ее в горячую щеку и попытался взглянуть на маленького Горацио, но тот зарылся в материнское плечо и закричал.
- Он сегодня капризничает, дорогой, - произнесла Мария, как бы оправдываясь.
- Бедненький! А как ты, моя дорогая? - Хорнблауэр старался, чтоб всякий раз, когда он рядом с Марией, она оказывалась в центре его внимания.
- Неплохо, дорогой. Я уже бегаю по лестнице, как птичка.
- Отлично.
Мария похлопала младенца по спинке.