- Я вижу, вы все поняли, джентльмены. Капитан Мур отдаст вам приказы как действовать в случае, если вы разделитесь, и разработает свои планы, как перехватить флотилию. Капитан Хорнблауэр. - Все взгляды обратились на него, - немедленно отправится в Кадис и получит последнюю информацию от консула Его Британского Величества, а затем присоединится к вам на позиции, выбранной капитаном Муром. Капитан Хорнблауэр, не будете ли вы так любезны остаться, после того, как эти джентльмены нас покинут.
Это было очень вежливое предложение остальным четырем капитанам покинуть корабль, оставив Хорнблауэра наедине с Корнваллисом. Голубые глаза адмирала, насколько знал Хорнблауэр, всегда были добрыми, но обычно выражение их было подчеркнуто бесстрастным. В виде исключения, сейчас они весело прищурились.
- Вы в жизни не получили ни пенса призовых денег, так ведь, Хорнблауэр? - спросил Корнваллис.
- Да, сэр.
- Похоже, на этот раз вы несколько пенсов получите.
- Вы думаете, доны будут драться, сэр?
- А вы думаете нет?
- Думаю, да, сэр.
- Только дурак думал бы иначе, а вы не дурак, Хорнблауэр.
Подхалим ответил бы на это "Спасибо, сэр", но Хорнблауэр не собирался заискивать перед Корнваллисом.
- Сможем ли мы воевать и с Францией, и с Испанией, сэр?
- Я думаю, сможем. Война интересует вас больше, чем призовые деньги, Хорнблауэр?
- Конечно, сэр.
Коллинз вернулся в каюту и прислушивался к разговору.
- На войне вы уже неплохо себя показали, - сказал Корнваллис. - Вы на пути к тому, чтобы сделать себе имя.
- Спасибо, сэр. - В этот раз можно было ответить так, ибо имя не значит ничего.
- Насколько мне известно, у вас нет покровителей при дворе? Друзей в Кабинете? Или в Адмиралтействе?
- Нет, сэр.
- Путь от капитана-лейтенанта к капитану долог, Хорнблауэр.
- Да, сэр.
- И у вас на "Отчаянном" нет молодых джентльменов?
- Нет, сэр.
Почти каждый капитан брал на борт мальчиков из хороших семей. Их зачисляли вольноопределяющимися или слугами, и они готовились стать морскими офицерами. Большинство семей должно было куда-то пристраивать младших сыновей, и этот способ был не хуже других. Принять к себе такого мальчика было во многих отношениях выгодно капитану, который, оказывая услугу знатной семье, естественно, рассчитывал на благодарность. Иные капитаны даже извлекали из этого материальную выгоду, присваивая себе мизерную плату волонтера и выдавая ему взамен лишь немного денег на карманные расходы.
- А почему? - спросил Корнваллис.
- Когда мы набирали команду, мне прислали четырех вольноопределяющихся из Военно-Морской Академии, сэр. А с тех пор у меня не было времени.
По этой самой причине капитаны и не любили молодых джентльменов из Военно-морской Академии - "Королевских учеников" - они уменьшали число волонтеров, от которых капитан мог получить какие-то выгоды.
- Вам не везет, - сказал Корнваллис.
- Да, сэр.
- Простите, сэр, - вмешался Коллинз. - Вот приказы, капитан, касательно того, как вам вести себя в Кадисе. Вы, конечно, получите дополнительные приказы от капитана Мура.
- Спасибо, сэр.
У Корнваллиса еще оставалось время посудачить.
- И все-таки в тот день, когда погиб "Кузнечик", вам повезло, что снаряд не взорвался, так ведь, Хорнблауэр?
- Да, сэр.
- Просто невозможно поверить, - присоединился к разговору Коллинз, - каким рассадником слухов может быть иногда флот. Про этот снаряд рассказывают самые фантастические истории.
Он пристально посмотрел на Хорнблауэра. Тот взглянул ему прямо в глаза.
- Я тут не при чем, сэр, - сказал он.
- Конечно, конечно, - примиряюще вмешался Корнваллис. - Ну, пусть удача всегда сопутствует вам, Хорнблауэр.
20
Хорнблауэр вернулся на "Отчаянный" в превосходном настроении. Его неминуемо ожидали сто пятьдесят тысяч фунтов. Это должно удовлетворить миссис Мейсон. Хорнблауэр не стал задерживаться на мысли о Марии в роли деревенской помещицы. Вместо этого он стал думать о том, что ему предстоит: о заходе в Кадис, о дипломатических контактах, о том, как будут они искать испанскую эскадру на просторах Атлантики. А если этого недостаточно для приятных мыслей, он мог вспомнить недавний разговор с Корнваллисом. Главнокомандующий у родных берегов не имеет права назначать капитанов, но рекомендация его будет иметь вес. Возможно…
Буш отдал честь, приветствуя капитана на борту. Он не улыбался, напротив, лицо у него было озабоченное.
- Что случилось, мистер Буш? - спросил Хорнблауэр.
- Это огорчит вас, сэр.
Неужели все его мечты напрасны? Неужели "Отчаянный" получил пробоину, которую невозможно заделать?
- Что случилось? - Хорнблауэр еле сдержался, чтоб не прибавить "черт возьми".
- Ваш слуга под арестом за бунт, сэр.
Хорнблауэр без единого слова вытаращился на Буша, тот продолжал: - Он ударил старшего по званию.
Хорнблауэр не выдал ни изумления, ни огорчения. Лицо его было каменным.
- Коммодор сигналит, сэр, - это вмешался Форман. - Наши позывные. "Пришлите шлюпку".
- Подтвердите. Мистер Оррок! Немедленно спускайте шлюпку.
Мур на "Неустанном" уже поднял брейд-вымпел, отличавший командира эскадры. Фрегаты лежали в дрейфе, близко один от другого. Достаточно капитанов, чтоб составить трибунал и повесить Доути сегодня же вечером.
- Ну, мистер Буш, расскажите мне, что вы об этом знаете.
Правая сторона шканцев мгновенно опустела, стоило Хорнблауэру и Бушу к ней приблизиться. Здесь было так же возможно поговорить наедине, как где бы то ни было на маленьком суденышке.
- Насколько я знаю, сэр, - сказал Буш. - Это было так.
Принимать запасы в море приходилось авралом, то есть всей командой. Даже когда все было загружено, аврал продолжался, так как оставалось еще перераспределить припасы по судну. Доути, работавший на шкафуте, возразил боцманмату Мэйну. Мэйн размахнулся линьком - куском веревки с узлами (линьками пользовались унтер-офицеры, чтоб подгонять матросов - на взгляд Хорнблауэра, слишком часто). И тогда Доути его ударил. Это видели двадцать человек, а если б и этого было мало, существовало и другое свидетельство: губа у Мэйна была разбита, из нее лилась кровь.
- Мэйн всегда был несдержан, сэр, - сказал Буш. - Но это…
- Да, - ответил Хорнблауэр.
Он наизусть знал двадцать вторую статью Кодекса Законов Военного Времени. Первая часть касалась нанесения удара старшему по званию, вторая - споров и неподчинения. И первая часть кончалась словами "подлежит смертной казни" без смягчающего "или меньшему наказанию". Пролилась кровь и тому есть свидетели. Даже в таком случае, некоторые унтер-офицеры, распоряжающиеся тяжелыми работами по судну, могли бы разобраться по-домашнему, но только не Мэйн.
- Где теперь Доути? - спросил Хорнблауэр.
- В кандалах, сэр. - Другого ответа быть не могло.
- Приказы от коммодора, сэр! - Оррок бежал к ним по палубе, размахивая запечатанным письмом. Хорнблауэр взял пакет.
Доути может подождать; приказы не могут. Хорнблауэр подумал было спуститься в каюту и прочесть их в спокойной обстановке, но для капитана корабля покой - недостижимая роскошь. Как только он сломал печать, Буш и Оррок отошли в сторону, оставляя его наедине с приказами, насколько возможно это было на палубе, где все, кому нечего было делать, таращились на Хорнблауэра.
Первое предложение было достаточно ясным и определенным.
Сэр,
Сим предписывается Вам незамедлительно проследовать на находящемся под Вашим командованием шлюпе Его Величества "Отчаянный" в Кадис.
Второй абзац предписывал Хорнблауэру выполнить в Кадисе приказы, полученные от главнокомандующего. Третий и последний указывал место встречи, широту, долготу, азимут и расстояние от мыса Сан-Висенти и требовал "отбыть со всей возможной поспешностью сразу по выполнении своих приказов в Кадисе".
Хорнблауэр перечел, без необходимости, первый абзац. Там было слово "незамедлительно".
- Мистер Буш. Поставьте все обычные паруса. Мистер Провс! Курс, чтоб обогнуть финистерре, побыстрее, пожалуйста. Мистер Форман, сигнальте коммодору: "Отчаянный" - "Неустанному". "Прошу разрешения отбыть".
Хорнблауэр успел всего один раз пройтись взад и вперед по шканцам, и вот: - "Коммодор" - "Отчаянному". "Утвердительный".
- Спасибо, мистер Форман. Руль на ветер, мистер Буш. Курс зюйд-вест-тень-зюйд.
- Зюйд-вест-тень-зюйд. Есть, сэр. "Отчаянный" повернулся. Паруса наполнились ветром. Корабль быстро набирал скорость. Вернулся запыхавшийся Провс.
- Курс зюйд-вест-тень-вест, сэр.
- Спасибо, мистер Провс.
Ветер был чуть позади траверза. "Отчаянный" вспенивал морскую волну, матросы у брасов обливались потом, разворачивая реи под углом, который удовлетворил бы взыскательный взгляд Буша.
- Поставьте бом-брамсели, мистер Буш. И я попрошу вас любезно выстрелить лисель-спирты.
- Есть, сэр.
"Отчаянный" накренился под ветром, не безвольно, а так, как гнется под нажимом хорошая сталь. С подветренной стороны лежала в дрейфе эскадра линейных кораблей, и "Отчаянный", поприветствовав их, промчался мимо. Хорнблауэр догадывался, как завидуют их матросы несущемуся навстречу приключениям лихому шлюпу. Но ведь они не мотались полтора года меж скал и мелей Ируазы.
- Поставить лиселя, сэр? - спросил Буш.
- Да, пожалуй, мистер Буш. Мистер Янг, что у вас получилось на лаге?
- Девять, сэр. Даже чуть больше - девять с четвертью. Девять узлов, и это еще без лиселей. После многомесячной несвободы это был чудесно, это пьянило.
- Старичок еще не разучился бегать, сэр. - Буш улыбался во весь рот, преисполненный тех же чувств - а ведь Буш еще не знал, что они отправляются за восемью миллионами долларов. Нет - и в этот момент вся радость улетучилась. Хорнблауэр рухнул с высоты в бездну, как человек, упавший с грот-бом-брам-рея. Он совершенно забыл про Доути. Слово "незамедлительно" в приказе Мура продлило Доути жизнь. Капитанов, чтоб составить трибунал, было предостаточно, да и главнокомандующий, чтоб скрепить приговор, под рукой. Доути осудили бы менее чем за час. Сейчас он, возможно, был бы уже мертв; самое позднее - завтра утром. Капитаны Ла-Маншского флота не пощадили бы бунтовщика.
Теперь придется разбираться самому. Спешить некуда - не надо искоренять заговор. Хорнблауэру не придется пользоваться своим правом повесить Доути. Но он представлял себе ужасное состояние Доути в кандалах и чувства команды, знающей, что на корабле человек, обреченный виселице. Это выбьет всех из колеи. И Хорнблауэра больше других - кроме может быть Доути. Хорнблауэру стало нехорошо при мысли, что Доути повесят. Он понял, как сильно к нему привязался. Он был глубоко признателен Доути за преданность и заботы. Доути приобрел не меньший опыт в умении создавать капитану уют, чем иные просмоленные морские волки в изготовлении длинных сплесней.
Хорнблауэр старался побороть отчаяние. В тысячный раз говорил он себе, что королевская служба, как женщина-вампир, столь же ненавистна, сколь и притягательна. Он не знал, что ему делать. Но прежде надо больше разузнать о случившемся.
- Мистер Буш, не будете ли вы так добры приказать старшине судовой полиции, чтоб он привел Доути в мою каюту?
- Есть, сэр.
Лязг железа - вот что возвестило о приходе Доути. На запястьях у него были наручники.
- Очень хорошо, старшина судовой полиции. Вы можете подождать за дверью.
Голубые глаза Доути смотрели прямо на Хорнблауэра.
- Ну?
- Мне очень жаль, сэр. Мне очень жаль, что я вас подвел.
- Какого дьявола вы это сделали?
Как Хорнблауэр догадывался, неприязнь между Доути и Мэйном существовала уже давно. Мэйн приказывал Доути делать особенно грязную работу именно тогда, когда Доути хотел сохранить руки чистыми, чтоб подать капитану обед. Возражения Доути стали для Мэйна поводом пустить в ход линек.
- Я… я не смог снести удара, сэр. Я думаю, я слишком долго был с джентльменами.
Джентльмен может смыть удар только кровью; простолюдин обязан сносить безропотно. Хорнблауэр - капитан этого корабля, власть его практически безгранична. Он может приказать Мэйну, чтоб тот заткнулся, приказать, чтоб с Доути сняли наручники и забыли весь этот инцидент. Забыли? Чтоб команда думала, что можно безнаказанно бить унтер-офицера? Чтоб команда думала, что у капитана есть любимчики?
- Ко всем чертям! - заорал Хорнблауэр и стукнул кулаком по столу.
- Я могу поучить кого-нибудь себе на замену, сэр, - сказал Доути, - пока… пока…
Даже Доути не мог произнести этих слов.
- Нет! Нет! Нет! - Абсолютно невозможно позволить Доути расхаживать по судну, возбуждая нездоровое любопытство.
- Вы можете попробовать Бэйли, сэр, кают-компанейского вестового. Он вроде потолковей других.
- Да.
Прежняя доброжелательная услужливость Доути не облегчала дело. И тут мелькнул проблеск надежды, слабый намек на возможность выбрать наименьшее из зол. Сейчас они более чем в трехстах лигах от Кадиса, но ветер попутный.
- Вы будете ждать суда. Старшина судовой полиции! Уведите его. Вам нет необходимости держать его в наручниках, и я распоряжусь касательно прогулок.
- До свиданья, сэр.
Ужасно было видеть, что Доути сохраняет бесстрастный вид образцового слуги и знать, что за видом этим скрывается смертельный страх. Надо забыть об этом. Надо подняться на палубу "Отчаянного", мчащегося под всеми парусами, словно чистокровный жеребец с отпущенными наконец-то поводьями. Темную тень забыть невозможно, но она по крайности просветлеет под синим небом с бегущими белыми облачками, от радужных брызг, летящих из-под носа "Отчаянного" в то время, как он несется через Бискайский залив навстречу цели тем более увлекательной для его команды, что она ей неведома.
Отвлекали - раздражали и тем отвлекали - неумелые заботы Бэйли, переведенного из кают-компании. Приятно было выйти в точности к мысу Ортегаль и лететь вдоль Бискайского побережья. Хорнблауэр увидел Феррольскую гавань, где долгие месяцы томился в плену. Он тщетно пытался разглядеть Dientes del Diabolo, где заслужил себе свободу. Потом достигли самой западной точки Европы, и Хорнблауэр задал новый курс (ветер, вот чудо, продолжал помогать) и они, в бейдевинд, обогнули мыс Рока.
Потом наступила ночь, когда ветер сменился на противоположный, и Хорнблауэра раз десять поднимали с постели. Он, к крайней своей досаде, вынужден был класть "Отчаянного" на левый галс и удаляться от берега, в сторону, противоположную намеченной цели. Но вот наступил удивительный рассвет, ветер задул с юго-запада легкими порывами, потом сменился сильным западным бризом. Поставили лисели. "Отчаянный" двинулся к югу, и в полдень мыс Рока уже едва различался с подветренной стороны.
В следующую ночь Хорнблауэру тоже пришлось вставать, чтобы после мыса Сан-Висенти сменить курс. Ветер дул с левой раковины, и "Отчаянный" под всеми парусами летел прямо к Кадису. После полудня скорость нередко достигала одиннадцати узлов. Вскоре впередсмотрящий различил землю, прямо по курсу. Каботажные суда стали попадаться чаще. При виде британского военного корабля они поспешно поднимали флаги нейтральных государств - Испании и Португалии. Через десять минут новый крик с мачты возвестил, что они вышли в точности куда надо, а еще через десять Хорнблауэр, направив подзорную трубу вправо по курсу, различил белеющий вдалеке Кадис.
Хорнблауэр мог бы порадоваться своему успеху, но сейчас было не до того. Надо приготовиться к тому, чтоб запросить у испанских властей разрешение войти в порт. Хорнблауэра волновала также предстоящая встреча с британским представителем и - сейчас или никогда - надо было решать, что делать с Доути. Мысль о Доути мучила его все те чудесные дни, когда они мчались на всех парусах, отвлекала от приятных мечтаний о богатстве и повышении, мешала продумывать свое поведение в Кадисе, подобно побочным сюжетам в Шекспировских пьесах, которые, неожиданно возникнув, вдруг приобретают равное значение с основным действием.
Да, как сказал уже себе Хорнблауэр, сейчас или никогда. Надо было решаться и действовать сию же минуту - раньше было бы преждевременно, потом - слишком поздно. Он часто рисковал жизнью на королевской службе, быть может, служба задолжала ему жизнь взамен - довод сомнительный, и он вынужден был признать, придя к окончательному решению, что просто потворствует своим слабостям. Он сложил подзорную трубу с той же яростной решимостью, с какой недавно сошелся с врагом в Гуле.
- Позовите моего слугу, - сказал он. Никто, слышавший эти малозначащие слова не догадался бы, что произнесший их человек замышляет серьезный служебный проступок.
Бэйли весь состоял из локтей и коленей и, несмотря на возраст, казался подростком. Он козырнул, приветствуя капитана. Их видели и (что важнее) слышали человек двенадцать.
- Я жду сегодня к ужину консула Его Величества, - сказал Хорнблауэр. - Я хотел бы угостить его чем-нибудь особенным.
- Ну, сэр, - начал Бэйли. Именно этого Хорнблауэр от него и ждал.
- Говори же, - проскрежетал Хорнблауэр.
- Точно не знаю, сэр, - сказал Бэйли. За последние дни он достаточно часто страдал от вспышек капитанского гнева - это не было запланировано, но оказалось кстати.
- Черт побери. Придумайте что-нибудь.
- Есть кусок холодной говядины, сэр…
- Холодной говядины? Консулу Его Величества? Бред. Хорнблауэр с видом глубокой задумчивости прошелся по палубе, потом повернулся на каблуках.
- Мистер Буш! Мне придется на этот вечер выпустить Доути из-под стражи. От этого дурня никакого прока. Проследите, чтоб Доути явился ко мне в каюту, как только у меня будет время.
- Есть, сэр.
- Очень хорошо, Бэйли. Ступайте вниз. Мистер Буш, будьте любезны подготовить к салюту карронаду номер один правого борта. И посмотрите - не нас ли ждет этот люггер guarda costa?
Солнце клонилось к закату, бросая на белые домики Кадиса романтический розовый отблеск. На палубу "Отчаянного" поднялись санитарные врачи, флотские и армейские офицеры. Они должны были проследить, чтоб в Кадис не занесли заразные болезни или не нарушили его нейтралитета. Хорнблауэру пригодился его испанский, изрядно подзабытый (он не говорил по-испански с последней войны), но очень не лишний для этих формальностей. "Отчаянный" под марселями скользнул к входу в залив, памятный Хорнблауэру по заходу сюда на "Неустанном", хотя с той поры миновало много лет.
Вечерний бриз разнес над заливом пушечный салют: начала карронада "Отчаянного", ей ответила Санта-Каталина. Пока испанский лоцман вел "Отчаянного" меж Кабанов и Свиней - Хорнблауэр подозревал, что Свиньи - это морские свиньи, то есть дельфины, по-испански porpoises - матросы ждали приказа убрать паруса и бросить якорь. В заливе стояли несколько военных кораблей, причем не испанские - те Хорнблауэр различал дальше, во внутренних гаванях.
- Estados Unidos, - сказал испанский флотский офицер, указывая на ближайший фрегат. Хорнблауэр увидел звездно-полосатый флаг и брейд-вымпел на грот-стеньге.
- Мистер Буш. Приготовьтесь поприветствовать.
- "Конституция", коммодор Пребл, - добавил испанский офицер.