- О! - брови прославленного полководца удивлённо поднялись - Ещё и Бурундай. Зачем? Я полагал взять с собой два тумена с заводными конями…
- А следует взять четыре, и ещё два Бурундаю. Остальное войско, если того пожелает Повелитель, поведу я.
Джебе издевательски ухмыльнулся.
- Никогда бы не подумал… Сколько у этого лесного волка бойцов - две тысячи, три? Похоже, ты боишься его больше, чем самого коназа Горгия со всей урусской силой…
Старый монгол смотрел невозмутимо.
- Не больше, мой Джебе. Но и не меньше. Поверь, я охотно остался бы в шатре моего дорогого Бату, чем тащиться в глухие урусские леса. Я стар, мой Джебе. Но я боюсь, что всей твоей храбрости тут окажется недостаточно. Волк уйдёт, и всё придётся начинать сначала. А времени у нас нет.
Сыбудай отхлебнул чай, поморщился - уже холодный, на морозе чай стынет мгновенно. Выплеснул в сторону не глядя, протянул руку вбок.
- Пусть будет всё так, мой Сыбудай, - заговорил Бату-хан. - Кроме одного. Я сам хочу участвовать в поимке этого зверя.
- Желание джихангира закон для всех нас, - качнул головой старый монгол. - И вот ещё… Прикажи китайцу поставить на полозья свои машины.
- Это ещё зачем? - удивился Джебе, и Бату-хан тоже взглянул на своего наставника удивлённо. - Его машины и по лесу-то не пройдут!
- Те, которые он сделал из волос урусских девок, не так велики. А зачем… Не знаю, мой Джебе. Просто я уже увидел, как рубятся урусские витязи, с ног до головы закованные в сталь.
- Мне кажется, уважаемый Сыбудай, на сей раз ты перемудрил самого себя.
Старик вздохнул.
- Вполне может быть и так. Но всё-таки, мой Бату - прикажи китайцу.
- Хорошо, мой Сыбудай. Пусть будет так.
…
- Резче! Резче!
Молодой парень, закусив губу, изо всех сил старался достать своего наставника палкой, изображающей меч, но Коловрат раз за разом отбивал его атаки. Ничего, если будет время, научится парень. Не боги горшки обжигают… Если оно будет, время.
Послышался топот копыт, и трое всадников подскакали вплотную, соскочили наземь.
- Евпатий, мы нашли!
- Где, сколько? - не прекращая учебного боя, спросил воевода.
- В Кривом Логу. Сотен пять или около того. Должно, опять по весям шарить прибыли, сено да хлеб искать… Быстрее бы надо, воевода, покуда не расползлись!
Коловрат одним движением выбил палку из руки ученика, парень зашипел от боли, баюкая ушибленную кисть.
- Всё, на сегодня конец ученьям, Расторопша. Делом пора заняться. По коням!
Лагерь враз пришёл в движение. Воины вскакивали на коней, с гиканьем сбивались в сотни. Коловрат улыбнулся - русские мужики учатся быстро, вчерашние черносошные смерды на глазах становились воинами, вполне пригодными хоть к пешему, хоть к конному бою. Уже почти три тысячи их, и скоро будет пять, десять… И конец тогда поганым - по малой нужде туменами ходить придётся, не то что за сеном.
- Ты с опушки зайдёшь, Станьша, а ты, Феодор, станешь в распадке у горелого овина. Глядите оба, чтобы ни один не проскочил!
- Уж не проскочит, не беспокойся!
- Ино ладно. Ты, ты и ты - за мной!
Конные сотни уходили разными путями, привычно беря в мешок вражеский отряд. За фуражом отправляют не самых лучших воинов, конечно, ну да и такие не лишние у Батыги, должно быть. Сотня за сотней, тысяча за тысячей - глядишь, и не так уже велика орда…
- А ну, рысью пошли!
…
- Ох, не нравится мне это место, начальник. Тут где-то ходит бешеный урус…
- Ну! Поговори у меня! С каких это пор монгольские воины стали бояться лесных разбойников? Нас пять сотен!
Булган был зол. И зол потому, что сам боялся. Конечно, показывать этого подчинённым не стоит, но сотник, безусловно, прав. Не стоит рассыпаться по окрестностям, следует держаться вместе. Хотя, говорят, у Адууча была целая тысяча воинов…
Булган поёжился - так явственно встало видение голого трупа с выжженными огнём мужскими достоинствами и отрубленной рукой. А тело весельчака Тюрюубэна и вовсе не нашли среди трёх сотен зарубленных. Зато нашли распяленную кожу, прибитую гвоздями к стене какого-то недосожжённого строения. И на коже той было написано крупными урусскими буквами: "так будет с каждым". И зачем только заставили того урусского шамана прочесть эти буквы…
Булган нашарил фляжку с вином, вынул пробку и жадно глотнул раз, другой. Да, эти урусы не простые. Оборотни, их и стрелы не берут, как говорят, и даже сабли. Деревянные они, вот что.
Из чащи леса донёсся пронзительный свист, слегка ослабленный расстоянием, и тотчас из густого ельника повалили всадники, точно возникавшие из ничего, из этих вот древесных стволов. Волосы на голове Булгана зашевелились. Оборотни, точно оборотни…
- А-и-и-и! - завизжал Булган, размахивая руками, и повинуясь его командам, монголы привычно заворачивали коней, устремляясь за начальником единой конной лавой. Оторваться, во что бы то ни стало оторваться от закованных в сталь урусов…
- Туда! - махнул рукой в сторону одиноко стоявшего на краю ложбины строения Булган, но тут же увидел, что навстречу тоже спешат конные урусы. И со стороны противоположной опушки леса, и отовсюду. Всё, вот теперь, похоже, всё…
- Уррагх! На прорыв!
…
- Может быть, пора, мой Сыбудай? Лис уже вошёл в западню.
Могучие сосны недвижно стояли, осыпанные снегом кроны даже не колыхались. Где-то дробно застучал дятел.
- Нет, мой Бату. Пусть он заглотит наживку. Когда мы услышим звуки боя, тогда и начнём стягивать горловину мешка.
- Тогда он успеет начисто разгромить полутысячу Булгана.
- Не мелочись, Бату. Тем более это не лучшие воины в твоём войске. И потом, Джебе и Бурундай будут ждать начала боя.
Бату-хан покосился на стоявших в засаде воинов. Могучие охранники-нукеры невозмутимо сидели на конях, словно облитые заиндевевшей сталью. Неподалёку топтались урусские кони-тяжеловозы, запряжённые по шесть. Поставленные на полозья камнемёты казались тут странными и неуместными.
Издалека донёсся многоголосый вой, еле слышный в лесной чаще.
- Вот теперь пора, мой Бату.
Молодой монгол махнул рукой, и живая тёмная масса разом пришла в движение, потекла неудержимо и страшно. Сигналов никто не подавал - по предварительному уговору Бурундай и Джебе также должны были начать выдвижение на рубеж атаки, услышав звуки боя.
…
- … Рассказывай.
Коловрат смотрел на стоявшего на коленях пленного без выражения. Молодой ещё совсем… Впрочем, это не имеет никакого значения. Старше ему не бывать.
Слепой Варлам заговорил ровным мёртвым голосом, от которого по спине невольно протекал холодок. Он всегда говорил теперь таким голосом, с тех самых пор, как нашли его в разорённой Рязани.
- Что спрашивать?
- Спроси его, Варлаша, где и какие силы тут поблизости стоят.
Выслушав вопрос, монгол молчал. Стоявший сзади ратник огрел его кольчужной рукавицей по уху.
- Не оглуши, - сказал Коловрат.
- Евпатий! Смотри!
Из недалёкого леса стремительно и бесшумно вытекала сплошная масса монгольской конницы, как муравьи из муравейника. Рязанец кинул взгляд в другую сторону - оттуда тоже рысью выезжали всадники, много, очень много всадников… Вот оно как, значит. Мешок поверх мешка.
Пленный монгол, ощеряясь, заговорил быстро и злорадно.
- Он говорит, ты сам сейчас всё увидишь.
- Спасибо, Варлаша, - Коловрат кивнул ратнику, удерживавшему пленного, и тот одним взмахом отсёк монголу голову, покатившуюся в снег. Тело рухнуло, нелепо скребя ногами, и замерло.
- Что там, Евпатий? - тем же тусклым голосом спросил слепой переводчик.
- Похоже, обложили нас, Варлаша.
- Совсем?
- Похоже, так.
Варлам помолчал секунду.
- Сделай доброе дело, воевода. Рубани-ко. Нож у меня есть, да ведь грех это, самому-то себя…
- А ну как поживёшь ещё?
- Неужто откажешь в малой просьбе моей? На поруганье опять не хочу.
Евпатий тяжко вздохнул. Вынул меч.
- Прощай, ежели что не так было, Варлаша.
- И тебя Бог храни, Евпатий.
Голова слепого покатилась в снег и остановилась, едва не касаясь носом отрубленной ранее головы монгола - лицом к лицу.
Коловрат не стал вытирать окровавленный меч.
- А ну, все к лесной дороге, через распадок!
Конная лава вытягивалась вдоль распадка, туда, куда хотел прорваться покойный Булган. Евпатий уже хорошо уловил общую тактику пришельцев - избегать тесного боя, стараясь поразить противника издали стрелами. Сейчас они расступятся… Прорвать заслон и уйти в леса - на узкой лесной дороге степнякам не развернуться, не использовать своё численное превосходство…
Но навстречу русским воинам с гиканьем и улюлюканьем выливалась та же необозримая конная масса. Станьша, державшийся по левую руку, ощутил холодок. Тут поганых целая тьма, нет, тут две тьмы! Сквозь такой заслон не пробиться… Или всё же расступятся?
Передние всадники вскинули короткие луки, разом выпустив рой стрел, но русские даже не замедлили бег своих коней. Две конницы сшиблись с гулом и треском, стальной клин витязей-черниговцев, шедших в голове отряда, врубился в ряды степняков, смяв передних. Но на сей раз монголы почему-то не спешили расступаться, сотнями ложась под мечами витязей кованой рати, прокладывающих дорогу остальным. Никто из русских не знал про приказ Бату-хана - никого из "лесных оборотней" не выпускать. Ни одного.
- Вперёд, братие!
…
- … Да что же это такое?!
Бату-хан, сжав кулаки, наблюдал, как урусская рать прогибает конную массу, неумолимо приближаясь к выходу из распадка. Подоспевшие тумены Джебе и Бурундая только усиливали общую толчею. Сыбудай поморщился. Вот этого он и опасался. В таких случаях его вождь и учитель, великий Чингис-хан обычно давал противнику возможность уйти, преследуя по дороге и уничтожая стрелами. Но сейчас этот способ был неприменим. Если уйдёт хотя бы сотня урусов во главе с бешеным, всё начнётся сначала.
- Боюсь, мой Бату, сейчас тебе придётся пустить в бой свой личный тумен.
- Ты полагаешь, этих недостаточно? - ощерился Бату-хан.
- Не в том дело. В голове урусского отряда, похоже, самые умелые бойцы. Против особо умелых воинов надо выставлять столь же умелых. Не следует позволять урусам рубить твоих всадников, как дрова. Они тебе ещё пригодятся под стенами Владимира и других урусских городов.
Молодой монгол засопел, но спорить не стал.
- Погоди-ка, мой Бату, - вдруг сказал Сыбудай. - Есть мысль получше. Елю Цай, ты где?
- Я тут, о мудрейший Сыбудай!
- Давай, разворачивай свои колдовские машины. Достанешь с опушки?
Китайский мастер, прищурясь, оценил расстояние.
- Достану.
…
- А-и-и-и!!!
Евпатий отбил очередной удар и коротко, без замаха сунул клинком в пах открывшемуся монголу. Враг с визгом повалился с коня и исчез в водовороте битвы.
- А-а-и-и!!!
Вражеская конница вдруг разом отхлынула, расступаясь во все стороны. Впрочем, недалеко, на расстояние полёта стрелы - кругом уже колыхалось настоящее половодье врагов, за время боя сюда стянулись не меньше четырёх туменов, плотно закупорив мешок и отрезав все мыслимые пути отхода.
От орды отделился всадник, бесстрашно подскакал шагов на сорок. Заговорил по-русски, хоть и с акцентом, но правильно. Маленький и чернявый, он не походил на монгола. Магометанин, должно быть, а впрочем, кто знает - Коловрат уже убедился, что в орде полно осколков и отбросов разных племён и народов…
- Величайший Бату-хан оценил вашу храбрость, урусские воины, и предлагает вам честный уговор. Поединок! Если ваш человек победит, вы уходите с оружием. Если наш - бросаете оружие к ногам Повелителя.
Коловрат оглядел своих воинов. Арьергард, состоящий из новобранцев, пострадал довольно сильно, но кованая рать пока потеряла не больше полусотни витязей. И всё же следовало оставить иллюзии - прорваться сквозь такую орду немыслимо.
- Ну, братие, каков наш ответ поганым будет?
Сотник Феодор подъехал вплотную.
- Нечисто тут, Евпатий. Не верю я им.
- Ну что, храбрые урусские воины? Или не такие уж храбрые, а?
- Передай Батыю - мы согласны! - возвысил голос Коловрат. - Давай своего поединщика!
Толмач повернулся и ускакал, канул в плотную массу всадников, окружившую вставших в оборонительный круг русских.
- Это что же получается, воевода - случись неудача, нам всем в полон идти?
- Не будет такого, - твёрдо ответил Коловрат.
Между тем из рядов монгольского войска выехал громадный детина в кольчужной броне и круглом шлеме. Оценивающе оглядел русских, сплюнул.
- Вот это бык! Кого пошлёшь поединщиком, Евпатий?
Коловрат остро глянул на сотника.
- Сам пойду.
- Ладно ли самому-то?
- Я сказал!
Евпатий толкнул пятками коня и вылетел на открытое пространство.
- Могучий и бесстрашный Хостоврул хочет знать твоё имя, урусский багатур! Ему нужно знать, кого помянуть сегодня в заупокойной тризне.
- Меня зовут Евпатий по прозвищу Коловрат. Ежели хочет помолиться, пусть делает это сейчас. Потом будет нечем.
Переводчик прокричал ответ рязанца, и Хостоврул, не говоря больше ни слова, устремился на Коловрата.
- Хха!
- Хак!
- Хо!
Клинки высекали искры. Ловок на коне, мельком подумал Евпатий, ловя и отбивая мощные удары. А клинком владеет негибко, видать, привык на силушку немеряную полагаться… А ну-ка!
Евпатий сделал вид, что осёкся, пропускает удар, и уже видел радостно ощеренную раскормленную физиономию Хостоврула. Но в последний момент рязанец изменил полёт клинка и рубанул монгола наискосок в основание неохватной шеи, развалив напополам до седла.
- А-а-а!!! - восторженно взревела русская рать.
…
- Живым! Живым мне взять его!
Бату-хан махнул рукой, и тысячи отборных нукеров личного тумена джихангира ринулись в битву, на ходу выхватывая из ножен длинные клинки, из тех, что делают в далёкой восточной стране на островах, пока монголам неподвластных.
Сыбудай усмехнулся. Молодой монгол радовал его. Разумеется, ни о каком уговоре насчёт ухода с оружием речь не идёт. Уговоры следует исполнять только тогда, когда это выгодно Повелителю, и не иначе.
Шум битвы возобновился с новой силой. Да, Бату-хан верно поступил, что пустил в битву отборных нукеров. Настоящих железных витязей у урусского вождя не больше пятисот, такие вещи Сыбудай давно научился определять на глаз. А остальные сброд, примкнувшие беженцы-поселяне. Сейчас урусам будет тяжко.
- Елю Цай, ты готов?
- Ещё немного, почтеннейший!
- Поторопись!
Китайцы развернули камнемёты, беря на прицел плотную кучку окружённых бушующим морем разъярённых монголов русских воинов. Почти все новобранцы уже пали под ударами клинков монгольских нукеров, да и число витязей стало заметно меньше. Да, настоящие урусские доспехи плохо пробивают даже бронебойные стрелы с узкими гранёными жалами. Но против тяжёлых камней, выпущенных машинами китайца, доспехи будут бесполезны.
Дюжина рабочих торопливо потянула канат, пятясь от машины. Заскрипели блоки полиспаста, и рычаг камнемёта пошёл вниз. Наводчик накинул кольцо стопорной цепи на крюк спускового механизма, и тут же заряжающий с натугой вложил в "ложку" здоровенный валун. Елю Цай ещё раз прикинул прицел, оглянулся.
- Я готов!
Сыбудай ёщё раз окинул взглядом поле боя. Кучка урусов стала совсем небольшой, но зато теперь хорошо было видно, как валятся один за другим отважные нукеры, личная гвардия Бату-хана.
- Командуй, мой Бату. Сейчас гибнут уже не простые всадники.
- Я хотел бы взять его живым, мой Сыбудай. Это великий воин.
Глаза старого монгола остро блеснули.
- Это так, мой Бату. Именно поэтому тебе не удастся взять его живым. Всё, чего можно достичь, это положить тут ещё сколько-то твоих отборных нукеров.
Лицо Бату-хана исказила злая усмешка, и он махнул рукой Елю Цаю.
- Начинай!
Сыбудай замахал руками.
- Всем в стороны! Всем в стороны!
Повинуясь командам, море монголов отхлынуло от кучки уцелевших русских витязей, стоявших вкруговую, закрывшись иссечёнными щитами, посреди сплошного ковра убитых.
Первый камень ударил в эту живую стену, враз развалив её - всё-таки люди не брёвна частокола. Ещё, ещё! Адские машины стреляли одна за другой, чтобы не сбивать друг другу прицел, и камни выкашивали теперь русских витязей, так и не одолённых врагами в рукопашном бою.
- А ну, братие! Изопьём смертную чашу, так не мы одни!
Но камень, пущенный из камнемёта, уже с шипением летел навстречу рязанскому воеводе. Последнее, что почувствовал Евпатий, это страшный удар в грудь…
…