- Так, мой друг, англичане мне симпатичны. В конце концов, они тоже мои земляки, точнее, были ими тысячу лет назад, пока не уплыли на кельтский Британский остров. И они полностью не правы по отношению к ирландцам. А все потому, что Британскую империю начали создавать воины, а Швецию создавали в первую очередь торговцы. Нам, шведам, было выгодно мирно сосуществовать с народами, живущими по пути из Швеции в Грецию. Мы строили Ладогу, Выборг, Туров, Смоленск и другие города по Днепру не только для себя, но и для местных финнов, балтов и славян. Мы всегда знали, что нам хорошо никогда не будет, если не будет хорошо от нас местным туземцам. Англичане просто поколотили всех, кто оказался вблизи на их острове, и думают, что обеспечили себе мирную жизнь? Кромвель молодец, что узурпировал власть и всех прижал своей могучей рукой. Но… Надолго ли это все? Вдруг и у ирландцев появится свой Кромвель? И обратись к нам ирландцы за помощью, мы бы ее им оказали. И поверьте мне, мой милый друг, Швеция в отличие от Англии нашла бы общий язык с кельтами. Хмельницкий, пусть и думал больше года, но также принял правильное решение.
- Натравил на нас московитов этот правильный Хмельницкий, - проворчал Богуслав, - в тюрьме его место.
- Зачем же так! - усмехнулся Карл. - Поимейте выгоду с Хмельницкого. Раз он натравил на вас московитов, значит, он ваш должник. Учтите это на переговорах.
- Постараюсь, - Богуслав помялся, но все же спросил:
- Скажите, мой король, вот вы все правильно рассудили. Но в таком случае я все равно не понимаю вашей авантюры с Польшей! Зачем было проливать столько крови поляков и солдат Его величества?
- Польша - это наша защита в виде нападения, - спрятался на миг Карл за полой своей черной шляпы, - нужно было наказать дерзновенного Яна Казимира, набравшегося наглости претендовать на корону Швеции. Я не хочу вашего варианта с наглыми царями. Я хочу видеть свою страну защищенной. Никто не должен претендовать на наш трон кроме тех, кому он принадлежит по праву. Моя кампания в Польше - это всего лишь урок, урок жестокий, но призванный отбить в будущем у поляков всякое желание тянуть свои ручонки к шведскому трону. Вы московитам такого урока не преподнесли. Зря. Московиты целовали крест перед покойным Владиславом, царствие ему небесное, которого сами же призвали, а позже сами же и оттолкнули. Вы это легко проглотили. Вы легко позволяете московским царям называться государями всех русских людей. Опрометчиво, мой милый друг! Я же подобного не прощаю.
Слуцкий князь глубоко вздохнул.
- Вы чертовски правы, мой король. Но что мне сейчас делать? Как выходить из всей этой ситуации моей истерзанной стране?
- Берите власть в свои руки, Богуслав, - продолжал король, оборачиваясь на колонну своих солдат, - вы здраво мыслящий человек, не в пример вашему юному кузену Михалу. Думаете, мне не жаль тех литвинских гусар, что понапрасну сложили головы под Варшавой? Лучшая христианская конница! Жаль, особенно если учесть, что их подвиг был совершенно не нужен Польше и Яну Казимиру. Берите власть в Литве в свои руки. Не допускайте ошибок ваших шляхтичей!
И Карл Густав, ткнув шпорами коня, помчался в голову колонны, давая понять, что разговор окончен.
"Берите власть в свои руки, - мысленно повторил слова короля Богуслав с горькой усмешкой на устах. - Надо еще посмотреть, что мне достанется от Литвы после всех этих переговоров с Ракоши и Хмельницким!.." Богуслав нахмурился и, чтобы отогнать дурные мысли, бросил взгляд на темно-зеленый еловый лес, покрывавший склон большой горы…
На ночь войско короля остановилось в трех маленьких деревушках, растянутых вдоль горной лесной дороги, украшенных живописными православными церквушками, вырезанными из бука. Остановились Богуслав и генерал Спинбок в доме местного старосты, мужчины с виду настороженного и не сказать чтобы сильно приветливого. Утром в дом постучался и вошел высокий огромный человек, в белой свитке и в черном отороченном мехом жилете, стриженный под горшок, с черными пышными усами. Лет ему было около пятидесяти. Мужчина поздоровался и по-польски обратился к Богуславу, но Слуцкий князь тут же оборвал человека:
- Пан есть поляк?
- Нет, руський, - застенчиво мял черную каракулевую шапку в руках мужчина.
- Ну так и размовляй со мной по-русски! - гневно блеснули орехового цвета глаза Богуслава. - Я вам не Собесский, не Чарнецкий! И не Юрий Володыевский! Я свои корни, свои язык и веру не продаю в угоду польскому королю! Какого черта Галиция превращается в Польшу?! Почему?
- Звыняйте, пан, - продолжал мяться огромный мужчина на пороге, словно школяр перед учителем, - мы-то, простые люди, помним свои корни и язык, и веру. Мы же не паны, не шляхта. Это у наших шляхтичей родина там, где спать ляжешь. А мы как жили тут, так и живем, как говорили, так и говорим.
Богуслав несколько остыл, понимая, что его претензии к этому человеку явно излишни.
- Вы кто? - запоздало спросил Слуцкий князь.
- Я есть голова из соседней деревни Паре. Пришел вот по какому делу. Тут у нас, вы уж только дослушайте, пан, опыри завелись. Житья от них нет.
"Боже! И здесь нечисть! И здесь какие-то вампиры!" - почти с ужасом подумал Богуслав, понимая, что даже одно название деревни - Паре - звучит более чем странно: так в Литве называли злых духов. Уж не спит ли он? Уж не сошли ли все с ума, включая Карла Густава с его троллями?
- Опыри? Ты говоришь о вампирах, что пьют у человека кровь? - уточнил Богуслав, указывая старосте на стул. Тот перекрестился на икону Божьей Матери в углу хаты, поклонился Богуславу, сел, вздохнул широкой огромной грудью:
- Эхе-хе, пан. Нет. Опыри не кровь пьют. Это все сказки. Они соки жизненные из человека сосут, как мужик горилку пьет из бутылки. Тут вот с чего все началось. Похоронили мы пана Брынзу в прошлом году. Но вскоре он стал являться как видение своей жинке Гануле. Она жаловалась, что часто видит его. Раз и сын его видел. Ни на кого он не набрасывался, никаких острых зубов не показывал. Просто приходил, весь какой-то серый, как через туман, порой ног его не было видно, иногда что-то говорил и потом пропадал. Ганна стала себя хуже чувствовать, зачахла, да и померла вскоре. Но Брынза продолжал приходить, но уже к сестре своей. И вновь его видели несколько человек. И сестра стала жаловаться, что чахнуть начала. Тогда мы пошли, вскрыли могилу, а в ней Брынза как живой лежит, румяный, словно не полгода назад, а три дня назад похоронили. Ну, мы ему кол из осины загнали в грудь, голову отрезали да кирпич в рот вставили. Опырь и пропал с тех пор. Но нас наказали власти. Дело в том, что священник отказался участвовать в этом, как он выразился, паганском деле. Сами вскрывали все, под мою ответственность. Наказали нас, одним словом, за богохульство, за ведьмарство да ворожбу антихристианскую. За глумление над покойником. Семья Брынзы большой штраф заплатила, я штраф как голова заплатил и выговор получил, грозили снять меня. И вот теперь Ганна стала являться по ночам. Дети видят часто ее. То в доме видят, то около. Если и ее не похоронить как опыря, то все повторится. Это ведь как болезнь, ясновельможный пан. Оно вроде как заразно. Как холера, вроде. Но вновь вскрывать могилу мы боимся. А вот при вашем одобрении письменном да при вашем присутствии нас никакие урядники больше не накажут, не оштрафуют. Я им бумагу покажу, мол, при ясновельможном пане Богуславе Радзивилле все это имело место быть да при представителе самого свейского короля. Згодны, пан?
Богуслав недовольно нахмурился и перевел всю суть дела генералу Спинбоку. Тот рассмеялся и посоветовал отправить пана голову домой выспаться. Но Богуслав не заметил, чтобы пан голова был пьян. Богуслав много слышал сказок про трансильванских вампиров, но о том, что они уже переместились в соседнюю Галицию, слышал впервые. Впервые он слышал и о том, как именно эти гости из другого мира влияют на людей. Все, правда, звучало как-то странно и неубедительно. Богуслав не верил словам пана головы про призраки умерших, полагая, что сей простой деревенский увалень что-то явно путает. Однако полностью не доверять этому явно серьезному мужу у Слуцкого князя не было причин. Ведь и в Несвиже Михал рассказывал о призраке Барбары Радзивилл. И вроде бы тоже - это могло привести к смерти кого-либо из домочадцев… "Что-то здесь есть, но что?" Князю стало любопытно посмотреть на то, как все это происходит - вскрывают гроб, вгоняют в грудь кол… Тем более, если его просят как представителя власти. Хотя чья сейчас власть была в Галиции, один Бог ведал. Скоро будет венгерская власть, и всеми этими опырями пусть занимается тогда король Ракоши.
После обеда, пан голова вновь зашел за Богуславом. Они с двумя солдатами и полковым лекарем Штеллером отправились в сторону кладбища, что располагалось почти в лесу, окруженное осиновой рощей. Там, на кладбище, уже переминались с ноги на ногу четыре человека с лопатами и две женщины, прикрывавшие рты пестрыми платками. Все стояли молча, с хмурыми лицами. Небо соответствовало моменту - по нему низко над землей плыли серые угрюмые облака с рваными краями.
- Вот могилка Ганули, - вздохнул пан голова, подходя к православному шестиконечному кресту на холмике. Люди с лопатами принялись за работу. Копать мерзлую землю было непросто, поэтому могильщики часто менялись. Вскоре лопаты стукнулись о крышку гроба. Еще немного, и гроб вытащили и поставили на кучу земли. Богуслав достал надушенный платок и поднес к носу. Он не любил подобных зрелищ. Князь был более чем уверен, что сейчас увидит полуразложившийся труп и лично убедится в том, что все это сплошное суеверие недалеких деревенских жителей. Но… когда крышка гроба была снята, то пахнуло отнюдь не смрадом, а неким приятным, словно цветочным, ароматом. Женщины вскрикнули, зажав плотнее рты платками. Богуслав с удивлением опустил руку с батистовым платочком, снял шляпу. В гробу лежала пожилая, но еще не старая женщина. Ее лицо и руки выглядели вполне розовыми и живыми. Она словно спала.
- Сколько дней назад ее похоронили? - спросил удивленный Богуслав, почти уверенный в том, что женщину похоронили спящей или в глубоком обмороке.
- Так уже четвертый месяц пошел! - ответил пан голова. У него на лбу выступили капельки холодного пота. "Боится", подумал про себя Богуслав, глядя на бледное лицо пана головы.
Но и Слуцкий князь не мог не поразиться виду усопшей, вспоминая тело Януша спустя менее месяца после смерти. Януш выглядел тогда намного хуже, чем эта женщина.
Странный аромат все еще доносился из гроба, Богуслав даже подался вперед, чтобы посмотреть, что же это так приятно пахнет. Две женщины, видимо, родственницы усопшей, беспрестанно крестились, шепотом читая молитву "Отче наш". Пан голова также перекрестился. На дне гроба Богуслав увидел какую-то беловатую молочно-медового цвета густую жидкость. Этой жидкостью было залито все днище гроба. Пан голова также посмотрел.
- У Брынзы такой белой жижи было еще больше. И она была вперемешку с кровью. Еще чуть-чуть, и тело Брынзы плавало бы в ней. Вот и здесь. И запах тот же. Точно опырь. Дзякуй вам, пан Богуслав, что не отказали.
- А что это за жидкость? - Богуслав посмотрел на Штеллера, который с любопытством уставился в дно гроба. Лекарь не ответил. Он обмакнул платочек в странную жидкость и поднес к глазам.
- Das ist sehr seltsam, - бормотал, качая головой, Штеллер, рассматривая беловатую густую жидкость, похожую на цветочный мед.
- Это есть как зветочный мьед, - предположил немец, глядя на пана голову.
- Так, пан фельдшер, - покивал тот головой на своих квадратных плечах, - опырьская кровь. Но она в самом деле наподобие меда засыхает. В Трансильвании некоторые намазывают ее на себя, думая, что оберегаются от опыря. Может, и мы?
- Не сметь, пан голова! Вообще ни к чему не прикасайтесь здесь, - строго сказал Богуслав, обведя людей сердитым взглядом, - давайте кол, вбивайте и все дела! Кто знает, что это за чертовщина! Хотя пахнет, как духи.
- Як квитки в поле, - произнес один из мужчин. Ему, видимо, сие тоже было уже знакомо. "Так вот почему деревня называется Паре! - догадался Богуслав. - У них тут, наверное, во все времена такое было, а не только сейчас". После рассказа про турсов Слуцкий князь уже верил и в существование опырей, каковыми их расписал пан голова.
Но лекарь стал протестовать.
- Не можно кол вбифать! Она быть есть жифая! Нацюрлих!
- Без воды и пищи четыре месяца? - удивился пан голова.
- Них чиетырье месяза! - не верил Штеллер. - Цвай, трай день!
- Засвидетельствуйте, господин Штеллер, жива она или же мертва! - приказал лекарю Богуслав и отошел в сторону.
Доктор достал маленькое круглое зеркальце, поднес его к лицу покойницы. Однако зеркальце так и не запотело, как и не было никакого пульса у погребенной женщины.
После того как лекарь засвидетельствовал факт смерти, Богуслав дал команду людям побыстрей выполнять их "варварские ритуалы".
Женщины достали чеснок, нанизанный на нитку, и побросали его в гроб, а могильщики бросили лопаты и на время превратились в истребителей вампиров. Один приставил кол, другой лопатой забил кол в грудь мертвеца. При этом какая-то жидкость пошла из раны, вроде, кровь, но опять-таки вместе со странным белым субстратом.
Что делали дальше, Богуслав не видел. Он отошел в сторону, достал часы из кармана и посмотрел, который час. Нужно было идти к королю на совещание.
* * *
- Не знаю, что это было, - рассказывал Богуслав позже Спинбоку и хозяину дома, - но тело покойной в самом деле было как живое. И странный пряный запах какой-то белой густой жидкости…
Хозяин хаты, будучи до сего момента молчаливым и мрачным мужчиной лет пятидесяти, теперь предстал перед Богуславом и Спинбоком радушным и болтливым. Он выставил на стол все, чем была богата хата, наливал горилки и выдавал массу любопытной информации про вампиров.
- Дякую вам, пан Радивилла, - говорил хозяин, - вы спасли и нас также. Мы эту Паре за километр обходили, ни мы к ним, ни они к нам не заходят. А все пачалося, когда еще в прошлом веке там сербы поселились. Бежали от турок. Вот от них, от сербов, и пошла та зараза. Сами они все вымерли как-то быстро. А кто с ними роднился, те начали призраков своих умерших родственников видеть да плохо чувствовать себя при этом. Оно ведь, верно, как пан голова казал, как холера, передается от одного родственника к другому. А сербы, первыми из словен столкнувшись с турками, у этих басурман сию болезнь и подхватили, как иной мужик хворобу на свой инструмент у блудливой девки подхватывает. Вот и их помещик Владимир Цепич, жестокий по отношению и к своим крестьянам, и к туркам, коих бил, стал главным распространителем опырей в Трансильвании.
- Цепич? Это не граф ли Влад Цепиш? - переспрашивал Богуслав. - Он же мадьяр из Трансильвании? Известный как Дракула.
- Он был сербом, пан Радивилла, - уверял хозяин, словно лично знал Дракулу, - и не Цепиш, как мадьяры его называют сейчас, а Цепич - сербское прозвище. Дракула - это по-сербски значит дракон и акула вместе взятые. Слово смешанное. И не граф он был вовсе, а простой помещик. Графом его позже нарекли, для солидности. Врет пан голова, что это только зараз пачалося в Паре. Там такое уже лет сто отбывается. Потому мы и не ходим к ним и окружили их кладбище осиновой рощей. Только осина - это ничто для опыря. Суеверие одно! Тьфу! Ему, опырю, все равно, какой кол вгонять. Главное, отрезать голову и пробить сердце. Там, в Трансильвании, вы к сербам не подходите. Один черт знает, как эта зараза передается. Дальше держитесь - целее будете. Нехай сербские опыри сами себя жрут! Да и в Паре больше не ходите. Мы не ходим, потому и живем более-менее без нечисти разной…
Тем не менее Богуслав, немного одуревший от рассказов про турсов, русалок и вампиров, подписал опись вскрытия могилы, выписал также пану голове охранную грамоту, чтобы его больше не штрафовали.
И далее без приключений отряд Карла Густава добрался к декабрю до границы с Трансильванией, венгерско-румынской страной, окончательно отколовшейся от Венгрии в 1526 году. Проезжая по северу и востоку Залесья, как переводится название этой страны с латинского, Богуслав и Карл Густав обнаружили достаточно пестрый состав местного населения: тут и немцы-саксонцы, и венгры, и, в самом деле, сербы, и румыны, и евреи… И даже русинские деревеньки все еще попадались на пути. Богуслав нашел трансильванский Раднот маленьким и милым, типично лютеранским городишком. В принципе, Богуславу, как и Карлу Густаву, очень импонировало то, что Трансильвания с ее королем Ракоши превратилась после периода султанского правления в оплот протестантизма в Восточной Европе. "С таким королем будет легко договориться", - думал Богуслав, но… просчитался.
В первые дни декабря за крутым столом именно между Богуславом и Дердем Вторым Ракоши пылали самые жаркие дебаты касательно раздела Речи Посполитой. Хмельницкий, приславший на переговоры Ивана Ковалевского и Ивана Грушу, претендовал на весь Берестейский повет, всю южную область Менского воеводства, а также на Мстиславльский повет до самого Смоленска, для чего гетман согласился отрядить войска для освобождения Мстиславля и Смоленска от Московии. Ракоши же больше не ограничивался одной Малой Польшей с Краковом и Галицией. Этот очередной Влад Цепич, или Цепиш, как мысленно прозвал Ракоши Богуслав, наточил свои дракуловские клыки на всю оставшуюся после Хмельницкого территорию Литвы, "милостиво" оставляя Богуславу лишь Новогородской повет. Основную часть ВКЛ разделяли, таким образом, между Русью и Трансильванией, а непосредственно ВКЛ отходил клочок земли, тот, с которого в 1240 году начинал собирать русско-литвинские земли легендарный князь Миндовг. Богуслав протестовал.
- Я согласен с вами, паны, - обращался он к Ковалевскому и Груше, - что мы, братья, должны вообще жить в едином государстве. Но ведь так же мы думали и с поляками. Лучше уж каждый в своем собственном доме пусть живет. К тому же я не ручаюсь, что повидавшие всякого от ваших казачков литвины с хлебом и солью войдут в вашу Русь.
На самом же деле Богуслав думал не так дипломатично, как высказывался. "Под суд бы отправить вашего Хмельницкого, а не отдавать ему землю нашу! - думал Радзивилл, глядя на лица киевских послов. - То, что вы устроили в Литве со своими головорезами, не искупить никакими молитвами! Киевскую Русь он собрался строить! С кем?! С этими нерусскими дикарями казаками, что еще вчера были половцами и нападали на тот же Киев? Ну, научились они говорить по-русски, креститься научились, а как были степными кипчатскими варварами, так и остались! Тоже мне Русь! Боже! Ну и в компанию я попал! Один - одуревший от вида крови мадьяр, второй - запутавшийся в союзниках русин, а третьему уже на все наплевать, он свое уже получил!"