Скоро она отправится в путь, и их изобретение будет опробовано. Хорнблауэр заставил себя откусить и прожевать еще кусочек тоста.
– Ну неужели вы, молодежь, не можете ни секунды посидеть спокойно, – рявкнул он. – Налейте мне еще немного кофе, Джерард.
– "Эстрелья" верпуется к входу в фарватер, милорд, – снова доложил мичман.
– Прекрасно, – произнес Хорнблауэр, отпивая небольшой глоток кофе, надеясь, что никто не догадается, как быстро бьется его пульс. Тянулись минуты.
– "Эстрелья" готовится к постановке парусов, милорд.
– Отлично. – Хорнблауэр медленно поставил чашку, и, медленно так, как он только мог, поднялся с кресла. Взоры обоих молодых людей следовали за ним неотрывно.
– Думаю, – сказал он, растягивая слова, – мы можем теперь подняться на палубу.
Шагая неторопливо, как когда-то на похоронах Нельсона, он вышел из каюты, миновал часового, поднялся по трапу, позади него молодые люди старались сдержать свое нетерпение. На палубе было ослепительно светло, солнце стояло прямо над Морро. Посреди фарватера, на дистанции около одного кабельтова, лежала "Эстрелья", щеголяя своей белой окраской. Когда взгляд Хорнблауэра остановился на ней, ее кливер затрепетал, забрал ветер и развернул шхуну. В следующее мгновение ее грот наполнился ветром, и она вздрогнула, набирая ход, через несколько секунд она прошла мимо "Клоринды". Момент настал. Фелл пристально смотрел на шхуну и бурчал что-то про себя, от возбуждения он сквернословил. "Эстрелья" подняла флаг, на ее палубе Хорнблауэру удалось различить фигуру Гомеса, руководящего маневрами судна. Гомес почувствовал его взгляд тут же, он поклонился, прижав шляпу к груди, Хорнблауэр поклонился в ответ.
– Она делает не более двух узлов, – сказал Хорнблауэр.
– Слава Богу, что так, – ответил Фелл.
"Эстрелья" скользила по направлению к выходу, готовясь совершить поворот оверштаг. Гомес прекрасно справлялся с управлением, несмотря на небольшое количество парусов.
– Должен я последовать за ней сейчас, милорд?
– Думаю, что самое время, сэр Томас.
– Матросов на брашпиль, паруса ставить, мистер Филд!
Даже при двух узлах линь будет испытывать некоторое натяжение. Он должен, обязан выдержать пока "Эстрелья" не вышла в море. Сильные руки и крепкие спины выбирали тем временем якорный канат "Клоринды".
– Приготовить салютную карронаду!
"Эстрелья" завершила поворот, последние ее паруса скрылись за уступом. Фелл отдавал приказания четко и уверенно, несмотря на свое волнение. Хорнблауэр пристально наблюдал за ним: это была неплохая проверка, говорящая о том, как он поведет себя в деле, как поведет он корабль в огонь и ярость битвы.
– На грота-марсель брасы!
Фелл вел большой фрегат с таким же изяществом, как Гомес "Эстрелью". "Клоринда" выровнялась и набрала ход, медленно идя по фарватеру.
– Брасопить реи!
Что бы ни происходило сейчас за уступом, что бы ни делала сейчас скрытая от взоров "Эстрелья", церемониал должен быть соблюден. Девять десятых палубной команды "Клоринды" могли быть задействованы для этого. Для управления кораблем, подгоняемого попутным береговым бризом, было достаточно одной десятой. Хорнблауэр выпрямился и повернулся к испанскому флагу, развевающемуся над Морро, держа шляпу в руке. Фелл стоял рядом с ним, остальные офицеры в шаге позади. Прогремел салют, затем ответный, флаги были приспущены в знак уважения.
– По местам!
Они достигли точки поворота. Нельзя было исключить, что в любой момент одно из этих устрашающих орудий может сделать предупредительный выстрел, выстрел, говорящий о том, что сотня других таких орудий готова превратить их в руины. Это случится, если плавучий якорь начнет оказывать видимое действие на "Эстрелью".
– Поднять грот-марсель, – снова прозвучал приказ Фелла.
Могучие атлантические валы уже стали оказывать свое действие, Хорнблауэр почувствовал, как при всходе на волну вздымается нос "Клоринды".
– Право на борт! – "Клоринда" резко повернулась. – Так держать.
Они уже достаточно долго шли новым курсом, прежде чем снова увидели "Эстрелью", в одной миле мористее их. Ее бушприт указывал на почти противоположное направление. Она, слава Богу, несла очень мало парусов, готовясь к последнему перед выходом в океан повороту. Грот-марсель "Клоринды" заполоскал, когда она громада Морро заслонила его от берегового бриза, но вскоре снова наполнился. "Эстрелья" поворачивала. Она находилась на предельной дистанции пушечного выстрела от Морро.
– Лево руля! – последовал приказ Фелла. – Ровно!
Бриз дул теперь прямо с кормы, но сила его иссякала, отчасти из-за увеличивающегося расстояния от берега, отчасти из-за повышения температуры.
– Поставить грот.
Фелл был совершенно прав: необходимо было спешить, иначе корабль попал бы в полосу штиля между береговым бризом и пассатом. Огромное полотнище грота заставило корабль двинуться заметно быстрее, снова стал слышен звук воды, рассекаемой форштевнем. "Эстрелья" уже вышла из канала, Хорнблауэр, с беспокойством наблюдавший за ней, видел, что она ставит фок, стаксели и кливеры, то есть она несла все свои косые паруса. Она держала курс на север, круто к ветру, прямо прочь от земли. Она должна была поймать пассат и двинуться, почти наверняка, в северном направлении, так как ей следовало до наступления следующего утра обогнуть с наветренной стороны Гаити, держа путь на Старый Багамский пролив и Гавану. Они находились уже достаточно далеко от Морро, и от "Эстрельи" тоже, чтобы не возбудить подозрений пристальным рассматриванием через подзорные трубы.
Хорнблауэр разглядывал ее долго и внимательно. Он не мог обнаружить ничего необычного в ее поведении. Ему подумалось вдруг, что Гомес, может быть, обнаружил плавучий якорь за своей кормой и убрал его. Он, может быть, сейчас покатывается со смеху вместе со своими офицерами, глядя на то, как британский фрегат ведет свое безнадежное преследование.
– Лево на борт! – последовал новый приказ Фелла, и "Клоринда" прошла последний поворот.
– Вехи в линию, сэр! – отрапортовал штурман, наблюдавший за берегом, оставшимся за кормой, в подзорную трубу.
– Отлично. Так держать.
Волны, на которые они теперь взбирались, были настоящими атлантическими валами, накатывавшими на правую скулу "Клоринды", прокатываясь вдоль корпуса, они заставляли нос судна погружался, поднимая кверху левый борт. "Эстрелья", все еще идущая круто к ветру курсом на север под косыми парусами, была прямо перед ними.
– Она, должно быть, делает узлов шесть, – прикинул Джерард, стоя рядом со Спендловом в шаге от Хорнблауэра.
– Этот линь должен выдержать шесть узлов, – помолчав, сказал Спендлов.
– Лот не достает до дна, – доложил лотовый.
– Все наверх, паруса ставить!
Команда была передана боцманскими дудками по всему кораблю. Были поставлены брамсели и бом-брамсели, и вскоре "Клоринда" несла все паруса, какие возможно.
Береговой бриз быстро ослабевал. "Клоринда" едва слушалась руля. Раз или два паруса заполаскивали, издавая громоподобный звук, однако фрегат все еще лежал на курсе, ползя по синему с белыми пенными гребнями морю, в то время как солнце безжалостно палило, сияя на безоблачном небе.
– Я не могу удержать корабль на курсе, – отрапортовал квартирмейстер.
"Клоринда" лениво раскачивалась на волнах. Далеко впереди виднелась "Эстрелья". Вдруг почувствовалось свежее дуновение ветра, легкое, едва заметное. Хорнблауэр ощутил, как оно коснулось его покрытого потом лица задолго до того, как на него откликнулась "Клоринда". Это действительно был другой ветер, не жаркий береговой бриз, а свежее дуновение пассата, ничем не замутненное на его трехтысячемильном пути через океан. Паруса хлопнули и затрепетали, "Клоринда" рыскнула более осмысленно.
– Началось! – воскликнул Фелл, – Ну и ну!
Последовал сильный порыв ветра, так что корабль почувствовал руль. Потом затишье, снова порыв, опять затишье и опять порыв, каждый новый сильнее предыдущего. Следующий порыв уже не стихал. Он накренил и приподнял "Клоринду". Волна ударилась о ее правый борт, рассыпавшись радугой брызг. Они забрали пассат, теперь они могли идти по следу "Эстрельи", держа путь круто к ветру на север. Вместе с ровным, свежим ветром появилось предчувствие успеха, на корабле чувствовалось воодушевление. Кругом можно было видеть улыбки.
– Она до сих пор не поставила марсели, милорд, – сказал Джерард, не отрываясь от подзорной трубы.
– Сомневаюсь, что они станут это делать, пока идут на север, – ответил Хорнблауэр.
– На ветре она может опередить нас, – сказал Спендлов, – Так, как это случилось вчера.
Вчера? Это было только вчера? Это, должно быть, было месяц назад, так много событий произошло со времени вчерашней погони.
– Как вы думаете, может этот плавучий якорь дать какой-нибудь эффект? – спросил Фелл, подошедший к ним.
– По большому счету нет, сэр, – ответил Спендлов. – Нет, пока линь удерживает его развернутым вперед. Фелл с силой сцепил свои мощные руки.
– Что до меня, – заявил Хорнблауэр, и все взоры обратились на него, – я намереваюсь избавиться от этого золотого шитья. Более легкий мундир, попрохладней, и не такой тугой воротничок.
Пусть Фелл выказывает беспокойство и нервозность, сам он отправиться вниз, как будто исход дела его совершенно не интересует. Внизу, в душной каюте, он с удовольствием избавился от парадного мундира – десяти фунтов плотной ткани и золота – и приказал Джайлзу принести чистую рубашку и белые панталоны.
– Я собираюсь принять душ – задумчиво произнес Хорнблауэр. Он прекрасно знал, что Фелл считает непристойным и вредным для дисциплины то, что адмирал ныряет под насос для полива палубы, сопровождаемый ухмылками матросов, но это его не заботило. Место для душа не имело никакого ограждения. Матросы качали помпу усердно, и Хорнблауэр, с непринужденностью человека средних лет, живо подпрыгивал под укусами плотной струи холодной воды. Теперь свежая рубашка и брюки стали вдвойне приятней, он почувствовал себя новым человеком, когда снова появился на палубе. Его спокойствие не могло смутить даже появление охваченного волнением Фелла.
– Совершенно ясно, что она уходит от нас, милорд, – сказал он.
– Мы знаем, что она на это способна, сэр Томас. Мы можем только ждать, когда она переложит руль и поставит марсели.
– Так долго, как мы сможем держать ее в поле зрения… – сказал Фелл.
"Клоринда" шла прямо за ней, с трудом пробивая свой путь на север.
– Я вижу, что мы делаем все, что можно, сэр Томас, – мягко сказал Хорнблауэр.
Утро истекало. Просвистели "Да здравствует". Фелл согласился с парусным мастером, что наступил полдень, и матросы были отправлены обедать. Теперь только в тот момент, когда "Клоринда" поднималась на волне, можно было, направив подзорную трубу через правую скулу судна, различить смутные очертания парусов "Эстрельи" на горизонте. Она все еще не поставила марсели, Гомес действовал так исходя из того, что на таком крутом к ветру курсе его шхуна будет лучше вести себя без прямых парусов, не говоря уж о том, что он просто играл со своими преследователями. Холмы Пуэрто-Рико пропали за горизонтом далеко за кормой. И ростбиф на обед, ростбиф из свежего, прожаренного мяса, оказался разочарованием, жесткий, волокнистый и совсем невкусный.
– Стюарт сказал, что послал мне самую лучшую вырезку, какую можно найти на островах, милорд, – заявил Джерард в оправдание на высказанное Хорнблауэром недовольство.
– Хотел бы я, что бы он был здесь, – проворчал Хорнблауэр. – Я бы заставил его съесть все, до последнего кусочка, без соли. Сэр Томас, примите, пожалуйста, мои извинения.
– Гм … – да, милорд, – сказал Фелл, который был приглашен отобедать с адмиралом и который, из-за извинений Хорнблауэра вдруг оказался вырван из своих собственных мыслей. – Этот плавучий якорь …
Произнеся эти слова, скорее термины, он казался неспособным сказать еще что-либо. Он посмотрел через стол на Хорнблауэра. Его лицо с квадратными челюстями – красные щеки всегда плохо сочетались с ним – выражало беспокойство, которое особенно выдавали глаза.
– Если мы не узнаем этого сегодня, – сказал Хорнблауэр, – мы услышим об этом несколько позже.
Это была правда, хотя, может быть, горькая.
– Мы сделаемся посмешищем для всех Островов, – сказал Фелл.
Никто в целом мире не мог выглядеть в данный момент более достойным сочувствия, чем Фелл. Хорнблауэр и сам начал терять надежду, но его противоречивая натура восставала против идеи впасть в отчаяние.
– Все дело в разнице между шестью узлами, которые она делает сейчас, и двенадцатью, которые она будет делать, когда переложит руль, – произнес Хорнблауэр. – Мистер Спендлов скажет Вам, что сопротивление воды есть производная квадрата скорости. Не так ли, мистер Спендлов?
– Возможно, даже куба, или еще большей величины, милорд.
– Так что мы можем быть спокойны, сэр Томас. Линь может порваться восемь раз, когда она сменит курс.
– Он также может перетереться, милорд, – добавил Спендлов.
– Если только они не обнаружили якорь ночью и не избавились от него, – мрачно пробурчал Фелл.
Когда они снова поднялись на палубу, солнце уже начало клониться к западу.
– Эй, на мачте! – окликнул Фелл. – Цель все еще видна?
– Да, сэр! Она уже далеко, сэр, но все еще ясно видна. Два румба, или около того, в наветренную сторону.
– Она идет на север, это все, что ей нужно, – буркнул Фелл. – Зачем им менять курс?
Оставалось только ждать, пытаясь извлечь хоть какое-то удовольствие из свежего ветра и бело-синего моря, но удовольствие было обманчивым, море не казалось таким синим, как раньше. Ничего кроме ожидания, и минуты тянутся как часы. А потом это случилось.
– Эй, на палубе! Цель поворачивает налево. Она идет прямо по ветру.
– Превосходно.
Фелл обернулся, взглянув на лица всех, кто толпился на квартердеке. Его собственное выражало такое же напряжение, как и прочие.
– Мистер Сефтон, руль на четыре румба влево.
Он был готов довести игру до конца, пусть даже печального, несмотря на вчерашний опыт, явно показывавший, что при прочих равных у "Клоринды" нет шансов на перехват.
– На палубе! Они ставят марсели. И бом-брамсели тоже, сэр!
– Очень хорошо.
– Скоро мы все узнаем, – сказал Спендлов. Когда плавучий якорь начнет действовать, она должна будет потерять скорость. Должна.
– На палубе! Капитан, сэр! – голос впередсмотрящего от возбуждения срывался на крик. – Ее развернуло не ветер! Тянет назад! Фор-стеньга сломалась, сэр!
– Тоже самое и с креплениями руля, – нахмурившись, произнес Хорнблауэр.
Фелл, с сияющим лицом, прыгал, скорее, даже отплясывал на палубе от радости. Однако вскоре он взял себя в руки.
– Два румба вправо, – приказал он. – Мистер Джеймс, поднимитесь наверх и доложите, как она ведет себя.
– Она поднимает грот и фок! – прокричал впередсмотрящий.
– Пытается снова лечь по ветру, – прокомментировал Джерард.
– Капитан, сэр! – раздался голос Джеймса с грот-мачты. – Мы правим на один румб правее их.
– Отлично.
– Она снова идет по ветру… нет, ее опять развернуло, сэр!
Значит, "это" все еще висело за ней, ее попытки вырваться были столь же бесполезны, как попытки оленя вырваться из челюстей льва.
– Эй, полегче на руле…, – закричал Фелл, добавляя в адрес рулевого забористое словечко.
Все были взволнованы, казалось, каждый был охвачен страхом, что "Эстрелье" удастся избавиться от повреждений и так-таки скрыться.
– Со сломанным рулем она никогда не сможет лечь на курс, – сказал Хорнблауэр. – А ведь кроме этого она потеряла фор-стеньгу.
Снова ожидание, однако теперь уже совсем другого толка. "Клоринда", раскачиваясь на волнах, казалось, заразилась всеобщим возбуждением, и ринулась на добычу, стремясь вперед, к триумфу.
– Вот она, – воскликнул Джерард, направив вперед подзорную трубу. – Все еще носом к ветру.
Когда следующая волна приподняла "Клоринду", они увидели шхуну: они быстро настигали ее. Печальное, унылое зрелище представляла она собой: фор-стеньга срезана начисто, паруса полощут по ветру.
– Приготовить погонное орудие, – распорядился Фелл. – Дайте выстрел поперек ее курса.
Последовал выстрел. На верхушку грот-мачты было поднято что-то, оказавшееся красно-золотым флагом Испании. Флаг повисел некоторое время, а затем соскользнул вниз.
– Поздравляю Вас с успехом Вашего плана, сэр Томас, – сказал Хорнблауэр.
– Благодарю, милорд, – ответил Фелл. Он сиял от удовольствия. – Я не смог бы ничего сделать, если бы Вы, Ваше превосходительство, не поддержали бы мой план.
– Это очень любезно с Вашей стороны, сэр Томас, – сказал Хорнблауэр, отворачиваясь, чтобы поглядеть на приз.
"Эстрелья" представляла собой прискорбное зрелище, еще более прискорбным оно стало, когда они подошли к ней, и могли рассмотреть более четко накренившуюся на нос сломанную мачту и вывороченный руль. Внезапный рывок, последовавший в результате действия плавучего якоря, имел невероятную силу и разрушительность. Он буквально вырвал прочные бронзовые петли, на которых крепился руль. Сам плавучий якорь, утяжеленный цепью, все еще висел, скрытый из вида, на болтающемся руле. Гомес, с торжеством доставленный на борт, все еще не имел представления о причине происшедшего, и не понимал, каким образом он потерял руль. Он был красив, молод и лицо хранило выражение достоинства, с которым он переносил незаслуженную им неудачу. Не доставило удовольствия наблюдать за тем, как он изменился, когда ему сказали правду. Совершенно никакого удовольствия. Это зрелище, вид того, как он унижается в глазах тех, кто взял его в плен, пересилило даже ощущение профессионального триумфа. Но, в то же время, более трехсот рабов получили свободу.
Хорнблауэр диктовал текст донесения Лордам адмиралтейства, и Спендлов, чье владение искусством составления подобных бумаг являлось одним из важнейших его талантов, писал со скоростью, делавшей плавной сбивчивую речь Хорнблауэра, который до сих пор не сумел овладеть навыком диктовки.
– В заключение, – говорил Хорнблауэр, – мне доставляет особое удовольствие сообщить Вашим лордствам о находчивости и активности, которые проявил капитан сэр Томас Фелл, благодаря чему и стал возможным захват.
Спендлов оторвался от написанного и уставился на него. Спендлов знал правду, но предупреждающий взгляд, брошенный на него, удержал готовые сорваться с языка слова.
– Добавьте обычное официальное окончание – сказал Хорнблауэр.
Не в его стиле было объяснять мотивы своего поведения секретарю. Да он и не смог объяснить бы их, даже если бы попытался. Фелл нравился ему не больше, чем раньше.
– Теперь письмо моему агенту, – сказал Хорнблауэр.
– Слушаюсь, милорд, – ответил Спендлов, переворачивая страницу.
Хорнблауэр стал прикидывать в уме план нового письма. Он хотел сказать, что поскольку захват осуществлен благодаря действиям сэра Томаса, он считает необходимым отказаться от своей доли головных денег. Ему хотелось передать адмиральскую долю в распоряжение сэра Томаса.
– Нет, – заявил он, – отставить. Я не буду писать этого письма.