Киев был твердыней молодого объединенного государства, которое непрерывно росло и укреплялось. Его нового короля звали Святослав. Он был занят главным образом борьбой с богатыми хазарами, дикими печенегами и другими племенами. Настоящим правителем была его овдовевшая королева-мать Ольга. Она жестоко отомстила за своего мужа Игоря убившим его древлянам. Она заменила медленный и опасный сбор дани на твердый налог. Она добилась того, что влияние Киева простиралось на север до Хольмгарда, который она называла Новгородом, и на юг до самых границ Греческой империи. Ольга самолично посетила Миклагар, приняла там христианство и попыталась окрестить в ту же веру свой народ, но при том не согласилась признать восточного императора своим повелителем, а предпочла послать на запад, в Германию, за миссионерами. Это было ее единственной ошибкой. Желающих креститься оказалось очень мало. Когда епископ Адальберт прибыл в Киев, Святослав прогнал его. Несколько человек, сопровождавших епископа, погибли по пути домой.
Гуннхильд знавала и худшие поражения. Ей было жаль, что она не может встретиться с королевой Ольгой.
Саксонский король Оттон получил корону Святой Римской империи и взялся за увеличение своего царства. Его отношения с королем Харальдом Синезубым были непростыми.
В Испании быстро росло королевство Кастилия, а новый халиф Кордовы со своими маврами оборонялся. Греки вновь отобрали остров Крит у арабов. Неподалеку от их границы венгры совершили набег на Болгарию, оставив за собой пустыню. Несколько позже скончался бездарный римский император, и после некоторых осложнений трон занял Никифор Фока. Он был воином и человеком железной воли. В непродолжительном времени он вернул себе Кипр.
Ну, а англичане тем временем построили в Лондоне мост через Темзу. Монахи основали в Альпийских горах приют, чтобы помогать путешественникам, переправлявшимся через эти горы. И многое другое, что кто-то где-то случайно услышал и так же случайно запомнил, долетало до слуха Гуннхильд: то несколько слов об арабах, писавших о движении звезд, то о евреях, писавших о том, как следует говорить… Ее жажда узнавать новое была поистине неутолимой.
Что же касалось Норвегии… Торговцы говорили о мирных и благополучных временах. Правда, порой в ту сторону пролетала ласточка…
XXVIII
Король Хокон и ярл Сигурд всегда поддерживали тесную связь между собой. Последний солнцеворот и Рождество, которые им предстояло встретить вместе, Хокон провел в Хлади. Позже он поехал по Траандло, не без гордости показывая свое могущество, но, главным образом, раздавая подарки, исправляя несправедливости и занимаясь множеством других дел, необходимых для того, чтобы простые люди и их вожди оставались его друзьями. Вернувшись в Хлади, король оставался там, проводя время наилучшим образом, до наступления весны. Когда же наконец он решил возвратиться на юг, вместе с ним отправился самый старший из живых сыновей ярла - тот самый, которому, когда он только появился на свет, король даровал свое имя.
Теперь он уже был сообразительным и наблюдательным молодым человеком и успел мирно попутешествовать по Норвегии и сходить в викинг за море. И все же Сигурд попросил короля, не согласится ли он на этот раз взять с собой Хокона-младшего.
- Ты, король, мог бы навести на него, так сказать, окончательную отделку, - сказал ярл, улыбнувшись. - А тебе будет очень полезно собственными глазами увидеть вблизи, что такое королевская власть, как живет и работает король, - обратился он к сыну. - Вам обоим необходимо хорошо узнать и понимать друг друга до того, как меня не станет. Тогда вы сможете доверять друг другу и в мирных трудах, и в войне.
Хокон-король и Хокон - сын ярла уже давно испытывали взаимную симпатию. Их путешествие вдоль побережья прошло спокойно и весело.
Когда моряки увидели далеко впереди смутные очертания кургана Харальда Прекрасноволосого, они резко изменили курс и направились в Кёрмт. От берега полетела карри, гребцы которой надрывались на веслах, с сообщением: все готово к встрече короля. Дружинники, которые непрерывно посменно ожидали на берегу, подняли крик, замахали копьями и лишь потом пришвартовали королевский корабль к причалу. Хотя подворье находилось совсем недалеко, оттуда галопом примчались люди, ведя в поводу лошадей для короля и самых знатных из тех, кто приехал с ним.
Стоял приятный прохладный день. Сверкала зеленью свежая трава. Ветер, в котором запахи земли смешивались с солеными ароматами моря, шуршал сосновыми ветвями. В небе махали крыльями и кричали бесчисленные птицы. Еще до приближения к земле оба Хокона переоделись в хорошие одежды, хранившиеся в их дорожных сундуках, но конюшие доставили королю вышитую золотом тунику, а для его гостя красную мантию, отороченную куницей.
- Это было очень разумно придумано, мой господин, - сказал младший, когда они ехали бок о бок на поскрипывавших свежей кожей седлах. - У тебя, наверно, очень распорядительный управляющий.
- Нет, это, конечно, выдумка моей королевы, - ответил старший, чуть заметно пожав плечами. - Она знала, что я вернусь сюда, и предупредила, что приедет заблаговременно.
- Значит, она разумная дама, вполне достойная тебя, господин.
Несмотря на то что эти слова были всего лишь простой учтивостью, они слегка задели короля Хокона. Был ли он справедлив к своей Гиде? Мысленно оборачиваясь назад, он припомнил, как мало времени она могла быть с ним. Он почти все время проводил в дальних и трудных странствиях по своему королевству.
Люди, во множестве толпившиеся во дворе, вразнобой орали приветствия. Гида пригласила на пир, посвященный приезду короля, каждого хотя бы мало-мальски заметного человека со всей просторной округи. Спрыгнув на землю и шагнув вперед, Хокон увидел ее у передней двери, стоявшую между поддерживавшими крышу крыльца столбиками, украшенными изящно вырезанными вьющимися виноградными лозами и сцепившимися между собой небывалыми животными. Ее платье было сшито из самого лучшего белоснежного полотна; поверх него были надеты многоцветные шерстяные накидки, а голову королевы покрывал вышитый плат. Руки украшали золотые кольца и браслеты. На поясе висела большая связка ключей - неотъемлемая принадлежность хозяйки. Когда Хокон подошел поближе, круглое лицо его жены словно осветилось изнутри.
С обеих сторон от королевы стояли гости самого высокого ранга. Ближе всех по правую руку держался тощий седоватый человек, чей голос, впрочем, перекрыл общий гвалт:
- Приветствуем тебя, король. Добро пожаловать домой!
- Да, добро пожаловать, - подхватила Гида, впрочем, настолько тихо, что ее голоса почти не было слышно.
- Я привел с собой выдающегося человека, - сказал король. - Это мой тезка Хокон, сын великого ярла Сигурда.
Все взгляды обратились к незнакомцу. Как и отец, он был даже чуть ниже среднего роста, но имел более мощное сложение, широкие плечи и толстые руки. Лицо его было красивым, широким, с высокими скулами, крючковатым ястребиным носом. Волосы аккуратно подрезаны, а борода черная, как полночное небо. Губы, казалось, были всегда готовы раздвинуться в улыбке, но зеленовато-серые глаза смотрели настороженно.
- Так вот она, наша королева. - Его речь была столь же плавной, как и его походка. - Велика моя радость от встречи с тобой, госпожа. Если бы мы встретились не здесь, я все равно с первого же взгляда признал бы в тебе королеву, моя госпожа.
Гида зарделась.
- Это… это в честь моего господина, - несколько неуверенно произнесла она. Обычно она одевалась так же, как и в юности - как принято в семьях состоятельных бондов.
- Я, пожалуй, не смогу сразу назвать тебе имена всех, кто стоит перед нами, - сказал король. - Однако… - Он подошел к каждому с бодрыми словами приветствия, получил достойные ответы и наконец остановился перед седым человеком. - Это Эйвинд Финнсон.
- Ну, конечно! - воскликнул молодой Хокон. - Прославленный скальд. Я был всего лишь мальчиком, когда, сидя в углу, видел тебя в Хлади, но навсегда запомнил тебя. А позже, к своему несчастью, я всегда оказывался где-то в отъезде, когда ты посещал нас, но я знаю слово в слово все твои поэмы. Как и каждый человек.
- Я не мог сопутствовать королю в этой поездке, поскольку сильно захворал, когда он собирался в путь, - вздохнул Эйвинд.
- Но теперь, надеюсь, ты вполне здоров, и я горю нетерпением услышать строфы, которые ты наверняка сложил за это время.
- У меня нет иной обязанности, как только восхвалять моего короля.
Гутхорм Синдри, второй скальд, который участвовал в королевской поездке, ощетинился и вмешался в разговор:
- Но сначала я расскажу о том, как он путешествовал в блеске и славе.
Лицо Эйвинда окаменело.
- Король, - сказал он, - тебе известно, что я сопутствовал твоему отцу королю Харальду Прекрасноволосому в те времена, когда Гутхорм был мальчишкой.
Старший Хокон негромко хихикнул.
- Два скальда - это все равно что два кота в одном доме. - И добавил, не скрывая растерянности: - Вы оба достойнейшие люди. Как я могу поставить одного из вас выше другого?
В разговор вмешался Хокон Сигурдарсон:
- Если ты позволишь мне, господин, то я попробую разрешить затруднение. Поскольку они не могут говорить свои стихи одновременно, то почему бы не позволить слепому случаю установить очередность? Это никак не сможет оскорбить ни одного из них. - Все вновь уставились на молодого Хокона. Все разговоры во дворе постепенно смолкли. А он убрал правую руку за спину. - Те, кто стоит за моей спиной, следите! Я выпрямлю два или три пальца. Эйвинд, ты, как старший, не хочешь ли угадать? Если ты окажешься прав, то твоя очередь будет первой, а если ошибешься, то начнет Гутхорм. Но в любом случае вы оба получите одинаковый почет и дары равной ценности. Тот же, кто сегодня окажется вторым, завтра должен будет стать первым. Король, будет ли на то твоя воля?
- Да будет так, - согласился Хокон Воспитанник Ательстана.
Присутствовавшие поддержали предложение радостными криками. Даже оба скальда закивали, улыбаясь. Эйвинд не отгадал, но и впрямь спокойно смирился с этим.
- Возможно, завтра у меня будет что сказать и о тебе, Хокон Сигурдарсон, если то позволит король.
- У меня тоже есть желание почтить тебя, прежде чем ты оставишь нас, - поспешно вмешался Гутхорм.
Затем гости устремились в зал, где их ожидали бочки с пивом. Всем предстояло пить до того, как будут расставлены столы для трапезы, и пить после того, как столы уберут.
Войдя внутрь, король Хокон отвел Хокона Сигурдарсона в сторону. Королева Гида стояла поблизости.
- Ты ловко это придумал, - сказал король. - Я должен запомнить твою хитрость.
Молодой человек усмехался.
- Мой господин, просто я давно решил, что не следует оскорблять скальдов. Ты, вероятно, согласишься, что король Эйрик и королева Гуннхильд сделали серьезную ошибку, когда нанесли обиду Эгилю Скаллагримсону.
- Ты получишь от меня награду. Небольшую, поскольку лучше будет, если это останется между нами… но что бы тебе хотелось?
Младший облизал губы.
- Честно говоря, господин, я хотел бы женщину для моего ложа, пока буду находиться здесь. Это единственное, чего мне не хватало, пока мы плыли на юг.
Да, он похотлив, подумал старший Хокон, однако мог быть и мудрым не по годам. Король повернулся к жене:
- Гида, ты могла бы позаботиться об этом? Пусть это будет служанка, а не рабыня, свободнорожденная и… и по ее собственному желанию.
- Я буду хорошо обращаться с нею, мой господин и моя госпожа, - пообещал молодой Хокон.
- Она получит также благодарность и от меня, - сказал король, - и кое-что сверх того… за то, что доставит удовольствие сыну человека, который сделал его тем, кем он стал, давал ему мудрые советы, помогал во всем и все время стоял рядом, обеспечивая несокрушимую поддержку.
Щеки Гиды густо покраснели, она закусила губу, но кивнула. Когда она удалилась, ее муж сообразил - хотя и слишком поздно, - что заставил королеву делать то, что было ниже ее достоинства.
Однако она вскоре присоединилась к нему на возвышении. Хокон Сигурдарсон сидел напротив, на месте для почетного гостя. Остальные гости теснились на скамьях. Засуетились женщины, разнося пиво, и разговоры постепенно оживились.
- Что происходило за последнее время на юге? - спросил король.
Ему ответил сидевший поблизости законоговоритель:
- Несколько дней назад три военных корабля прошли мимо Лидандиснесса; только три, но это были драккары. Они были первыми в этом году и шли, должно быть, из Дании. Вероятнее всего, из Ютланда, ибо, выйди они из Сканею или Зеланда, их заметили бы с берегов Викина. Подали сигнал снарядить сторожевые корабли, но к тому времени драккары уже скрылись.
Хокон Сигурдарсон, внимательно слушавший говорившего, наклонился вперед.
- Не могли ли то быть Эйриксоны? - громко спросил он.
Король Хокон почувствовал внезапный прилив ярости. Вовсе не к этим проблемам хотел он вернуться домой.
- Почему ты так решил? Ведь они ничего не делали? - рявкнул он.
- Возможно, они желают убаюкать бдительность норвежцев, - задумчиво ответил его тезка. - У твоих королей Трюггви и Гудрёда за последнее время было просто-таки до странности мало всяких тревог, не так ли?
- Я уже по горло сыт людьми, готовыми пугаться чего угодно, словно цыплята. Нет, больше чем по горло.
Гида легко коснулся руки мужа.
- На самом деле все хорошо, - сказала она ему, - не считая того, что я сильно соскучилась по тебе. - Ее лицо прояснилось. - Я жду не дождусь, пока ты увидишь нашу дочь. Маленькая Тора - как она подросла! Веселая и хорошенькая… - Впрочем, этот разговор не годился для мужского общества. - В любой момент, когда только ты пожелаешь. Она будет так рада…
Обстановка в зале становилась все веселее. Пухленькая молодая женщина поднесла Хокону Сигурдарсону наполненный рог. Наклонившись так, чтобы он видел ложбинку между грудями, она негромко, но без робости заговорила с ним.
Он рассмеялся.
- Значит, это ты? Как тебя зовут? Торгерд? Ну, какое же удачное имя!
- Почему?
- Торгерд Невеста Могилы - моя покровительница.
Король Хокон краем уха слушал этот разговор. На севере ему несколько раз довелось слышать о Торгерд Невесте Могилы. Одна из малых богинь, валькирия, призрак или кем там еще она могла быть… Да, в своих видениях или снах трондские парни вполне могли видеть нечто такое, что могли счесть за образ своего небесного покровителя, так же как христиане верили в помощь какого-нибудь святого.
- Садись, - сказал молодой Хокон. - Раздели это место со мной и будем пить вместе. - Он обнял ее за талию одной рукой и прижал к себе. - А потом займемся еще чем-нибудь.
Девица захихикала.
Он язычник до мозга костей, подумал король. Ну и хорошо, значит, он никогда не изменит Христу.
- Ты вдруг погрустнел, мой господин, - послышался рядом ласковый шепот.
Король очнулся от своих мыслей.
- Нет, нет. Просто вспомнил кое о чем. - Он расслабил лицо, чтобы улыбка получилась более естественной, поднял повыше кубок и громко произнес: - Этот день - для веселья!
- О, да! - шепотом воскликнула Гида.
Внезапно он ощутил исходившее от нее тепло, схожее с жаром от пригасшего, но все еще теплящегося очага. Его взгляд пробежал по ее округлой груди, спустился к бедрам, вернулся к полуоткрытым губам и задержался на глазах с трепещущими ресницами. Да, осознал он чуть ли не с удивлением: как же хорошо будет, когда нынче ночью они останутся одни.
Ни одна иная женщина, кроме матери, никогда еще не питала к нему истинной любви.
XXIX
В конце концов король Харальд Синезубый снова набрался решимости. Многие люди долго исподволь убеждали его - Гуннхильд, ее сыновья, ее братья, датчане, надеявшиеся завоевать славу и богатую добычу, священники, убеждавшие короля в том, что, пока жив Хокон-отступник, вера не сможет укрепиться в северных землях. Он и сам желал отомстить и показать миру свое могущество, а также думал о богатой дани, которую будет получать, о том, что, имея норвежцев в союзниках, ему легче будет удержать немецкого императора к югу от Датской стены. И потому согласился на третье нападение, в котором должно было участвовать множество судов и поистине огромное войско. Датчан должны были возглавить Ольв Корабельщик и Эйвинд Хвастун, а их племяннику Харальду предстояло вести своих братьев и воинов, которые все эти годы следовали за ними.
Гуннхильд советовала тщательно следить за тем, чтобы сведения о готовящемся походе не просочились за море преждевременно. Каждый вождь должен был внимательно проследить за тем, чтобы его собственное войско было готово двинуться в путь по первому же сигналу. Если воины будут считать, что предполагается новый викинг, просто более мощный, чем обычно, то истинную цель похода удастся надежнее сохранить в тайне. От датских бондов требовалось только быть готовыми погрузиться на корабли, которые будут ожидать их. Когда же придет время, ни одного торговца, ни датчанина, ни иноземца, не выпустят из пределов Дании, пока флот не соберется под прикрытием острова Хлесею в проливе Каттегат и не двинется к берегам Норвегии.
В имении Харальда Эйриксона все еще было спокойно, когда Гуннхильд отправилась к Берси, местному кузнецу. Она исподволь наблюдала за ним все эти годы. Самого низкого происхождения, неженатый, уродливый и неприветливый, как тролль, он совершенно терялся, не зная, как себя вести или даже что думать, когда королева время от времени то мельком улыбалась ему, а то и одаривала его приветливым словом. Иные же ее слова, произнесенные как бы между прочим, как будто морозным ветром обдували эту чуть начинавшую оттаивать душу и вновь замораживали ее в той форме, которая требовалась Гуннхильд. Ибо до него доходили слухи о том, что королева владеет колдовскими знаниями, ну а крещение не привнесло никаких изменений в мысли этого человека. В определенные дни он но ночам выходил в одиночестве на пустошь и разжигал там костер, казавшийся издали маленьким красным огоньком. Он хранил под соломенным тюфяком громовую стрелу. В народе также шептались, что он нашел ее в одном из дольменов и теперь, оставаясь один в темноте, разворачивал стрелу и поклонялся ей.
Когда Гуннхильд переступила порог кузницы, он вовсю стучал молотом. Хотя дверь стояла открытой, внутри было темно и дымно. Кузнец поднял закопченное лицо и разинул от изумления рот.
- Г-сп-жа… - пробормотал он, - э-э, г-сп-жа?..
- Я хочу поговорить с тобой, и больше мне никто не нужен, - сказала Гуннхильд.