К утру она нашла в себе силы надеть подобающую маску. Хрут сказал, что пойдет к королю. Он, должно быть, ожидал начала сезона мореходства, а вчерашний разговор укрепил его намерение. Гуннхильд решила тоже отправиться в королевский зал.
Погода прояснилась. Солнечный свет, падавший в открытые двери, позолотил волосы исландца, когда тот вошел в помещение и обратился к королю:
- Доброе утро, мой господин.
- Что ты хочешь от меня теперь, Хрут? - спросил Харальд с улыбкой.
- Я пришел просить тебя, господин, чтобы ты отпустил меня в Исландию.
Король нахмурился.
- Разве будет тебе там больше чести, чем здесь? - резко спросил он.
- Вовсе нет, - смело ответил Хрут, - но каждый должен следовать тем путем, который отвела ему судьба.
- Это все равно что перетягивать канат с толстяком, крепко стоящим на ногах, - заметила Гуннхильд со своего места. - Позволь ему поступить так, как он хочет.
Харальду ничего не оставалось как согласиться. В конце концов, он знал, что Хрут никогда не намеревался остаться в Норвегии на всю жизнь. Королева тоже знала об этом, хорошо знала. Вот только не ожидала, что он уедет так скоро, и гнала мысли о такой возможности из головы.
Хрут поблагодарил короля и королеву и пообещал всегда восхвалять их доброту и щедрость.
- Я позабочусь о том, чтобы ты получил все припасы, какие тебе понадобятся для плавания, - сказала Гуннхильд. Кое-кто из окружающих удивленно взглянул на нее. После двух скудных урожаев подряд закрома отнюдь не ломились. Но возразить ей никто не решился.
"Он никогда не забудет", - сказала себе Гуннхильд.
А она, думала королева, ощущая в себе холод, пытавшийся прорваться сквозь крепко стиснутые зубы, она даст кое-что и той девке, которая так зажгла его сердце, нечто такое, что тоже навсегда останется в ее памяти.
Хрут и его дядя Эзур готовились к отплытию. У Эзура все это время дела тоже шли успешно, но и он все сильнее ощущал тоску по дому. Через несколько дней корабль и команда были готовы.
Хрут шел по городу, чтобы сказать королю и его приближенным прощальные слова, когда сквозь толпу прошмыгнул Эдмунд, дернул его за рукав и шепотом сказал, что королева хочет видеть его у себя в доме. Это займет немного времени. Она знала, что он должен был успеть к началу отлива. Исландец кивнул без особого удивления и пошел вслед за гонцом.
Она стояла одна в длинной комнате, увешанной гобеленами со странными изображениями. Мужчина и женщина несколько мгновений смотрели друг на друга, а потом королева шагнула в сторону. Ее юбки чуть слышно шелестели в тишине. Подойдя к скамье, она взяла то, что там лежало, и подошла к Хруту.
- Вот золотой браслет, и я дарю его тебе, - сказала она. Браслет оказался массивным, очень тонкой работы. Она подняла руку мужчины и надела дар ему на запястье.
- Много славных подарков получил я от тебя, - сказал он.
Она приподнялась на цыпочки, обняла его обеими руками за шею и заставила наклонить голову. От него пахло солью и морским ветром. Она поцеловала его, раздвинув губами соленые усы. Но его губы не ответили ей. Гуннхильд опустила руки, отстранилась и негромко сказала:
- Если моя власть над тобой так велика, какой я ее считаю, то заклятье, которое наложила я на тебя, никогда не позволит тебе познать счастье с той женщиной из Исландии, к которой влечет тебя сердце. Но с другими женщинами у тебя все может хорошо сладиться. А теперь нам обоим будет плохо, ибо ты не был честен со мной.
Хрут искривил рот в улыбке, помотал головой, пробормотал какие-то подобающие слова и вышел. Она услышала, что, выйдя за дверь, он засмеялся. Он был слишком рад своей свободе, чтобы думать о каких-либо предсказаниях. А королева осталась в своей комнате одна.
Расставшись с нею, Хрут зашагал в королевский дом, где снова сказал королю Харальду слова благодарности. Король пожелал ему счастливого плавания, и Хрут возвратился на свой корабль.
Гуннхильд будет следить за тем, как пойдет жизнь Хрута, собирая в свою сеть известия из Исландии, как она получала их отовсюду. Но пока что она выбросила все, что было, из головы - почти все, - чтобы вновь взяться за дела и помочь своим сыновьям.
VI
Впрочем, к тому моменту, когда она встретилась с ними, горечь еще не до конца ушла из ее сердца. Они собрались в ее доме в Бю-фьорде, как привыкли поступать в Дании и - она надеялась на это - будут делать и в Норвегии. Еще один шторм еще одного плохого года выл за стенами, крупный дождь вперемешку с градом колотил по крыше. Вспыхнула молния, громовые колеса прокатились по невидимому за толстыми тучами небу. Резным драконам оставалось только рычать на это буйство.
Королева поднялась и стояла перед сыновьями, освещенная светом очага, на фоне темноты. Ее слова были сходны с ударом плети.
- Что вы собираетесь делать с вашими королевскими владениями в Траандхейме? Вы величаетесь королями, как и ваши предки издревле, но под вашей властью немного людей и мало земель, зато много тех, кто вместе с вами от них кормится. На востоке, в Викине, сидят Трюггви и Гудрёд. Можно считать, что у них есть на это некоторые права, так как они ваши родственники. Но всем Траандло управляет ярл Сигурд. Я не понимаю, как вы можете допустить, чтобы столь знатным королевством владел кто-то другой, помимо вас. Странным кажется мне, что вы отправляетесь летом в викинг за море, но здесь, дома, позволяете ярлу отнимать у вас то, что оставил в наследство ваш отец. Твой дед, Харальд, - она взглянула на старшего сына, - в честь которого ты получил свое имя, не счел бы за труд лишить земли и жизни простого ярла, твой дед, заставивший всю Норвегию подчиниться себе и державший ее в кулаке до глубокой старости.
Сыновья нахмурились.
- Мать, зарезать ярла Сигурда не так легко, как козу или теленка, - веско возразил Харальд Серая Шкура. - Он принадлежит к знатному роду, имеет множество могущественных родственников, мудр и любим народом. Я думаю, что, если станет известно о наших замыслах, тронды как один сплотятся вокруг него. Нам от этого не будет ничего, кроме вреда. Я не думаю, братья, чтобы кто-либо из нас сумел в таком положении удержать власть в своих руках.
Гуннхильд ожидала чего-то подобного.
- Тогда мы возьмемся за дело иначе и станем продвигаться вперед не столь решительно, - ответила она. - Когда наступит осень, Харальд и Эрлинг отправятся зимовать в Северный Моерр. Я приеду следом. Там мы посмотрим, что можно сделать, и потолкуем об этом.
Немного поспорив - в общем-то, ни о чем, - молодые короли согласились с предложением матери.
VII
Ярл Сигурд имел брата по имени Грьотгард. Он был намного моложе Сигурда, не пользовался большой любовью народа и занимал далеко не столь видное положение, как его брат. Однако он содержал многочисленную дружину и каждое лето ходил в набеги.
Король Харальд отправил к ярлу Сигурду послов с богатыми подарками и дружественными словами. Он сообщал о своем желании установить с ярлом те же самые отношения, которые существовали между ним и королем Хоконом. Поэтому король Харальд пригласил Сигурда посетить его, чтобы заложить крепкую основу будущей дружбе.
Ярл радушно встретил послов, с удовольствием принял подарки и дал им столь же роскошные дары для передачи королю. Однако, сказал он, самолично он никак не может приехать, поскольку у него именно сейчас слишком много неотложных дел.
От него послы отправились к Грьотгарду с такими же подарками и предложениями, Грьотгард ответил на приглашение согласием.
Да, подумала Гуннхильд, узнав обо всем этом: Сигурд остается все так же коварен и осторожен, как и прежде, но он стареет, а безжалостная молодежь уже нетерпеливо наступает ему на пятки.
В условленный день, а может быть, чуть раньше или позже, Грьотгард добрался до королевского подворья в Северном Моерре. Король Харальд, король Эрлинг и королева Гуннхильд приняли его с сердечностью, явно чрезмерной для такого незначительного человека. Они привлекали его к обсуждению многих важных вопросов и слушали его с таким вниманием, словно считали кладезем мудрости.
Для того чтобы настроить Грьотгарда так, как им того требовалось, понадобилось совсем немного времени. Ему многократно повторяли, что Сигурд относится к нему несправедливо, что если он примет сторону королей, то вскоре станет ярлом вместо своего брата и получит во владение все, что ныне принадлежит Сигурду.
В результате Грьотгард, отправляясь домой с обозом подарков, пообещал следить за Сигурдом и сообщать королю обо всем, что ему удастся выведать.
Гуннхильд выжидала.
Когда она затем припоминала, как все было сделано, дело показалось очень простым. Задолго до первого снегопада они получили от Грьотгарда известие. Ярл Сигурд долгое время держал для обороны большое войско, но оно обходилось очень дорого, и после того, как Эйриксоны предложили ему дружбу, он решил, что сможет обойтись меньшей дружиной. Теперь же он объезжал свои владения. В ближайшее время он намеревался посетить Эгло, поселение в Стьёрадале. Лучшей возможности напасть на него нечего было и желать.
Король Харальд и король Эрлинг немедленно снарядили четыре длинных корабля с большими дружинами. Достигнув Траандхеймс-фьорда, они вошли в него ночью, при свете звезд. Грьотгард со своими викингами встретил их в условленном месте и проводил к поселению.
Глубокой ночью они достигли подворья, где ночевал ярл. Собаки подняли лай, люди проснулись, но было уже поздно. Воины окружили дом стеной из копий и щитов и подожгли его. Женщинам, детям и рабам они позволили выйти, но любого свободного мужчину, пытавшегося выскочить за дверь, убивали.
Огонь вознесся высоко к темному небу. Его отблески тревожно играли на клинках, озаряли облако дыма, гасили предрассветные звезды и меркли в глубине соснового леса. Когда же потолочные балки с треском обрушились, вверх взлетел огромный сноп искр. К середине утра огонь почти угас, и на месте богатого длинного дома остались груды пепла, дымящиеся головешки да почерневшие кости. Воздух был полон зловония.
Харальд и Эрлинг возвратились в Северный Моерр. Грьотгард счел за лучшее отправиться вместе с ними.
VIII
Для того чтобы представить силу гнева, охватившего трондов, когда те узнали об убийстве Сигурда, не требовалось владеть искусством прорицателя. Однако Эйриксоны оказались совершенно не готовы к тому, что возмущение не ограничилось простым шумом, а вылилось в стремительную подготовку к настоящей большой войне. Мужчины сходились со всех концов страны, неся с собой оружие и продовольствие. Все корабли, способные плавать, были спущены в воду. Собравшись вместе, ополченцы провозгласили своим ярлом и вождем Хокона, сына Сигурда, который сразу же повел все войска и флот на юг. Харальду, Эрлингу и Грьотгарду ничего не оставалось, кроме как поспешно отступить в Раумсдальр и Южный Моерр.
Харальд и его мать согласились между собой, что все это было делом рук Хокона. Новый ярл, казалось, несмотря на молодость, обладал мудростью, проницательностью, воинскими навыками, победоносной отвагой своего отца, а огонь молодости делал его еще опаснее.
- Достойный противник, - сказал король с хмурой улыбкой.
Гуннхильд позволила себе негромко вздохнуть.
- Я согласилась бы на кого-нибудь послабее. - Она подняла голову. - Все равно он не сможет далеко пройти с таким пешим войском. Вскоре им придется разойтись по домам. Мы разделаемся с ним так же, как и с его тезкой, - будем постоянно тревожить Траандло с земли и с моря, не дадим ему ни минуты передышки, пока он или уступит, или дождется такого же конца.
Харальду вовсе не показалось странным, что его мать сказала "мы".
И снова потянулись месяц за месяцем… Зима, опять весна - миновал год с тех пор, как Хрут уплыл в Исландию, - затем лето с такими же скудными урожаями и уловами, осенние штормы, которые ломали корабли и топили людей, новая зима, выдавшаяся необычно морозной, и новый год, который обещал быть таким же мрачным, как и минувший. Между людьми королей и ярла произошло немало столкновений, как мелких, так и серьезных, были кровопролития, грабежи, поджоги, и все это без реальной выгоды для тех и других.
Кто-нибудь из Эйриксонов часто, хотя и не при каждой возможности, отправлялся в набеги. У них хватало дел дома. К тому же они издавна привыкли ходить в викинги летом. Не только боевой дух и неугомонность гнали их за море. Они нуждались в добыче, в пленниках, которых можно было продать, и любом другом богатстве, которое удавалось захватить. Ни один не имел владений, достаточно обширных для того, чтобы поддерживать свое хозяйство, содержать дружину и вести такую жизнь, какая пристала королю, особенно в эти неурожайные годы. Дань, которую платили король Гудрёд и король Трюггви, облегчала положение, но добиться ее увеличения не удавалось. Траандло под властью ярла Хокона мало того что не платил ничего, а еще и отрезал Эйриксонов от Хологаланна, Лофотенских островов, богатых рыбой, и Финнмёрка со всеми его сокровищами.
Правда, и Эйриксоны ничего не посылали Харальду Синезубому и не подтверждали его верховной власти над ними. Датский король был недоволен, но воздерживался от каких-либо действий. У него было множество других серьезных забот: его собственное королевство, продолжающееся крещение его народа, знать и бонды, изрядно недовольные его действиями, его связи и торговля с Польшей и Вендландом, на берегах которого он выстроил крепость, где посадил гарнизон из отборных воинов; готы, обитавшие вдоль границ Халланда, Сканею и Блекинга, могущественный шведский король, стоявший за их спинами, правитель Святой Римской империи Оттон, который заметно старел, но имел весьма деятельного сына, носившего то же имя, а тот недавно был коронован на совместное с отцом управление империей и лелеял весьма серьезные амбиции. Норвегия вполне могла когда-нибудь потребоваться Синезубому в качестве союзника.
До настоящего времени дом Эйрика Кровавой Секиры нес в основном убытки, думала Гуннхильд. Теперь положение должно было начать изменяться к лучшему.
Она управляла своим хозяйством. А когда Харальд Серая Шкура бывал в отъезде, она правила Хордаландом. Она ездила по стране. Она давала сыновьям советы, делая это осторожно, чтобы не переусердствовать. Она сплетала все более широкую и частую сеть из вестников, шпионов и гонцов.
Далеко не все поставщики сведений принадлежали к простонародью или приходили тайно, нет, таких было меньшинство. Моряки, бонды, торговцы, ремесленники, пастухи, охотники часто делились с нею новостями, потому что она знала, как оказаться полезной для них. Вожди, хёвдинги, лендрманны, иногда их женщины сообщали ей много полезного, порой не желая или даже не замечая того, ибо она умела повернуть разговор в нужное русло или же намекнуть, что она в состоянии навлечь на них беду. А были люди, занимавшие самое различное положение, которые делали это, так как, несмотря ни на что, считали, что для страны будет полезнее, если королева будет знать, что и где происходит.
Одним из таких людей был Аринбьёрн Торисон, который год спустя, уже под конец лета пришвартовал свой корабль к причалу в Бю-фьорде и направился во главе своей команды к длинному дому. Был холодный, пасмурный, ветреный день, сосны поскрипывали, качаясь, и громко шелестели хвоей, вороны с хриплым карканьем кувыркались в потоках ветра. Вперед отправили гонца с известием о прибывших, и Гуннхильд была готова принять гостей. Она сидела на возвышении, украшенном золотом, серебром и янтарем, и встретила улыбкой представших перед нею потрепанных непогодой людей.
- Рада вас всех видеть, - сказала она своим самым завораживающим голосом. - Аринбьёрн, ты, должно быть, уже слышал, что король Харальд еще не вернулся домой из похода на запад. Оставайтесь здесь до его прибытия, отдыхайте, ешьте и пейте после вашего плавания, которое, как я вижу, выдалось трудным. Очень хорошо, что ты решил приехать. - Забраться так далеко на юг от Сигнафюльки, добавила она про себя. В последнее время Аринбьёрн обычно жил там. Возвращаясь с севера, он на сей раз миновал их, хотя ему гораздо проще было завернуть прямо в нужный фьорд.
На квадратном лице старого воина появилось тревожное выражение.
- Боюсь, что я привез дурные новости для короля. Да избавит его Тор… то есть Христос, от встречи с врагами. - Он провел пальцем по груди - возможно, перекрестился, хотя это вполне мог быть и знак молота Тора.
Он говорил совершенно искренне, Гуннхильд знала это. Аринбьёрн был верен своей присяге и своему господину. Да, она знала и о том, что он не отказался от своего исландского друга, и о том, что Эгиль Скаллагримсон прислал ему длинную поэму, в которой благодарил Аринбьёрна и воздавал ему хвалы. Она даже слышала ее от мореплавателя, заучившего ее наизусть, - королева приказала ему прочесть стихи, пообещав полнейшую безопасность. Это был самый богатый подарок, какой один человек мог когда-либо сделать другому, поскольку поэма будет жить и имя Аринбьёрна в ней, доколе мир стоит. Но королева могла закрыть на это глаза. Даже должна была - хотя бы ради своих сыновей. Именно по ее совету Харальд позволил Аринбьёрну в основном проводить время дома. Таким образом король обрел в тех местах сильного вождя, который пользовался всеобщим уважением, во всем поддерживал его и при необходимости выступал в его защиту.
- С ним все в порядке, - успокоила Гуннхильд Аринбьёрна. - Он захватил богатую добычу, но затем его задержала погода. А сейчас он находится в море и вскоре должен прибыть.
Аринбьёрн, прищурившись, взглянул на нее. Его мощное тело слегка напрягалось. Легко было понять, что он задумался над тем, откуда она может это знать.
- Мне приятно это слышать, королева, - медленно произнес он.
Гуннхильд взмахнула рукой.
- Эй, рассаживайтесь, вы все. Будем пировать. - Хотя этот год и несколько предыдущих лет были скудными, Гуннхильд всегда следила за тем, чтобы в ее кладовых всего было в достатке.
Женщины принесли пиво и мед. Она позволила сидевшим на скамьях свободно разговаривать - люди короля расспрашивали вновь прибывших, а те задавали вопросы про то, как шла жизнь здесь. Когда же рога были осушены и снова наполнены, она прямо обратилась к Аринбьёрну, сидевшему на месте для почетных гостей:
- Расскажи мне все с начала до конца, старый друг.
Тот поерзал на скамье. Моряк, лесопроходец, земледелец, воин, вождь и судья людей, он тем не менее умел не слишком складно излагать свои мысли.
- Ладно, королева, - в конце концов начал он. - Я собрал войско и корабли, как и повелел мне король. Могу предположить, королеве ведомо, что нам надлежало нанести трондам мощный удар и с моря, и с суши. Клянусь, что взял людей, полностью заслуживающих доверия. Я считал, что наше нападение окажется для них полной неожиданностью. Но ярл Хокон, должно быть, имеет своих шпионов.
Да, конечно, имеет, думала Гуннхильд, хотя она и не знала, сколько их и хороши ли они. Там, на севере, обитала лиса… нет, ворон, черная птица Одина, обладающая сверхъестественной хитростью, острым глазом и быстротой, достаточной для того, чтобы вовремя предупредить всю стаю.