- Боги желают, чтобы мы туда отправились.
Она указала на девочку.
- Боги считают, что однажды она должна стать очень важной особой, будет много путешествовать и жить в каменном дворце. Арайя означает "Блуждающая звезда". Она родилась в тот год, когда по небу летела большая комета.
Канарец посмотрел на девчушку, которая сидела у его ног и неотрывно глядела на него огромными темными глазами, где, казалось, застыли миллионы вопросов.
- Ты в это веришь? - спросил девочку канарец. - Веришь, что однажды будешь жить в каменном дворце?
- Верю, - ответила она со странной мечтательностью и легким кивком. - Так предсказывают боги.
- Ну ладно, - развеселился канарец. - В таком случае надеюсь, ты напомнишь богам, что именно я вытащил тебя отсюда. Когда хотите отправиться в путь?
- Прямо сейчас.
- Сейчас? - удивился Сьенфуэгос. - Вот прямо так? Без подготовки?
- Всё готово, - ответила старуха. - Мы давно уже всё подготовили.
Из дальнего угла лачуги они достали две большие корзины, полные разной снеди, и взвалили их себе на спины, закрепив спереди кожаными ремнями, несмотря на все протесты Сьенфуэгоса, заявившего, что сам понесет провизию. Женщины ответили, что это исключительно женская обязанность, а его задача - найти дорогу к морю.
Старуха отзывалась на короткое имя Ку, что на аравакском диалекте означает просто "старая". Тем не менее, шла она уверенно и легко, хотя и тащила груз немногим меньше собственного веса. А девочка, казалось, и вовсе шла налегке, перепрыгивая через камни и кусты, как будто на прогулке.
- Море вон там, - повторила старуха, указывая на северо-восток. - Я его никогда не видела, но знаю, что оно там, потому что молодые воины всегда приносили оттуда в подарок невестам панцири морских черепах, - она улыбнулась, показав два гнилых зуба. - У меня было целых три таких панциря, потому что я была замужем трижды.
- Но почему даже воины не могут сбежать от тех врагов с гор?
- Они сбегали. Но когда увидели, что их жен и детей уводят, то предпочли разделить с ними судьбу, а не оставаться здесь в одиночестве.
- И их не убивают?
- Нет. Тех, кто не сопротивляется, не убивают. Просто уводят.
- Как рабов?
- Что такое раб?
- Тот, кто работает на хозяина, не имея никаких прав.
Ку остановилась и посмотрела на него с удивлением, а затем горько усмехнулась и ответила:
- Нет, то, о чем ты говоришь - это не раб. Это жена. Быть может, люди с гор и заставляют работать пленных воинов, но они не используют их как женщин. Во всяком случае, я о таком не слышала, - добавила она, чуть задумавшись.
Сьенфуэгос искренне восхищался старухой, обнаружившей столь неожиданную для ее возраста выносливость и силу духа, а девочка будила в его душе какое-то странное волнение, казалась поистине неземным созданием. Хрупкая, как цветок, она в то же время обладала удивительной твердостью, как человек, непоколебимо уверенный в своем предназначении.
Она была убеждена, что сами боги - кстати, что это за боги? - предрекли ей великое будущее, и первый к нему шаг - добраться до моря. Сейчас ее путешествие только началось, и Арайя наслаждалась прелестью чудесного утра, преисполненная самых радостных ожиданий.
Пейзаж по-прежнему радовал глаз. Слева, далеко на северо-восток, простиралась широкая равнина, а справа, еще дальше, маячила темная линия густой сельвы, протянувшаяся вдоль широкой реки, по которой приплыл канарец.
- Расскажи мне о народе, живущем в горах, - попросил Сьенфуэгос во время очередного долгого привала. Они частенько останавливались, поскольку никуда не торопились. - Что еще ты о нем знаешь?
- Не так много, - честно ответила она. - Они живут очень далеко, но воины постоянно приходят сюда, и никто не в силах их остановить. Одни называют их кечуа, другие - темнокожими; они малы ростом, но при этом очень сильны и разговаривают на непонятном языке. Говорят, что у них только один король, сын солнца, который правит всей империей, и он - самый могучий воин, самый быстрый бегун среди всех, и никто не может его превзойти. Вот и всё, что я знаю, - с этими словами она беспомощно развела руками.
- А каким был твой народ?
- Очень красивым и мирным. Хотя с одной стороны нас теснили эти болотные предатели, "зеленые тени", а с другой - проклятые кечуа. У нас было три вождя, сыновья одного отца, и они никогда не ссорились. А вот четвертый брат попытался посеять рознь, поэтому его обрекли на голодную смерть, привязав к дереву. Я до сих пор помню, как он умолял каждого прохожего дать ему немножко еды, - тут она сделала долгую паузу и, покосившись на девочку, собиравшую ягоды в отдалении, произнесла очень тихо, чтобы та не услышала: - Арайя - его дочь, но она об этом не знает. Она родилась, когда его уже не было в живых.
- А кому боги сообщили, что она станет важной персоной? - поинтересовался Сьенфуэгос.
- Мне.
- Но как?
- Той ночью, когда я нашла ее, она была такой слабой, что я уж было подумала бросить ее умирать, но боги велели мне бороться за ее жизнь, потому что однажды пришлют великого воина, и он отведет ее навстречу судьбе.
Голос ее прозвучал настолько уверенно, что Сьенфуэгос не сомневался: добрая женщина искренне убеждена, что ее и в самом деле посетило видение, которому по какой-то странной причине суждено сбыться. Поэтому он решил не продолжать эту тему, оставив Ку в счастливой убежденности, что она действительно пользуется особым расположением богов.
Это были, конечно, вовсе не Акар и Мусо, постоянно враждующие между собой, которым поклонялись пакабуи. Скорее какие-то бестелесные существа, способные воплощаться в растениях, животных и даже неодушевленных предметах, на собственный выбор.
Поэтому, например, на оленей, водившихся вокруг в изобилии и настолько ручных, что их даже можно было погладить, не только запрещалось охотиться, но полагалось почтительно кланяться при встрече с ними, ибо олени чаще других существ становились воплощением своенравных богов.
То же относилось и к речным выдрам, и даже к некоторым пумам и ягуарам, а проходя мимо табебуйи, дерева с желтыми цветами, полагалось молча ступать на цыпочках, чтобы не разбудить дремлющих в ее ветвях богов.
- Беда с нашими богами! - горько сетовала Ку. - Они всегда были слишком слабыми и, как мы ни умоляли, никогда не могли защитить от врагов. Слишком много времени они тратят на всякие глупости.
- И ты все равно веришь в их слова?
- Если они недостаточно сильны, это еще не значит, что лишены мудрости, - твердо ответила старуха. - Они уже давно предупреждали, что кечуа заставят нас покинуть свою землю... - она ненадолго замолчала. - И вот теперь мы с Арайей - последние из нашего племени.
- Возможно, однажды твой народ вернется, - сказал канарец в тщетной попытке ее утешить.
- Из-за гор никто не возвращается, - с грустью ответила старуха. - Лишь кечуа знают тропы, что следуют вдоль бездонных пропастей, и воины охраняют эти тропы. Никто никогда не возвращается, - повторила она. - Никогда.
Они неустанно шагали до наступления ночи, пока настигший их мелкий, но неприятный дождь не заставил искать убежища возле могучего дерева, под огромной раскидистой кроной которого могла бы укрыться добрая сотня человек, и канарец удивился, обнаружив, с какой ловкостью обе туземки взобрались вверх по стволу и оседлали одну из толстых ветвей, настолько скрытую густой листвой, что туда даже не проникал дневной свет, не говоря уже о том, чтобы кто-то снизу мог их там заметить.
- Чего вы так боитесь? - спросил Сьенфуэгос.
- Темноты, - ответила старуха.
9
За краткими сумерками в этих широтах следовала долгая темная ночь, располагающая к мечтаниям, особенно когда море было спокойно, в небе стояла полная луна, а дневная жара сменялась прохладным бризом. В такие ночи хорошо было проводить на палубе долгие часы, мирно беседуя или с тоской любуясь проплывающими мимо берегами, что напоминали о далекой родине, которую они, возможно, больше никогда не увидят.
Авантюра по поиску в неизвестной местности потерянного возлюбленного в такое время приобретала романтический оттенок, и донья Мариана Монтенегро раздавала морякам ром, чтобы поддержать их дух в награду за долгие часы тяжелого труда.
Вскоре после того, как они покинули землю извращенцев-итотов, корабль внезапно подвергся нападению дикарей. Однажды на рассвете от берега отплыла целая флотилия пирог, и завывающие туземцы осыпали "Чудо" градом стрел. Однако хватило всего трех залпов из кулеврин, чьи ядра взметнули огромные фонтаны морской воды и опрокинули хрупкие лодки, чтобы боевой дух свирепых воинов тут же угас и те обратились в позорное бегство. Туземцы исчезли среди толстых стволов мангровых деревьев так же стремительно, как и появились.
Чуть позже Якаре внимательно осмотрел одну из стрел, вонзившихся в палубу, царапнул ногтем вязкую черную массу, покрывавшую ее наконечник, и неодобрительно покачал головой.
- Кураре, - сказал он. - Настоящий кураре для войны. Плохие люди.
- Из какого они племени?
- Не знаю. Итоты - последнее племя на западе, с которым знаком мой народ.
Это был воистину странный мир, где дружелюбные племена вроде купригери, живущие посреди озера в построенной на высоких сваях деревне, соседствовали с неуловимыми жителями пустыни, а елейно-сладкие содомиты граничили с воинственными лучниками мангровых зарослей.
- Кто-то должен объяснить королю с королевой - судьба дала им в руки столь огромные и богатые земли, что стоит забыть о всяких мелких придворных дрязгах и заняться настоящим делом, - высказался в одну из таких тихих лунных ночей дон Луис де Торрес. - Вручить судьбу этих земель в руки братьев Колумбов - значит обречь на гибель.
- Вы так боитесь и ненавидите адмирала, что эти чувства просто ослепили вас, - заметила немка. - Следует признать, что губернатор, конечно, тиран, но, в конце концов, именно он открыл эти земли, и уж этого никто у него не отнимет, пусть даже пройдет тысяча лет, а сам он совершит еще миллион всевозможных ошибок.
- Я и не собираюсь у него этого отнимать, - с легким раздражением ответил Луис. - Никто не пытается отрицать его бесспорные достоинства как первооткрывателя, но, к сожалению, большинство великих людей созданы для выполнения какой-то конкретной задачи, за пределами которой наносят лишь вред. Колумб как раз из их числа.
- Вы и впрямь считаете, что нас повесят, если вернемся?
- А почему бы и нет, раз вешают стольких невинных? Лично я рисковать не собираюсь. Новый Свет такой огромный, но все равно недостаточно велик, чтобы вместить нас обоих, - улыбнулся он. - А у адмирала все преимущества.
- Иногда я жалею, что вы отправились со мной в это нелепое плавание, - сказала донья Мариана с легкой грустью. - Это не ваша война, и каким бы ни был результат, не думаю, что он вас устроит.
Дон Луис не спешил с ответом. Вместо этого он зажег одну из толстых сигар, к которым пристрастился с того самого дня, когда они вместе со Сьенфуэгосом высадились на Кубе, и стал пускать густые кольца дыма. Несомненно, он первым из европейцев научился это делать. Наконец, он все же ответил:
- Не забывайте, сеньора, что мне уже больше сорока, пятнадцать лет назад я вынужден был покинуть свою страну, а восемь лет назад - отречься от своей веры, приняв чужую - с большой неохотой, из страха или в надежде на какие-то выгоды, и эта надежда, кстати, так и не оправдалась, - с этими словами он выпустил пару новых дымовых колец, после чего добавил: - У меня нет семьи и нет никаких увлечений, кроме чтения книг и изучения языков, даже деньги мне в достаточной степени безразличны, несмотря на кровь, текущую в моих жилах, - он повернул руки ладонями вверх. - Все, что еще держит меня в этом мире - это лишь вы и то, что так или иначе имеет к вам отношение. Лишь вы - единственное, ради чего еще стоит жить и дышать.
Донья Мариана с нежностью взяла его за руку.
- Вы тоже мне дороги, - ответила она. - Я вас очень ценю, но должна предупредить, что вы совершаете большую ошибку, делая меня целью своего существования, поскольку, если я найду Сьенфуэгоса, вы потеряете меня навсегда.
- Или вы потеряете себя из-за этого чертова канарца, - произнес он, нежно поглаживая ее по руке, которую донья Мариана не спешила отнимать. - Видите ли, это не столько любовь, сколько вопрос выживания. Когда мы достигаем определенного возраста, нам нужно ухватиться за какую-то мечту, чтобы двигаться дальше. Для вас такой мечтой стало стремление найти Сьенфуэгоса, а для меня - желание быть рядом с вами, - он посмотрел ей прямо в глаза. - Что бы мы стали делать без этой мечты? И на что потратили бы остаток жизни?
- Мы еще молоды, - возразила немка. - По крайней мере, а считаю себя молодой.
- Дело не в прожитых годах, а в том, что мы пережили за это время. Я посетил больше двадцати стран, прошел семь войн, потерял двоих братьев во время пожара, был одним из тех, кто первым пересек Сумрачный океан и исследовал новые земли, о существовании которых никто даже не подозревал... Сотни людей не испытали даже малой толики того, что выпало на мою долю, так что я с полным правом могу считать себя усталым путником, чья дорога близится к концу.
- Усталым - быть может, - согласилась Ингрид. - Но что дорога близится к концу - с этим я не согласна. Моя жизнь была почти столь же беспокойной, как ваша, и пусть я не отрекалась от своей веры - впрочем, у меня ее никогда и не было - но отказалась от высокого положения и всех благ, которые дало мне замужество, ради того, чтобы терпеть невзгоды и унижения, зато у меня есть хотя бы надежда, освещающая путь.
- Всегда?
- Нет, конечно же, не всегда. Но в конце концов, сомнения, вероятно, самое человеческое чувство, ведь мы часто сомневаемся даже в самих себе, в собственных мечтах и личности.
Они замолчали, глядя как луна озаряет словно застывшее море, и когда дон Луис де Торрес снова заговорил, в его голосе звучало легкое беспокойство, словно он боялся сказать что-то неуместное.
- Вы позволите задать вам очень личный вопрос? - спросил он.
- Задавайте.
- О чем вы говорили со Сьенфуэгосом?
- У нас не было нужды в разговорах, - улыбнулась донья Мариана. - А кроме того, как вы знаете, в то время а почти ничего не понимала по-испански.
- И как же возможно, чтобы женщина, насколько образованная и утонченная, как вы, так глубоко полюбила человека, с которым даже не может обменяться ни единой мыслью?
- Наши помыслы, как и наши тела, были едины, хотя мы и говорили на разных языках... - она бросила на Луиса де Торреса долгий взгляд. - Вероятно, вам трудно поверить в то, что наша связь была не просто физической, но это так. Если бы речь шла только о зове плоти, то я не стояла бы сейчас здесь, могу вас уверить.
- Но плотское все же затмевало остальное.
- Возможно! - без смущения ответила донья Мариана. - Мне не стыдно в этом признаться, потому что я убеждена - и среди миллионов живущих в мире людей я вслепую смогу опознать кожу и тело Сьенфуэгоса, - она улыбнулась со странной нежностью. - Когда достигаешь такого взаимопроникновения с кем-либо, всё остальное не в счет.
- А он? Он тоже сможет вас узнать вслепую?
- Мне бы хотелось в это верить, но я не придаю этому особого значения. Для меня важны лишь собственные чувства.
- Однако я не заметил, чтобы вы сильно обрадовались, узнав от Якаре, что Сьенфуэгос действительно проходил по этим землям.
- Я стараюсь не радоваться прежде времени, чтобы не впасть в отчаяние, если мы его не найдем, - объяснила она. - Я знаю, что он здесь был, но знаю также, что эта земля гораздо обширней, чем я предполагала.
- Вы придумали какой-нибудь способ дать ему знать, чтобы двигался к берегу?
- Нет, но я обдумываю идею оставлять ему сообщения на скалах и утесах.
- Какого рода сообщения?
- Очень короткие, чтобы он мог догадаться, что мы через несколько месяцев вернемся на то же место.
- Неплохая мысль, - признал Луис. - Есть одно "но" - я сам учил его читать, но сдается мне, он не многому научился, а за эти годы мог позабыть и это немногое. В таком случае он не сможет понять эти сообщения.
- Я тоже об этом думала, и меня это беспокоит. Есть вещи, которые не забыть никогда, но сомневаюсь, что к их числу относится чтение и письмо.
- Значит, найдем другой способ.
- Какой?
- Заставим туземцев о нас рассказать.
Задача была не из простых, а оказалась еще сложнее, ведь каждый раз, когда они пытались пристать к берегу, их встречал град отравленных стрел из глубины сельвы. Однажды стрела попала в марсового, и он умер мучительной смертью, после чего они решили не приближаться к враждебным аборигенам.
- "Зеленые тени", - сообщил Якаре, поморщившись. - Я с ними не встречался, но итоты о них рассказывали. Они живут на болотах у большой реки и ненавидят чужаков. Но не имеют ничего общего с теми, кто атаковал нас на каноэ.
- Они каннибалы?
- Возможно.
- А я-то думала, что карибы, пожиратели человеческой плоти, обитают только на островах к востоку, - сказала немка.
- Много лет назад, во времена дедов моих дедов, карибы вторглись на Твердую Землю. Часть вытеснили обратно, а часть потеряла привычку поедать людей, но, возможно, некоторые остались жить на болотах, не поменяв традиций.
- Смерть меня не страшит... - еле слышно пробормотал хромой Бонифасио. - Но у меня мурашки по коже при одной мысли о том, что я стану обедом для черномазого.
- Они зеленые, а не черные, - поправил его купригери, лишенный чувства юмора.
- Черные или зеленые, это уже будет без разницы, когда твою ляжку поджарят на обед, - возразил хромой. - Ноги моей не будет на этих берегах, даже за всё золото рудников Мигеля Диаса.
Остальная команда, похоже, придерживалась той же точки зрения, помня о кошмарной смерти несчастного марсового и страшась каннибалов, так что оказалось титанически трудно убедить матросов, что они прибыли сюда с единственной целью, и ее нужно достичь.
Команда погружалась в уныние.
Капитан Моисей Соленый превосходно знал свое дело и набрал самых лучших матросов, каких только смог найти в Новом Свете, и потому никто не сомневался, что эти люди способны провести корабль сквозь все круги ада - если, конечно, в аду есть море. Но к сожалению - а возможно, именно по той причине, что они являлись превосходными моряками - они не были настоящими вояками, а большая часть не имела ни малейшего представления о том, как вести себя с невидимым врагом в сельве.
- Как жаль, что с нами нет Алонсо де Охеды, - печально посетовала донья Мариана. - Он бы знал, как обращаться с этими "зелеными тенями" и как добиться того, чтобы они наконец-то созрели.
- Один единственный человек все равно мало что может сделать, даже Алонсо де Охеда, - возразил дон Луис де Торрес.
- Дело не в том, что сделал бы Алонсо, просто он мог бы убедить остальных. Рядом с ним даже простые моряки превратились бы в грозных воинов, способных победить дикарей.
- Вы действительно так им восхищаетесь?