- Все удивлялись в нём сходству… - продолжал гонец, взглянувший в лицо Иоанна, которое осветил прокравшийся солнечный луч, но слова его были прерваны громким восклицанием:
- Ступай! Плыви обратно! И - в море его! Никто не должен видеть в лицо разбойника! Море ему гроб!
Голос Иоанна привел в ужас и Сбигора-Свида и гонца; они отступили к самой двери.
- Что ж стоишь ты? Ступай! - повторил Иоанн и обвел кругом себя взорами, как Аскалаф, обращенный в филина. - В море его! Живому или мертвому завязать ему глаза, как преступнику, привязать его к мертвому якорю и бросит в море! Слышишь? Что ж медлишь ты? Вот мое повеление! В море его, говорю я! - повторил страшным голосом Властитель.
Как сорванный с места и увлеченный вихрем, чрезвычайный гонец пронесся сквозь двери царского кабинета, чрез ряды покоев дворцовых, сквозь толпу придворных в сборной палате, сквозь народ, бывший на площади и на улицах, упал на прибрежную ладью и поплыл морем быстро как испуганная Альда.
Еще новая причина для толков и пища для пугливого воображения, которое видит во всем худые предвещания.
Сбигор-Свид вышел со страхом вслед за испуганным чрезвычайным гонцом.
- Все признаки безумия! - думал он, но эта мысль не мешала ему торопиться исполнять волю Иоанна, которая так была согласна с целью его желаний.
Счастие и беда одинаково всходят: в памяти или в беспамятстве, человек бросает семена их на тучную почву обстоятельств.
Новость о явлении к Царю чрезвычайного гонца из Архипелага и о немедленном отправлении его обратно в Архипелаг, разнеслась по городу быстро, как холод, нанесенный северным ветром.
- Это ничего, что ты это знаешь, но главное то, чтоб другие знали, что ты это знаешь, - сказал Персий.
Восходящее солнце и воскресающий городской шум напомнили судьям земных событий, что час их успокоения от забот об общем благе настал. Они истощились, устали, умолкли и разошлись по домам.
XIV
Час сбора для присутствия в Верховном Совете настал. Двери в пространную мраморную круглую палату отворились. Величественная колоннада поддерживала свод; из средины оного десница держала огромные весы правосудия, усеянные светильниками и заменяющие роскошные древние люстры и канделябры.
С восточной стороны палаты было председательское место; по обе стороны оного стояли кресла для четырех Верховных Совещателей; далее полукружиями места для двенадцати Советников. Перед каждым был стол, покрытый сукном, со всеми принадлежностями.
В конце сих отдельных полукружий совещательного заседания, была возвышенная кафедра для чтения дел, речей и последних оправданий виновных.
Между колоннами, столы для исполнительной части, с надписями различия отделений.
Все члены Верховного Совета и Советники были уже на местах; в след за ними прибыли Верховные Совещателя.
Два Сообщителя дел уже собирали в отделениях исполненное и клали на столах перед Советниками; принимали от них дела для передачи к исполнению, или смысл дел, для представления на заключение Верховных Совещателей.
После долгого молчания, но время которого каждый занимался рассмотрением принадлежащей ему части, вдруг первый Верховный Совещатель встал с места и произнес:
- Позвольте, господа, прервать частные занятия для общего. Вот полученное сообщение от Колумбийского Посланника, оно заключает в себе странность, дело необыкновенное! Он представляет присланный от своего правления долговой лист, и требует уведомить, каким образом Властитель примет обязательство Георгия о заплате законного долга на один миллион слав.
Этому листу не более как сто шестьдесят лет. Бывшие перевороты в обоих царствах изгнали из памяти этот долг, сделанный, во время путешествия по Америке Царя Георгия. Теперь не известно где и как сей лист случайно отыскан. С условленным ростом он составляет долговую сумму на 12,000,000 слав.
Как полагаете вы принять этот чудный запрос?
- Без Властителя этого делать невозможно, - отвечали все Совещатели.
- На этот вопрос нам также почти трудно отвечать, как Симониду на вопрос Гиерона, - сказал один из Советников.
- Но Властитель может быть спросит наше мнение, мы должны быть готовы.
- Я думаю, что ответ Колумбийцам должен быть краток и ясен: что ни от долга, ни от заплаты его мы не отрекаемся; но рост за 163 года платить не обязаны.
Все согласились на мнение Верховного Совещателя, но один Советник предложил другое мнение:
- Мне кажется, - говорил он, - что Америка, наш займодавец, давно скончалась, и потому должно еще исследовать: законные ли наследники её требуют заплаты долга?
Приличие места не могло удержать всех от смеха над богатою мыслию Советника и никто не заметил, как вошел в Верховный Совет Сбигор-Свид.
"Вот, - думал он, - важно подходя к председательскому месту, - вот занятие гг. Совещателей, Советников и членов в Верховном Совете. То ли было при мне!"
Его появление всех удивило. Первый Совещатель объявил всем, что предложенное дело представится на разрешение Государю, а потом обратился к Сбигору.
- Что вам угодно? Кажется здесь нет ни одного дела, которое бы до вас касалось?
- Вы ошибаетесь, Господин Верховный Совещатель; по этому листу бумаги все дела Верховного Совета касаются до меня!
Все обратило глаза на Сбигора. Верховный Совещатель прочел слова писаные Иоанном, и пораженный удивлением, он обратился к собранию и сказал:
- Господа члены! Вот председатель, заменяющий здесь самого Властителя! Сбигор-Свид, извольте занять назначенное вам место и принять от меня отчет в течении дел, а потом прошу меня уволить от службы, которую по старости лет продолжать более не в силах.
- Мы точно того же просим! - сказали прочие Верховные Совещатели.
- Мы надеемся, что увольнение нас от службы будет первым делом, с которого вы начнёте свою службу! - прибавил первый Верховный Совещатель.
- Извините, Господа Совещатели, я назначен временным Верховным председателем не для исполнения вашей воли, а для исполнения воли Властителя; и потому прошу вас занять места свои и выслушать предложение Государя.
После сих слов Сбигор занял место Председателя и начал читать следующее:
"Верховному совету Босфорана.
Указ.
Государь Властитель Иоанн X, повелевает Верховному Совету, обще с священным правлением, совершить торжественное коронование Клавдианы Сбигор-Свид, дочери Временного Верховного Председателя Сбигора-Свида, в достоинство Царское, как избранной волею Провидения и Царя в Государыни и Царицы.
Обряд коронования совершится в первый день Цветеня.
В сей же день назначается брачное венчание Властителя Иоанна X с Царевною Клавдианой.
Все обряды совершатся по неизменным законам.
Исполнение возлагается на Верховный Совет".
Во время чтения сего указа Совещатели и Советники смотрели друг на друга, и не верили ни слуху, ни глазам своим. Новость слишком была неожиданна, чтоб не испытать чего-то более удивления. Чиновники исполнительной части, чтоб яснее слышать, с каждым словом, произнесённым Сбигором-Свидом не совсем внятно, приближались и нему из отдаленных частей зала, и наконец окружили его как древнего Римского Оратора. Внимательному народу каждое слово Цицерона было так дорого как золото, за которое можно купить земное благо.
Едва Сбигор-Свид кончил чтение, первый Верховный Совещатель встал с своего места и произнес:
- Закон и воля царская нам святы! Господа Совещатели! По смыслу данного указа, и по неизменному закону, к сожалению нашему, а вероятно и к сожалению общему, Верховный Совет лишается уже в особе Сбигора-Свида своего Председателя.
Сбигор побледнел и затрепетал.
- Дайте, - продолжал Верховный Совещатель, - первую книгу закона! Читайте восьмую статью, о браке Властителя с достойною из среды подданных!
Чтец Верховного Совета, с книгою закона в руках, взошел на кафедру и прочел громко:
- Отец и все родственники Царицы, избранной из среды подданных, не имеют права занимать должностей государственных.
- Итак господа, - сказал первый Совещатель, - нам остается благодарить г. Сбигора-Свида за председательство его в Верховном Совете; хотя слишком кратковременное, но во время коего решено одно из важнейших дел, от которого зависит некоторым образом благосостояние Государства. Пожелаем г. Сбигору-Свиду счастливого пути!
С сими словами первый Верховный Совещатель встал с места; все прочие члены судилища последовали его примеру, и отдали поклон Сбигору-Свиду, который задыхаясь от исступленья, кричал:
- Без воли Властителя Совет не может делать своих положений!
- Как Председатель, я предлагаю, именем Царя, исполнить то, что он повелевает! Никто не имеет права…
- Повторите восьмую статью неизменного закона! - сказал равнодушно первый Совещатель, прерывая слова Сбигора-Свида.
Громко раздался по палате судилища голос чтеца:
- Отец и все родственники Царицы…
Но Сбигор-Свид не ждал окончания статьи; скорыми шагами удалился он из палаты, сгорая от стыда и злобы.
Между тем, как отец Клавдианы председательствовал таким образом в Верховном Совете, доктор Эмун представлял Иоанну, что для совершенного его здоровья необходимо рассеяние, а для рассеяния что-нибудь приятное.
Слова его прервал докладчик о прибытии Сбигора-Свида; его велено было впустить, а Эмуну показаны двери.
С смущенным видом вошел Сбигор-Свид. Он не мог скрыть обиды, нанесенной его самолюбивому сану. Нетерпеливо внимал Иоанн рассказу его о состоянии, в коем нашел он Верховный Совет; о приеме, который сделали ему в сем главном судилище; о неуважении к воле Властителя; но главные, основные причины происшествия он таил, или не успел еще объяснить, ибо Иоанн, не дождавшись конца рассказа, как исступленный, вскочил с места.
- На палубу их! Камня на шею! - вскричал он.
Страшный голос, которым произнесены были сии слова, напомнили Вельможе о болезни Властителя; с ужасом отступил он к двери и замолчал.
Но Иоанн, казалось, переломил гнев свой.
- Мы обойдемся без Верховного Совета! - произнес он равнодушно.
Сбигор-Свид успокоился также.
- Как Государю угодно, сказал он ободрясь, - я и сам полагаю, что совещательную часть на время можно отменить и препоручить исполнение воли Государя исполнительной…
В это время вошел истопник Филип.
- Из Галлии нарочный чрезвычайный гонец!
- Это что за новости? Впустить! Нет! Узнать с чем он приехал?
Филип вышел и чрез несколько минут возвратился.
- Письма из Рима от наместника при Галльском дворе.
Иоанн приказал Сбигору-Свиду взять бумаги, а Филипу выдти.
- Читайте!
- Это письмо в собственные руки Государю Властителю.
- Все равно!
Сбигор-Свид читал:
- Иоанн! Я уже на пути в Словению. Какие слова заменят эти звуки? Смысл их так велик, так для меня беспределен: в этих словах и печаль и радость моя, тяжкая разлука, и сладостное свидание! Противоречия чувств ужасны! Но обвинит ли меня любовь к Иоанну, за любовь к отцу, к отечеству, к родине, и народу? Ужели или не позволить мне забить будущее счастие, во время слез о настоящем…
Сбигор-Свид не мог читать далее; слова сливались в глазах его, смысл письма стал для него понятен… он взглянул на подпись.
- Государь, это письмо от Царевны Эвфалии! - сказал он Иоанну, которого лицо разгорелось, а взоры не знали, на чем остановиться.
- Вот ответ Царевне Эвфалии! - вскричал он, вырвав письмо из рук Сбигора. Лоскутки разлетелись. - Ну, еще кому отвечать.
Сбигор-Свид развернул другую бумагу.
- Это донесение от Государева наместника в Риме.
- Ну!
Сбигор-Свид читал:
- Воля Государя Властителя исполнена. Обряд благословения на венчание Царевны Эвфалии Галльской с Властителем Иоанном, совершен. Отъезд её в Босфоранию…
- Довольно! - вскричал Иоанн, - это не стоит ни внимания, ни ответа!
Сбигор-Свид перестал читать, но не мог еще придти в себя от внезапного удара, который разрушил все надежды его. Бумаги подтверждали молву о браке Иоанна с Царевною Галльскою, а поведение Иоанна противоречило всему. "Это болезнь!" - думал Сбигор; но в душе он готов был воспользоваться и болезнию, чтоб только иметь право встать наряду с троном.
После долгого молчания, Иоанн обратился к нему.
- Я не давал обета Царевне Эвфалии возвести ее на трон Словении. Тот, кто дал этот обет, может и исполнить его!.. Царевна может продолжать путь к жениху своему; но вряд ли он поднимется с места, чтоб встретить и обнять невесту свою. Обманутая надежда скоро воротит ее назад.
Если отец её потребует у нас отчета, - сказать ему, что отчет готов в зарядных ящиках. Кстати здесь правители пограничных царств. Войска должны готовиться к делу. Понимаешь?.. Но это между нами! Кончим одно, потом за другое! Сего дня и завтра заботы ваши будут касаться лично до меня и до вашей дочери.
Сбигор-Свид слушал Иоанна и не постигал его; он видел в нем чудную перемену. Если б он не был убежден в мысли, что необыкновенные обстоятельства переменяют людей, и если б не самолюбие и не выгода личная; то Сбигор готов бы был уверять каждого, что во дворце царском поселился нечистый дух, принявший, образ Иоанна. Но Иоанн прежний напоминал Сбигору одно падение с высоты почестей, а Иоанн настоящий, утоляет жажду его честолюбия.
Успокоенный на счет неожиданной новости, которую чрезвычайный гонец привез из Западного царства, Сбигор Свид торопился домой, чтоб известить дочь свою о вечернем посещении, которым удостоит Всепресветлейший жених невесту свою и тестя.
Между тем как Сбигор заботился о распоряжениях к высокоторжественному браку и к принятию венчаного жениха Клавдианы в доме своем, а дочь его, как румяная Изида, божество целого Востока, украшалась золотом, алмазами, изумрудами и рубинами, - весь Босфоран поднялся на ноги.
Появились в народе две новости, как два солнца на небе; нельзя было распознать, которое из них настоящее.
Одни говорили, что Царевна Галльская, невеста Иоаннова, едет в Босфоран. Другие утверждали, что Властитель избирает в Царицы Клавдиану, прелестную дочь Сбигора-Свида, бывшего Верховного Совещателя.
Первая новость была верна, потому что многие собственными ушами слышали ее от приехавшего из Галлии чрезвычайного гонца.
Второй новости также должно было верить, ибо весь Верховный Совет говорил об этом со всеми подробностями, которые относились и не относились к сему случаю.
Противоречия рождали толки, толки рождали недоумения, а недоумения били основою единодушного заключения, что придворный медик говорит правду, и что Иоанну опасно показываться на глаза.
Не смотря на сие, в сумерки Великая площадь стала наполняться народом, любопытным, как неопытность неведение.
Колесница царская подъехала к выходу; дневальные вестовые и дружина, подскакали на гордых конях и все ожидало появления Иоанна.
Народ также столпился подле дворцового крыльца. Все взоры были устремлены на ступени лестницы внутренней. Любопытство, ожидание и боязнь смешались в мыслях каждого. Никто не смел нарушить общего молчания; только гордые нетерпеливые кони, запряженные в колесницу, ржали, вскидывали гривами, взвивались на дыбы и рвали копытом землю. Сбруя и серебряные цепи, которыми головы их были прикованы к упряжи, гремели; а пена брызгала на любопытных зрителей, которые, кажется, хотели сглазить уроженцев Иэменских.
Наконец Иоанн показался; народ отхлынул от него как морская волна от берега. Только двое неизвестных, в плащах и красных шапках, как прикованные к угольным ступеням крыльца, стояли, не двигаясь с места.
- Здравствуй, Царь! - произнесли они вдруг, таким голосом, который казалось поразил слух Иоанна. Не останавливаясь, окинул он их взорами, сел в колесницу и поехал.
Не сходя с места, неизвестные проводили Иоанна взорами.
- Он не узнает старых знакомых! - сказал один из них злобно.
- В государственных заботах потерял память! - отвечал другой.
- Первый прием сух.
- Чорт нас понес на сухую землю!
- Правда твоя. Не соваться бы огню воде в родню.
- Однако ж во что бы ни стало, а я доложу о себе!
Они скрылись в народе, который потянулся вслед за колесницей царской. Быстро пронеслась она по великой площади и широкой улице, которая тянулась на набережную. Подле крыльца Сбигорова дома, шелковые возжи натянулись как струны, кони осели, колесница остановилась. Иоанн вышел, и исчез в блеске освещённой галереи.
Народ снова ожидал появления его, с тем же любопытством, как у дворца.
Солнце уже садилось. Смотря с набережной на восток, картина вечера была очаровательна; последние лучи отражались еще на верхнем значке кораблей плывущих по Босфору, и на золотых шарах высоких игл Китайского дворца, в бывшей Скутари. Тих был вечер, как на холмах Крита, когда нежная, легкая Ора плавала по благовонному воздуху.
Уже становилось темно, когда Иоанн вышел от своей невесты. Сопровождаемый отцом её и сопутствующими, он сошёл с крыльца и подходил уже к колеснице свой, как вдруг раздались подле него опять те же громкие слова:
- Здравствуй, Царь!
Торопливо сел он в колесницу, и жеребцы понеслись.
Прибыв во дворец, Иоанн потребовал к себе Сбигора-Свида и приказал ему, чтоб во время выездов две охранных сотни всегда сопутствовали его и не допускали приближаться к нему народу.
- Между мною и народом должно быть войско! - сказал он и пошел в опочивальню.
По данной власти Сбигор-Свид делал распоряжения и приготовления к свадьбе, соображаясь единственно с сею главною необходимостью. Все прочее как будто не касалось до Председателя Верховного Совета и до самого судилища; все Верховные Совещатели были удалены от дел.
Исполнительная часть занялась только поручениями отца Клавдианы; правление царства сделалось для всех постороннею вещью, как в день древнего Еврейского шабата, когда закон воспрещал и нравственные и физические заботы и о частном и об общественном благе.
Настал великоторжественный день венчания Властителя Иоанна с Клавдианой. Рано пробудилась невеста.
Беспокойство чувств сгоняло пугливый сон; в продолжении всей ночи, как ласточка вился он около очей Клавдианы и отлетал, когда из волнующейся груди вырывался продолжительный вздох, когда начинало стукать сердце, или, когда внутренний пламень вспыхивал на ланитах и пробегал как пожар по всему телу красавицы.
Будущая почетная наперсница будущей Царицы Босфоранской стояла уже подле её ложа.
- Вставайте, Клавдиана, - сказала она, - родитель ваш желает, чтоб вы скорее назначили сами достойных составлять двор и дружину Царицы.
Вскоре в зеркальной стене отразилось все, что от начала до конца мира было и будет предметом восторгов и первою мыслию первой песни каждого певца.
Клавдиана одевалась.
Её разговоры с наперсницею касались до выбора в свиту её дев и женщин из всего родства и знакомства.