- Генри, - сказал, открывая дверь, помощник режиссера, - вас ищут, давайте аппарат; приехала главная исполнительница, Альфонсина Беро.
- Хорошо, иду. - Рамзай не тронулся с места. Как только помощник режиссера ушел, он продолжал: - Я буду говорить дьявольски дипломатично с проклятым доктором, я буду с ним осторожен, вежлив, и я посмотрю сначала, не разрешат ли мне повидаться с Хуаном.
- Вам могут сказать, что Хуана никогда не было в этой больнице, - заметила Инес, у которой зародилась надежда.
- Да… могут! Проклятье!! Тогда я узнаю стороной, от служителей. Я скажу вам одно, - воскликнул молодой человек, останавливаясь перед Инес: - Ваш брат будет свободен - или я более не Генри Рамзай! За эту ночь я обдумаю все. Быть может, Хуан, освободясь, убежит в Бразилию, а там уже придумаем, как поступить. Вам нравится Бразилия? Чудесная страна!
- Бразилия - великолепная страна! - согласилась Инес вполне искренне.
- Колоссальная, сказочная страна! - продолжал Рамзай. - Мы там делали съемки целых полгода и проехали по всему побережью от Тринидада до Сан-Мигуэль. О, я хотел бы всегда жить в Бразилии! А вы?
- Я - тоже, - ответила Инес. - Никакая страна мне так не нравится, как Бразилия.
- Но только лихорадочный климат…
- Не все же болеют, однако.
- Да, вы правы. И мне очень нравятся бразильские кушанья, фрукты - решительно все.
- Нигде так вкусно не едят, как в Бразилии, - подтвердила Инес.
- Инезилья, - сказала Катарина, - нам пора, дитя мое; прощайтесь скорее и скажите этому англичанину, что вы дадите, если понадобится, сколько ему будет угодно, денег для подкупа слуг нечестного доктора.
- Да, да! Сеньор Рамзай, вы страшно утешили меня, мне так трудно, так горько теперь, - обратилась Инес к Рамзаю, - вся моя надежда на вас! Если понадобятся деньги, я их вам дам. Сохраните в тайне наше свидание и дайте мне знать о ваших действиях.
- Как же это устроить?
- Вот так. Послезавтра я буду около часа дня в магазине Фореста, что на улице 18 июля; я и донья Катарина. Быть может, вы зайдете туда?
- Ничто меня не удержит. Я приду.
- Хорошо. Помогите нам, мне и Хуану!
- Все будет сделано, все, положитесь на слово Генри Рамзая!
Тогда Инес встала, к великому удовольствию Катарины, начавшей уже бояться, что из дома позвонят к Рибейра и обман откроется.
- Благодарю, благодарю вас! - прошептала девушка, уходя.
Рамзай проводил женщин до выхода и долго смотрел вслед, пока тоненький силуэт быстро идущей Инес не смешался с тенями и светом двора.
Инес обернулась. Рамзай уже не видел ее, а она видела, что он все еще стоит на освещенном подъезде и смотрит в ее сторону.
- Генри! - закричал, подбегая к замечтавшемуся оператору помощник режиссера. - Вы намерены приступить к работе или не намерены?
- Ах, да… - сказал очнувшийся Рамзай, - конечно, я готов.
Нехотя отправился он снимать игру артистов, все еще не совсем опомнившись от дикого известия о Хуане и от разговора с девушкой, которую теперь не мог бы забыть уже никогда.
Между тем Инес благополучно приехала к Сильве, слушала там музыку и, повеселев от разговора с Рамзаем, смеялась и шалила среди подруг до часу ночи. Возвратясь домой, она сразу ушла к себе спать, сославшись на то, что все еще болит голова; Вентрос так и не увидел ее на вечере.
IX
Не успели всадники проскакать двух километров, как сильный, сразу рванувший ветер поднял густую пыль, хлынул дождь и ударил гром.
Раскат грома был так силен и долог, что путешественники почти оглохли. Лошади, привстав на дыбы, заржали и вновь помчались вперед, причем не надо было уже погонять их.
Ветер сорвал шляпы Ретиана и Линсея; он далеко угнал их, играя ими, перевертывая их в воздухе, как клочки бумаги. Начался такой ураган, во время которого даже быки иногда опрокидываются.
Гул ветра и беспрерывный гром, казалось, сотрясали землю.
Огромные тучи стояли низко над головой путешественников; в внезапно наступивших сумерках пампасы вспыхивали синим светом, когда извилистая огненная сеть молний покрывала небо.
Молнии скакали по степи везде, вдали и вблизи; видя эти мгновенно падающие густые струи огня, Роберт испугался и закричал:
- Мы сгорим!
За шумом урагана и ливня, сразу промочившего их насквозь, никто не услышал мальчика.
Вдруг Ретиан махнул рукой, указывая на темневшие впереди кучи. Их было пять или шесть; они напоминали низкие, развороченные стога сгнившего сена.
- Умбу! - крикнул Ретиан. - Там мы укроемся!
Эти кучи были не что иное, как особенные деревья пампасов, называемые туземцами "умбу".
Умбу растет вблизи сырых мест, достигая в вышину пяти-шести метров, а в толщину, диаметром, до трех-четырех метров. Такое несоответствие пропорций делает ствол умбу похожим на поставленную хвостом вверх толстую редьку. Дерево обрастает очень длинными, кривыми, изогнутыми ветвями с густой, сероватой мелкой листвой, так что листва с сучьями образуют ниспадающий кругом ствола, до самой земли, плотный навес.
Но самое оригинальное в умбу - то, что дерево стоит на сплетениях выпяченных из земли корней. Эти верхние корни тянутся далеко во все стороны, то скрываясь под травой, то снова обнажаясь, и их причудливые извивы тянутся, как низкие шалаши, под сводами которых обыкновенно живут стаи воронов. Своды корней, занесенных слипшейся плотной коркой пыли, представляют надежную защиту от непогоды.
К двум таким умбу прискакали всадники, укрыли лошадей под навесом листвы, привязав их, а сами заползли под ближайший к дереву свод из воздушных корней, спугнув воронов, которые, крича и негодуя, тотчас перебрались в другое помещение.
Пуртос и Нарайа видели, что сделал Ретиан с лошадьми, но не рассмотрели, куда спрятались люди.
Подскакав совсем близко, бандиты начали совещаться. Они решили сначала укрыть своих лошадей под другим умбу, а затем проползти среди корневых сводов и высмотреть свои жертвы. Никто не должен был остаться живым.
Устроив лошадей, бандиты скинули пончо и, зажав в зубах ножи, с карабинами наготове начали подползать к тому умбу, где находились наши приятели.
- Никогда в жизни я не видел такой бури! - говорил Линсей, тщетно ища в потемках, на что опереться или сесть, так как стоять было нельзя. - Не боитесь ли вы, что молния ударит в дерево?
- Конечно, есть опасность, - ответил Ретиан, - однако еще опаснее оставаться под открытым небом, потому что памперо свирепеет. Если пройдет град, который достигает здесь величины в двести граммов кусок, то нас забьет градом, а лошади взбесятся.
Сидя на корточках среди луж под ногами, путешественники прислушивались к визгу шторма в ветвях; корни дрожали над их головой, на волосы сыпался мусор.
Грохот грома не умолкал ни на секунду, так что трудно было говорить и слушать друг друга. Отыскав сухие спички, Ретиан взял себе и дал Линсею сигару. Они с трудом закурили.
При свете спички Линсей увидел, что Роберт лежит на животе и, широко раскрыв глаза, с любопытством смотрит из-под корней на бичуемое молниями пространство.
Вдруг ползший невдалеке Нарайа увидел огонь сигары Линсея.
- Вот они! - шепнул он, схватив Пуртоса за руку. - Это не глаз ягуара. Отступим и поищем место для стрельбы.
Бандиты начали ползти, пятясь к другому своду воздушных корней умбу, которые образовали узкий навес. Здесь за высокой травой они могли стрелять, оставаясь невидимыми.
Между тем гром грохотал уже все реже и дальше. Памперо не длится долго; стихия, излив ярость, быстро успокаивается. Стало светлее, дождь утих, но ветер не унимался; с ровной страшной скоростью несся он над пампасами, производя шум, подобный гулу прибоя.
Прикрытие, найденное Нарайой, находилось шагах в пятнадцати от убежища Ретиана и его друзей.
План разбойников был таков: поднять переполох, чтобы Ретиан вышел из-под корневого свода, и немедленно застрелить его.
Когда бандиты улеглись под свое прикрытие, Нарайа высмотрел ноги трех лошадей, привязанных под листвой умбу; прицелясь, он пробил конической пулей бок лошади Линсея.
Смертельно раненное животное отчаянно заржало и, упав, оборвало повод.
- Что это? Выстрел и ржанье!!? - воскликнул Ретиан. - Что там произошло?!
Линсей схватил револьвер; давно лелеянная старым конторщиком мечта о боях в степи, наконец, исполнялась. Так же поступил Роберт: под его рубашкой на шее висел собственноручно сшитый мешочек, где хранился старый маленький револьвер системы Лефоше, пульки которого не пробивают даже дюймовую доску в десяти шагах.
Ретиан быстро выскочил из-под прикрытия, держа карабин наготове.
- Это он! - шепнул Нарайа. - Вот Дугби. Стреляй!
Два выстрела - Нарайи и Пуртоса - грянули одновременно.
В ответ им раздались игрушечный хлопок Лефоше, произведенный мальчиком, и сухой треск браунинга Линсея: они стреляли по звуку наугад.
Так как Ретиан двигался, то пуля дернула за конец его платка, обвязанного вокруг головы.
"Дело рук Гопкинса!" - успел подумать Ретиан, мгновенно падая в траву, чтобы не стать мишенью для новых пуль.
В это время, напуганные суматохой и пальбой, две лошади путешественников оборвали повода и ускакали в степь; за шумом ветра не слышно было их топота.
Третья, смертельно раненная, билась и ржала под листвой умбу.
- Не вылезайте! - крикнул Ретиан Линсею и Роберту.
- Каррамба! - пробормотал Пуртос. - Он жив!
Ретиан не знал, сколько человек напало на него, но мог догадаться, что, во всяком случае, не один. Ему пришла мысль притвориться мертвым и, когда бандиты, обманутые этим, подойдут ближе, пристрелить их в упор.
Но мошенники могли не поддаться на такую уловку, так как она была им известна, и всадить пули в него издали.
Пока что Ретиан приложился и выстрелил по направлению той кучи корней, где скрывались бандиты. Немедленно свистнули над его головой еще две пули, а потом выстрелы один за другим начали раздаваться из ружей Пуртоса и Нарайи, которые тоже пока еще не решили, как продолжать нападение.
- Не стреляй! - шепнул Линсей Роберту. - Что это у тебя? Лефоше? Не стреляй, а то наши враги подумают, что мы вооружены хлопушками.
- Дайте мне браунинг, - сказал Роберт, задыхаясь от волнения и горя жаждой подвига. - Я маленький, я проползу в траве неслышно, как индеец, а затем выскочу у них сбоку и перестреляю их всех!
- Дурачок! - шепнул Линсей. - От тебя останутся только твои вихры!
Роберт покраснел и умолк, горестно сжимая в руке свой револьверчик, где и была-то только одна пуля, которую он уже истратил.
Вдруг ветер переменился. Он утих, и памперо кончилось так же сразу, как и началось. В небе среди облаков расширился голубой просвет; солнце заходило.
Опасность положения Ретиана заключалась еще в том, что бандиты могли, скрываясь в траве, обойти его сзади. Ползти обратно под корни - в ловушку - он боялся.
Напряженно и быстро думая, как быть, он старался по звуку выстрелов угадать местонахождение бандитов. Пристально смотря перед собой, Ретиан увидел, что длинное отверстие входа под корневой навес, где залегли Нарайа и Пуртос, имеет по верхнему краю толстый и тяжелый, торчащий на весу корень. Когда-то он прогнил, сломался и теперь повис, как кривой шест.
Ретиан стрелял так хорошо, что мог попадать из карабина в орех на расстоянии пятидесяти шагов. Немедленно начал он приводить в исполнение свой замысел.
По его расчету, корень висел над щелями и головами бандитов, так что, уронив корень на них, можно было ожидать невольного движения рук, сбрасывающих помеху и тем указывающих, в какое место стрелять.
Ретиан не знал, что его план будет гораздо успешнее, чем он ожидал. Зарядив карабин патронами с разрывной пулей, он тщательно прицелился и выстрелил.
Сук, как подрезанный, повис на полоске корня, сильно ударив концом Нарайю по щеке. Бандит, испугавшись, подскочил, и Ретиан увидел его лицо.
Этого было довольно, чтобы заранее направленное дуло карабина Ретиана повернулось на смертельный удар; сраженный второй пулей прямо в лоб, бандит вскочил и тотчас, шатаясь, упал, уронив ружье.
- Нарайа! Ты убит? - закричал Пуртос.
"Хорошо попал!" - подумал Ретиан и крикнул:
- Сколько вас осталось?
В это время Линсей выстрелил четыре раза по тому месту в траве, куда упал Нарайа. Одна его пуля царапнула кисть правой руки Пуртоса. Выругавшись, бандит уронил карабин, затем поднялся во весь рост и поднял вверх руки.
- Я сдаюсь! - сказал он. - Мой товарищ убит. Я ранен.
Ликуя, Роберт ущипнул старика за локоть.
- Вы попали! - вскричал он. - Смотрите, вы попали в злодея! А я… я не попал!
Ретиан, не отводя дуло карабина от Пуртоса, встал и подошел к бандиту. Одновременно подошел Линсей.
- Рассказывай, кто подослал тебя убить нас? - потребовал Ретиан.
- Сеньор незнакомец, - ответил Пуртос, - клянусь чем хотите, произошла ошибка. Я страшно поражен, видя незнакомых людей. Один человек хотел, надо думать, зло подшутить надо мной, за то, что я обыграл его в карты: сказал мне, что наши старинные враги, три гаучо, поехали в этом направлении. Должно быть, он видел вас и захотел, чтобы мы совершили преступленье, убив ни в чем не повинных людей. Начался памперо, стало темно, а мы видели, как вы, скакавшие впереди, сошли с лошадей и забились под корни. Мы приняли вас за других.
- Он врет, - сказал Ретиан Линсею. - Цельтесь в него.
Линсей наставил дуло револьвера в лоб Пуртоса, а Ретиан поднял второй карабин, отобрал у Пуртоса патроны, нож и передал все это Роберту, с громадным удовольствием суетившемуся вокруг взрослых.
- Теперь, - сказал Ретиан, снова подходя к Пуртосу, - поговорим-ка еще. Сдается мне, приятель, что я видел когда-то твою рожу.
При этих словах Пуртос побледнел.
- Да, - продолжал Ретиан, - хотя ты и постарел, друг, но кажется мне, что ты есть так называемый "Лакомое Ухо". Лет одиннадцать назад я видел тебя в Баже. Правда это или нет?
Под упорным взглядом Ретиана бандит низко склонил голову.
- А ну! - вскричал молодой человек. - Покажи-ка левое ухо!
Он протянул руку и поднял нечесаные длинные волосы Пуртоса.
На месте уха был старый багровый шрам.
Метнув взгляд, полный неописуемой злобы, Пуртос, не опуская рук, хватил зубами руку Линсея, державшую револьвер вплотную к его лицу, и так сильно, что Линсей невольно, от боли и неожиданности, уронил браунинг.
Ретиан не успел вскинуть ружье, как бандит помчался, перепрыгивая через кусты и корни, к своим лошадям.
Прицелившись, Ретиан выстрелил, но уже было поздно; не задетый пулей, проскочившей между его рукой и грудью, Пуртос скрылся за стволом второго умбу.
Пока Линсей и Ретиан огибали дерево, Пуртос успел отцепить повод, вскочил в седло и помчался с места в карьер, так что нагнать его не было возможности, а стрелять, рискуя задеть лошадь, Ретиан, любивший лошадей, не хотел.
- Ну, счастье твое! А то не миновать бы тебе тюрьмы, - сказал Ретиан.
Он подошел к Нарайе. Труп лежал ничком, раскинув ноги. Над головой жужжали мухи.
- Этого я не знаю, - сказал Ретиан, повертывая Нарайю лицом к себе. - Судя по физиономии, достойный сподвижник Лакомого Уха. Одиннадцать лет назад я был с отцом в Баже и видел, как из одного трактира вышла толпа людей, ведя связанного человека с обрубленным ухом. Его вели в полицию. Отец заинтересовался и узнал, что это известный в городе вор Лакомое Ухо, прозванный так за то, что лошадь, которую он жестоко бил, вырвала у него зубами ушную раковину. А схватили его тогда потому, что он напоил гаучо и украл у бедняги последние его деньги.
- Что делать с трупом? - спросил Роберт, как деловой вояка.
- А! Это ты? Я и забыл о тебе, - сказал Ретиан. - Было, знаешь, горячо, я весь еще дрожу от волнения. Пуртос вернется, конечно, ночью: он подберет убитого и стащит куда-нибудь или зароет здесь. День был полон событий, - обратился он к Линсею. - Так вы теперь… не разочарованы ли Южной Америкой?
- О, нет! - ответил старик. - Переживать опасность, когда чувствуешь себя правым, - хорошо и нужно для каждого мужчины. А я прожил до седых волос, как машина.
- Как же?! - возразил Ретиан. - А то, что вы делали для других? Ведь это больший подвиг, чем обменяться пулями.
Вместо ответа Линсей только хлопнул Ретиана по плечу и указал на пасущихся невдалеке лошадей. Они вернулись из степи с прекращением памперо; Ретиан подозвал их особенным, отрывистым свистом, и они тотчас подбежали к нему.
Линсей сел на черного жеребца Нарайи, оказавшегося превосходным скакуном, а Роберт и Ретиан - на своих лошадей.
- Ну, таинственный незнакомец, - сказал Ретиан Роберту, которому было поручено везти карабины бандитов, - у нас с тобой будет разговор. Ты, оказывается, имеешь револьвер?! Ты стрелял?! Ты хотел отнять браунинг у дяди Линсея?! Кто ты такой?
- У меня нет секретов, но только вы очень удивитесь, когда узнаете, зачем я попал в эти места, - важно ответил мальчик.
- Хорошо. Скачем к Хименесу - уже темнеет, - и там, после ужина, ты поведаешь нам свою историю. Здесь километра два, не больше. Итак, вперед!
Всадники помчались к ручью, а затем вдоль него - к востоку, где далеко, как малая искра, виднелся огонек окна.
Дорогой Ретиан предупредил спутников, чтобы они у Хименеса молчали о нападении, потому что там, среди ночующих людей, могут оказаться сообщники Пуртоса и Нарайи.
Теперь мы оставим пока наших любителей приключений и заглянем в ранчо "Каменный Столб".
X
Ранчо Вермонта стояло на берегу речки, одной стороной огороженного пространства примыкая к кустарнику, растущему у самой воды.
Название "Каменный Столб" произошло потому, что в двадцати шагах от дома стояла круглая темно-серая тумба вышиной в полтора метра, толстая, неровно обтесанная, она была не что иное, как упавший в незапамятные времена аэролит.
Существовало предание, что лет сто назад здесь находился дом охотника, погибшего при нападении индейцев; они сожгли дом, убили хозяина и увезли в плен его детей.
На столбе, почти у самой земли, можно было разобрать стершиеся испанские слова, высеченные долотом или ножом:
"23 октября каждый год
Я стою с золотой головой
Ровно в 7 часов утра,
А затем голова уйдет".
К этой надписи на столбе все так привыкли, что никто не обращал на нее внимания, объясняя происхождение надписи выдумкой какого-то чудака, может быть, того же охотника, которого убили индейцы.
Вермонт был родом из Бельгии, откуда еще юношей попал со своим дядей, отставным моряком, в Южную Америку.
Живописная, дикая жизнь так захватила молодого Вермонта, что в течение многих лет слава о нем распространялась из провинции в провинцию.
Вермонт был в плену у индейцев, был охотником, гаучо, золотоискателем, сопровождал научные экспедиции по Ориноко и Амазонке; имел собственный бриг, затопленный пиратами после неудачной для бельгийца битвы в море, бежал от пиратов на их же шлюпке, долго скитался по Мексике, берясь то за одно, то за другое дело, ничем не удовлетворяясь и постоянно ссорясь с кем-нибудь, так что имел множество дуэлей и получил несколько ран; годам к пятидесяти он начал уставать от такой жизни и, женившись, поселился здесь, на берегу речки.