- Господи еси на небеси! - Американец, казалось, не находил слов. Он вытащил изо рта сигару, выплюнул кусочек табачного листа на гравий и уставился на своего майора. - Я видел восьмилетних парнишек, у которых было больше здравого смысла! Какого дьявола вы здесь делали?
- Вопрос чести, сэр.
- Честь! - Изуродованное лицо исказилось от гнева. - Не говорите о чести, Шарп. Вы здесь, потому что вы - дурак! - Он выглядел несчастным. - Капитан Д’Алембор!
- Сэр?
- Вы обяжете меня, если приведете лошадей.
Шарп нахмурился:
- Сэр!
Лерой отшатнулся назад, сигара была направлена в лицо Шарпа.
- Молчать! Вы сделаете то, что вам прикажут! - Лерой видел, что стрелок собирается возразить, и кивнул в сторону жандармов позади него. - И если вы не будете повиноваться приказам, Шарп, то я арестую вас. Это ясно?
- Да, сэр.
- Принесите свою куртку. Вы уходите. - Лерой покачал головой и сказал с горечью: - Нельзя оставить проклятый батальон даже на один день!
- Señor! - Майор Мендора с ухмылкой на губах кошачьей походкой приближался к Лерою и Шарпу. - Вы задерживаетесь?
Лерой обернулся к человеку в белом мундире, и Шарп видел, как испанец дернулся при виде жуткого шрама. Лерой пытался сдержать свой гнев:
- Майор?
- Майор Шарп не может драться? Может быть, он боится?
Лерой оттолкнул Шарпа. Он приблизил свое изуродованное лицо к лицу Мендоры.
- Слушайте, вы, сын шлюхи, вы, разукрашенный ублюдок. Не было никакого поединка, нет никакого поединка, никогда не было поединка! Это было дружественное состязание в фехтовании! Вы понимаете меня?
Мендора понял. Перед лицом гнева американца он просто кивал. Он ничего не сказал, когда Лерой сердито приказал, чтобы Шарп следовал за ним.
Испанские солдаты смеялись, когда Шарп уезжал. Они обвиняли его в трусости, в недостатке мужественности, в том, что он испугался драться. Это жгло Шарпа - позор, который он должен был терпеть, пока Лерой не увел его за пределы слышимости. Лерой сердито смотрел на него.
- Никогда снова, Шарп, понимаете?
- Да, сэр.
- Помните, что вы теперь обязаны мне своей карьерой. - Лерой был мрачен. - Еще одна проклятая ошибка, и вы у меня будете отправлены назад в проклятую Англию. Вы понимаете?
- Да, сэр.
- Теперь это мой батальон, Шарп. Я собираюсь сделать его хорошим. Вы должны помочь мне сделать его хорошим.
- Да, сэр.
- И благодарите Бога, что полковник Альварес был в бригаде. Он вправит мозги этому жирному дураку. Ничего не случилось, вы понимаете?
- Да, сэр.
На американца, похоже, не произвел впечатления, сокрушенный вид Шарпа.
- Боже! Если пэр узнает об этом, то он порвет вас на части. И вы, проклятый дурак, заслуживаете этого. Вы - дурак.
- Да, сэр.
- Теперь пойдите и напейтесь. Сержант Харпер говорит, что его женщина приготовила для вас ужин. Я не хочу видеть ваше уродливое лицо до завтра.
- Нет, сэр.
Наказанный, смущенный, оскорбленный насмешками его противника, но сохранив карьеру, Шарп смотрел, как Лерой уезжает. Жандармы, которые так и не понадобились, следовали за полковником.
Д’Алембор остался с Шарпом.
- Кажется, наш полковник умеет появиться в нужное время.
Шарп, оскорбленный бранью, лишь кивнул.
Д’Алембор улыбнулся.
- Вы были правы.
- Прав?
- Вы собирались разрубить педераста на кусочки.
Шарп улыбнулся горько.
- В следующий раз так и сделаю.
Д’Алембор вздохнул.
- При всем уважении, сэр, не будьте проклятым идиотом. Вы пережили поединок и остались при своей карьере. Будьте довольны.
- Я обесчещен.
Д’Алембор передразнил его, смеясь.
- Честь! - Он вел Шарпа прочь от дороги, к ясеням на холме. - Честь, мой дорогой Шарп - всего лишь слово, которым мы прикрываем свои грехи. Оно исчезает, как я заметил, всякий раз, когда открывается дверь в спальню леди. - Он улыбнулся своему майору, вспомнив тот удивительный миг, когда он увидел, что Шарп прекратил пробовать фехтовать и начал драться. Он понял тогда, еще лучше, чем на мосту, где они ждали без боеприпасов, почему этот человек был солдатом из солдат. - Как вы думаете, если я принесу немного вина, я могу разделить с вами ужин?
- Я уверен, что Харп обрадуется.
- Он должен радоваться - это хорошее вино. Мы можем выпить за вашу уцелевшую карьеру.
Шарп следовал за ним. Гнев ушел, он чувствовал себя глупым. Лерой был прав: его работа состояла в том, чтобы превратить Южный Эссекс в лучший батальон, каким он только мог быть, и никогда не было времени более благоприятного. У батальона был хороший полковник, и новые офицеры, вроде Д’Алембора, обещали многое. Он внезапно почувствовал себя так, как если бы судья отложил исполнение смертного приговора. Он избежал последствий собственной глупости, и он ехал навстречу кампании, лету и будущему. Безумие ушло, гибель миновала, и он был жив.
Глава 5
Той ночью, за плотными занавесями, в обшитой темными панелями комнате, освещенной толстыми свечами, отбрасывающими мерцающий свет на золотое распятие, маркиз де Казарес эль Гранде и Мелида Садаба молился.
Он задавался вопросом, почему инквизитор приехал к нему, чтобы передать письмо от жены, любопытствовал, зачем для письма понадобился столь выдающийся курьер, но теперь он это понял. Губы маркиза шевелились, пальцы перебирали четки, глаза смотрели на распятие, покуда маленькая золотая святыня, казалось, не сошла со стены и повисла в воздухе. Он потряс головой, чтобы отогнать видение.
- Что будет с англичанином?
- Веллингтон отошлет его домой. - Голос инквизитора звучал глухо, как из ямы. - Веллингтону нужен союз с испанцами.
Маркиз застонал, поднимаясь с колен.
- Я должен был убить его.
- Ваша честь не пострадала. Именно он сбежал, не вы.
Маркиз обернулся, чтобы посмотреть на отца Ача. Инквизитор был таким, каким священник должен быть, с точки зрения маркиза: высокий, сильный, с жестоким и мрачным лицом, воин Бога, который знает, что жалость - роскошь в борьбе против зла. Маркиз, который очень хотел иметь твердость, которую он видел в инквизиторе, нахмурился.
- Я не понимаю, что могло заставить мужчину делать это! Оскорблять ее!
- Он англичанин, он родом из сточной канавы, он - язычник.
- Я должен был убить его.
- Бог сделает это.
Маркиз сидел напротив инквизитора. Они были в спальне маркиза, предоставленной на ночь мэром этого маленького города. Свет от свечей дрожал на красном пологе кровати, на изображении распятого Бога, и на мрачном, словно вырубленном топором, лице испанского инквизитора. Маркиз посмотрел в его мрачные глаза.
- Елена приедет ко мне?
Он использовал испанскую форму имени его жены.
Инквизитор кивнул.
- На нее будет наложена епитимия, разумеется.
- Разумеется. - Маркиз чувствовал, как в нем просыпается желание. На столике у кровати стоял ее портрет - портрет, который был с ним в Банда Ориенталь и который изображал ее нежную кожу, широко раскрытые глаза и тонкое лицо. Она шпионила для французов, и этот факт не мог быть скрыт от Маркиза, но инквизитор уверил его, что шпионаж был просто прихотью женщины.
- Она скучала по вам, монсиньор, ее подталкивали одиночество и несчастье. Она пройдет через публичное покаяние.
- И она сделает это?
- Она хочет добиться вашей благосклонности, монсиньор.
Маркиз кивнул. У него был откровенный, шокирующе откровенный разговор с мрачным инквизитором. Да, сказал священник, были слухи о маркизе, но какая женщина не вызывала слухов? И была ли в тех слухах правда? Священник покачал головой. Не было никакой.
Возможно потому, что отец Ача открыто признал, что его жена шпионила для своей родины, маркиз поверил лжи о ее верности ему. Он хотел верить этому. Втайне он признавал, что было ошибкой жениться на ней, но какой мужчина не захотел бы жениться на такой нежной, такой прекрасной девушке? Он знал, что женился из-за похоти, греховного чувства, и он каялся в этом грехе сто раз по сто. Теперь, кажется, на его молитвы ответили, и она хотела получить его прощение и его любовь. Он даст ей и то и другое.
Он даст их, потому что священник нарисовал перед ним этой ночью картину блестящего будущего Испании - будущего, сказал инквизитор, в котором маркиз будет играть выдающуюся, жизненно важную роль.
- Вы всегда стояли близко к старому королю, монсиньор.
- Верно.
- Его сын нуждается в вас.
Испания, услышал маркиз, нуждается в нем. Эта война против французов, сказал инквизитор, была ошибкой. Правда, ее начали французы, но они теперь видят, что их насущные интересы требуют мира. Они хотят вывести свои закаленные в битвах армии из Испании, и только одно препятствует этому: союз с Британией.
Инквизитор рассказывал о секретном Договоре. Он делал это, потому что он хотел добиться доверия этого человека. Маркиз слушал. Сначала ему казался преступным этот тайный маневр, который приведет к нарушению обещаний, данных Великобритании, но чем дольше он слушал, тем явственнее ощущал, как гордость и волнение растут в нем.
Испании, сказал инквизитор, дана империя самим Богом. Империя была наградой за победу над мусульманами в Европе. Теперь, из-за войны против Франции, империя пропадает. У испанцев, сказал священник, есть священный долг перед Богом - сохранить империю. Если будет заключен мир с Францией, тогда армия может быть отправлена за границу как воинство Бога. Секретный договор, который готовится в Валансэ, даст Испании мир дома и славу за границей.
Это отвечало чаяниям маркизу. Он не испытывал теплых чувств к правительству, которое управляло частью Испании, не захваченной французами. Это было, на его взгляд, либеральное, опасное правительство, которое пыталось ввести парламент и ограничить королевскую власть. Испанией должны согласно управлять король и церковь, а не крикливая толпа, одержимая новомодными амбициями.
Более того. Сидя и слушая инквизитора, маркиз узнал что предлагает Хунта в Кадисе. Либералы, которые управляли страной в отсутствие короля Фердинанда VII, пытались ограничить власть церкви в Испании.
- Не может быть!
В ответ инквизитор достал из кармана и вручил маркизу копию нового закона - закона, который два месяца назад объявил испанскую инквизицию упраздненной.
Инквизиция все еще существовала в оккупированной французами Испании - это видение из протестантских кошмаров XVI столетия; инквизиция, которое распространяла благословение Божье кострами и пытками. Теперь, лишенная застенков и раскаленного железа, она была для испанцев полицией нравов, выдавая лицензии на брак тем, кто мог доказать, что в них течет чистая христианская кровь, и шпионя за теми, в ком подозревали мавров или евреев. Инквизиторы были шпионами Бога, тайной полицией небес, и их власти угрожали. Хунта отвергла их.
Король Фердинанд VII, любовь которого к женщинам не уступала его страху перед Богом, не соглашался, что инквизиция должна быть распущена. Инквизиторы могли шпионить для Бога, но их доносы поступали к королю Испании, и ни у какого королевства на земле не было более эффективной сети информаторов, что и делало испанского короля лояльным инквизиторам.
- Если мы восстановим Его Величество, - сказал инквизитор, - тогда мы сохраним нашу Церковь. Мир с Францией, монсиньор, - единственная надежда Испании.
С этим мнением маркиз де Казарес эль Гранде и Мелида Садаба искренне согласился.
- Так чего вы хотите от меня?
Инквизитор солгал легко:
- Я хочу, чтобы вы заручились поддержкой ваших друзей, армейских офицеров, ваших поклонников, монсиньор. - Он пожал плечами. - Когда время настанет, монсиньор, крестьяне не будут вне себя от радости.
- Они ненавидят французов.
- Но они любят своего короля. Они нуждаются в твердом руководстве, убедительном примере церкви и дворян. Вас, меня и моего Бога.
Маркиз кивнул. Будущее внезапно стало золотым. Его жена, на которой он женился из похоти, хотела покаяться. Она вернется к нему наказанной и униженной, любящей и преданной, чтобы поддержать человека, который поможет его королю вести Испанию к блестящему и святому будущему. И чтобы помогать маркизу, чтобы направлять его, успокаивать его, поддерживать его, был здесь этот мрачный, жестокий инквизитор с его тонким умом и точной целью. Внезапно события дня - неудавшийся поединок и спасение маркиза от смерти - показались ему тривиальными по сравнению с таким будущим.
Инквизитор улыбнулся:
- Вы сослужили всем нам службу сегодня, монсиньор.
- Службу?
Отец Ача встал.
- Англичанин отступил перед вами. Вы - герой армии, вы побили англичанина у них на виду. Теперь, куда вы поведете, монсиньор, туда все и пойдут.
Маркиз представил, как он уводит армию из британского альянса. Он представил, как он приветствует короля Фердинанда VII у берегов Испании, он представил свою будущую славу.
Он склонил голову перед благословением инквизитора, которому предложил соседнюю спальню, на что тот согласился. Священник возложил руку на голову маркиза.
Инквизитор, который лгал всю ночь, дал благословение. Он верил словам, которые произносил. Он желал, чтобы Бог благословил этого человека, который женился так неразумно и который был теперь пешкой в борьбе за спасение инквизиции. Он благословил маркиза именем Отца, Сына, и Святого духа, и выразил надежду, что его светлость будет спать хорошо.
- Спасибо, отец.
- Желаю вам доброй ночи, монсиньор.
В своей комнате инквизитор встал на колени и просил прощения у Бога за ложь, которую он произнес, и за обман, который он совершает. Бог понял бы его. То, что отец Ача сделал этой ночью, он сделал, чтобы сохранить церковь Бога. Не могло быть более благородной цели. Он поднялся с колен, открыл молитвенник, и уселся в ожидании того таинственного часа, когда его брат, которого все считали слугой инквизитора, сыграет свою роль в возрождении славы царства Божьего в Испании.
***
Личный священник маркиза был вынужден вставать каждое утро в половине пятого, чтобы разбудить своего хозяина в пять часов. Потом до половины седьмого они вдвоем возносили молитвы. После этого маркиз завтракал, а потом отправлялся к первой дневной мессе. В мечтах священника небеса были местом, где никто не покидал постели до полудня. Он зевнул.
Падре поцеловал нарамник и возложил его на себя. Он задавался вопросом, присоединится ли инквизитор к ним этим утром, и надеялся, что нет. Отец Тома Ача скорее пугал личного священника маркиза: в этом человеке было слишком много силы. Кроме того, инквизиция было пугалом сама по себе: ее власть, тайная и всеохватывающая, ее жестокие распоряжения. Священник предпочитал более умеренную религию.
Слуги, которые спали в прихожей перед комнатой их хозяина, зашевелились, заслышав шаги священника на лестнице. Один из них сел, потирая щеки.
- Доброе утро, падре.
- Доброе утро, сын мой. - Священник распахнул ставни и увидел, что серый рассвет занимается над темными холмами. - Похоже, нам предстоит прекрасный день!
Собаки лаяли в городе. Где-то кричал петух. Священник различал тусклые силуэты британских пушек среди темных улиц. Испанские и британские армии собирались здесь, готовясь вторгнуться в оккупированную французами Испанию. Он был рад, что это его не касается. Борьба с мятежниками в Банда Ориенталь к северу от Ла-Плата была достаточно неприятна, но мысль о больших пушках, ревущих друг против друга, была ужасающей. Он подошел к комнате маркиза и негромко постучал в дверь. Он улыбнулся слугам:
- Спокойная ночь?
- Очень спокойная, падре.
Он постучал снова. Один из слуг расстегивался перед ночным горшком в углу двора.
- Он лег поздно, падре. Наверное, все еще спит.
- Поздно?
- Отец Ача был с ним. - Слуга зевнул, продолжая мочится. - Помолитесь за меня, падре.
Священник улыбнулся, затем открыл дверь. В комнате было темно, все окна задернуты плотными бархатными шторами.
- Монсиньор?
Никакого ответа из-за полога кровати. Священник не спеша закрыл за собой дверь, на ощупь пробрался мимо старинной тяжелой мебели к окну. Он размышлял, насколько богаты эти провинциальные торговцы, если могут позволить себе такую обстановку, затем отдернул штору, залив комнату болезненным серым светом.
- Монсиньор! Это я - падре Пелло.
И опять ни звука. Мундир маркиза был аккуратно развешан на дверцах буфета, его ботинки с чулками внутри стояли на полу. Священник отдернул полог кровати.
- Монсиньор?
Его первой мыслью было, что маркиз спит на подушке красного бархата. Второй - как это хорошо. Сегодня утром не будет никаких молитв. Он может пойти на кухню и позавтракать.
Потом его вырвало.
Маркиз был мертв. Горло было перерезано, и кровь пропитала льняную наволочку и простыни. Голова была откинута назад, глаза слепо смотрели на спинку кровати. Одна рука свисала с кровати.
Священник попытался крикнуть, но не смог выдавить ни звука. Он попытался двинуться, но его ноги, казались, приросли к застеленному коврами полу.
Рвота запачкала его нарамник. Часть ее капала вниз, на пухлую руку мертвеца. У маркиза, казалось, было два рта - один широко раскрытый и красный, другой - чопорно сжатый и бледный.
Священник попробовал крикнуть снова, и на сей раз из его забитого рвотой горла вырвался ужасный придушенный крик:
- Охрана!
Слуги вбежали - но ничего поделать было нельзя. Тело остыло, кровь на полотне засохла. Майор Мендора, адъютант генерала, вошел с обнаженной шпагой, сопровождаемым инквизитором в ночной рубашке. Даже твердое лицо инквизитора побледнело при виде резни на кровати. Маркиз де Казарес эль Гранде и Мелида Садаба был убит во сне, горло перерезано, а душа предстала перед небесным судом, куда, молился инквизитор вслух страшным, низким голосом, душа его убийцы скоро последует для ужасной и заслуженной кары.