- Так. Давай прикинем. - Белый опустился на лестничное бревно. Картавкин присел рядом. - Десятого полк прибыл в город. Суток двое им понадобилось разместиться. Плюс сутки на сбор полной информации об офицерском составе полка. С китайской стороны требуется суток пять, чтобы информация поступила в Токио. Плюс суток двое, пока она дошла до нашего агента. Выходит, неделя, с двенадцатого по двадцатое. Вот тебе, Семён Петрович, и задача: вспомнить, кто из китайцев и кто из наших побывал у тебя в эти дни.
Картавкин махнул рукой по лысине:
- Подумаем. Вспомним. С ходями проще. Их по пальцам пересчитать можно. А вот с нашими… Тут столько народа толклось. И Кузьма Бубнов. И от Мичурина приезжали. И полицмейстера нашего, Киселёва, людишки тёрлись.
- А Бубнов зачем приезжал? - спросил Белый.
- Понятно - за овсом. Он, почитай, его у всех по берегу скупает.
- И почём?
- Семь копеек за пуд. - Картавкин с силой потёр шею. - Честно говоря, я бы с ним никаких дел не имел. Но полицмейстер, будь оно всё неладно, пристал словно лист банный: продавай ему, и всё тут. Второй год коммерцией занимаюсь. Себе в убыток.
- Отчего ж в убыток? - Белый попытался скрыть усмешку, но атаман её разглядел.
- Ой, будто сам не знаешь? Ты же вчера в казармах был? Был. И про цены они тебе рассказали. У нас покупает по семь копеек, а продаёт-то по шестьдесят! А куда выручка? То-то!
- Бубнов может быть, - Белый решил использовать словарный запас атамана, - "тем человеком"?
- Нет, - уверенно мотнул головой Семён Петрович. - Себе в карман положить дармовую копейку завсегда положит. Не постыдится. А вот продать Отечество - нет. Он хоть и молоканин, а всё же веры христианской. Для него измена смерти подобна.
- Ладно. Ты, Семён Петрович, мне список по памяти составь. Буду проверять.
- И как же ты их, интересно, проверять-то станешь? Кто где…
- А ты мне и поможешь, Семён Петрович.
Картавкин хитро прищурился.
- Вот ты, Владимирыч, со мной вроде как советуешься, разговоры разные откровенные ведёшь. А вдруг я и есть "тот человечек"? А?
- Думал я и над этим. Да только если бы ты, Семён Петрович, хотел переметнуться на сторону, то бастион с ловушками здесь бы не строил. К тому же человек, который продал сведения, знает поболее твоего.
Он ведь сообщил не только о прибывших артиллеристах. Так-то, Семён Петрович. - Белый поднялся, отряхнул с одежды песок, сказал: - Если сам вычислишь китайца, не трогай его, просто последи, и всё. Позови меня. Он только связник, не более. А нам нужна крупная рыба.
- Обижаешь, Владимирыч. Тям имеем. Ну а ежели китаёзы нападут раньше, и тот промеж них будет или, предположим, попадётся моим людишкам? Сам понимать должен, всякое случается.
- В таком случае, спрячь его, но так, чтобы ни одна собака не смогла до него добраться раньше меня.
Как только дрожки, разбрызгивая из-под колёс грязь в стороны, вывернули на улицу Большую, Киселёв поинтересовался:
- Вы куда китайцев девать собираетесь, Анисим Ильич?
Кнутов поморщился: вот, не успел прийти в себя, а уже расспросы.
- Старика и второго, того, что стоял с камнем, приказал привести к нам. Остальных- по домам.
- А чего не заперли в сарае? После бы допросили.
- Толку-то? Они же, господин полковник, уже сговорились. Пока возле стены топтались. Будут петь в одну дуду. Да я так думаю, что они всего-то и не знают. Один драку начал, другие ввязались. Допрашивать тех двоих нужно.
- И то верно. - Киселёву было неприятно осознавать, что он в присутствии подчинённого бухнулся в обморок. Ещё хуже становилось от мысли, что тот не просто видел его беспомощное состояние, но и ничего не сделал, чтобы привести начальство в чувство. Мерзавец! - Анисим Ильич, завтра с утра жду вас с докладом по делу Кузьмы Бубнова.
- Слушаюсь, господин полковник.
- Кстати, где наш столичный гость?
- Сегодня рано утром выехал в Марковскую.
- В управе не появлялся?
- Никак нет, господин полковник.
- Вот и слава богу! В такой обстановке нам только его не хватало. Анисим Ильич намеревался поделиться своими подозрениями по поводу приезжего, но передумал. Бес его знает, как далее повернётся. А ежели столичный чиновник выполняет чьё-то распоряжение свыше? А его с потрохами сдать Киселёву? Прощай тогда всякая надежда на возвращение в столицу. Полковник не лыком шит. Поди, тоже мечтает о возвращении в Петербург. Вот и приглядывается ко всем действиям Белого. Деньги-то уже приготовлены. Чай, не только с Бубновым финансовые махинации вел. Пусть сам и думает, что да как…
Двухмачтовый, колёсный пароход "Селенга" стоял у городской пристани. Первым в грязь спрыгнул Кнутов. Его примеру последовал губернский полицмейстер. Возле трапа собралась изрядная толпа пассажиров и зевак, которые со страхом и удивлением слушали рассказы о происшествии на судне буквально несколько часов назад.
- Кнутов! - Киселёв даже не посмотрел на следователя, знал: и так всё слышит. - Свидетелей на судно! Посторонних выпроводить к чёртовой матери, чтобы не мешали! Медики прибыли? - вопрос был для вахтенного у сходней, по коим полицмейстер поднялся на корабль.
- Так точно! - испуганно вскрикнул молоденький матрос, вытянувшись перед грозным начальством. И добавил: - С ними и наш судовой дохтур.
- Где убитые?
- На баке, ваше высокоблагородие!
- Где?
Матрос понял, что попал впросак и тут же предложил:
- Разрешите проводить? - и первым пошёл вдоль кормы судна.
Киселёв и запыхавшийся Кнутов, которому с помощью увещеваний и жестов удалось разогнать толпу, последовали за ним.
Тела убиенных лежали на палубе, завёрнутые в грязную холстину. Анисим Ильич наклонился и откинул тяжёлую, успевшую пропитаться кровью ткань. Их было двое: мужчина средних лет в военном мундире и молодая женщина лет двадцати пяти. Анисим Ильич вгляделся в лицо мужчины:
- Виктор Николаевич Хрулёв.
- Сам вижу. - Киселёв перекрестился. - Так вот какая смерть была уготована нашему пограничному комиссару. Пулевые ранения…
- Три. Все в грудь. - Сыщик распрямился и, оглядевшись по сторонам, подошёл к забрызганной кровью переборке палубной надстройки. - Видимо, Хрулёв стоял здесь. С первым выстрелом тело прижало к стенке корабля. Две других пули достали его тут же.
Кнутов показал на тёмно-бурые пятна на белой окраске корабля. Владимир Сергеевич к тому времени самостоятельно осмотрел труп пограничного комиссара и перешел к обследованию женщины:
- Один выстрел. В грудь. Прямо в сердце.
За спиной послышались шаги, и перед следователями явился капитан "Селенги":
- Разрешите представиться. Иванов Никодим Лукич.
Киселёв снизу вверх глянул на низкорослого крепыша капитана, вытер платком руку, однако капитану не подал, а произнёс:
- Как вышло, что судно смогла достать винтовочная пуля?
- Фарватер реки в том месте проходит вблизи китайского берега. Судя по всему, нас ждали.
- Что значит: судя по всему? Вы что, не знаете, ждали вас, или нет?
- Простите. Ждали.
- Вы всегда плаваете этим маршрутом?
- Мы не плаваем, а ходим, - капитану явно не нравилась манера ведения допроса. Но не отвечать было нельзя. - И всегда именно там.
- А что, нельзя ходить как-то иначе? - раздражения Киселёв не скрывал.
Капитан тоже нервно повёл плечами:
- Фарватер, к вашему сведению, это самое глубокое место реки, по которому судно может пройти. К сожалению, другого фарватера Амур не имеет. Если я поведу судно иным курсом, то и на мель угодить недолго.
Киселёв покосился на помощника и выругался сквозь зубы: второй раз за день так опростоволоситься перед Кнутовым! Отправить его, что ли, в управу?
- Выстрелов было много?
- Да вроде нет, - ответил капитан и тут же добавил: - За шумом машины разве услышишь? А в переборке двенадцать пулевых отверстий.
Анисим Ильич, не вслушиваясь в диалог, достал из кармана складной нож, с помощью которого вынул одну из застрявших в деревянной обшивке пуль.
- Господин полковник, - сыщик извинился перед капитаном судна, отзывая полицмейстера в сторонку. - Стреляли из английского карабина. - Анисим Ильич развернул ладонь и показал пулю. - Похоже, кто-то вооружил китайцев основательно.
В это время Иванов тронул Владимира Сергеевича за рукав.
- Ну что ещё? - раздражение к капитану у Киселева перерастало в ярость.
Никодим Лукич решил не реагировать на тон:
- Следом за нами идёт "Михаил". И предупредить его нет никакой возможности.
Полицмейстер почувствовал, как голову в висках схватило невидимым обручем.
- А если на лодке? - попробовал сквозь боль поразмыслить Киселёв. - От Зазейской…
Капитан отрицательно покачал головой:
- Я думал. Не успеем.
Киселёв долго смотрел на противоположный берег.
- Господин полковник, - тихо обратился Анисим Ильич к начальству.
- Что?
- Я перед тем как подняться на корабль, опросил таможню. Сегодня ни одной джонки не было. Странновато.
- Вы это к чему? - Киселёв никак не мог сообразить, что хочет сказать следователь.
- Да к тому, что драка на Китайке, обстрел "Селенги", ни одного ходи с утра… И всё за один день. Странно.
- Простое стечение обстоятельств.
- А если не стечение? Вы же сами как-то говорили, что на той стороне тьма хунхузов. Что, мол, неспроста всё это. А вдруг они на нас нападение замышляют?
- Что за бред вы несёте? - Киселёв тоже старался не повышать голос. - Это ж каким нужно быть безголовым, чтобы тягаться с Петербургом? Вы тут панику мне не наводите. А ваших китайцев к чёртой матери! - полицмейстер перешёл на шипение. - Вам что, заняться более нечем? Тела отправьте в морг. Допросите свидетелей. Доктор с персоналом пусть останутся здесь, на пристани. Мало ли что. А я к губернатору. - Полицмейстер поморщился от нового приступа боли. Она слегка отрезвила. Владимир Сергеевич ещё с минуту подождал, пока не отпустило совсем, и уже спокойным голосом добавил: - Простите, Анисим Ильич. Вы правы. Сегодня же проведите повторный допрос китайцев. Действительно, слишком много странного. Может, хоть они свет прольют на эту бузу.
Киселев по сходням покинул судно. Кнутов огляделся:
- Селезнёв!
Младший следователь, до сих пор топтавшийся на берегу, опрометью бросился на зов начальства.
- Осмотри внимательно трупы. Может, ещё что обнаружишь.
Сам старший следователь прошёл в капитанскую рубку. Иванов сидел на прикрученном к полу табурете и, тяжело вдыхая дым, курил трубку, прихлебывая чай из стакана.
- Никодим Лукич, - сыщик не обнаружил другого сиденья в строгой обстановке помещения. - Ваших матросов можно использовать как подмогу?
- Что нужно? - голос капитана звучал глухо, отстранённо.
- Перенести тела на берег, когда прибудет карета скорой помощи.
Капитан выдохнул новую порцию дыма.
- Поможем. - Никодим Лукич посмотрел на Кнутова. - Вы хоть и тихо разговаривали, я кое-что понял. Война получается?
- Пока сказать трудно. Но, думаю, следует быть готовыми ко всему.
- Анисим Ильич! - послышался снаружи голос Селезнёва. - Вы где?
- Что опять? - сыщик выглянул в иллюминатор.
- Можете пройти, посмотреть. - Вид младший следователь имел встревоженный и возбуждённый.
Кнутов извинился перед капитаном и пошёл к трупам.
- Вот, смотрите, - Селезнёв указал на белую, окровавленную блузку убитой девушки. - Чуть выше пулевого ранения.
Кнутов наклонился, присмотрелся. Потом принюхался.
- Мать честная! Порохом пахнет!
- И у господина комиссара то же самое. Только не сразу видно на мундире. - Селезнёв едва слышно прошептал: - Их убили не китайцы. Свои. Стреляли в упор, шагов с двух, не более.
В ноздрях Кнутова засвербило, и он, не сдержавшись, оглушительно чихнул.
- Будьте здоровы!
- Да иди ты со своим здоровьем! - Анисим Ильич чертыхнулся. - Стой здесь и никого к трупам не подпускай.
Кнутов вернулся на капитанский мостик. Иванов по-прежнему продолжал курить.
- Никодим Лукич. - Следователь прикрыл за собой дверь. - Не подскажете, из Хабаровска убитый Хрулёв возвращался с багажом?
- Виктор Николаевич? - переспросил капитан. - А как же. Отлично помню. Поднялся по сходням. Весёлый, китель на верхнюю пуговицу расстёгнут. Жара, чтоб её… В левой руке фуражка, а…в правой - саквояж. Мы предоставили ему первый класс, со всеми удобствами…
- Он так часто с вами плавал, что вы знали его вкусы?
- Да не сказал бы. Просто, в этот раз он с нами до Хабаровска шел. Помнится, сказал, что возвращаться будет с невестой, каюту просил получше приготовить. Ещё смеялся, мол, зафрахтую "Селенгу" на весь медовый месяц. Дом продам, а зафрахтую. Вот, зафрахтовал. - Никодим Лукич аккуратно выбил пепел из трубки о каблук сапога на лист бумаги, который тут же поднял с пола, смял и выбросил в металлический ящик под столом.
- Никодим Лукич, - Кнутов посмотрел в иллюминатор. - А когда начали стрелять, вы в окно не выглядывали, может, что видели? Там, - Кнутов махнул головой, - где убитые?
- На баке, что ли? Нет, не заметил. Хотя… - Иванов потёр лоб. - Был момент. Когда прозвучал первый выстрел, я подумал: кто-то из нашей публики балует. Бывает такое: то по птице пальнут, то в воду… А после, когда чаще стрелять начали, я и рулевой бросились на пол. Вон, - капитан указал на обшивку, в которой виднелись две вмятины, - над головой просвистели. Так вот, упасть-то мы упали, а дверь открытой осталась. В проеме я и видал, как полз преподаватель из гимназии Сухоруков, сосед господина комиссара по каюте.
- Он что, полз в вашу сторону?
- Как раз наоборот.
- И куда после делся?
- Понятия не имею. Скорее всего, спустился по трапу к себе в каюту.
- Да нет, я имею в виду, он сошёл с корабля?
- Конечно, вместе со всеми. А что? - наконец поинтересовался Никодим Лукич. - Так мы всё по инструкции. Слава богу, что китайцы только двоих успели убить, а то… - Иванов, встретив гневный взгляд сыщика стушевался. - Я в том смысле, что могли и больше… Сами понимаете, начнись паника, и… - капитан махнул рукой и отвернулся.
- Проводите меня в каюту Хрулёва. - Кнутов даже не подумал из-виняться за несдержанность.
Через десять минут Анисим Ильич молча возвращался по трапу на верхнюю палубу. За ним следовал не на шутку взволнованный капитан. Иванов в голос винил себя за допущенную оплошность, за то, что не выставил охрану возле каюты убитого. Кнутов никак не реагировал на оправдания капитана. Саквояжа пограничного комиссара, о котором Никодим Лукич упоминал в разговоре, в каюте не обнаружилось.
Олегу Владимировичу по его просьбе постелили на полу. Солома, которой был набит мешок вместо матраца, нещадно колола бока.
- Что, Владимирыч? - в голосе Картавкина звучала добрая ирония. - Ты уж прости, но лебяжьего пуха у нас не обретается.
- Не за что прощать, - пробормотал Олег Владимирович и едва не ойкнул от боли. - Но солома у вас просто злющая.
- Это она к городским злющая. А к своим очень даже ласковая. Владимирыч, хочешь я тебе совет дам?
- Ну?
- А ты думай о бабе. Ну, о девице какой. У тебя же такая имеется?… Вот ты об ней и думай. - За тонкой перегородкой что-то мягко стукнуло, ойкнуло, и уже более приглушённый голос атамана, продолжил поученье. - Я вот, к примеру, уже не думаю. Потому, как мне в ребро не солома тычет, а супружний локоть… Тая солома колет не так больно, как ентот самый локоть. А потому, сто раз подумай, прежде чем под венец идти. Я вот помню, как мы с Анькой моей целовались, обжимались… Страсть как сладко! И кто ж мог знать тогда, что её локоть через двадцать с лишним годков будет бить так неладно? Да ежели бы я знал…
Олег Владимирович закрыл глаза. Ему было приятно, что старик, как Белый про себя окрестил Семёна Петровича, пытался его как-то развеселить, утешить. "А ведь у атамана на душе кошки скребут", - неожиданно понял Олег Владимирович. Это как же нужно владеть собой, зная о том, что вскоре на твой дом нападут, подожгут, будут стрелять в женщин, детей, стариков, и уйти никак нельзя. Точнее, если уйти, тогда в границе России появится брешь, сквозь которую полезет нечисть. А, может, пока не поздно, отправить в город женщин и детей?"
Олег Владимирович поднялся и тихонько позвал Картавкина. Изложив в темноте ему свою идею, Белый сжался в ожидании ответа. Однако дождался не со стороны Семёна Петровича, а от его супруги.
- Нельзя нам оставлять мужиков! - Анна Григорьевна нашла в себе силы, чтобы не всхлипнуть, ни от страха, ни от обиды. - А кто им поесть приготовит? А раны перевяжет? Кто патроны поднесёт? Нет, нам с ними быть нужно. И вы, ваше благородие, лучше помалкивайте. Пусть в станице никто ничего не ведает. Всему свой час есть. - голос звучал из-за перегородки глухо, отдалённо, но спокойно, и даже нежно.
Семён Петрович крякнул, вышёл на кухню, откуда послышалось характерное бульканье из бутылки в стакан.
- А тебе, Сенька, - голос вновь обрёл знакомую Белому твёрдость, - хватит пить. Вставать рано. И вот что: завтра поставь брагу. Водка для раненых может понадобиться. И гостя не спаивай! Ему в дорогу с больной головой не след ехать.
Семён Петрович вторично крякнул, тихонько на цыпочках вернулся к Белому и вложил тому в руку стакан.
- Не баба, а жандарм в юбке, - чокаться не стали. Семён Петрович медленно выпил свое, занюхал рукавом рубахи и добавил. - Эх, выпороть бы её! Да некому! А мне некогда!
С этими словами старик пошёл спать на свою территорию. Олег Владимирович ещё некоторое время, лёжа в темноте, думал о дочери губернатора, но вскоре дрёма захватила сознание молодого человека, уводя в тяжёлый, без видений, сон.
Штабс-капитан Индуров неровной, шаткой походкой поднялся на крыльцо дома торговца Мичурина и крутнул ручку звонка. Пришлось ждать, пока дверь не распахнулась. На пороге стояла Агафья, служанка Полины Кирилловны.
- Ой, барин! А мы вас так поздно не ждали!
Штабс-капитан только сейчас сообразил, что и впрямь заявился не вовремя. Луна взошла на небе, и теперь там, в вышине, наблюдала за мирскими делами. Но оставить свои намерения офицер даже и не подумал.
- Не твоё дело, ждали не ждали…
Его попытку пройти внутрь служанка пресекла, гневно показав на лакированные сапоги офицера, заляпанные грязью. Пришлось ретироваться.
- Полина Кирилловна дома?
- Просила её не тревожить.
- А ты потревожь! - в голосе штабс-капитана проступили властные нотки.
- Как же, вот сейчас бегу. Прямо с ног сбиваюсь!
Крепкая рука в кожаной перчатке перехватила тонкое девичье запястье. Агафья ойкнула.
- Поднимись наверх и передай Полине Кирилловне, что я здесь.
Перепуганная девчонка с силой захлопнула дверь. Индуров матернулся. Неплохое начало для выяснения отношений. Штабс-капитан поискал какую-нибудь лавочку, но у дома Кириллы Петровича Мичурина, кроме дорогих английских газонов, ни единого предмета, хоть отдалённо напоминающего скамейку, не наблюдалось. Дождь закончился часа три назад, и теперь от земли парило.