За тихой и темной рекой - Станислав Рем 18 стр.


- Город, в случае нападения, мы сумеем отстоять силами народного ополчения. В связи с этим принимаю решение оказать пограничным станицам помощь. Всех оставшихся казаков распределить по сёлам. - Баленский поднялся. - Завтра с утра объявляется мобилизация. Просьба, сейчас разойтись по домам и быть готовыми в любой момент явиться в штаб обороны. Господа офицеры, благодарю вас… - губернатор стушевался. Он не смог закончить фразу. Слова комом застряли в горле и не могли прорваться на свободу.

Но залу и не нужно было никаких объяснений. Офицеры дружно вставали и, отдавая честь генералу, молча покидали дом Офицерского собрания.

Баленский кивнул Арефьеву:

- Николай Иванович, задержитесь! А вы, Владимир Сергеевич, - кивок в сторону Киселёва, - не откладывая в долгий ящик, поезжайте в казачий полк. Займитесь отправкой людей. - Губернатор вынул из кармана часы. - Три часа ночи. Нам с вами, господин полковник, - Баленский вновь обратился к Арефьеву, - следует основательно продумать, что да как. Первое: давайте распишем, кто за что будет отвечать.

Генерал-губернатор подозвал адъютанта. Тот привычным движением разложил на столе карту.

- Итак, - Баленский наклонился над ней. - Наши действия?

- Считаю, - принялся излагать Арефьев. - Следует разделить город на несколько равноудалённых участков. За каждым закрепить по отряду охраны, чтобы легче было контролировать. Особое внимание - Большой улице, пристани. Наверняка, если начнётся выступление, в первую очередь постараются захватить эту часть города…

- Думаете, следует ждать нападения именно здесь? В лоб?

- По всему - нападут на переправу, чтобы ударить с тыла. А со стороны Амура… - рука Арефьева похлопала по карте, - там по нам можно ударить только в одном месте. На других участках берег реки обрывистый, природная преграда.

- Выходит, - произнёс генерал-губернатор, - первую линию обороны будем строить тут, - и указал пальцем на Торговую площадь перед пристанью и зданием таможни.

- Совершенно верно. - согласился Арефьев. - И незамедлительно. Также предлагаю выставить небольшие посты вдоль всего берега на равноудалённом расстоянии, так, чтобы они могли визуально контактировать друг с другом. Здесь, здесь… - Арефьев вновь склонился над картой, палец коменданта стремительно летал по планировке города.

- Сколько людей надо на первой линии обороны?

Арефьев задумался.

- Здесь, - он указал на Большую улицу ближе к пристани, - думаю выставить усиленный заслон. Человек сто пятьдесят.

- И наиболее опытных?

- Необязательно. Если китайцы полезут на пристань в лоб, стреляй хоть в молоко, всё равно попадёшь. Здесь главное количество. Опытных людей предлагаю поставить в усиленные дозоры с тыла, со стороны Верхнее-Благовещенской и дороги от гошпиталя, а также со стороны Зеи. Там, как правильно заметили, наиболее уязвимый участок… Линии обороны надо строить прямо сейчас, не дожидаясь утра.

- Не вижу препятствий. Инструмента хватит?

- На первое время, да. Я с представителями артиллерийского полка уже имел беседу. А утром вы уж поговорите с купцами.

- Об этом не волнуйтесь. Как со связью?

Арефьев провёл карандашом вдоль тонкой линии, пересекающей весь город.

- Её установим по Бурхановке. Выделим на каждый пост по рыбацкой лодке с хозяевами. Они речку как свои пять пальцев знают.

- В целом план обороны неплох. Вот только имеется одна… закавыка. Китайцам, скорее всего, хорошо известно месторасположение наших артиллерийских точек. И в районе казарм, и возле Арки два орудия. Согласны?

- Орудия следует передислоцировать. Но не в полном объёме. Иначе мы открываем тыл с восточной стороны города. Да и орудия, что возле Арки, имеют прекрасный сектор обстрела. Что-нибудь придумаем. И ещё… Желательно, чтобы вы и ваша семья покинули особняк. При наступлении ваш дом может оказаться под прицельным огнём.

- Но наступления ещё нет.

- Так точно. И все же…

На морщинистом лице губернатора впервые за прошедшую ночь промелькнула улыбка:

- Ладно, господин полковник. В конце концов комендант города вы, а потому, вправе мне советовать, как поступать. Но я, в свою очередь, вправе сделать собственный выбор. - Алексей Дмитриевич поднялся, оправил мундир. - Теперь займитесь подбором офицеров в штаб обороны. А я распоряжусь насчёт транспортного средства для вас. Прощаться не станем. Через четыре часа в думе наша встреча с купцами.

Арефьев вскочил вслед за губернатором, оправил старый, вытертый в некоторых местах, полковничий китель.

- Благодарю за доверие, ваше высокопревосходительство! - и быстрым, резким движением перекрестился. - С богом!

Кнутов с Селезнёвым покинули здание Офицерского собрания одними из последних.

- Как теперь будет, Анисим Ильич? - младший следователь нервно теребил шнурок сорочки, то наматывая его на палец, то разматывая.

- Работы у нас с тобой прибавится как пить дать. - Кнутов обернулся в сторону помещения.

Там внутри, на втором этаже, умные головы решали их судьбу. Жизнь сама внесла коррективы в их дела.

- Учителя, Харитон, нужно найти во что бы то ни стало. До утра. Возьми мой тарантас. Я до участка пешком доберусь. Хочу пообщаться с китайцем. Думаю, старик не всё выложил. Как найдёшь Сухорукова, сразу вези ко мне.

- В участок?

- Нет. В гостиницу. Буду там. Думаю, к тому времени я со стариком уже дотолкую. Возьми в помощь людей. И весь город перерой! Вдоль и поперёк! - рука Кнутова потянулась к сорочке Селезнёва, сжала её так, что материя затрещала. - До утра, слышишь, Харитон? Мне учитель нужен к утру!

- Пора, Владимирович. Кажись, как ты и говорил… началось.

Хмель пропал моментально.

- Что? - молодой человек вскочил, метнулся к лавке, где с вечера сложил свою одежду, и принялся натягивать брюки.

- Вчера обстреляли "Селенгу". Есть убитые.

- Из города сообщили? - тут же спросил Олег Владимирович.

- Мой китайчонок только что приплыл с того берега. Сказывает, перед тем, как обстрелять судно, всем торговцам вышел приказ, запрещающий поездки в Благовещенск. Чуешь, чем пахнет?

- Чую, Семён Петрович. Лошадей запрягли?

- Уже как с полчаса.

- А почему раньше не разбудили?

Картавкин крепкой, мозолистой рукой потёр лысую голову.

- Иногда, Владимирович, и полчаса сна заменят на свете всё что угодно. Я вот что хотел у тебя спросить, да вчера как-то не решился. - атаман замолчал, давая возможность гостю самому сообразить.

Белый застегнул ремень, оправил сорочку, поверх неё надел пиджак.

- Ты, Семён Петрович, всё думаешь, может, тебе подмогу дадут? Чтобы я подсобил? Ведь так?

- Так.

- Не дадут. - Олег Владимирович присел на лавку, принялся обуваться. - В городе от силы сотен пять штыков. Причём плохо обученных тыловиков. Да сотни две казачьих сабель. - Правый сапог с трудом натягивался на ногу, от чего Белый морщился и кряхтел. - А тебе, Семён Петрович, от десятка стариков пользы мало. Единственный выход: держать оборону.

- Это мне и без тебя понятно, - отмахнулся Картавкин. - Ты мне скажи, сколько держать? Сутки? Трое? Неделю?

- Я тебе что, китайский предводитель, чтобы на такие вопросы ответить? - не сдержался Белый.

Сердце его сжалось в маленький, больной комок. Всего-навсего несколько суток… Да за эти сутки вся Марковская может сгореть. А что будет с этим крепким, по-своему добрым мужиком? Хунхузы законов не соблюдают - глумливы по своей нечестивости. И тот прекрасно понимал это.

Семён Петрович опустился на лавку, снова провёл рукой по лысой голове и неожиданно произнёс:

- А ведь я, кажись, понял, кто писульки на ту сторону возит.

- Да ты что?! - Белый схватил табурет и поставил его напротив собеседника. - И кто?

- Всю ночь думал. И так и эдак прикидывал.

- Не томи!

- Тогда, в апреле, через неделю после артиллеристов, ко мне пятеро прибыли. Один - мой ходя, и четверо - с товаром. Приплыли, поторговали, и уплыли. А вот один-то остался. Наши его "дохтуром" окрестили. Болезни разные старик горазд лечить. Я у него пару раз дурман-табак брал. Когда меня рысь поцарапала. Он к нам второй год ездит. Вот он-то, думаю, те писульки ходям и передал.

- Дурман-табак, говоришь? - Белому почему-то вспомнилось лицо штабс-капитана Индурова. - И со многими он общался?

- Откуда мне знать? Я же говорю, на день задержался. А за день, сам знаешь, с кем хошь можно встретиться.

- Понятно. Дурман-табака хоть немного осталось или всё выкурил?

- Мы хоть и неграмотные, - обиделся атаман, - а про дурь сей травы знаем. Лечим мы ею.

- Так осталось или нет?

- Да имеется.

- Покажи.

Семён Петрович прошёл в угол комнаты, открыл один из ящиков комода ручной работы, вынул цветастую свернутую тряпицу.

- Вот.

Белый развернул материю, помял пальцами мятую сухую соломку, понюхал. Сладковатый цветочный запах щекотал ноздри. Белый отвернулся, чихнул, свернул тряпицу.

- И много было такого табака?

- Мало. С горстку. Дорогущий, зараза.

- Да, Семён Петрович, неплохо в вашей станице живут, если позволяют себе опиум употреблять. Скажи, у вас многие такой табак приобретали?

- Да вроде как особой надобности в том не было. Меня-то рысь порвала. Терёху, что третья хата с краю, тоже им пользовали, когда медведь поломал…

- А кому-либо из городских ваш "дохтур" табак продавал?

- При мне нет. А так, кто ж его знает?

- В последнее время никто из твоих в город не ездил?

- Неделю назад. За провиантом да за водкой.

- Доктор ваш перед той поездкой приплывал?

- К нам нет. Так мог в любом месте хоть с кем встретиться. Берег-то длинный.

- Ладно. Так почему - доктор? И от кого послания?

- От кого, Владимирыч, твоя голова пущай болит. А вот почему я на него подумал, слушай. Те, что в апреле приплыли, торговали прямо на берегу. И с ними якшались только наши, станичные. Мой ходя ко мне поднимался. Не спорю. Но он верный человек. Те обмен произвели, по рукам ударили, и давай взад вертаться.

- Куда вертаться? - на лице Белого появилась улыбка.

- Обратно! Главное, в тот же день. А вот дохтуришка-то остался. И благовещенские остались. Он весь следующий день среди них тёрся.

- Среди кого?

- Так в тот день много народу было. У нас ночевали братья Бубновы, были из казачьего полка. Артиллеристы ночь провели у Митрофана. А на следующий день и Рогановские людишки приехали. И Лукьянова.

- Зачем?

- Купцы понятно зачем. Мы как раз им зерно для фуража приготовили. По договору. Рыбу. И мясцо кое-какое имелось. Китайцы чегой-то для товарообмену подкинули. А военные? Кто ж их знает. Говорили, знакомство с местностью.

- А среди офицеров, Семён Петрович, ты такого штабс-капитана Индурова не припомнишь? - на всякий случай спросил Белый.

- Безголового-то? Как же! Был он, вместе со всеми был.

Белый с удивлением посмотрел на атамана:

- Полк всего неделю на довольствии, а ты уже всех офицеров знал? И почему "безголовый"?

- А безголовый по причине любви к дочери Мичурина. Ему бы, дураку, понять: девчонка не его полёта птица, а он всё одно к ней клеится уже как полгода. Две "стрелялки"… как это у вас, в столицах, называется?

- Дуэли?

- Во, они самые… Слава богу, все живы остались.

Белый посмотрел на часы. Циферблат показывал половину пятого.

- Путаешь, Семён Петрович. Его полк всего три месяца в городе.

- Полк три месяца, - согласился Картавкин. - А безголовый в Благовещенске с год уж. Он же в казачьем полку служил. А в апреле его к артиллеристам определили.

- А причина?

- Понятия не имею.

Олег Владимирович насторожился:

- С китайцем Индуров встречался?

- Не знаю. Разве за всем уследишь? А что, думаешь - он?

- Имеется одно подозрение, но выводы строить рановато.

- Из всего, что ты наговорил, я много чего не понял, - Картавкин встал, прошёл к деревянной бадье, зачерпнул ковшом воды, напился. - А вот про подозрение - скажи.

Белый тоже хлебнул из ковша. Вода холодом обожгла горло и тяжёлой каплей упала в нутро.

- Штабс-капитан курит дурман-табак.

- Ну? - не понял казак.

- А где он его берёт? Опиум в лавке не купишь.

- Не знаю, как там у вас, в столицах, а у нас его любой с той стороны привезёт. Ещё и в ножки кланяться будет, чтобы его на харч выменять. Да с таким подозрением у нас поголовно все предатели. Нет, искать нужно того, у кого деньги неожиданные появились! Не было, и вдруг- бац: наследство, нечаянный барыш! А за китайцем я послежу, не волнуйся.

- Так им же запретили к нам переплавляться?

- А как они будут знать, что у нас происходит? - Картавкин хитро прищурился. - Нет, Владимирович, не он - значит, прибудет кто-то другой. Но обязательно прибудет.

Всю дорогу кучер Архип молчал. Видимо, тяжко было после вчерашнего. Судя по вонючему перегару, который он тщетно пытался перебить чесноком и луком, потчевали Архипа вчера не благородным напитком, как Белого. Даже петь не захотел, когда Олег Владимирович его об этом попросил. Лишь когда показалась пологая сопка, за которой виднелся город, Архип вдруг вспомнил, что сегодня воскресенье и что следует посетить церковь.

Олег Владимирович, до сего дня так и не удосужившийся познакомиться с Благовещенском поближе, вяло поинтересовался:

- И сколько в вашем городе храмов? Один? Два?

Архип задумался:

- Да нет, ваше благородие. Не меньше десяти, почитай… Ну, первой… - кучер запнулся, видимо, подбирая нужные слова для передачи мысли. - Так вот, первой у нас, значит, является церковь во имя Святителя Николая.

- И кто её посещает?

- Да, почитай, полгорода. И губернатор, и полицмейстер, и Кнутов Анисим Ильич. И я.

- Да брат, это весомый аргумент.

Дорога пошла несколько веселее.

- Слышу, улыбаетесь вы. Думаете, маленький городишко, и похвастать нечем. - Архип развернулся всем корпусом к пассажиру. - А вот загибайте пальцы. Церковь во имя Покрова Божьей Матери! Раз! Во имя Благовещения Пресвятые Богородицы! Два! Градо-Благовещенская кладбищенская церковь во имя Вознесения Господня! Три! Церковь во имя Святого Архистратига Михаила и прочих Бесплотных Сил Небесных! Четыре!.. - на девятой Архип глотнул воздуха и с новыми силами продолжил ещё минут пять.

- Всё, всё, Архип, верю! Хватит! - Белый хохотал от души. - Это по сколько же душ ходит в каждую вашу церковь? И где вы их только разместить-то сумели?

- Так как это где? - кучер сам рассмеялся. - По всему городу и разбросали. Чтобы каждому прихожанину - сделал два шага, и вот она, стоит, родная. Ждёт, когда в неё пожалуют.

- А ещё достопримечательности имеются?

- Что? - переспросил кучер, и Белый понял, что ему придётся несколько уточнить вопрос.

- Что ещё, помимо церквей, интересного?

- Как - что? - Архип с удивлением развернулся в сторону барина. - Театра есть!

- Это, брат, в каждом городе есть. А помимо?

- Магазины, - припоминал мужик. - Бакалеи. Бани опять же. Две.

- А что-нибудь такое, чего нет в других городах?

- Пещеры имеются, - встрепенулся Архип. - Правда, сам-то я их не видел. Но поговаривают, будто Кирилла Игнатьевич по молодости там бывал.

- Что, сам Мичурин рассказывал?

- Я же говорю, в народе сказывают.

- Говорят, что и в Москве кур доят…

Архип обиженно отвернулся и тут же от удивления привстал с козел:

- Ваше благородие, глядите, никак при въезде в город пост выставили.

Олег Владимирович поднялся с места. На первой развилке действительно разместился военный пост из трёх солдат, вооружённых "трёхлинейками". Двое стояли на пути повозки, третий нёс службу за деревянным бруствером, которого вчера, когда Белый покидал город, не было.

- Что такое? - спросил Архип, когда дрожки поравнялись с постом.

- Треба, - коротко бросил старший, солдат лет тридцати, и кивнул: - Слазьте. Документ показывайте.

- Да что ж это, братцы, такое? - кучер с трудом подбирал слова. - Меня же весь город знает. Я же в департаменте его высокоблагородия господина Киселёва пребываю. А тут… Ваше благородие, скажите им!

- Помолчи, Архип! - недобрые предчувствия охватили Олега Владимировича. - Вот бумага подписана лично господином полицмейстером. Ознакомьтесь.

К удивлению Белого, старший оказался в меру грамотным солдатом, а потому документ вскоре вернул.

- Можете проезжать, ваше благородие, - мужик приложил ладонь к фуражке, отдавая честь.

- Благодарю. - Белый спрятал бумагу во внутренний карман пиджака. - Посты по всему периметру города выставили?

- Не могу знать, ваше благородие!

- Как связь с другими постами поддерживаете?

- А Вам для чего? - солдат настороженно прищурился.

- Документ внимательно читал, воин? - Белый повысил голос. - Спрашиваю, значит, имеется в том нужда.

Солдат после нерешительной паузы всё-таки ответил:

- Так у меня для этого специальный человечек…

- Тот, что ли? - Олег Владимирович кивнул в сторону бруствера.

- Никак нет, ваше благородие. Прячется за хатой, чтоб его не видели. Ежели что, огородами - шмыгнеть - и до наших. Предупредить.

- Молодец! - похвалил солдата Белый. - Сообразительный! - чиновник одним прыжком вскочил в дрожки. - Архип, гони!

- В департамент? - кучер хлестнул лошадь.

- Нет. Сначала в гостиницу. И сверни с Большой, её уже, наверняка, перерыли.

Кнутов прикрыл глаза. Голова жутко болела. Боль зарождалась в висках и уходила куда-то в позвоночник. Конечно, следовало поспать, отдохнуть с часок. В скором будущем, как подсказывал опыт, ему такое счастье не подфартит…

Китаец так ничего и не рассказал. Сидел, уткнувшись мёртвым взглядом в стену, абсолютно не реагируя ни на слова, ни на удары, которые доведённый молчанкой до исступления Кнутов под утро принялся наносить беспомощному старику.

Анисим Ильич положил ладонь на лоб и потёр его. Боль в висках несколько утихла. И сразу вернулась мысль: слава богу, успели остановить. Прямо остервенел, когда увидел кровь на лице китайца. А если бы убил, как бы оправдывался? Анисим Ильич чувствовал в тот момент, как в нём проснулся неведомый зверь, который до сих пор дремал, ожидая своего часа. А когда почуял свободу и, главное, безнаказанность, тут же сорвался с цепи. Безнаказанность. Это она толкала Кнутова избивать беззащитного китайца. Во время войны не до сантиментов. Война ещё не началась, а он уже озверел. Господи, как легко воевать в камере, когда за дверью стоит караульный. Ты навоевался, тебе открыли дверь, и ты герой! Только что воевал с врагом. И кто знает, что тот враг сидел со связанными руками, после лежал в луже крови, а ты с ним боролся, побеждал… На передовой всё иначе. Там нет безнаказанности.

Сыщик провёл рукой по лицу, коснулся губ, и со всей силы сжал зубами ладонь. Новая, иная боль ударила в виски, но он продолжал сжимать челюсть до тех пор, пока во рту не образовался солоноватый, противный привкус. Анисим Ильич присел. Несколько минут смотрел на руку: "Кисейная барышня. Размазня. Настоящее дело только началось, а ты уже раскис!".

Назад Дальше