- Команда "Флейма", однотипного с вашим корабля, сотворила такое. Сейчас они прячутся здесь, в самом заливе Сены. Все обернулись против них. Французам не нужны мятежники, и наша задача - выкурить этих крыс из их нор. Они предали Англию, забыли свой долг перед королем и страной. Полагаю, что большинство из них - честные, но недалекие люди, которые позволили нескольким мерзавцам сбить себя с пути. Именно эти мерзавцы должны дорого заплатить за свою подлость, и нам следует не дать им никакого шанса на спасение. Если они безумны до такой степени, чтобы пойти на открытое сражение, мы должны сразиться с ними. Если они сдадутся без кровопролития, им это зачтется на суде. Я не сторонник кровопролития, если можно его избежать - вы также хорошо, как и я, знаете, что ядро убивает, не спрашивая, кто перед ним - негодяй или просто глупец. Но если они хотят кровопролития - они его получат.
Хорнблауэр закончил говорить и взглядом отдал Фримену приказ распустить людей. Обращаться к голодным людям в серой предрассветной мгле было делом невеселым, однако Хорнблауэр, наблюдая за матросами, расходившимися по своим местам, видел, что команды корабля опасаться не стоит. Разговоры, разумеется, были оживленными, но новости о мятеже вызовут ажиотаж среди любого экипажа, так же как жители какой-нибудь деревни оживленно обсуждают случившееся в округе убийство. Однако это были всего лишь досужие разговоры, насколько он мог судить - люди не делали из новостей никаких выводов. В своем обращении к ним он представил дела таким образом, что считает их подчинение приказам в деле с бунтовщиками само собой разумеющимся, не допустив в речи даже намека на опасение, что они могут поддаться искушению и последовать примеру мятежников. Это еще не дошло до них - однако это может случиться, если у них будет возможности хорошенько поразмыслить. Он должен следить за тем, чтобы они постоянно были заняты: обычная рутина корабельной жизни способствовала ему в этот момент, так как им надо было приниматься за дело, начинающее день на судне - драить палубу, прежде чем их созовут к завтраку.
- Земля! - раздался голос с грот-мачты, - Земля слева по носу.
Утро было пасмурным, типичная для Ла-Манша погода в конце года, но в свете нарождающегося дня Хорнблауэр мог различить на сером фоне темную линию. Фримен пристально разглядывал берег через подзорную трубу.
- Это южный берег залива, - сказал Фримен. - Вот река Кэйн.
До Хорнблауэра только начало доходить, что Фримен таким образом произнес на английский манер название "Каэн", когда Фримен направил трубу в другую сторону и выдал целую серию еще более удивительных образцов того, что может англичанин сделать с французскими названиями:
- Да, вот мыс ди лей Хев, и Харбор-Грейс.
Наступивший рассвет позволил определить, что "Порта Коэльи" находится у южного берега эстуария Сены.
- Прошлой ночью нам был продемонстрирован великолепный пример навигации, мистер Фримен.
- Спасибо, сэр Горацио.
Хорнблауэр мог бы добавить к похвале еще несколько теплых слов, если бы не натолкнулся на ледяную реакцию Фримена. Он пришел к выводу, что если Фримену угодно, он может позволить себе побыть до завтрака раздражительным. Любой способный лейтенант имеет право завидовать капитану: по мнению всякого амбициозного лейтенанта, капитан был таким же лейтенантом, которому повезло однажды и продолжает везти и далее, который получает жалованье в три раза превышающее лейтенантское и призовые деньги, присваивая плоды лейтенантских трудов и который уверен, что в конце-концов станет адмиралом, в то время как продвижение лейтенанта по службе полностью зависит от прихотей вышестоящих офицеров. Хорнблауэр с легкостью мог вызвать в памяти те же самые чувства, которые испытывал, будучи лейтенантом. Выказывать их для Фримена было естественно, но в то же время глупо.
Крик лотового известил их, что море снова начало мелеть: они миновали мыс, и теперь пересекали южный канал эстуария. Для "Порта Коэльи" глубины все еще было достаточно - она создавалась специально для этой цели - проникать в заливы и эстуарии, принеся войну так близко к берегам Бонапарта, как только возможно. Владычество Бонапарта кончалось за той линией, до которой мог достать выстрел с береговых батарей, а далее начинались абсолютное и неоспоримое господство Англии.
- С подветра по носу парус! - закричал впередсмотрящий.
Фримен вскарабкался по вантам грот-мачты с проворством обезьяны, и, уцепившись за выбленочный трос, направил подзорную трубу вперед.
- Бриг, сэр, - сказал он Хорнблауэру, и добавил несколькими секундами позже, - Это "Флейм", точно, сэр.
- Переложите руль и давайте подойдем к нему, если вы не против, мистер Фримен.
"Флейм" находился именно там, где он рассчитывал найти его, с подветренной стороны от берега, укрытый от штормов, которые могли налететь с направления от северо-запада до востока, и обеспечив себе пути отступления в случае нападения как со стороны англичан, так и со стороны французов. Вскоре, вглядываясь в серую мглу, Хорнблауэр смог рассмотреть его в собственную подзорную трубу. Изящное, красивое судно, лежащее в дрейфе у самого края отмелей. На борту, по крайней мере, с этого расстояния нельзя было заметить никаких признаков беспорядка. "Сколько подзорных труб направлено сейчас на "Порта Коэльи", - подумал Хорнблауэр, - какие жаркие споры разворачиваются на борту среди людей, угадавших во вновь прибывшем судне первый ответ лордов адмиралтейства на их самоубийственный ультиматум. Эти ребята сами затягивали веревку вокруг своей шеи".
- Они ждут, когда мы подойдем к ним, - сказал Фримен.
- Интересно, сколько они вытерпят, - отозвался Хорнблауэр.
- Эй, парни, что вы тут стоите и болтаете? - взорвался внезапно Фримен, обращаясь к группе матросов, возбужденно толпившихся у фальшборта. - Оружейник! Оружейник! Запишите имена этих матросов и подайте мне список к концу вахты! Эй, ты, помощник боцмана! Кольер, займи своих людей делом! Это королевский корабль, а не проклятый пансион для благородных девиц!
Тонкий луч рассвета прорвался сквозь серую пелену и озарил "Флейм", лежащий в объективе подзорной трубы Хорнблауэра. Он вдруг заметил, что реи брига стали поворачиваться: тот поймал ветер и двинулся в сторону Онфлера. Его фор-марсель имел странную окраску - белый крест на темном фоне, словно это был корабль крестоносцев.
- Они не собираются стоять и дожидаться нас, - сказал Фримен.
- Парус! - снова раздался крик впередсмотрящего, - парус с подветренного борта!
Подзорные трубы повернулись все разом, словно управляемые единым механизмом. Большой корабль под всеми парусами, вплоть до бом-брамселей, вынырнул из тумана за мысом, идя расходящимся курсом с "Порта Коэльи". Хорнблауэр мгновенно понял, что это за судно, и не нуждался в разъяснениях Фримена.
- Французский вест-индиец, - произнес Фримен, - на полном ходу в Харбор-Грейс.
Один из немногих кораблей - прорывателей континентальной блокады, везущий бесценный груз зерна и сахара, призванный облегчить тяжелое положение Бонапарта. Он воспользовался выгодами, которые предоставил ему недавний шторм, разбросавший блокирующие эскадры, чтобы проскочить через Ла-Манш. Партия груза, доставленного в Сену, где концентрировалась мощь Империи, откуда расходилась система дорог и каналов, стоила двух, прибывших в какую-нибудь изолированную бухту на Бискайском побережье. Малые суда военного флота Британии, такие как "Порта Коэльи" и "Флейм", были построены и предназначены именно для того, чтобы не допустить подобных вещей.
- Его некому перехватить по пути в Харбор-Грейс, - пробормотал Фримен.
- Пусть идет, мистер Фримен, - громко сказал Хорнблауэр, - Сейчас наша забота - "Флейм". Он принесет по десять фунтов призовых денег на человека.
Когда это было сказано, в пределах слышимости находилось несколько матросов. Они разнесут это по всему кораблю. Когда люди будут думать о призовых деньгах, у них не возникнет расположения к мятежникам.
Хорнблауэр снова обратился к "Флейму" - тот уверенно держал курс на Онфлер. Еще немного, и он окажется во власти французов. Глупо было бы доводить ситуацию до крайности, хотя в таком случае оставалось только проглотить пилюлю, признав неудачу.
- Пожалуйста, лягте в дрейф, мистер Фримен. Посмотрим, что они станут делать.
Повинуясь движению руля и парусов, "Порта Коэльи" привелась к ветру. Хорнблауэр повернул подзорную трубу так, чтобы держать "Флейм" в поле зрения. Когда маневр "Порта Коэльи" стал понятен, "Флейм" тотчас же ему последовал, приведясь к ветру и застыв в неподвижности, привлекая взор белым крестом на фор-марселе.
- Снова начинаем сближение, мистер Фримен.
"Флейм" тут же двинулся в сторону Франции.
- Намек ясен как день, мистер Фримен. Ложимся в дрейф опять.
Понятно, что мятежники не хотят, чтобы "Порта Коэльи" подходила к ним ближе, чем она находится сейчас, далеко за пределами пушечного выстрела. Они скорее сдадутся французам, чем позволят ей сократить дистанцию.
- Мистер Фримен, не будете ли вы любезны спустить для меня шлюпку? Я собираюсь отправиться на переговоры с негодяями. Это могло быть расценено как признак слабости, однако мятежники наверняка осознавали преимущества своей позиции и в сравнении с его положением. Это не откроет им ничего нового, так как они прекрасно знают, что зажали в тиски и Хорнблауэра, и лордов адмиралтейства, и даже саму Британскую империю. Фримен не выказал никаких признаков сомнения в целесообразности того, что ценный капитан отдает себя во власть бунтовщиков. Хорнблауэр спустился вниз, чтобы упаковать приказы: не исключено, что понадобится продемонстрировать мятежникам всю широту полномочий, которыми он наделен. Хотя делать это стоит только в крайнем случае - это позволит им проникнуть слишком глубоко в замыслы лордов адмиралтейства.
Когда Хорнблауэр снова поднялся на палубу, шлюпка была уже спущена, и Браун сидел у румпеля. Хорнблауэр спустился вниз и расположился на кормовой банке.
- "Загребай!" - приказал Браун. Весла зарылись в воду, и шлюпка двинулась к "Флейму", подпрыгивая на коротких волнах эстуария.
По мере приближения Хорнблауэр рассматривал бриг: он лежал в дрейфе, но Хорнблауэр мог видеть, что его орудия выдвинуты, абордажные сети натянуты, и что у него явно нет намерения позволить застать себя врасплох. Люди стояли у пушек, впередсмотрящие на мачтах, уоррент-офицер, стоящий на корме с подзорной трубой под мышкой - никаких признаков мятежа на борту.
- Эй, на шлюпке! - раздался оклик.
Браун поднял четыре пальца - общепринятый знак, означающий, что в шлюпке находится капитан - четыре пальца говорили о том, что для церемонии встречи требуются четыре человека у трапа.
- Кто вы? - спросил голос.
Браун посмотрел на Хорнблауэра, получил от него утвердительный кивок и закричал в ответ:
- Коммодор сэр Горацио Хорнблауэр, кавалер ордена Бани.
- Мы разрешаем коммодору Хорнблауэр подняться на борт, но больше - никому. Отойдите в сторону, и знайте, что в случае, если вы попробуете выкинуть какой-нибудь фокус, мы отправим вас на дно.
Хорнблауэр ухватился вант-путенсы и вскарабкался по ним наверх. Матрос приподнял абордажную сеть, чтобы он мог пробраться на палубу.
- Будьте любезны дать приказ отвести вашу шлюпку в сторону, коммодор. Нам не к чему рисковать, - сказал голос.
Голос принадлежал седому человеку с подзорной трубой под мышкой, которого он принял за вахтенного офицера. Седые волосы, спускающиеся на уши, пристальный взгляд голубых глаз, разглядывающих Хорнблауэра из под седых бровей. Единственной вещью, вносившей диссонанс в его облик, был пистолет, засунутый за пояс. Хорнблауэр повернулся и отдал необходимый приказ.
- А теперь могу ли я задать вопрос о том, что привело вас сюда, коммодор? - спросил пожилой человек.
- Я желаю поговорить с предводителем бунтовщиков.
- Я - капитан этого корабля. Можете разговаривать со мной. Меня зовут Натаниэль Свит, сэр.
- Я буду разговаривать с вами только при условии, что вы являетесь также предводителем.
- В таком случае, можете подозвать обратно свою лодку и покинуть нас, сэр.
Вот уже и тупик. Хорнблауэр не отрываясь смотрел в голубые глаза пожилого мятежника. В пределах слышимости находилось еще несколько человек, но он чувствовал, что они не выказывают никаких колебаний или сомнений, и готовы поддержать своего капитана. И все-таки возможно стоит обратиться к ним.
- Парни! - сказал Хорнблауэр, возвысив голос.
- Бросьте это! - воскликнул Свит. Он выхватил из-за пояса пистолет и нацелил его в живот Хорнблауэру. - Еще одно слово в этом духе, и я начиню вас унцией свинца.
Хорнблауэр, не дрогнув, посмотрел на него и его оружие: удивительно, но он не чувствовал страха, у него было такое чувство, что он наблюдает за движением фигур в шахматной партии, забыв про то, что сам он является пешкой, чья судьба поставлена на кон.
- Убейте меня, - сказал он с хмурой улыбкой, - и Англия не оставит вас в покое до тех пор, пока вы не будете болтаться на виселице.
- Англия послала вас сюда для того, чтобы отправить меня на виселицу, - жестко отрезал Свит.
- Нет, - сказал Хорнблауэр, - я здесь для того, чтобы призвать вас к исполнению долга перед королем и страной.
- И все будет забыто?
- Вы предстанете перед справедливым судом, вы и ваши сообщники.
- Это означает виселицу, как я и говорил, - ответил Свит - Виселицу для меня, а со мной ее будут иметь счастье разделить кое-кто из прочих.
- Честный и справедливый суд, - продолжал Хорнблауэр, - который примет во внимание все смягчающие обстоятельства.
- Единственное, что я могу допустить, - сказал Свит, - это быть свидетелем на суде против Чедвика. Полное прощение для нас - и справедливый суд над Чедвиком. Вот наши условия, сэр.
- Вы сошли с ума, - заявил Хорнблауэр, - вы лишает себя последнего шанса. Сдайтесь сейчас, освободив мистера Чедвика и сохранив корабль в должном порядке - и эти обстоятельства послужат весомым свидетельством в вашу пользу во время трибунала. Отказываясь, что вы получаете взамен? Смерть. И ничего более. Что может спасти от мести нашего государства? Ничто.
- Прошу прощения, капитан, но Бони может, - прервал его Свит.
- Вы доверяете слову Бонапарта? - произнес Хорнблауэр, лихорадочно пытаясь отразить неожиданный контрудар. - Ему нужен этот корабль, без сомнения. Но вы и ваша шайка? Бонапарт не станет поощрять мятеж - его власть слишком сильно зависит от его собственной армии. Он выдаст вас нам, чтобы показать пример.
Это был выстрел вслепую с неизвестного расстояния. И в "яблочко" он не попал. Свит засунул пистолет обратно за пояс, извлек из кармана три письма и с издевкой помахал ими перед Хорнблауэром.
- Вот письмо от военного коменданта Харбор-Грейс, - сказал он. - Здесь нам всего лишь обещают гостеприимство. А это письмо от префекта департамента Внутренней Сены. Он обещает нам снабжение водой и провизией по мере необходимости. А вот это - письмо из Парижа, пересланное нам по почте. Здесь нам гарантируется неприкосновенность, право французского гражданства, и пенсия для каждого по достижении шестидесяти лет. Оно подписано: "Мария-Луиза, императрица, королева и регентша". Бони не возьмет назад слово, данное его женой.
- Вы сообщались с берегом? - выдохнул Хорнблауэр. Он не пытался сохранить даже видимость самообладания.
- Да, сообщались, - заявил Свит. - И если бы перед вами, капитан, маячила перспектива прогона через строй флота, вы сделали бы тоже самое.
Продолжать дискуссию было бессмысленно. Мятежники были неуязвимы, по крайней мере, в данный момент. Единственные условия, к которым они готовы прислушиваться - это их собственные. На борту не было заметно никаких признаков колебаний или разобщенности. Все же не исключено, что если у них будет больше времени, чтобы поразмыслить, если у них найдется несколько часов, чтобы осознать факт, что по их следу идет сам Хорнблауэр, семена сомнения могут дать ростки. Часть экипажа может прийти к решению спасти свои шеи, вернув корабль, они могут напиться (Хорнблауэра сбивал с толку факт, почему взбунтовавшиеся английские матросы не валяются в стельку пьяные) - всякое может случиться. Однако сейчас ему предстояло совершить отход с боем, а не уползти через борт с поджатым хвостом.
- Так значит вы не только бунтовщики, но и предатели? - рявкнул он. - Я должен был этого ожидать. Мне стоило предположить, что может выкинуть такое отребье, как вы. Не хочу загрязнять свои легкие, дыша одним с вами воздухом.
Он отвернулся и окликнул шлюпку.
- Мы отребье, - сказал Свит, - которое позволяет вам уйти, в то время как могло бы отправить вас на нижнюю палубу, к Чедвику. Мы могли бы заставить вас отведать кошки-девятихвостки, коммодор сэр Горацио Хорнблауэр. Как вам это понравится, сэр? Вспомните завтра о том, что ваша шкура осталась целой только из-за того, что мы пощадили вас. Прощайте, капитан.
Яд и желчь содержались в этих последних словах - они пробудили в воображении Хорнблауэра картины, заставившие его задрожать. Пробираясь сквозь абордажную сеть, он и думать забыл о чувстве собственного достоинства.
Пока шлюпка плясала на волнах, совершая обратный путь, "Флейм" по-прежнему мирно покачивался. Хорнблауэр перевел взгляд с "Флейма" на "Порта Коэльи": два однотипных корабля, выглядящих совершенно одинаково за исключением нашивки в виде белого креста на фор-марселе "Флейма". Какая-то ирония была в том, что даже тренированный глаз не смог бы обнаружить разницы между двумя кораблями, один из которых сохранял верность королю, а другой поднял против него открытый бунт. Размышления усиливали его горькие чувства: в своей первой попытке взять верх над мятежниками он потерпел полное и безоговорочное поражение. Он даже не принимал в расчет возможность добиться от них смягчения требований - ему приходилось выбирать между полным прощением для бунтовщиков или их переходом на сторону Бонапарта. В любом случае, это означало провал миссии - даже самый неопытный мичман на флоте мог бы сделать то же, что и он.
В запасе оставалось еще немного времени: шансов, что слухи о мятеже все-таки просочатся, было немного, но если среди смутьянов не произойдет раскол - а вероятность этого, как он видел, была чрезвычайно мала, время это будет потрачено впустую.