Шлюпка в это время находилась как раз посередине пути между двумя бригами. Имея под своей командой два таких судна, он мог бы развернуть оживленные боевые действия на побережье Нормандии. Нутром он чувствовал, что мог бы перевернуть вверх тормашками весь эстуарий Сены. Ощущение горечи нарастало в нем все сильнее, и вдруг исчезло. Ему в голову пришла одна идея, а вместе с ней появились хорошо знакомые симптомы: сухость во рту, дрожь в ногах, учащенное сердцебиение. Его взгляд перемещался с одного брига на другой, он чувствовал, как внутри него нарастает возбуждение, сами собой в голове его уже были готовы подсчеты влияния ветра, прилива и времени восхода солнца.
- Гребите сильнее, ребята, - обратился он к шлюпочной команде, и они подчинились, но в том состоянии, в котором он теперь находился, никакая скорость катера не могла его удовлетворить.
Браун исподволь наблюдал за ним, заинтригованный тем, какой же план пришел в голову капитану - сам он, будучи знаком с обстоятельствами в той же степени как и Хорнблауэр, не видел никакого возможного разрешения ситуации. Все, что он мог заметить, это то, что капитан снова и снова оглядывается на мятежный бриг.
- Суши весла! - скомандовал гребцам Браун, когда вахтенный офицер дал шлюпке сигнал подойти к борту. Матрос на носу закрепил канат, и Хорнблауэр взобрался на борт брига с поспешностью, которую ему не удалось скрыть. Фримен ждал его на квартердеке, и, едва поприветствовав его, Хорнблауэр отдал первое приказание.
- Не позовете ли вы парусного мастера, мистер Фримен? А также я хочу видеть его помощников, и всех матросов, которые умеют обращаться с иглой и наперстком.
- Есть, сэр.
Приказ есть приказ, даже если он касается таких малозначащих дел, как изготовление парусов, в такой момент, когда идут переговоры с бунтовщиками. Хорнблауэр пристально смотрел на "Флейм", все еще лежавший в дрейфе на дистанции, превышавшей расстояние пушечного выстрела. Мятежники занимали выгодную, сильную позицию, на которою нельзя было наступать с фронта, а обойти с флангов тоже не представлялось возможным. Чтобы изменить ситуацию, необходимо использовать искусный обходной маневр, вполне возможно, что план такового был у него на примете. На стороне Хорнблауэр оказались довольно странные обстоятельства, цепь удачных совпадений. Его делом было воспользоваться ими, выжать из них все, что возможно. Шансы были сомнительными, но он обязан был сделать все возможное, чтобы свести этот риск к минимуму. Везучий человек - этот тот, кто знает, как много он может предоставить случаю.
Его распоряжений дожидался сутуловатый моряк, рядом с которым стоял Фримен.
- Свенсон, помощник парусного мастера, сэр.
- Спасибо, мистер Фримен. Вы видите этот фор-марсель с заплаткой? Свенсон, поглядите-ка на него повнимательнее через подзорную трубу.
Парусный мастер-швед взял своими заскорузлыми руками подзорную трубу и приложил ее к глазу.
- Мистер Фримен, я хочу, чтобы у "Порта Коэльи" был точно такой же фор-марсель, так чтобы никто не мог обнаружить между ними ни малейшей разницы. Это можно устроить?
Фримен посмотрел на Свенсона.
- Да, сэр, я могу это сделать, - сказал Свенсон, переводя взгляд с Фримена на Хорнблауэра и обратно. - У нас найдется кусок белой парусины и старый фор-марсель. Я смогу это сделать.
- Мне нужно, чтобы все было готово к четырем склянкам послеобеденной вахты. Принимайтесь за работу немедленно.
За спиной Свенсона собралась небольшая группа людей - это были те члены команды, которые, как было установлено в ходе расспросов, имели опыт изготовления парусов. На лицах некоторых можно было заметить широкие улыбки - Хорнблауэр чувствовал, что при его необычном требовании среди экипажа распространилось оживление и предвкушение чего-то интересного, словно рябь, расходящаяся по глади пруда от брошенного камня.
Никто пока не мог четко представить себе, что за план зреет в голове у Хорнблауэра, но они понимали, что он замыслил какую-то дьявольскую хитрость. Знание - лучший стимул для поддержания на корабле дисциплины и довольства команды, чем обычная рутина судовой жизни.
- Теперь слушайте, мистер Фримен, - сказал Хорнблауэр, поворачиваясь к поручням. - Вот что я думаю. "Флейм" и "Порта Коэльи" похожи как две капли воды, и это сходство еще более усилится, когда мы поставим такой же фор-марсель. Мятежники вошли в сношения с берегом - они сказали мне об этом. Более того, мистер Фримен, место, с которым они сообщаются - это Гавр - Харбор-Грейс, мистер Фримен. Бони и губернатор обещали им деньги и защиту в случае, если они сдадут "Флейм". Мы войдем туда вместо них. Там должен находится вест-индиец, прибывший утром.
- Мы уведем его, сэр!
- Возможно. Одному Богу известно, с чем мы встретимся там, но мы должны быть готовы ко всему. Отберите двадцать матросов и офицера - людей, на которых вы можете положиться. Проинструктируйте каждого, что он должен делать в случае, если мы захватим приз: нижние паруса, марсели, штурвал, перерезать канаты - вы это все знаете не хуже меня. К тому времени, когда мы подойдем - в случае, если ветер не переменится, а я не думаю, что это случится, должны наступить сумерки. Будет нелепо, если в темноте мы не сможем сотворить ничего такого, что досадило бы лягушатникам.
- Бог мой, сэр, а они будут думать, что это мятежники! Они сочтут, что мятеж - это всего лишь военная хитрость! Они…
- Надеюсь, что так они и подумают, мистер Фримен.
Глава 6
День уже клонился к вечеру, когда "Порта Коэльи", по видимости, так и не принявшая никакого решения, стала удаляться от "Флейма" и пересекла широкий эстуарий, используя свежий ветер с левого траверза. Погода была по-прежнему пасмурной, и, когда она находилась на достаточно большом расстоянии как от "Флейма", так и от Гавра, так что различить детали не представлялось возможным, ее фор-марсель был спущен и заменен на новый - с крестом, который охваченная энтузиазмом группа матросов держала наготове под фок-мачтой. С помощью кисти и краски одно название на борту было торопливо заменено другим, Хорнблауэр и Фримен одели поверх мундиров бушлаты, чтобы скрыть свой ранг. Пока они входили в гавань, Фримен не отрывал глаз от подзорной трубы.
- Вот индиец, сэр. На якоре. А вот лихтер у его борта. Разумеется, они не станут выгружать его на причал. Не здесь, сэр. Они перевалят груз на лихтеры и баржи и отправят их вверх по реке, в Руан и Париж. Конечно, так они и поступят. Я должен был подумать об этом раньше.
Хорнблауэр об этом уже подумал. Его объектив был направлен на оборонительные сооружения города: форты Сент-Адресс и Турневиль на обрывистых кручах, нависающих над городом, башни-близнецы маяка мыса де ла Эв, на которых вот уже лет десять не зажигали огней, батареи, расположенные в низине за старой пристанью. Именно последние представляли наибольшую опасность для предприятия - он рассчитывал, что большие форты наверху не успеют разобраться в происходящем под ними достаточно быстро, чтобы открыть огонь.
- Там, дальше, еще много судов, сэр, - продолжал Фримен. - Возможно, среди них есть даже линейные корабли. Реи спущены. Никогда не видел их так близко раньше.
Хорнблауэр посмотрел на закатное небо. Темнело быстро, и затянутый пеленой облаков горизонт не обещал проясниться. Ему требовалось достаточно света для того, чтобы войти в гавань, и достаточно темноты, чтобы прикрыть его на обратном пути.
- К нам направляется лоцманский люггер, сэр, - сказал Фримен. - Они принимают нас за "Флейм", все в порядке.
- Очень хорошо, мистер Фримен. Пошлите людей к борту, пусть покричат. Обезвредьте лоцмана, когда он поднимется на борт. Я буду вести корабль.
- Есть, сэр.
Этот приказ был из числа тех, что по вкусу британским морякам. Они принялись исполнять его с душой, столпившись у фальшборта, вопили, словно лунатики, размахивали шапками, ухарски приплясывали, как этого и следовало ожидать от шайки мятежников. "Порта Коэльи" обстенила грот-марсель, люггер подошел к борту, и лоцман стал забираться наверх по вант-путенсам.
- На брасы! - проревел Хорнблауэр. Грот-марсель вновь забрал ветер, штурвал повернулся, и "Порта Коэльи" вошла в гавань. Тем временем Фримен, упершись лоцману плечом промеж лопаток, ловко столкнул того через люк вниз, где двое матросов подхватили его и связали.
- Лоцман под охраной, сэр, - доложил Фримен.
Его тоже, без сомнения, захватило чувство общего возбуждения, передававшееся благодаря суматохе, устроенной матросами, свойственное ему выражение веселой иронии полностью исчезло.
- Чуть правее, - сказал Хорнблауэр рулевому. - Так держать!
Каким страшным позором будет, если все его великие надежды разобьются о песчаную банку, охраняющую вход в порт. Хорнблауэру казалось, что он никогда уже не сможет вновь обрести хладнокровие.
- К нам идет куттер, сэр, - сообщил Фримен. Возможно, это делегация встречающих, или им дадут указание, где можно встать на якорь. Не исключено, что и то и другое одновременно.
- Прикажите матросам вопить снова, - приказал Хорнблауэр. - Захватите тех, кто поднимется на борт.
- Есть, сэр.
Они приближались к "индийцу", который стоял, со спущенными парусами, ворочаясь на своем единственном якоре. Рядом с ним стоял лихтер, но было очевидно, что работы по разгрузке далеко пока не продвинулись. В свете сумерек Хорнблауэр мог различить с десяток моряков, стоящих у борта "индийца" и с интересом пялящихся на них. Хорнблауэр снова обстенил грот-марсель, куттер подошел к борту, и на палубу "Порта Коэльи" поднялись около полудюжины чиновников, мундиры которых свидетельствовали о принадлежности к флоту, армии и таможенной службе. Они медленно двинулись по направлению к Хорнблауэру, который с интересом разглядывал их, впрочем, как и они его. Хорнблауэр отдал приказ снова дать ход, и когда в сгущающейся темноте они отошли от куттера, повернул "Порта Коэльи" и направил ее к "индийцу". Среди вновь прибывших вдруг засверкали лезвия кортиков.
- Один звук, и вы покойники, - сказал Фримен.
Кто-то издал звук, разразившись многословным протестом. Один из матросов ударил его рукояткой пистолета по голове, и протест резко оборвался, так как протестующий рухнул на палубу. Остальных затолкали в люк, они были слишком ошеломлены и испуганы, чтобы говорить.
- Прекрасно, мистер Фримен, - произнес Хорнблауэр, говоря нарочито медленно, чтобы создать впечатление что здесь, в центре вражеской гавани, он чувствует себя как дома. - Можете спускать шлюпки. Убрать грот-марсель.
Береговые власти станут наблюдать за действиями брига в неверном свете уходящего дня. В случае, если "Порта Коэльи" сделает нечто неожиданное, они, не предпринимая мер, будут гадать, что за непредвиденные обстоятельства на борту заставили представителя начальника порта (который, связанный и с кляпом во рту, лежал в это самое время в трюме) изменить свои планы. "Порта Коэльи" остановилась, заскрипели шкивы, спуская шлюпки на воду, и шлюпочные команды из отборных матросов заняли свои места. Хорнблауэр перегнулся через борт:
- Помните, ребята, ни единого выстрела!
Весла ударили по воде, и шлюпки помчались к "индийцу". Стало уже почти совсем темно, Хорнблауэр едва мог различить шлюпки у борта "индийца", находившиеся в пятидесяти ярдах, и не мог видеть людей, лезших на его палубу. До него донеслось несколько приглушенных восклицаний и затем один громкий крик - это может озадачить людей на берегу, но вряд ли насторожит их. Вот возвращаются лодки, в каждой по два человека, отряженных для этого дела. Заброшены концы, шлюпки поднимаются наверх. Сквозь скрип блоков он слышал хруст, доносящийся с "индийца", а также один или два глухих удара - это матрос, отряженный перерубить якорный канат, делал свое дело, и при этом не забыл прихватить с собой топор, когда карабкался на борт судна. Хорнблауэр почувствовал удовлетворение от хорошо сделанной работы: тщательный инструктаж, проведенный им после полудня с абордажной партией, детальная роспись действий каждого отдельного человека, разжевывание приказов до тех пор, пока каждому не стала ясна его роль в предстоящем действе, приносили теперь свои плоды.
На фоне затянутого пеленой неба он мог различить, что паруса "индийца" сменили очертания - их ставили предназначенные для этого люди. Благодарение Богу за то, что есть такие превосходные моряки, которые в темноте, на незнакомом корабле, способны правильно найти свои места и определить нужные снасти без малейшей заминки. Хорнблауэр видел, как повернулись реи на "индийце", у его борта появилось и стало быстро разрастаться темное пятно - лихтер был отшвартован и его относило прочь.
- Поворот фордевинд, если вы не против, мистер Фримен, - сказал он, - "индиец" последует за нами.
"Порта Коэльи" набрала ход и направилась к юго-восточному выходу из гавани, "индиец" шел прямо за ее кормой. Несколько долгих секунд не наблюдалось никакого интереса, вызванного этими действиями. Затем их окликнули, очевидно, с куттера, доставившего на борт чиновников. Прошло столько времени с тех пор, как Хорнблауэр слышал французскую речь или говорил по-французски, что он не смог уловить смысл сказанного.
- Comment? - прокричал он в рупор.
Раздраженный голос переспросил, что, черт побери, они делают?
- Якорная стоянка - бу-бу-бу - течение - бу-бу-бу - прилив, - проорал в ответ Хорнблауэр.
На этот раз неизвестный на куттере вместо упоминания о черте обратился к Богу:
- Во имя Господа, кто это?
- Бу-бу-бу, бу-бу-бу, бу-бу-бу, - пробубнил Хорнблауэр в ответ, затем спокойно бросил рулевому:
- Немного левее.
В одно и то же время поддерживать разговор с французскими властями и вести судно незнакомым фарватером - это, несмотря на то, что недавно он освежил память, взглянув на карту - было очень трудно.
- Ложитесь в дрейф! - раздался приказ.
- Пардон, капитан, - закричал Хорнблауэр. - Бу-бу-бу - якорный канат бу-бу-бу - не имеем возможности.
С куттера снова раздался крик, полный ярости.
- Так держать, - бросил Хорнблауэр рулевому. - Мистер Фримен, отрядите матроса на лот, если вам не трудно.
Он понимал, что возможность выиграть драгоценные секунды будет утрачена: как только лотовый начнет выкрикивать глубину, открыв таким образом намерение брига улизнуть, береговые власти придут в совершенное беспокойство. Вспышка яркого света разорвала пелену тумана, и над водой прокатился звук мушкетного выстрела - куттер использовал самый быстрый способ привлечь внимание береговых батарей.
- По местам стоять, к повороту! - прохрипел Хорнблауэр: это был самый ответственный момент при форсировании прохода.
Паруса брига заполоскали при повороте, внезапно в темноте возник язык багрового пламени и раздался выстрел шестифунтового погонного орудия с куттера, наконец-то прочищенного и заряженного. Звука ядра Хорнблауэр не услышал. Он озабоченно посмотрел назад, на "индийца", едва различимого в кильватере брига. Тот продолжал уверенно следовать своим курсом. Этот помощник штурмана - Кэлверли - которого Фримен рекомендовал назначить командиром абордажной партии, оказался способным офицером, и его нужно не забыть отметить в рапорте, когда подойдет время заниматься этим.
А затем с мола последовала череда вспышек и раскатистых ударов: береговые батареи наконец открыли огонь. Звук последнего выстрела сразу же сменился свистом пролетевшего рядом ядра - Хорнблауэру, впрочем, хватило времени, чтобы отметить, как сильно он ненавидит этот звук. Они огибали мол, и в течение нескольких минут им придется находиться в пределах досягаемости орудий. Пока ни у брига, ни у "индийца" не было заметно повреждений. Не было смысла и открывать ответный огонь, так как легкие шестифунтовки брига не принесут вреда мощной батарее, в то время как вспышки выстрелов будут выдавать местоположение судов. Он следил за докладами лотового: должно пройти еще несколько минут, прежде чем он сможет лечь на другой галс и оставить мол позади. С другой стороны, прошло немало времени, чем батарея дала следующий залп. Бонапарт, должно быть, изрядно пощипал силы береговой обороны, забрав опытных артиллеристов в свою германскую армию, неподготовленные рекруты, вызванные к орудиям по тревоге, вынужденные работать в темноте, конечно, не проявят необходимой сноровки. Вот и залп: вспышки и грохот, но на этот раз свиста пролетающих ядер слышно не было - возможно, пушкари полностью утратили представления о дистанции и угле возвышения, что было довольно несложно во тьме. А вспышки от выстрелов позволили Хорнблауэр точнее определить свое местонахождение.
С бака раздался крик впередсмотрящего, и Хорнблауэр, вглядевшись вперед, сумел различить темный прямоугольник грота лоцманского люггера, находившегося справа по носу от них. Он пытался помешать бегству брига.
- Прямо! - скомандовал Хорнблауэр рулевому.
Побеждает сильнейший: когда бриг и люггер столкнулись, приняв удар каждый своей правой скулой, раздался громкий треск. Бриг вздрогнул, накренился, и пошел дальше, люггер со скрежетом протащило вдоль его борта. Корабли разошлись, разорвав спутавшиеся снасти, и с люггера донесся слабый крик отчаяния. Нос маленького судна, должно быть, смяло при таком ударе, словно яичную скорлупу, и вода хлынула внутрь. Крики смолкли, Хорнблауэр отчетливо слышал, как один из них резко оборвался, как бывает, когда отчаявшийся пловец начинает захлебываться. "Индиец" по-прежнему держался в кильватере брига.
- Отметка восемь! - отрапортовал лотовый.
Теперь он мог лечь на другой галс, Пока он отдавал приказ, батарея на моле снова разразилась бесполезным залпом. Когда прислуга сумеет заново зарядить орудия, они будут уже вне досягаемости.
- Недурно сделано, мистер Фримен, - громко сказал Хорнблауэр. - Весь экипаж выполнил свои обязанности превосходно.
Кто-то в темноте закричал "ура!", крик был подхвачен по всему бригу. Люди орали как сумасшедшие.
- Хорни! Старина Хорни! - закричал кто-то, и "ура!" снова прокатилось по кораблю.
Звуки, доносившиеся с кормы, свидетельствовали о том, что малочисленная призовая команда "индийца" присоединилась к ним. Хорнблауэр неожиданно почувствовал, что у него защипало в глазах, но затем в его ощущениях произошел новый переворот. Он чувствовал легкие угрызения совести из-за того, что проявление чувств со стороны этих простофиль так тронули его. Кроме того…
- Мистер Фримен, - жестко сказал он, - будьте любезны успокоить команду.