Тотчас услужливые руки подхватили девушку и помогли ей подняться в тамбур. Раскрасневшаяся, довольная, она преувеличенно тяжело вздохнула и, мельком, лукаво оглядев офицеров, весело произнесла все так же смешно, с сильным русским акцентом выговаривая немецкие слова:
- Благодарю! Ну вот мы и поехали, господа…
21. УКРАДЕННЫЙ НОЖ
Придя в Ивановку, Тарас постучался в первую попавшуюся хату и попросил пустить его переночевать. Хозяйка - старая женщина - сумрачно оглядела хлопца и в знак согласия молча кивнула головой. Кроме старухи, в хате был мальчик лет семи. Он сидел на лежанке, подобрав под себя босые ноги, и с любопытством смотрел на незнакомого хлопца.
- Как тебя дразнят, казак? - спросил Тарас.
Мальчик закрыл рот ладошкой. Глаза его смеялись.
- В школу ходишь?
- Какая теперь школа? - недовольно отозвалась старуха. - Букварь - и тот сожгла в печке.
- Это почему? - взглянул на нее хлопец.
- Запрещают. Там, говорят, про колхозы и Советскую власть написано.
Тарас неопределенно хмыкнул. Он снял с себя ватник и подошел к лежанке.
- Что же ты босой сидишь? А где сапоги? Украли?
- Н-не, - усмехнулся мальчик и, проворно спрыгнув на пол, вытащил из-под лавки сапоги. У одного из них была оторвана подошва. Показав сапоги Тарасу, мальчик сообщил: - Меня Федько звать, а по фамилии Голобородько.
Мурлыкая себе под нос что-то веселое, Тарас осмотрел порванный сапог и спросил у хозяйки, нет ли у нее какого-либо сапожного инструмента.
- А ты что - сапожник?
- Да так, всего понемножку…
Хозяйка нашла "лапку", молоток, тонко отпиленный кружочек сухого дерена.
- Старика моего запас. Годится?
- Пойдет. Ножичек бы…
Нож у старухи был самодельный, из обломка косы, похожий на кинжал, но очень тупой. Тарас старательно наточил его на бруске и принялся за работу.
Старуха, одев рваный кожушок, вышла из хаты. Тарас, отколов от кружка несколько тонких ровных пластинок, заострил один край у каждой и начал дробить их на мелкие деревянные гвозди. Он шутливо балагурил с мальчиком, задавая ему вопросы, и узнал, что Федько, не боясь заблудиться, бегает летом в лес за грибами и ягодами, что дедушка с мамой уехали, а он уже полгода живет с бабкой, которая зовется Петровной.
Старуха внесла в хату вязанку соломы.
- Ходят, ходят… как волки рыскают, - сердито ворчала она, сбрасывая солому у печи.
- Вы что, мамаша? - поднял голову Тарас.
- Ничего, не к тебе это… - сердито ответила Петровна. - К Оляне, соседке нашей, два полицая зашли. Так и жди - сюда нагрянут, аспиды.
- Часто заходят к вам? - равнодушно спросил хлопец и со вкусным причмокиванием вогнал первый гвоздь в подошву одетого на "лапку" сапога.
- Полицаи? Не забывают, чтоб их гром побил, а дождь высушил. Раньше бывало день у день в хату лезли. "Ты, старая большевичка! Давай самогон, а то повесим". "Где сало старик закопал? Где мед?" Десять ульев забрали, одежа какая теплая была - унесли.
- Чего это они вас не взлюбили?
- Старик-то мой эвакуировался, на восток колхозный скот погнал, - сказала Петровна. - И невестка с детьми, и дочка с ним уехали. Этот внучек Федько больной был, остался. Ну, и сыновья… Трое их у меня. За сыновей они больше всего.
- Дела… - качнул головой Тарас.
Он умолк и не сказал ни слова, пока не забил последний гвоздь в подошву.
Мальчик одел сапоги и прошелся по хате.
- Ну вот, теперь ты казак, а то сидишь на печке… Дудку вырезать?
- Ага! - блеснул глазами Федько.
Тарас вытащил из вороха соломы камышинку и, найдя крепкое, не потрескавшееся звено, начал вырезать дудочку.
- Вижу, ты на все руки мастер, - одобрительно сказала Петровна.
- Был бы инструмент - табуретку, и ту сделаю.
- С документами ходишь?
- Показать?
- Что ты! - махнула рукой старуха. - Не мне. Зайдут полицаи если. Скажут - зачем ночевать пустила? Им только прицепиться.
- Документ у меня железный, мамаша, - хвастливо заявил Тарас, - две печати и две подписи. И маршрут - направление указано. Не подкопаешься, все по форме.
- Они и с пропуском берут. Слыхал, в Ракитном… Проходил Ракитное?
- Вроде был…
- Так вот, в Ракитном, люди рассказывают, двух молодых хлопцев поймали. Один постарше, видит, что гибель пришла, не будь дураком, выхватил у. немца автомат и давай косить. Половину комендатуры положил. Ну, кончились патроны… И его - тоже.
- Ха! - изумленно покачал головой хлопец. - А второй?
- Второй сидит у них. Под следствием.
- Всякие случаи случаются, мамаша. А больше люди наговорят.
Окончив мастерить дудочку, Тарас приложил ее к губам и издал несколько пискливых звуков. В его глазах появились лукавые, озорные огоньки.
- Вроде ничего дудочка. А ну, Федько, подпевай.
Отбивая такт ногой, Тарас с удовольствием заиграл на дудочке. Федько, услышав знакомую мелодию, начал пританцовывать и подпевать:
Ой, ходила дивчина бережком, бережком.
Загоняла селезня батожком, батожком.
Ходи, ходи, селезень, додому, додому.
Продам тебя дедушке старому, старому.
Точно повеселело в хате от этой шутливой песенки, от веселых лукавых глаз Тараса, от счастливых улыбок старой женщины и ее внука.
- На, Федько, - отдал Тарас дудочку мальчику. - Помни Тараса-дударика.
Петровна поставила на стол миску с картофелем, сваренным в кожуре.
- Садись поешь, хлопче. Мы уже вечеряли.
- Неудобно, мамаша, - сказал Тарас, смущенно поглядывая на миску. - У вас самих, может…
- Садись, садись, чего там. Дают - бери…
- А бьют - беги. Это верно! - потирая руки, хлопец уселся за стол. - Ну, разве только, чтоб хозяйка не обижалась…
Петровна присела рядом, подперла голову руками и загорюнилась.
- Ведь как было, - сказала она мечтательно. - Наступит вечер, соберутся все за столом… Электрику зажжешь - в хате ясно, как днем, музыка, радио играет. Тут тебе и разговоры, беседы… - Старуха смахнула горестную слезу с морщинистой щеки. - Все разбили, разрушили, сукины сыны. Холеры на их голову жду не дождуся.
- Бабуня, я на улицу пойду, - заявил вдруг Федько.
- Куда ты, на ночь глядя?
- Я только возле хаты постою, - слезливо затянул мальчик. - На порожке. Хоть снег рукой потрогаю.
- Полицай увидит и застрелит, - пугала внука бабка.
- Не увидит. Я присяду…
- Ну, иди, - разрешила Петровна. - Только на порожке стой, дальше не ходи!
Обрадовавшийся мальчик надел шапку, бабушкин кожу, шок и поспешно выскочил в сенцы. Старуха посмотрела ему вслед.
- Горе мое. Сынок среднего, Васи. Вот растет сиротой…
- А где отец? - спросил Тарас, с аппетитом поглощая очищенный присоленный картофель.
- Где, там, где все хорошие люди… - косо взглянула на хлопца старуха. Она о чем-то задумалась, но, не утерпев, достала из-за пазухи несколько фотографий. - Это мой старшенький.
- Ого! Шпала, - удивился Тарас, взглянув на одну из фотографий.
- Батальонный политрук, или как там? О. этот сильную голову к наукам имел. Читал, "то ни попадет. Первый в селе в комсомол вступил. А Василий - бригадир трактористов. Этот танкист теперь. Ну и младший, Гриша, в артиллерии… Забыла… Который пушку наводит.
- Бравые какие, - сказал Тарас, рассматривая фотографии. - Один к одному…
Петровна была польщена. Видно, долго она хранила фотографии сыновей у себя на груди, и многое накопилось в ее материнском сердце.
- Младший, Гришенька, карточку прислал, пишет: "Не пугайся, мама, что враг много земли занял Быстро он к нам идет, а еще быстрее назад бевкать будет", - старуха всхлипнула и заплакала. - "Ждите, пишет, нас с победой" Ой, сыны мои, сыны… Может, и живых уже вас нет Может, давно ворон очи ваши повыклевал.
- Вы слезы вытрите… - мягко сказал Тарас. - Да спрячьте эти карточки куда-нибудь подальше и забудьте, куда спрятали.
- Скажешь такое!
- А я вам говорю - так лучше. - настаивал хлопец. - Чтоб и глаз человеческий на них не падал.
- Выходит, я прятаться от людей со своими сыновьями должна? - обиделась Петровна. - Да матери такими гордиться надо.
- Ну вот… - безнадежно развел руками Тарас - Вам про шило, а вы про мыло. Ведь они люди военные, при форме, у одного орден и медаль Вы всем показываете, а люди бывают разные. Ну как же так, без понятия?
- Всем… Кому показала? Я ведь тебе показала.
- И мне не надо, - сердито нахмурился Тарас. - Кто я такой? Неизвестно. Случайный, проходящий человек. Ага!
- Чего там в глаза туман пускать. Пугать вздумал. Я людей с первого взгляда… Меняльщик ты, вот и все.
- Угадали, - засмеялся Тарас.
Выговор хлопца все же подействовал на Петровну. Опасливо поглядывая на него, она спрятала фотографию и перешла к расспросам.
- А где зуб просвистал? Молодой, а щербатый.
- Это коняка выбила, - неохотно ответил Тарас. - Подвернулся…
- Глядеть надо.
- Не ожидал - старая, кляча.
- А брыкается?
- Ого! Еще хорошо отделался. Мог бы ноги протянуть. Будь здоров!
- А как же так - зуб выбила, а губы целые? - удивилась старуха.
- Улыбнуться мне пришлось как раз…
- Далеко живешь-то?
- Далеченько…
- Отец, мать есть?
- Нет. В детдоме воспитывался.
- То-то ты бойкий… А так поглядеть - и не подумаешь, что без родителей вырастал. Крепенький!
- На харчи не жаловался. Наш детдом был мировой. Кормили от пуза.
- Как же дальше жить думаешь?
- Видно будет, - Тарас вздохнул. - Раз такое дело - приспосабливаться надо. Подрасту вот - в Германию, может, на работу возьмут. Света увижу, ремесла научусь.
Петровна была поражена. Она даже рот раскрыла от удивления.
- Добровольно в Германию поедешь?
- А что делать, мамаша? ФЗУ, ремесленных училищ, как раньше было, - ничего этого нет.
- Другие находят что делать… - после недолгого молчания сказала старуха с какой-то злостью.
- Какие другие? - заинтересовался Тарас.
- А то ты не слышал… Молодой, здоровый - и фашисту покориться? Да я бы на твоем месте… Нашла куда!
- А-а… вот вы о чем, - хлопец сразу стал скучным. - Мало мне интереса жизнь молодую губить, совать голову в петлю. Мы как-нибудь потихонечку, полегонечку. Человек до всего привыкает.
- Ты в школе учился?
- Учился. Между прочим - круглый отличник. Что с того?
Петровна поднялась и, сокрушенно глядя на хлопца, покачала головой:
- Значит, плохо вас, сукиных сынов, в этой школе учили, плохо воспитывали. Не отличник ты, а дурак круглый!
- Ну, мамаша… - смущенно развел руками Тарас.
- Вот тебе и ну! Гордости у вас, молодых нет. Родину враг топчет, издевается.
- Я к политике не касаюсь.
- Вижу, темный ты. Теленок несознательный.
- Мамаша… - начал было Тарас, но старуха оборвала его.
- Какая я тебе мамаша? Тебя телком - и то грех назвать. Животное свою мать чувствует. А ты человек! Кормили тебя, учили, воспитывали. Кто? Советская власть Родина матерью была. А ты? Обрадовался фашистскому документу - две печати. Бесстыжие глаза твои!
Тарас уже успел подкрепиться. Преспокойно он встал из-за стола и, поглаживая живот рукой, сказал с веселой усмешкой:
- Спасибо за угощение, мамаша. Накормили, а теперь ругаете…
- Знала бы - не кормила, - кипятилась Петровна. - Картошки, и той пожалела бы для такого.
В хату вбежал испуганный Федько.
- Бабуля, полицай с солдатом к нашей хате идет.
- И солдат? - насторожился Тарас.
- Ага! От Оляны тоже два полицая вышли и на нашу хату все показывают.
- Дверь в сенцах закрыл? - спросила внука Петровна.
- Забоялся…
Петровна быстро вышла в сенцы. Тарас шагнул к двери и замер, прислушиваясь.
- Отпустил… - шептали его побелевшие губы. - Пожалел волк кобылу… Теперь - крышка!
В сенцах раздался стук в дверь. Тарас метнулся к столу и, схватив нож, спрятал его у себя за пазухой. Тут он увидел, что Федько испуганно наблюдает за ним. Тарас усмехнулся и подмигнул мальчику.
- Ты молчи, молчи Федько. Я тебе настоящую дудочку вырежу. Во, дудочку! Раз такое дело - с музыкой!
Послышался скрип отворяемой двери, шаги в сенцах. Тарас сел на солому и накинул на плечи ватник В хату вошли Петровна и полицейский с карабином на плече.
- Чего долго не открывала, старая? - недовольно, простуженным голосом спросил полицай у хозяйки. - Руки дрожат? - Он повернулся к Тарасу: - Собирайся!
- Вы до меня? - удивился хлопец. - Документ? Вот он!
- Собирайся, говорю!
- Так как же так, господин полицейский? - недоумевал Тарас. - Может, ошибка вышла? Только сегодня комендант в Ракитном меня отпустил и пропуск выдал. Вот, поглядите - все написано, две печати.
- А сейчас комендант тебя обратно к себе требует. Одевайся! Солдат ждет.
- Куда его, бедолаху, на ночь глядя, погоните в Ракитное? - вмешалась Петровна, сострадательно глядя на хлопца. - Сердца у вас нет.
- А ты помалкивай! - пригрозил полицай. - Заткну глотку.
- Это ничего, мамаша, - примирительно сказал Тарас, застегивая ватник и обвязываясь веревочкой. - Проверка… А как же! Господину полицейскому тоже по морозу ходить мало радости. Раз надо, так тут уж ничего не сделаешь.
- Теленок… - с сожалением пробормотала Петровна.
Пока Тарас одевал на себя мешок, старуха вытащила из печки сковороду с жареными подсолнухами, подошла к Тарасу и насыпала ему несколько горстей в карманы ватника.
- На дорогу.
- Что вы… - смущенно сказал хлопец. - Сами говорили, какой я… несознательный…
- Ничего, ничего, - сурово успокоила его Петровна. - Даром, что ли, я с тобой беседу проводила. Будешь дорогой семечками забавляться, вспомнишь старую, слова ее… может, и поумнеешь.
Многое вынес за последние дни Тарас. Пугали его виселицей, били, мучили голодом и холодом. Он знал, что жизнь его держится на тоненькой волосинке, и ко всему был готов. Но тут он не выдержал. Сейчас было другое - старая женщина, мать троих воинов, смотрела на него строго, печально и с надеждой. Она не теряла веры, что и у этого равнодушного хлопца, собирающегося добровольно отправиться в рабство к фашистам, проснется в сердце великая любовь к Родине и ненависть к врагу.
Лицо Тараса искривилось в мучительной судороге подавляемого рыдания. Он быстро наклонился и поцеловал руку старухе.
- Что ты? - выдернула руку удивленная Петровна. - Я не попадья - руки целовать. Слезы?
- Спасибо вам за все. Наша… великая мать, - все еще склонив голову, негромко, но твердо произнес Тарас. И, не давая насторожившемуся полицаю времени призадуматься и вникнуть в смысл этих слов, хлопец обычным своим тоном пояснил ему: - Эго, господин полицейский, они все учили, ьаставляли меня, как старших, а особенно, как родную мать уважать надо, почитать во всем… Пойдем, значит?
Словно из вежливости, Тарас хотел было пропустить полицейского вперед, но тот, сняв карабин, подтолкнул дулом подростка к двери.
- Вперед!
Это был опытный полицейский.
Как только полицейский и подросток вышли, Петровна подумала о том, что ей следовало бы дать бедному хлопцу хотя бы небольшой ломоть хлеба. Она начала шарить рукой по столу, разыскивая нож, и не находила.
- Где же он? Лежал ведь только что. Федько, Федько, ты нож взял? Давай сюда сейчас же.
- Не брал… - отводя глаза в сторону, сказал мальчик.
- Тьфу ты! - сердилась старуха. - Куда же он задевался? - Она снова взглянула на внука. - Ты взял, по глазам вижу. Говори!
- Н-не… - нерешительно сознался мальчик. - Это он за пазуху себе спрятал. Дудку, говорит, принесет.
Старуха всплеснула руками.
- Дурень, что же ты мне не сказал? Один нож в хате был, да и тот украли. Догоню! Я ему уши…
Поспешно одев платок и кожушок, старуха бросилась к дверям, но на пороге остановилась, пораженная еще не совсем ясной ей догадкой.
Она вспомнила, как выступили слезы на глазах хлопца, когда он целовал ей руку, его настойчивый совет спрятать и никому не показывать фотографии сыновей, его сдержанные, уклончивые ответы. Нет, не простой хлопец побывал в ее хате. И не спроста он захватил с собой нож. Нужен он был ему! Зачем? А это уж он сам знает…
Старуха подошла к внуку, и Федька увидел, что бабушка плачет. Но бабушка не стала ругать его, а ласково погладила по головке.
- Ничего, ничего, сынок, - сказала Петровна, глядя на дверь. - Это святой нож. Если бы знала - сама тебе в руки его вложила бы.
…Тарас шагал по темной дороге. Позади него, шагах в трех - четырех, молча двигались конвоиры - полицай и солдат, по самые глаза закутанный в платок. Идти было трудно, мела поземка и ноги увязали в сухом сыпучем снегу, как в песке. Встречный ветер забивал дыхание.
Когда от села отошли с полкилометра, Тарас начал замедлять шаги и несколько раз останавливался, чтобы поправить веревочки на калошах.
- Ну, ну! - не подходя близко, прикрикивал на него полицейский. - Ты у меня не мудруй…
Нужная дистанция между арестованным и конвоиром строго соблюдалась.
И вдруг позади Тараса раздался звук глухого сильного удара, и что-то мягкое рухнуло на землю. Хлопец инстинктивно подался вперед, сделал шаг побольше и оглянулся.
Позади стоял только один конвоир, другой лежал поперек дороги и стонал.
В ту же минуту яркий свет электрического фонарика ослепил Тараса. Подросток торопливо спрятал правую руку за спину. В луче фонарика только на одно мгновение сверкнуло лезвие ножа…
22. РАССКАЗ ЭЛЬЗЫ НЕЙМАН
…- Ну вот мы и едем, господа, - повторила девушка. - Надеюсь, у вас найдется свободное место, и вы не будете возражать против женского общества?
- О, да! Пожалуйста! - почти в один голос воскликнули лейтенант и майор. - Проходите в вагон, как раз в нашем купе есть свободная полка.
Лейтенант суетливо, точно боясь, что девушка почему-либо передумает и направится в другой вагон, открыл перед ней дверь, и все четверо вошли в коридор. Купе офицеров было первым от тамбура. Одна из верхних полок была свободной, но майор тут же, галантно поклонившись девушке, заявил, что фрейлейн будет предоставлено нижнее место, которое он занимал раньше, а он с удовольствием займет верхнюю полку.
- Тем более, что мы с лейтенантом, как авиаторы, привыкли парить в высоте, - добавил он с улыбкой и засмеялся собственной остроте.
Сейчас же с нижней полки была убрана постель. Девушку попросили присесть. Она сняла платок и уселась поудобнее. Офицеры сели напротив.