В семье Сэкеттов я был старшим. Когда пришла беда, первым покинул родное гнездо и ушел на войну. Жили мы в Теннесси, на высоких холмах. У нас никогда не было рабства, и мы ни на кого не смотрели свысока. Поэтому, когда началась Гражданская война, я по зову сердца отправился на Север и присоединился к Союзу.
Я сражался за Союз и в его лице за мою страну. А все Сэкетты и их родственники - потомственные бойцы. Мы всегда готовы взять оружие и идти сражаться. Это у нас в крови.
Так я присоединился к Шестой кавалерии в Ойо и прошел с ней до конца войны. После победы отправился на Запад в поисках удачи.
Туда же двинулись Тайрел и Оррин. Они ушли незадолго до конца войны или сразу после нее - искали дом для мамы и нашли его. Тайрел приобрел себе имя благодаря меткой стрельбе, но в мирное время пошел учиться и стал юристом. Оррин тоже изучал право, и его назначили на важную должность, так что теперь он сидел в офисе.
А я вот сидел здесь ни с чем. У нас с Энджи в высоких горах Колорадо были золотые прииски, но добыча золота - дело нелегкое, мы могли работать только два месяца в году. Но что я действительно хотел, так это иметь собственное ранчо. На то золото, что я добыл, купил скот, имущество, и мы направились на Запад, к Тонто-Бэйсин. Теперь по чьей-то злой воле все разрушено, Энджи погибла, а за мной охотились. И не было ни одного друга, который мог бы встать со мной плечом к плечу. Только кольт и винчестер.
В этой стране нас, Сэкеттов, было много. Ландо, Фэлкон, Тайрел, Оррин и еще многие другие - все прекрасные ребята. Члены нашей семьи умели постоять друг за друга, но мы были рассредоточены по огромной территории, рассчитывать на чью-то помощь я не мог.
Загасив костер, я забрался под деревья, где привязал коня, вытянулся на одеялах, закрыл глаза и заснул.
Когда я поднялся и повел лошадь к воде, солнце было уже высоко. Пока варил кофе и жевал вяленое мясо, мой жеребец пасся на маленькой лужайке, где сквозь мерзлую землю пробивалась трава. Меня не оставляло беспокойство, раздражение росло, и я знал, что это такое. Гнев во мне вскипает долго, и какое-то время я могу владеть собой, но это до определенного предела. Когда перейден Рубикон, рыдают даже черти…
В то утро я нашел Энджи.
Совсем рядом с поляной, где когда-то стоял фургон, не более чем в десяти ярдах, мое внимание привлекла трещина в скале. Несколько минут я стоял, разглядывая ее, и в душе зародилось страшное предчувствие. До последней секунды мозг мой никак не хотел смириться с обрушившейся на меня бедой. Я все еще хотел верить, что Энджи жива, что ей как-то удалось спастись и что я найду ее.
Эта трещина ничем не отличалась от остальных. Кусок скалы по каким-то причинам стал отламываться, и трещина глубоко ушла в глубь горы. Расщелину кто-то совсем недавно завалил землей, камнями и сухими ветками. Работа, видно, делалась в жуткой спешке. Все здесь настораживало. Я тронул завал и под обломками и ветками нашел Энджи.
Ее задушили, но она оказала яростное сопротивление. Ее ногти стали темными от засохшей на них крови, а под ними были кусочки кожи. Она дралась и царапалась, отбиваясь от своего мучителя.
Сильный холод сохранил ее тело, но я не мог найти в себе сил смотреть ей в лицо. Через некоторое время, которое показалось мне вечностью, я взял одеяло и завернул ее. Потом поехал вниз, туда, где был костер - там осталась моя лопата. Убийца воспользовался ею, чтобы регулировать огонь, а потом отбросил в сторону и забыл о ней.
Выше на горе я нашел площадку, где было побольше земли, вырыл могилу и похоронил свою жену. Когда все было закончено, я обложил могилу камнями, а потом, взяв свой охотничий нож, сделал грубый крест. Острым концом вырезал на нем слова:
ЗДЕСЬ ЛЕЖИТ
ЭНДЖИ СЭКЕТТ
УБИТА НЕДАЛЕКО ОТ ЭТОГО МЕСТА
25 АПРЕЛЯ 1877 ГОДА
Теперь, кто бы это ни сделал, мог больше не сомневаться, что я жив. Не те, кто преследует меня и, скорее всего, не знает всей правды, а он, убийца Энджи, теперь узнает об этом.
Проверив оружие, я поехал вниз с горы. Ставки были сделаны. Они будут охотиться за мной, но я тоже буду охотиться за ними, и жалости к ним не будет. Во мне горело неутомимое, болезненное, страстное желание настичь их по кровавым следам. И пусть они узнают - это им бороться не с одинокой беззащитной женщиной.
В те дни в Глоубе было совсем мало настоящих домов - несколько лачуг и палаток рассыпались вдоль берега Пайн-Крик. Но здесь было три салуна. Я подъехал к первому из них, соскочил с седла и предстал перед людьми, уставившимися на меня.
Я был выше большинства мужчин - шесть футов три дюйма. Сапоги еще прибавляют росту. Обычно люди на меня смотрят - такой великан всегда привлекает внимание. Но на этот раз интерес, возможно, вызван чем-то другим.
В баре сидело семь или восемь мужчин. Человек с квадратной челюстью недолго изучал меня, потом поднял свой стакан и, посмотрев на меня поверх него, крикнул:
- Эй, приятель, ты, кажется, пришел сюда не веселиться?
- Мне нужны сведения. Я ищу хозяина того ранчо, люди которого работали в районе Моголлон пару недель назад.
Никто не ответил. Наконец человек, стоявший рядом со мной, сказал:
- А в чем проблема, мистер?
- На владельца этого ранчо работают двое людей, имена которых мне известны - Макон и Дэнсер.
- Послушайся доброго совета, - заговорил коренастый человек, - забирай свою лошадь и проваливай отсюда.
- Я не просил советов.
Смуглый человек усмехнулся, глядя на меня, но это была отнюдь не дружеская усмешка.
- Как, проклятый ты дурак! - воскликнул он. - Макон - самый ловкий стрелок по всей стране.
- Ты назвал меня проклятым дураком?
Он поставил на стол свой стакан.
- Так что же?
Он ждал, что я потянусь к револьверу, но я не мог полагаться на израненную руку и надеяться удержать оружие. Поэтому я просто ударил его.
Мой противник был почти так же высок, как и я, и немного тяжелее - может быть, около двухсот фунтов. Но первый удар имеет большое значение. На это я и рассчитывал. Мой левый кулак влепился ему в зубы, а правый, описав дугу, обрушился на ухо. Ухо треснуло, из него потекла кровь. Рука смуглолицего скользнула к револьверу, но я схватил его за пояс, дернул к себе, а потом резким движением отбросил назад. С глухим треском он стукнулся о стену, но тут же вскочил и ринулся на меня. И снова я дал ему отведать вкус суставов моих пальцев, а потом двумя кулаками ударил в живот. Он согнулся и стал оседать, а я отшвырнул в сторону его револьвер.
- Когда снова захочешь со мной поговорить, - заметил я, - обращайся ко мне "мистер".
Потом подошел к бару и взял виски.
- Почему вы разыскиваете хозяев этого ранчо? - спросил человек с квадратной челюстью.
Человек, которому только что здорово досталось, медленно поднимался с пола. Мне пришлось достать оружие. Долгая стрельба была мне не под силу, но один раз, если понадобится, мой шестизарядник должен послужить. Теперь дуло его смотрело на моего противника.
- Если ты - приятель Макона, - сказал я, - то передай ему, что он меня не убил. Но в следующий раз я надеюсь посмотреть ему прямо в лицо.
Человек с квадратной челюстью взглянул на меня холодным, твердым взглядом.
- Вы хотите сказать, что Сонора Макон выстрелил вам в спину?
Левой рукой я сдвинул шляпу. Теперь все могли видеть бледный шрам от пули, еще свежий, вокруг которого военный врач выбрил волосы.
- Я не узнаю его, если увижу, но ему знакома моя спина. Он подстрелил меня на утесе наверху горы Бакхед.
- В это трудно поверить.
- Не сомневайтесь. - Я допил виски и отступил от стойки бара. - Передайте тем, кого из них увидите, что я их разыскиваю. Они гнали меня через горы, измученного и оборванного, когда я был ранен и безоружен. Но теперь я буду гнать их. Скажите всем из этой шайки, что они могут гоняться за мной и стрелять, пока не выбьются и сил, но я все равно настигну их.
- Слишком красиво говоришь, незнакомец.
- Все, кто сомневается, могут пойти и спросить.
- На этом ранчо сорок человек, сорок очень крепких парней. Сорок отличных парней.
- Отличных парней? Мистер, один или двое из этих ребят убили мою жену, убили моих мулов и скот, сожгли мой фургон.
- Убили твою жену?
В зале наступила тишина. Мужчины застыли. Они молча смотрели на меня, держа в руках кружки и стаканы.
- Я оставил свою жену возле фургона и пошел искать удобный спуск с горы. Примерно часом позже кто-то выстрелил в меня, потом разыскивали мое тело. Я слышал разговор, слышал имена Макона и Дэнсера. Моя жена была прекрасной женщиной. Ее задушили, мистер, и тот, кто это сделал, носит на лице ее метки. Под ее ногтями были кровь и куски кожи. Потом этот человек уничтожил моих животных и скарб и попытался стереть все следы своих действий. Он убил мою жену двадцать пятого числа прошлого месяца. Мистер, в это время здесь, в горах, не так уж много людей. Так что я найду его.
В зале шумно заговорили. Лицо мужчины с квадратной челюстью было бледным и словно окаменело. Он молчал, потом повернулся к бармену.
- Я выпью еще, - глухо произнес он.
Руки бармена оставались лежать на стойке.
- Тот, кто убивает женщину - грязный подонок. Я с удовольствием помогу веревкой, мистер, - проговорил он.
Один из мужчин вступил в разговор:
- Кто вы, мистер? Мы вас не знаем.
- Телль Сэкетт, - представился я. - Уильям Телль Сэкетт из Теннесси, Колорадо и многих других мест.
- Вы родственник стрелку из Моры?
- Его брат. Когда-то учил его стрелять. И когда он брался за оружие, то прекрасно справлялся с ним.
Человек, стоявший рядом со мной, допил содержимое своей кружки и вышел на улицу.
- Кто это? - спросил сидевший за столиком.
- Полагаю, скотовод, - ответил другой. - Мне он не знаком.
Некоторое время все молчали. Бармен спросил меня:
- Вы ужинали сегодня, мистер? Садитесь за стол, я вас обслужу.
Силы возвращались ко мне, но эта короткая драка оказалась слишком тяжелым и преждевременным испытанием. Я почувствовал страшную усталость. Положив револьвер в кобуру, подошел к столу и тяжело опустился на стул.
Бармен принес мне еду и кофе, и я поблагодарил его. Мысли об Энджи не покидали меня, глубоко внутри что-то жгло, словно холодный огонь. Он грыз мои внутренности до тех пор, пока во мне не осталось ничего. Я не мог больше ни о чем думать, ни о чем мечтать… кроме как о человеке, которого хотел найти и которого хотел убить.
О человеке… или о людях? Возможно, их было несколько.
Глава 6
Покончив с ужином, я вышел на улицу и остановился там, где гулял ветер. Ночь была бурная. Облака неслись по широкому черному небу, таинственно освещаемому то и дело прячущейся луной. Мою грудь разрывали одиночество и боль.
Энджи!.. Энджи умерла ужасной смертью и в одиночестве. На нее напали, когда она ждала меня. Ей так и не выпало пожить семьей, вырастить детей. Она столько времени провела одна, прежде чем я нашел ее высоко в горах Колорадо.
Энджи, красивая, нежная и чуткая. Она не могла вынести вида страданий, только и думала о том, чтобы моя жизнь была счастливее. А я видел очень мало радости, пока в моей судьбе не появилась Энджи.
Теперь ее больше нет, и сама эта мысль была для меня невыносимой.
Глубоко внутри меня закипала ужасная ярость. Я сознательно сдерживал ее пламя, ждал, зная, что мое время настанет.
Мой жеребец повернул голову и, как мне показалось, укоризненно поглядел на меня. Было поздно и холодно, а его даже не накормили. Достав винчестер, я забрался в седло и вывел лошадь на пустынную улицу, по которой крутились пыль да сухие листья.
В городке не было приличной конюшни, а только загон. В нем стояло несколько лошадей, и их хвосты развевались на ветру. Валуны и крутой склон горы частично защищали их от ветра. Я снял сбрую, положил ее на специально отведенное для этого место, растер коня пучками травы и отвел в стойло, постояв немного, пока он хрустел зерном из мешка. Это был маленький мешок, но в нем помещалось достаточно, чтобы лошадь могла вынести долгий и трудный переход.
Я осмотрел освещенные окна. Их было мало. В городе вставали рано, и в этот час уже почти все спали. Только несколько огоньков светилось в домах, где жили люди, которых я не знал. Сколько таких городков я перевидал за свою жизнь! Одинокий всадник - чужой везде, куда бы он ни приехал. Так было со мной до тех пор, пока я не встретил Энджи. И вот теперь все снова.
В том месте, где сточная вода уходила в землю, была небольшая канава. Три раза я аккуратно переступал через нее. Но сейчас печаль настолько переполняла меня, что я забыл о ее существовании. Возвращаясь в салун, я поспешно соскочил с седла, попал ногой в канаву и упал… Это спасло мне жизнь.
Когда я ударился о землю, прогрохотал выстрел, а затем наступила тишина. Я не шевелился, тихо лежал, ожидая, что будет дальше, и прислушивался. Тот, кто в меня стрелял, должен подумать, что он меня уложил. Прошло несколько минут. Я не услышал ни единого звука. Осторожно встав; я пробрался к загону и затаился за углом в ожидании.
Вероятно, мой невидимый противник тихо ускользнул. Но не приготовиться к случайности было бы рискованно. Я выпрямился, добрался до кустарника, росшего на краю городка, и довольно долго ходил там большими кругами, прежде чем вернуться в салун. Нигде в городе больше не горел свет.
Я толкнул дверь и вошел. За столиками сидело трое.
Бармен поднял голову и посмотрел на меня, а потом его взгляд скользнул в сторону человека, пристроившегося в конце стойки. Не думаю, что бармен хотел мне этим что-то сказать, он мог смотреть на человека просто потому, что тот пришел передо мной.
Это был высокий, худой мужчина с жесткими чертами узкого лица.
Я держал винчестер в правой руке, подойдя к бару, положил левую руку на стойку.
- Хлебной водки, - сказал я, а затем достал револьвер и под прикрытием стойки быстро приставил дуло к груди незнакомца.
Никто не мог видеть, как я это сделал. Взяв стакан, я посмотрел на джентльмена и произнес:
- Кто-то выстрелил в меня там, около загона.
Не собираясь разыгрывать громкую сцену, я без вызова произнес эти слова, глядя на него. Дело в том, что на каблуки его сапог налипла грязь, а грязь, насколько я знал, была только около загона, где находились поилки с водой.
Он взглянул прямо мне в лицо.
- Это был не я, - сказал он. - Иначе я бы тебя убил.
- Думаю, это был ты, - возразил я. - У тебя на сапогах грязь.
Его руки лежали на стойке, и когда он резко опустил одну из них, чтобы выхватить револьвер, я нажал на спусковой крючок
Пуля сорок четвертого калибра отбросила его назад и заставила сделать пол-оборота. Я выпустил еще один заряд в потолок и, выйдя из-за стойки, подошел к нему.
Он все еще держался на ногах и в полусогнутом положении отступал к стене, а я шел за ним, как кот вслед за жертвой.
- Ты один из тех, кто убил мою жену?
Он уставился на меня с искренним изумлением.
- Жену? Черт, нет. Я… Ты пытался убить босса. Там, в… Моголлоне. - Он медленно выговаривал слова, глаза его стекленели.
- Босс лгал тебе. Ты умираешь даром. Кто твой босс?
Он только посмотрел на меня, но так и не ответил, даже не попытался ответить.
Когда я повернулся, бармен стоял, держа обе руки на стойке, чтобы их было хорошо видно, и все, кто находился в зале, следовали его примеру.
- Ты воспользовался своим преимуществом, - сказал один из них.
- Мистер, - возразил я, - мою жену убили. Она дралась, пытаясь защитить себя. Мой фургон сожжен, мулы убиты, и сорок человек потратили целую неделю или больше, прочесывая горы, чтобы убить меня. Один из них выстрелил мне в затылок. Я заплачу за все той же самой монетой. Где бы они ни были, кто бы они ни были, им придется убить меня, огнем выгнать из страны, иначе умрут они. Я найду их.
Заговоривший со мной человек смерил меня циничным взглядом.
- Мне и прежде доводилось слушать фантазеров. Хорошо говоришь! - произнес он с издевкой.
- Мистер, последняя кровная вражда, в которой участвовала моя семья, длилась семьдесят лет. Последний из Хиггинсов умер с оружием в руках, но все же он умер.
Никто ничего не ответил, поэтому я спросил:
- На кого он работал?
Они только смотрели на меня. Мои беды их мало волновали. Но их нельзя было винить за это. У них, городских жителей, были семьи, свои проблемы, а я пришел сюда из дикой страны и был для них чужаком.
- Взгляните на его лошадь, - посоветовал бармен. - Вероятно, у коновязи привязаны только две лошади - его и ваша.
Когда я привязывал своего коня, там действительно стояла еще одна лошадь. Не успел я открыть дверь, как в нескольких дюймах от моего лица пронеслась пуля и врезалась в дверной косяк. Полетели щепки. Одним прыжком я оказался на улице и бросился на землю, быстро откатившись в тень. Вторая пуля вонзилась в дощатый настил.
В темноте я откатился назад, встал на одно колено и приготовился стрелять. Но больше ничего не произошло. Как и в прошлый раз, все стало тихо и неподвижно. Напротив меня на другой стороне улицы стояли два деревянных домика и навес над дощатым полом. Рядом с ними рос кустарник и был еще один загон. Тут я вспомнил о той, другой лошади и пошел, чтобы взглянуть на нее. Она исчезла.
Лошадь увели прежде, чем я вышел на улицу, но уже после того, как я убил человека в салуне. Кто-то поджидал меня, стреляя из темноты с противоположной стороны улицы.
Когда я вернулся в салун, двое горожан уже ушли, скорее всего, через заднюю дверь. Бармен вытирал стойку, уделяя этому занятию слишком много чувства.
На печи стоял кофейник, а на столе вытянулся ряд кружек. Я взял одну и наполнил ее, устроившись так, чтобы не находиться на прямой линии от дверей и окон.
- Я должен кое над чем поразмыслить, и это касается вас, - сказал я бармену.
Он выпрямился и посмотрел на меня долгим, настороженным взглядом.
- Меня?
- Вы упомянули о той лошади в загоне. Когда я подошел к двери, меня чуть не убили.
- Если вы думаете, что это подстроил я… - начал было бармен.
- Думаю, что могли бы, если у вас есть на то веские причины. Сейчас мне нужно решить, какова в этом деле ваша ставка.
Он подошел ко мне.
- Мистер, меня зовут Боб О'Лиэри и я управлял барами от Доджа до Дэдвуда, от Томбстоуна до Сан-Антонио. Можете спросить кого угодно, и вам скажут, что я - человек слова. Я что-то продаю, что-то покупаю. Я не буду говорить вам о моих делах, но я никогда не убивал женщин, а также не имел ничего общего с теми, кто мог это сделать. Я вам уже сказал: ищите этого человека или этих людей, и я помогу вам веревкой… Не имеет значения, кто они.
- Хорошо, мистер Боб О'Лиэри. Пока мне придется поверить вам на слово. Но вы правильно рассчитали время.