Глава 22
Последние мили я почти все время бежал. Узнавал дороги, по которым путешествовал, места, где бывал. Я старался не думать о том плохом, что случилось со мной. Никодим, Робер, Киботос, Антиохия. Беды, тяготы, лишения, ужас… все казалось таким далеким, таким мелким, как будто произошло с кем-то другим. Я был дома.
Все осталось позади. Я не стал ни рыцарем, ни оруженосцем, ни даже свободным. Но при этом чувствовал себя самым богатым человеком на земле.
Вот журчит знакомая речушка… вот выложенная из камня стена, ведущая в городок… там - ячменное поле Жиля… И поворот… а за ним каменный мостик…
Вилль-дю-Пер…
Я стоял, как нищий перед пиром, до которого остались считанные мгновения. Все вдруг вернулось - пережитые ужасы, долгие мили и месяцы пути, ночи, когда мне снилась Софи, ее лицо, ее прикосновения, ее улыбка.
Как бы я хотел вернуться в июле, чтобы войти в город с подсолнечником. Взгляд прошелся по площади. Знакомые лица. Знакомая суета. Все было таким, каким запомнилось. Вон мои друзья, кузнец Одо и мельник Жорж… Вон церковь отца Лео…
Наш постоялый двор…
Наш постоялый двор! Ужас сковал меня. Нет, не может быть…
В одно мгновение я понял - все изменилось.
Глава 23
С бледным, как у призрака, лицом влетел я на деревенскую площадь.
Дети, увидев меня, разбежались по домам.
- Это Хью! Хью де Люк. Он вернулся с войны! - кричали они.
Если во мне и осталось что-то прежнее, то только рыжие волосы. Люди уже спешили ко мне. Соседи, которых я не видел два года, но узнавал. И на их лицах - радость вперемежку с изумлением.
- Хью, слава Богу! Ты вернулся!
Но я не слышал их. Расталкивая знакомых и соседей, я шел, бежал к нашему постоялому двору.
К нашему дому… которого больше не было.
Сердце остановилось и полетело вниз - на том месте, где располагался наш постоялый двор, осталась черная воронка.
Сгорело все, и лишь один-единственный обугленный столб стоял среди пепла и угольев. Один лишь столб, поддерживавший когда-то то, что было двухэтажным зданием, построенным руками моего тестя.
- Где Софи? - прошептал я, обращаясь сначала к руинам, а потом к тем, кто окружил меня.
- Где Софи?
Я переходил от одного к другому, уверенный, что вот сейчас… сейчас увижу ее возвращающейся от колодца. Но люди молчали… отворачивались… отводили глаза…
Сердце, словно очнувшись, застучало, заколотилось…
- Где Софи?! - закричал я. - Где моя жена?
Через толпу пробился старший брат Софи, Мэттью. При виде меня удивление на его лице сменилось глубокой тревогой и озабоченностью. Шагнув вперед, он раскинул руки:
- Хью? Глазам своим не верю. Слава Богу, ты вернулся.
Я понял: случилось самое страшное. Посмотрел в его глаза, ища там ответ.
- Что произошло, Мэттью? Расскажи мне. Где моя жена?
Его лицо потемнело от горя, как будто его накрыла тень. О Боже… Было бы легче ничего не слышать. Мэттью кивнул и повел меня к пепелищу.
- Здесь были всадники, Хью. Человек десять - двенадцать. Налетели глухой ночью… как дьяволы… сжигали все на своем пути. Мы не знаем, кто они такие. Никаких отличительных знаков… ничего. Только черный крест на груди.
- Всадники… - Сердце сжали холодные пальцы страха. - Какие всадники, Мэттью? Что они сделали с Софи?
Он положил руку мне на плечо.
- По пути сюда эти сволочи спалили три дома. Поль, возчик, Сэм и старик Жиль, их жены и дети, все погибли… их убили, когда они пытались убежать. Потом подъехали к постоялому двору. Я пытался остановить их, Хью… пытался!
Я схватил его за плечи.
- А Софи?
Я знал, знал, что случилось худшее, но не хотел в это верить. Нет, нет, этого не может быть. Только не сейчас…
- Ее нет, Хью.
Мэттью покачал головой.
- Нет?
- Она пыталась убежать, но эти… они затащили ее в дом. Ее били, Хью… - Он скрипнул зубами и опустил голову. - И хуже того… Я слышал, как она кричала. Двое или трое держали меня, а остальные избивали ее и насиловали. Потом рыцари стали все крушить и ломать. Софи вытащили на улицу. Она была почти что мертвая… едва дышала. Я думал, мою сестру оставят умирать, но главный бросил ее на своего коня, а другие запалили факелы. А потом…
Я едва слышал, что он говорит. В голове билось эхо другого, далекого голоса. Нет, этого не может быть! Слезы выступили на глаза.
- А потом? Что потом, Мэттью?
Он отвел глаза.
- Они увезли ее с собой. Я знаю, Хью, она умерла. Софи больше нет.
Силы покинули меня. Ноги подкосились, и я опустился на колени. О Боже, как же это могло случиться? Как я мог оставить ее на произвол судьбы? Моя Софи… Ее больше нет. Взгляд мой скользнул по обугленным руинам прошлой жизни.
- Это ведь был Норкросс, да? Болдуин?..
- Мы ничего не знаем наверняка. - Мэттью покачал головой. - Если бы я знал, я бы сам… Звери, но безликие… Никаких знаков отличия, гербов. Забрала опущены. Все убежали в лес… спрятались. Но они вошли только в твой дом, как будто им был нужен только ты.
Я? Ублюдки! Два года я сражался как вассал Болдуина. Я прошел полсвета и видел такое, чего человек не должен видеть. И все равно они отобрали у меня то единственное, что я любил.
Я наклонился и взял в руку горсть пепла. Он медленно просачивался сквозь пальцы.
- Моя Софи…
Мэттью опустился рядом со мной.
- Хью, есть еще кое-что…
- Еще? Что же может быть еще?
Я посмотрел ему в глаза.
Он положил мне на голову руку.
- После того как ты ушел, Софи родила сына.
Глава 24
На меня как будто обрушилась каменная стена.
Сын…
Три года мы с Софи пытались завести ребенка, но не получалось. Больше всего на свете мы хотели, чтобы у нас были дети. В нашу последнюю ночь мы говорили именно об этом. Я оставил ее и даже не узнал, что у меня есть сын.
Огонек надежды вспыхнул в сердце. Я повернулся к Мэттью.
- Его тоже больше нет, Хью. Ему не исполнилось и года. Эти ублюдки убили мальчика в ту же ночь. Вырвали из рук Софи, когда она пыталась убежать.
Я не смог сдержать слез. Сын… Сын, которого я никогда не узнаю, никогда не возьму на руки. Я прошел через жесточайшие сражения, через все ужасы войны. Но все равно оказался не готов к такому удару.
- Как… - прошептал я. - Как умер мой сын?
- Не знаю, - чуть слышно выдавил из себя Мэттью. Лицо его стало серым, как пепел. - Но поверь, он умер… его больше нет.
Я повторил вопрос, глядя ему в глаза:
- Как?
Он вздохнул.
- Когда Софи положили на лошадь, главный сказал: "У нас нет места для такой игрушки. Бросьте его в огонь".
Грудь моя стеснилась, гнев переполнял меня, острыми когтями выгрызаясь наружу. Бог все же улыбнулся нам, даровав сына. А потом… потом жестоко посмеялся надо мной.
Но как я мог оставить их? И почему я жив до сих пор? Почему я жив, когда они мертвы?
Я посмотрел на своего шурина.
- Как его назвали?
Мэттью сглотнул.
- Она назвала его Филиппом.
Дышать стало вдруг трудно, как будто в горле застрял комок. Филиппом звали воспитавшего меня голиарда. Дав это имя сыну, она посвятила его мне. Милая, милая Софи… тебя больше нет. И моего сына тоже… Я стиснул зубы. Больше всего на свете мне хотелось закрыть глаза и умереть прямо здесь, на пепелище нашего дома, здесь, где была похоронена вся моя прошлая жизнь.
- Пойдем, Хью, я покажу тебе кое-что.
Мэттью помог мне подняться и повел к холму, на котором я стоял перед тем, как спуститься в деревню. Маленький серый камень отмечал могилу моего сына. Я опустился на землю под высоким тополем. На каменной дощечке была нацарапана простая надпись: "Филипп де Люк, сын Хью и Софи. Год Господа нашего MXCVIII".
Я уткнулся лицом в землю и заплакал. Я плакал по маленькому Филиппу, которого так никогда и не увижу. По моей жене, которая умерла.
Неужели Бог пощадил меня только для этого? Неужели вот для этого турок не опустил саблю на мою шею? Для того, чтобы я увидел вот это? Неужели для этого спас меня тогда смех? Чтобы Бог смог посмеяться надо мной сейчас?
Я снял дорожный мешок, в котором лежали подарки для Софи: шкатулка для благовоний, несколько старинных монет, ножны, золотой крест. Я выкопал ямку в земле рядом с могилой сына и положил в нее "сокровища". Мне они были уже не нужны.
- Они твои, Филипп, - прошептал я. - Твои, мой милый мальчик.
Потом я разровнял землю и снова прижался к могиле. Но постепенно боль потери уступала место гневу. Во мне крепла решимость. Я знал, что приказ отдал Болдуин, а выполнил его Норкросс. Но зачем? Почему?
Я всего лишь содержатель постоялого двора. Ничто. Просто крепостной.
Но я всех вас увижу мертвыми.
Глава 25
На площади, куда вернулись мы с Мэттью, уже собралась большая толпа. Отец Лео, Одо, другие мои друзья… Все хотели утешить меня, сказать доброе слово. И послушать рассказ о двух годах войны.
Я прошел мимо, к постоялому двору. Точнее, к тому, что от него осталось. Обгорелые деревяшки, пепел, мусор… Я хотел найти что-нибудь. Что-то такое, что напоминало бы о ней, моей Софи - клочок ткани, блюдо… любое напоминание о потерянном.
- Она постоянно говорила о тебе, Хью, - сказал Мэттью. - Очень скучала. Мы все уже думали, что ты пропал на войне. Но не Софи.
- Послушай, брат, ты уверен, что она умерла?
- Да, конечно. - Он пожал плечами. - Когда ее увозили, она едва дышала. Я бы сказал, была скорее мертва, чем жива.
- Но ты сам не видел, как она умерла? Ты ведь не знаешь наверняка?
- Нет, наверняка не знаю. Но прошу тебя, брат, не тешь себя пустой надеждой. Мы же с ней одной крови. И скажу откровенно: когда ее вытащили, я молил Бога, чтобы Софи была мертва.
Я посмотрел ему в глаза.
- То есть она, может быть, и не умерла?
Мэттью покачал головой.
- Смирись с тем, что есть, Хью. Если она не умерла тогда, то скончалась вскоре после этого. Уверен, ее тело оставили где-нибудь по дороге.
- Так ты искал ее? Нашел? Или кто-нибудь, кто ехал с запада, видел ее останки?
- Нет. Никто.
- Тогда какой-то шанс еще есть. Ты сказал, что Софи верила в меня, знала, что я вернусь. Так вот, я тоже верю и сделаю для нее все.
Я оказался в той части пепелища, где была наша комната. Все сгорело, все превратилось в пепел. Наша кровать, комод… Что-то блеснуло отраженным светом…
Я опустился на колени, разгреб золу, и сердце едва не взорвалось. Слезы подступили к глазам.
Гребень Софи. Ее половинка. Другую жена отдала мне в наш последний день. Я поднял ее. Обугленная, надтреснутая, она едва не развалилась у меня в руке. Но, сжав этот кусочек дерева, я почувствовал Софи!
Я торопливо развязал мешок, достал свою половинку и сложил обе. В тот же момент Софи словно предстала у меня перед глазами - ее милое лицо, ее смех - как живая.
- Те всадники, Мэттью, они не бросили ее в огонь вместе с сыном. Они не оставили ее умирать. Почему? Наверное, не без причины. Они увезли ее с собой. С какой-то целью. - Я посмотрел на Мэттью, держа перед собой гребень. - Может быть, надежда не такая уж пустая.
На площади меня все еще ожидали старые друзья, Одо и Жорж.
- Ты только скажи, Хью, - первым заговорил Жорж. - Мы пойдем с тобой. Выследим этих мерзавцев. Мы все от них натерпелись и знаем, кто виноват. Они заслуживают смерти.
- Ты прав. - Я обнял мельника за плечи. - Но сначала мне нужно найти Софи.
- Твоя жена умерла, - ответил Одо. - Мы сами это видели, хотя поверить в такой кошмар трудно.
- Ты видел ее мертвой? - обратился я к кузнецу. - А ты, Жорж?
Оба виновато пожали плечами и посмотрели на Мэттью, как бы ища у него поддержки.
- Софи так же жива, как и мой Ало, - хмуро пробормотал мельник. - Они оба теперь на небесах.
- Ты так считаешь, но не я. Софи жива. И не на небесах, а здесь, на земле. Я знаю. Я чувствую ее.
Я поднял посох, забросил за спину дорожный мешок и повесил на шею мех с водой. Потом, не оборачиваясь, зашагал к каменному мосту.
- Что ты собираешься делать, Хью? Драться этим посохом? - Одо догнал меня и схватил за руку. - Ты же один. У тебя ни доспехов, ни оружия.
- Я найду ее, Одо. Обещаю, я найду Софи.
- Подожди, я принесу какой-нибудь еды, - взмолился кузнец. - Или немного эля. Ты ведь еще пьешь эль, Хью? Армия не излечила тебя от этой привычки? Может, ты уже и в церковь ходишь по воскресеньям?
По его глазам я понял, что Одо уже не надеется увидеть меня живым.
- Я верну ее. Вот увидишь.
Они промолчали.
Я поднял посох и направился к лесу.
В сторону Трейля.
Глава 26
Я бежал. Бежал как слепой, ничего не видя и ничего не замечая. Бежал в направлении, противоположном тому, откуда пришел. В сторону Трейля. Туда, где стоял замок моего сеньора.
Горе рвало меня изнутри, точно одичавший пес. Из-за меня умер мой сын. Из-за моей глупой прихоти. Из-за моего безрассудства и гордости.
Во мне бурлила, кипела горечь. Мысль о том, что бедняжка Софи попала в руки мерзавца Норкросса и его подручных, сводила меня с ума.
Я дрался за этих так называемых "благородных" в Святой земле, а они в это время, прикрываясь Божьим именем, насиловали и убивали. Я прошел полсвета, я убивал, я следовал призыву папы римского. И вот как со мной расплатились. Не свободой, не другой, лучшей жизнью, а горем и презрением. Каким же я был глупцом, что поверил богатым.
Я бежал, пока мог переставлять ноги, а потом, обессиленный и обезумевший от ярости, упал на землю, в грязь.
Необходимо найти Софи. Я знаю - ты жива. Я все поправлю. Я знаю, как ты страдала.
На каждом повороте я молился о том, чтобы не споткнуться о ее тело. И каждый раз, когда этого не случалось, во мне крепла надежда, что она жива.
К вечеру я наконец остановился, огляделся и не понял, где нахожусь. Есть было нечего, вода кончилась. Меня поддерживала только злость. Я посмотрел на солнце. Куда вели ноги? На север или на восток? Я не имел ни малейшего понятия.
Я снова побежал. Ноги как будто налились железом. Кружилась голова, и желудок настойчиво требовал пищи. Глаза застилала пелена слез. И все-таки я бежал.
Встречные смотрели на меня как на сумасшедшего. Безумец с посохом.
- Трейль! - кричал я. - Мне нужно в Трейль!
Они поспешно отступали с дороги. Паломники, купцы, бродяги, даже те, кто был не в ладах с законом, не желали связываться с человеком, глаза которого пылали гневом.
Не знаю, сколько я бежал, день или два. В конце концов ноги все же не выдержали, и меня обступила тьма. Ночь выдалась холодная, меня трясло. Из гущи леса доносились жутковатые звуки.
Где-то невдалеке шумела река. Я сошел с дороги и углубился в лес, ориентируясь на звук.
Внезапно земля ушла из-под ног, я попытался ухватиться за ветку, но пальцы соскользнули, и я полетел куда-то вниз.
Боже…
Пусть будет, что будет. Я заслужил это и умру в лесу…
Скатываясь по склону оврага, я выкрикнул имя Софи.
В следующий момент голова ударилась о что-то твердое, и в рот хлынула зловонная теплая жидкость.
- Я иду…
К Софи. Навстречу воющей темноте.
Мир померк у меня перед глазами, и я успел лишь прошептать:
- Спасибо, Господи.
Глава 27
Я очнулся, но не от шума воды или чего-то столь же восхитительного, а от низкого, ворчливого, далеко не мирного звука.
Я открыл глаза. Утро еще не наступило. Я свалился в глубокий овраг и лежал у дерева, о которое ударился при падении. Ужасно болела разбитая голова.
Из чащи снова донеслось глухое ворчание.
- Кто там? Кто это? - вопросил я.
Ответа не было. Я напряг зрение, стараясь рассмотреть того, кто скрывался в темноте. Кто мог забрести в лес глубокой ночью? Вряд ли встреча с незнакомцем сулила приятное общение.
Первым, что я рассмотрел, были глаза. Глаза не человеческие - большие, как молитвенные камни, желтые, узкие, злые. Мне стало не по себе.
И вдруг… они сдвинулись! Я услышал хруст сухих веток. Существо вышло из леса и двинулось ко мне.
Темное, мохнатое…
Боже! Кабан! До него оставалось не более двадцати шагов.
Желтые глаза смотрели на меня, словно зверь пытался решить, не сгожусь ли я на поздний ужин. Кабан захрапел и… затих.
Тишина была жуткая.
Он готовился напасть - в том не было никаких сомнений.
Я попытался собраться с духом. Сражаться с кабаном? Вряд ли у меня было много шансов. Да и чем сражаться с хищником вдвое шире и наверняка тяжелее? Зверь запросто разорвал бы меня на кусочки своими острыми клыками.
Сердце бешено колотилось, и это был единственный звук, который я слышал, не считая угрожающего ворчания чудовища. Кабан не спускал с меня глаз, следя за каждым движением.
Господи, помоги! Что же делать? Убежать я не мог - он настиг бы меня после первых же шагов. Рассчитывать в ночном лесу на чью-то помощь не приходилось.
Не поворачивая головы, чтобы не спровоцировать зверя на решительные действия, я поискал взглядом какое-нибудь укрытие. Зверь как будто изучал меня, наклонив голову и лишь храпом выдавая свои истинные намерения. Я ощущал его горячее дыхание, запах запекшейся на спутанной шерсти крови от прошлых схваток.
Я схватил висевший на поясе нож. Только вот пробьет ли он толстую шкуру хищника?
Кабан коротко хрюкнул и оскалил клыки - пасть у него была кроваво-красная. Мне совсем не хотелось умирать. По крайней мере не так… Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы мне не пришлось драться с этим чудовищем.
Мне было ужасно, невероятно одиноко.
Похоже, кабан тоже понял, что ему противостоит всего лишь один противник, потому что, хрюкнув еще раз, бросился в атаку.
Мне ничего не оставалось, как отпрыгнуть за дерево, едва избежав знакомства со щелкнувшими совсем рядом убийственными челюстями.
Почти ничего не видя, наугад, я бил и бил ножом в отвратительную тупую морду, но зверь снова и снова бросался вперед. Дерево оказалось недостаточно толстым, а мне не хватало проворства. В какой-то момент его клыки распороли бедро, и я вскрикнул от боли.
Господи, меня словно пронзили копьем.
Рассматривать рану было некогда - кабан снова перешел в наступление. На сей раз удар пришелся в живот.