Дружинники поставили носилки у ее ног. Она, кряхтя, нагнулась и, отбросив с лица раненого покрывало, впилась в его лицо сверлящим взглядом, тревожно закачала головой. Ей явно не понравился его землисто-серый цвет. Подняв поочередно веки, она взяла обессиленную руку и, повернув ее к свету, внимательно рассмотрела ладонь. Опять покачала головой и выпрямилась - внезапно, как-то по-молодому. Такой прыти Аким от нее не ожидал. Улала вдруг вообще вся изменилась: в облике появилась живость, движения стали суетливыми. Опустившись на одно колено, она принялась внимательно осматривать рану. След от стрелы превратился в маленькое овальное пятно с кусочком запекшейся крови. Старуха осторожно поводила вокруг него пальцем, затем слегка надавила на край. Аскольд застонал. Не говоря ни слова, старуха поднялась и ушла в дом. Вскоре из трубы повалил густой черный дым. Улалы не было долго. Аким уже начал нервничать, когда хозяйка появилась в дверях с дымящейся чашей в руках. Он подскочил и принял чашу с темной, пахнущей мякиной жидкостью из рук старухи. Она вынесла из дома нож с тонким блестящим лезвием, деревянную ложку и плотно набитый мешочек. Через руку был перекинут лоскут серой материи. Все это старуха сложила на траву возле Аскольда.
Обдув ложку, Улала зачерпнула варево и попыталась разжать Аскольду челюсти. Сил не хватило.
- Пособи, - попросила она Акима.
Вдвоем они справились быстро, влив юноше в рот несколько ложек пахучего зелья. Затем старуха взялась за рану. Еще раз тщательно ощупав кругом, она взяла нож и надрезала кожу. Обильно потекла кровь. Не обращая на это внимания, старуха погрузила в рану пальцы и ловко выдернула наконечник стрелы. Затем ребром ладони стала гладить вокруг, выгоняя кровь наружу.
Как только кровотечение уменьшилось, Улала, обтерев руки подолом, развязала мешочек и взяла из него большую щепотку зеленовато-серой толченой массы, которой обильно посыпала рану. Кряхтя, поднялась, сорвала широкий лист, положила его на рану и придерживая рукой, попросила Акима поднять юношу. Туго забинтовала рану. Аскольд тяжело застонал.
- Потерпи, милый, потерпи…
Вновь уложив раненого, старуха принесла из дома большую деревянную порожнюю чашу, поставила ее на землю и пошла за угол дома. Там на солнышке, под охраной матери, грелись несколько щенят. Завидев хозяйку, собака поднялась, услужливо виляя хвостом. Старуха выбрала самого большого и толстого щенка, взяла его за шиворот. Щенок тихонько заскулил. Собака вскочила и бросилась за детенышем, но ее остановил строгий окрик.
- Принеси колодину, - обратилась старуха к Акиму, указывая на обрубок дерева, лежавший недалеко от двери. Аким послушно выполнил приказ. Улала растянула щенка на колодине.
- А ну, руби! - повернулась она к Акиму.
Тот с недоумением посмотрел на старуху.
- Чего зенки пялишь? - набросилась она. - Руби, говорю, коли хочешь, чтобы он жив был! Отрава сидит в нем. А ты, девка, уйди, - прикрикнула она на Всеславну.
Акима больше не надо было уговаривать. Взмах меча - и лобастая голова покатилась на траву. Старуха ловко подхватила тельце и наклонила его над чашей. Слив кровь, она с помощью Акима напоила ею Аскольда. Отогнав Акима, некоторое время заунывно читала какие-то заклинания, потом снова напоила юношу своим зельем.
Вскоре он перестал стонать и погрузился в спокойный сон. Все облегченно вздохнули и засобирались в обратную дорогу.
- Всеславна, ты с нами? - спросил Аким, набрасывая на плечи корзно.
- Нет, пока он не встанет на ноги, я от него не отойду. - Всеславна подошла к старухе, перебиравшей травы, и спросила с надеждой: - Улала, ты позволишь мне остаться?
Та исподлобья испытующе посмотрела на девушку. Но, увидев глубокую печаль на ее лице, подобрела и изобразила что-то вроде улыбки.
- Девка ты, вижу, добрая. А помощница мне нужна, - и старуха опять уткнулась в свою работу.
- Награди тебя Бог, бабушка! Не знаю, как мне тебя благодарить, - Всеславна порывисто обняла ее за плечи.
- Благодари своего Бога.
- Да, я буду неустанно молиться, чтобы Господь вернул Аскольду силы!
Аким, уже было собравшийся выходить, вдруг спросил:
- Улала, скажи, как он… не опасно это? Что мне отцу передать?
- Жить будет, - чуть помедлив, ответила старуха. - Это мое слово. Под сердцем он у меня лежит. Нет ничего и для меня дороже него. Так что ступай, - она махнула рукой.
Аким снова поклонился и попросил:
- Всеславну побереги, убивается девка. Это он ее спасал и рану получил.
- Бабья доля завсегда о мужах мучиться.
- Ну, прощевай. Вертаться-то когда?
В ответ старуха три раза разжала пальцы правой руки.
Ни днем ни ночью Всеславна не оставляла Аскольда. Старалась в каждом движении юноши разгадать его желание, чтобы тотчас исполнить. Четыре раза в день Улала поила больного своим отваром, сыпала серо-зеленый порошок на ранку, и девушка всегда охотно ей помогала.
Расторопная, отзывчивая и самоотверженная Всеславна все больше нравилась старухе - она охотно делилась с добровольной помощницей множеством лесных тайн врачевания. Женщины вместе ходили в лес, где Улала чувствовала себя как дома. Она учила Всеславну находить и различать нужные травы.
- Ой, девка, не проходи мимо! - показала она на небольшой желтый цветок. - Горицвет, от душевной боли помогает. Рви у середины стебля, коренья не повреди. Перун даст, на другой год снова вырастет. А это, - она наклонилась к другому растению, с только что начавшими распускаться мелкими желтыми цветочками, - зверобой. Лечит раны, помогает внутре. Но смотри, не спутай их с этой травой, - она подошла к ярко-зеленому кустику. - Совсем схож, только листья крупнее. Его не тронь, не поможет. А вот икотная травка, - Улала сорвала стебелек, опушенный пепельно-зелеными волосками с легкими белыми цветками, - для него, - она кивнула в сторону дома, - очень пользительно…
Старания лесной колдуньи и ее помощницы не проходили даром. Силы, хотя и медленно, возвращались к Аскольду. И вот настал долгожданный день, когда юноша впервые открыл глаза и увидел над собой чье-то склонившееся лицо. Оно светилось таким неподдельным счастьем, такой теплотой и мягкостью веяло от него, что у Аскольда заколотилось сердце. Он улыбнулся. Девушка, зардевшись от смущения, выглядела еще прекраснее.
- Бабушка, бабушка! - крикнула она. Старуха, возившаяся у очага, бросилась к постели. Увидев, что ничего страшного нет, заворчала:
- Напугала ты меня, девка! Чего так кричать…
- Смотри, бабушка, он улыбается, - от радости не замечая ворчания, воскликнула девушка.
- Пришел, ну и что? Теперь жив будет, - спокойно сказала старуха. - Молись, дочка, своему Богу, а я вот Перуну помолюсь.
- Всем буду молиться за то, что даровали ему жизнь!
Теперь Аскольд быстро шел на поправку. Всеславна от радости летала над землей. Оттаивало зачерствевшее от времени и невзгод сердце старухи - словно подарок Всеславны, вселялись в нее новые силы. Теплело у нее на душе, и она с печалью думала, что настанет скоро минута расставания.
Набираясь сил, Аскольд спал много. Всеславна любила сидеть рядом, наблюдая за его лицом. Ей все больше нравились эти черты: прямой, с чуть широкими ноздрями, нос, небольшой упрямо сжатый рот, густые брови. Один из таких идиллических моментов был внезапно нарушен яростным лаем собак, чьими-то голосами.
- Встречайте гостей! - в этом радостном оклике Всеславна узнала Акима и сердце ее больно защемило от осознания того, что время грез закончилось. Пришла пора возвращаться домой.
Глава 4
На высокой крутой излучине, где дорога тесно жмется к реке, растет могучая корявая береза. Ее изогнутый ствол покрыт темной шершавой корой, а исхлестанные ветрами ветви склонились к задумчивой тихой Жиздре. На вершине березы, обхватив руками ствол и болтая босыми ногами, примостился отрок. Он неотрывно следил за убегающей вдаль дорогой. Стреноженный конь пощипывал травку, лениво отгоняя хвостом надоевших мух. Перевалило за полдень, а дорога все еще был пуста.
Наконец вдали показались всадники. Мальчишка кубарем скатился вниз, вскочил на коня, и перепуганное животное, подгоняемое ударами пяток и нахлестываемое уздечкой, понеслось навстречу отряду.
- Воевода! Князь просит тебя срочно к нему! - торопливо выпалил мальчишка, подскакав к отряду.
Ничего не спросив, Сеча хлестнул коня и помчался в город.
По просторной гриднице нервно ходил гонец из Чернигова, то и дело посматривая в окно.
- Ну, где же воевода, князь? - в который раз обращался он к князю Василию. Тот перебирал астрагалы, недавно принесенные Иринеем, и в ответ лишь сопел. Козельского князя начинал раздражать нахальный боярский сынок, чувствовавший себя здесь как дома.
Наконец за окном послышался конский топот, затем лай собак. Загремели засовы, заскрипели ворота, и во двор на коне въехал воевода.
- С благополучным возвращением, - поздравил князь прибывшего. - А где Аскольд? - спросил он, поглядев на ворота.
- Я поспешил по твоему зову, князь. Отряд отстал. Что случилось?
- Великий князь просит тебя и четыреста мужей на совет.
- На совет? - воевода удивленно поднял брови. - Знаю я этот совет… Раз князь просит мужей, значит, хочет кого-то воевать. Но дать четыреста человек мы вряд ли можем. У нас самих тут неспокойно. Наши недруги того и гляди в гости пожалуют. - Сеча посмотрел на незнакомца, который с любопытством прислушивался к их разговору.
- Княжий гонец, - пояснил Василий, - боярский сын.
- Вижу. Велика честь прислать гонцом такого сына! Дела, знать, важные ожидаются, - воевода снова выразительно глянул на стройного симпатичного юношу. - Когда быть?
- Князь ждет в четверг, - ответил посланец.
- Ну что, князь, выступать надо немедля. Приказ есть приказ. Пойду, дам распоряжение. - Сеча направился было к двери, но его остановил Василий.
- Не волнуйся, я уже попросил князя Всеволода, чтобы он распорядился.
- Всеволода? - Сеча нахмурился.
- Да, все это время он часто бывал у меня. Как моя сестра? - Василий впервые вспомнил о ней.
- С ней все хорошо, скоро будет.
- Хотел я спросить, воевода… - Василий замялся. - Разное говорят…
- Говори, а гонец пусть идет отдыхать.
Дождавшись, пока черниговский посланец выйдет, воевода усмехнулся:
- Пустое, князь. Ты знаешь Аскольда. Он добрый воин и честный муж. Княжна же лишь исполнила свой долг. А кто тебе это говорит, сам и пальцем не пошевелил ради ее спасения, хотя был рядом. И как там появились неверные, надо еще разобраться. Нечистое дело… - воевода еще суровее сдвинул брови.
- Прости, не хотел тебя обидеть, - вспыхнул Василий.
Воеводе стало жаль мальчика.
- Ты молод еще, князь. Многое тебе непонятно. Но запомни на всю жизнь: честного, преданного делу - береги. Прочь гони от себя языкастых лизоблюдов. Ничего, кроме беды, от них не жди. Случись что, первые тебя и предадут.
Мальчик вдруг бросился к воеводе и порывисто обнял его.
- За Аскольда не волнуйся. Я велю, чтобы за ним приглядывали.
- Князь, Аскольд окреп достаточно. Я беру его с собой. Не к лицу воину нежиться в постели, когда другие готовятся пролить кровь, - он ласково потрепал Василия по волосам. - Ну, пора мне.
Сеча ходил по двору широкими шагами, заложив руки за спину, и о чем-то сосредоточенно размышлял.
- После обеда выступаем! - объявил он подъехавшему Акиму. - Вели готовить коней. Да проверь все сам.
Воевода взглянул на стоявшего поодаль сына. Вид у того был уставший, измученный. Старуха сделала все, чтобы вернуть ему силы, но даже она не властна была восстановить их полностью за такое короткое время.
- Отец, о каком походе речь? Ты уже четверо суток в седле, пожалей себя!
- Эх, сынок, сынок… Скоро призовет к себе Господь, там и наотдыхаюсь. Чует мое сердце, опять воевать будем. Може, за Данилу, може, против. Бесятся князья наши, остановить их некому. А вражина тем временем куски от нас рвет…
Воевода очень торопился. В Брянске отряд долго не задерживался, пополнил припасы и ходом двинулся на Росусу, а потом прямо на Ропеск.
Город, завидев большой отряд, запер ворота. На стены высыпали вооруженные горожане. Узнав, кто такие, ворота все же открывать не стали, только спустили со стены овес, предварительно забрав деньгу. Переночевав на берегу, отряд поднялся на ранней зорьке и снова отправился в путь. А к вечеру в лучах заходящего солнца перед их взором предстали золотистые маковки Спасо-Преображенского собора. Пятиглавый храм величественно вырисовывался на голубом небосклоне. Лучи солнца горели на нем, слепя глаза. Воевода, а за ним и весь отряд, осенив себя крестным знамением, повернули к реке.
На исходе была среда. В город входить не стали, князь ждал их в четверг. Отыскав удобное место в излучине Десны, козельцы расположились на ночлег. Перед сном воевода загнал всех в теплую ласковую воду.
Утром отдохнувшая за ночь дружина выглядела бодро и внушительно. Довольный Сеча поскакал в город. Княжеские ворота были распахнуты настежь, и он без помех въехал во двор. Спрыгнув с коня, поправил одежду и торопливо вошел в гридницу. Там уже собрались бояре и именитые дружинники и вели оживленный разговор. Наконец появился князь Михаил. Вместе с ним вошел худощавый и стройный человек. Его гордо посаженную голову украшали вьющиеся седые волосы. Аккуратно постриженная бородка придавала тонким чертам строгое и щеголеватое выражение. Он был одет в синий приталенный бархатный кафтан, богато расшитый серебром.
Князь заговорил, голос его звучал хрипловато.
- Хочу представить вам, мужи мои доблестные, нашего лучшего друга князя Конрада Мазовецкого.
Незнакомец поклонился.
- Другове, - голос его прозвучал твердо, что указывало на привычку повелевать. - Судьба соединяет наши княжества: у нас появился общий враг - пруссы и литовцы. Они грабят Польшу.
Гридница зашумела. Трудно было разобрать, одобряет ли она его слова или осуждает. А тот продолжал, потрясая руками:
- Враги не дают нам покоя. Они беспощадны и кровожадны. Довели нас до того, что я вынужден отбирать лошадей, платье у своих панов знатнейших, чтобы одарить этих собак. И если вы не поможете, они захватят нас и придут к вам. Против таких врагов надо биться вместе.
Воевода слушал князя Мазовецкого внимательно, стараясь не пропустить ни одного слова. Эта простая ясная речь пришлась по душе козельскому воеводе.
- Дело говорит, - вполголоса сказал он.
Конрад уселся со спокойным выражением лица и стал ждать вердикта.
- Князь, - поднялся воевода черниговский, - как нам известно, вы приютили у себя слуг господних, отдав им земли кульмские. Так почему не помогают вам эти благородные рыцари?
Конрад, внимательно выслушав речь воеводы, ответил:
- Да, это верно. Император Фридрих Второй дал на то согласие, и Великий магистр ордена Герман фон Зальц занял эту землю. Он оказывает мне большую помощь. Но сил не хватает, и я прошу, други, - помогите! Эти варвары грозятся уничтожить нашу веру, веру Христа! - последние слова он произнес с пафосом. Глаза его блестели.
- Веру уничтожить не позволим! - раздались громкие голоса.
Князь Михаил поднятием руки успокоил не в меру разгорячившихся дружинников.
- Давайте все обсудим, - медленно сказал он. Все насторожились. Князь Мазовецкий переменился в лице. - Други, князь мазовецкий прибыл сюда тайно, потому что для нас всех не уменьшилась и Даниилова угроза. Вам всем памятны наши меры против этого вероломного князя, нарушившего свои обещания, и я опасаюсь, как бы наш предстоящий поход не послужил поводом для новых Данииловых притязаний.
Воевода слушал своего князя и, признаться, не все понимал. Князь Михаил упомянул о возникшей угрозе польскому князю со стороны Даниила. Но Сече было хорошо известно, что в свое время Лешка Казимирович, брат князя Мазовецкого, погиб от руки Одонича. Не кто иной, как Даниил откликнулся тогда на зов князя Мазовецкого, пожелавшего наказать виновника гибели Казимировича. Это он, Даниил, уговорил и брата своего Василиска совместно выступить в поход на стороне князя Конрада. Что потом произошло между ними, воеводе было неведомо.
- …Но мы, - продолжал тем временем Михаил, - не можем оставить в беде нашего друга… Тем более что пруссы опасны и для нас…
Все согласно закивали. Было ясно, что вопрос решен и можно расходиться. Уже кое-кто стал подниматься, как вдруг раздался резкий голос козельского воеводы:
- Князь, дозволь вопрос, - обратился он к Михаилу. - Как пойдем? Впереди земли Данииловы.
Насторожившийся было Михаил облегченно вздохнул.
- Пусть тебя это не беспокоит, - ответил князь Мазовецкий, - проведем такими путями, что не только князь Даниил, сам Васаам не узнает.
Выступление назначили на завтра.
Вечером князь Михаил устроил пир в честь своего друга. Воевода, сославшись на усталость, от застолья отказался.
Зато князь Конрад с совета пришел довольный. Чувствовал он, что Михаил не очень-то хотел идти на помощь. "Боится. Правильно я сделал, что прибыл сам и не послушал магистра", - думал Конрад, стоя у раскрытого окна, из которого взгляд упирался лишь в высокую деревянную стену. Поверх ее виднелся кусочек голубого неба да вершины могучих деревьев, росших на пустыре за княжеским двором. Но Конрада это не смущало. Ведь отсюда он в любое время мог попасть к той, которая оказала ему столько услуг. Совет советом, но не встань она на его сторону, вряд ли черниговец решился бы на этот поход…
Княжеское застолье набирало силу. В помещении стоял пьяный гул. Некоторые гости уже хватили лишнего и, навалившись на стол, спали непробудным сном. Перед тем как покинуть пир, княгиня выразительно взглянула на князя Конрада. Тот понял намек, но уйти прежде Михаила не мог. Дождавшись, когда вконец опьяневшего хозяина слуги под руки увели в спальню, князь Мазовецкий поднялся. Презрительно взглянув на пьяную оргию, он легко и трезво заспешил к выходу.
На другой день князь Михаил проснулся поздно. Болела голова. Он долго пил спасительную водицу, пока в голове не стало проясняться. Михаил откинулся на мягкие изголовники и страдальческим голосом кликнул слугу. В дверь просунулась голова отрока.
- Ступай посмотри, пан проснулся или нет.
Отрок крутанулся на голых пятках и бойко зашлепал по полу.
- Нет, еще спит, - доложил он вскоре.
- Поднабрался, видать, чертов лях. А матушка встала?
- Нет, и княгиня почивает.
- Слава тебе, - перекрестился князь, поворачиваясь и жалобно кряхтя, - никак и она того… лишку хватила? Ну, чего уставился?! - вдруг заорал он на отрока. - Ступай к тиуну, пусть холодного медку нальет. Да проворней беги!
Воевода уже был на ногах, не успело еще солнце оторваться от горизонта, и поднял своих людей. Но в этот день похода не получилось. Выступили только на следующее утро.
Князь отдал строгий приказ хранить поход в глубокой тайне. Еще не пропели петухи, как подняли отряды и глухие дороги поглотили черниговскую дружину. Проводник князя Мазовецкого знал свое дело и вел отряд уверенно. Безо всяких затруднений прошли Данииловы земли и вступили в Мазовию.