СЛЕДСТВИЕ
ЗА заставой св. Севастьяна, в пустынной окрестности Рима, есть ход в катакомбы. Эти подземелья служат и в наше время одним из любопытнейших объектов осмотра для всех туристов. В древние времена рабы, гладиаторы и все угнетенные находили себе защиту в подземельях, разветвления которых бесчисленны, они идут под всем Римом. В царствование императора Клавдия, по свидетельству историка, считалось более полумиллиона рабов, не имевших никаких гражданских прав. Каждый господин имел полное право по своему произволу наказывать раба: бичевать его или прямо отдать в распоряжение палача для распятия на кресте. Впоследствии гонимые христиане также находили убежище в катакомбах, там они совершали религиозные обряды и поучали друг друга. Проникнуть полиции в катакомбы было чрезвычайно рискованно: войти туда было легко, но выйти очень трудно. В новейшие времена находили много костей и оружия, принадлежавших, по всей вероятности полицейским отрядам. После христиан в катакомбах скрывались еретики, преследуемые инквизицией, и политические заговорщики. История нам рассказывает чрезвычайно любопытные факты о римских катакомбах. Так, например, один из преследуемых еретиков во времена папы Урбана скрылся в подземелье, был избран товарищами главою заговора и назван старшим папою; таких примеров множество.
Царствование папы Сикста V, как мы знаем, началось рядом самых суровых реформ в пользу народа, бессовестно угнетаемого синьорами. Первые годы царствования этого папы можно назвать поистине блестящими. Но один человек, как бы он гениален и всемогущ ни был, не в состоянии бороться с целым обществом. Недовольство синьоров, привыкших не уважать законы, росло, и спустя некоторое время число врагов папы Сикста V увеличилось до громадных размеров. Кроме римских синьоров, великий герцог Тосканский, доселе охранявший границы владений св. престола, окончательно отшатнулся от папы и стал смотреть сквозь пальцы на формирование банд против Рима. Таким образом, благодетельные реформы Сикста V не имели будущности; все с нетерпением ждали смерти старого папы, совершенно основательно рассчитывая, что с восшествием на престол нового первосвященника все реформы Сикста будут уничтожены и дела пойдут по-старому.
Сикст V не мог не заметить, что кругом него творилось; лицемерие св. коллегии не могло обмануть умного Сикста, сознание, что он одинок, что никто не сочувствует его великим целям, глубоко печалило честного старика, и хотя он и шел своей дорогой, но прежней энергии у Сикста уже не было. Действительно, во всей истории папского владычества нет процесса, подобного, проведенному Сикстом V над племянником всемогущего кардинала Альтана, приговоренного к смерти за нарушение закона. Тщетно кардинал Альтан умолял Сикста помиловать осужденного, папа был непреклонен; мало того, святая коллегия в целом ее составе ходатайствовала за племянника кардинала Альтана - и ей было отказано. К счастью осужденного, в нем принял участие граф Гогенеш, посланник Германии; он просил помиловать племянника кардинала Альтана, и только благодаря этому ходатайству всемогущего представителя Германии осужденный был помилован. Этот процесс в особенности произвел глубокое впечатление на святую коллегию и всю римскую аристократию. Кардиналы, князья и синьоры затаили свою ненависть к суровому Сиксту и употребляли все зависящие от них меры, дабы парализовать реформы тирана, как они называли Сикста V.
Покушение на жизнь папы в монастыре св. Доротеи повело за собой весьма серьезные последствия. Кавалер Зильбер, Карл Гербольд, Роза, а также и мнимый садовник Тит были немедленно арестованы. Открылось, что самое деятельное участие в заговоре принимали известный французский гугенот генерал Ледигиер и глава римских бандитов Ламберто Малатеста. Но поймать этих двух главных заговорщиков не было никакой возможности. В особенности Сиксту хотелось заполучить в свои руки Ледигиера, самого опасного агитатора из всех гугенотов; его прибытие в Рим поразило папу.
При следствии Карл Гербольд был подвергнут пытке, не выдержал мучений и открыл весь план заговора. По этим сведениям папа легко мог заключить, что все арестованные были лишь орудием широкого плана гугенота Ледигиера, и суровый Сикст поставил на ноги всю полицию для того, чтобы поймать французского гугенота. По показаниям обвиняемых, в особенности слабого Карла Гербольда, было видно, что Ледигиер хотел провозгласить республику и Рим, столицу католицизма, сделать главным пунктом всех гугенотов. Это последнее обстоятельство до крайности возмущало главу католиков, но, как мы знаем, сделать ничего было нельзя; Ледигиер исчез неизвестно куда.
Барон Карл Гербольд хотя и был менее других виновен, не по убеждению пристав к заговору, а лишь из дружбы к Зильберу, не мог рассчитывать на помилование. Сначала Гербольд надеялся, что посланник Франции за него заступится, но эта надежда оказалась тщетной. При святом престоле в это время было два французских посланника: от католической лиги и от короля Генриха; каждый из этих представителей преследовал свои цели и употреблял все возможные меры, дабы мешать товарищу. При таких условиях заступничество одного из представителей Франции в глазах папы не имело никакого значения. Единственная персона, принимавшая горячее участие в судьбе бедного Карла, была его мать еврейка Барбара. Она ходатайствовала за сына везде, где было можно: у следователей, кардиналов и вообще у всех важных синьоров. Но что же они могли сделать, когда за следствием наблюдал сам Сикст V. Освободить Карла из тюрьмы при помощи золота также было невозможно. Все караулившие арестанта в случае его бегства были бы повешены; жизнь дороже золота, а потому никто и не соглашался на подкуп, хотя каждый из тюремщиков был способен соблазниться золотом. Барбара была в отчаянии и прибегла к другим мерам. Надо знать, что эта женщина имела чрезвычайное влияние на всех евреев, проживавших в Риме. Она задумала поднять на ноги самых решительных из них. Для этой цели Барбара назначила им свидание в катакомбах, куда и мы последуем.
МСТИТЕЛЬНИЦА
НА одной из площадок бесчисленных лабиринтов подземелья собралась группа людей в масках; их было человек двадцать. По виду это были рабочие-каменщики, но при тщательном осмотре можно было заметить под их костюмами оружие. Среди полумрака подземелья молча стояли эти люди, очевидно, кого-то поджидая. Вскоре из-за угла площадки показалась фигура женщины в маске, закутанной в плащ.
- Рубек! - сказала она резким голосом.
Высокий и широкоплечий рабочий, с длинной черной бородой, сделал шаг вперед.
- Здесь, - отрывисто отвечал он.
- Подойди!
И Рубек получил из рук женщины кошелек с золотом.
- Иуда Макавей! Исаак! Давид! - перекликала таинственная женщина всех присутствовавших и вручала каждому кошелек золота.
Кончив эту процедуру, она вскричала:
- Мстители Израиля! Я должна сообщить вам цель, для которой я вас сюда пригласила. Но, прежде всего, скажите мне, готовы ли вы исполнить клятву, данную вами на святой библии?
- Мы те же слуги великого Израиля, какими ты нас знала. Приказывай!
- Вы не должны забывать, - продолжала странная женщина, - что я всех вас вывела из страшной нищеты, я дала вам золото, и вы получили возможность существования. Что дали вам христиане? Постоянные преследования и презрение. Вот, например, ты, Рубек, - обратилась ораторша к первому рабочему, - к чему послужили твои храбрость и знание военного дела, что дали тебе христиане?
- Мне? - отвечал глухим голосом Рубек. - А вот что они мне дали. Поверив протестантам, что они ратуют за права человека и восстают против тирании пап, я отправился к гугеноту Ледигиеру в отряд и просил его принять меня в кавалерию Дельфинато. Начальник гугенотов мне объявил, что он не может этого сделать, потому что я еврей, и что мне необходимо переменить религию.
- Ну, а твои познания медицины, Макавей, оценены ли нашими господами христианами? Я знаю, - говорила женщина, - что кроме твоих научных сведений ты отдаешь последний свой грош каждому нуждающемуся - не обращая внимания на религию, к которой он принадлежит. Оценен ли ты как ученый и человек?
- Даже чересчур оценен, - с горькой иронией отвечал медик. - Я помню, раз, проходя по одной из пустынных улиц Рима, наткнулся на лежавшего среди дороги человека. Я тотчас же нагнулся, стал его исследовать и увидал, что несчастный поражен апоплексией, я поспешил пустить ему кровь и тем самым спас ему жизнь. Вдруг откуда-то взялся хирург-цирюльник. И стал кричать, что проклятый некрещеный еврей отбивает практику у христианина; собралась толпа народа, меня начали бить и решили бросить в Тибр; к счастью, подоспели сбиры и отвели в тюрьму. Суд меня приговорил к большому штрафу, и так как я его не мог заплатить, то меня и посадили вместе с ворами и разбойниками. Спасибо, друзья выручили, и мне удалось бежать из тюрьмы.
- Но ты, быть может, по своей доброте простил христианам обиды, нанесенные тебе?
- Кто, я прощу? Я? - вскричал Макавей, сжимая кулаки. - О нет! Если бы я мог по капле выпустить всю их кровь, я бы не задумался!
Каждый из замаскированных в свою очередь рассказал о своем столкновении с христианами и о несправедливости последних.
- Значит, вы все решились мстить христианам? - обратилась женщина к собранию.
- Мстить! Мстить! Смерть христианам! - вскричали все в один голос.
- Если это так, то, прежде всего, долой маски, здесь они лишние; мы хорошо знаем, друг друга, - сказал женщина, снимая маску. И перед мнимыми рабочими предстала Барбара, унаследовавшая несметные богатства зарезанного банкира Соломона.
Все последовали ее примеру.
- Теперь, - продолжала Барбара, - я должна открыть вам цель, для которой я просила вас собраться здесь. Этот зверь, царствующий в Риме, приказал арестовать в числе многих молодого француза барона Гербольда, обвиняемого в отравлении. Этот Гербольд мой молочный сын и арестован невинно, тем не менее, он брошен в тюрьму Ватикана, и в эту минуту, быть может, палач…
Здесь бедная мать остановилась, она была не в силах докончить. Мысль, что ее милый Карл может быть замучен до смерти, приводила ее в ужас, лишала способности говорить.
- Позвольте, синьора, - сказал, выходя вперед, Рубек, - объясните нам, с какой стати христианин может интересовать нас, евреев?
- Он только по наружности христианин, но в душе еврей и происходит от колена Давида - это будущий наш глава.
Все слушали с напряженным вниманием и в один голос спросили:
- Значит, Мессия, которого ждет Израиль?
Барбара боялась обманывать. Если истина откроется, месть этих людей могла быть ужасна. Все это она мигом сообразила и поспешила прибавить:
- Нет, он не Мессия, его назначение командовать войском для освобождения Израиля, вот почему необходимо его вырвать из когтей христиан. Деньги, которые я вам раздала, - продолжала Барбара, - есть только самая незначительная часть капитала, которым владеет барон.
- Значит, он очень богат?
- Да, ангел Господень указал ему место, где были скрыты несметные сокровища, предназначенные на великое дело избавления Израиля.
- О, в таком случае его необходимо освободить! - вскричали все в один голос.
- Теперь, когда я вам все открыла, - сказала Барбара, - могу ли я рассчитывать на вас?
- Да, да, конечно, мы все готовы пожертвовать жизнью для великого дела! - вскричали евреи.
Барбара сделала одобрительный жест, отступила в тень и незаметно исчезла. Как ни старались заговорщики отыскать отверстие - не могли, стена была совершенно гладкая, и все камни лежали на месте.
Вся толпа вышла из подземелья и отправилась к церкви св. Агапии. Там им представилось страшное зрелище. Едва сторож отворил двери, чтобы впустить священника дона Серафима, как наткнулся на стоявший почти на пороге крест, на котором был распят какой-то молодой человек. Несчастный истекал кровью и был без сознания. Священник в ужасе отступил назад и тотчас же послал за полицией. Явились сбиры и доктор; все усилия привести в чувство распятого не привели ни к чему.
- Тот, кто совершил это злодейство, - сказал доктор, - позаботился, прежде всего, лишить способности говорить свою жертву.
- Неужели нет надежды услыхать хоть одно слово от распятого, слово, которое могло бы нам указать на преступника? - спросил священник.
- Ни малейшей надежды, святой отец, - отвечал врач. - Несчастный умрет, не произнеся ни звука.
- Если здесь между нами есть преступник, - сказал один из толпы, - его тотчас узнать можно.
- Это, каким образом?
- Пусть каждый из присутствующих посмотрит в лицо умирающего; на того, кто совершил преступление, непременно брызнет кровь. Таким способом правосудию не раз доводилось открывать убийства.
Все поспешили исполнить предложенное средство. Каждый нагибался к лицу умирающего. В числе зрителей был и наш знакомый еврей Рубек. По странной случайности в то самое время, когда Рубек смотрел в лицо распятому, вдруг брызнула кровь из его рта. Толпа в один голос крикнула:
- Вот убийца, вяжите его!
Но Рубек сделал скачок назад, вынул из-под плаща длинный кинжал, угрожая каждому, кто подступится, выпустить внутренности. К Рубеку присоединились его товарищи, и вся толпа со страхом отступила. Евреи не спеша удалились. Отойдя на некоторое расстояние от церкви, один из них спросил Рубека.
- Ты его распял?
- Не все ли равно, я или кто другой? - хладнокровно отвечал еврей. - Довольно того, что она так решила в пример всем, кто бы посмел изменить нашему делу. Теперь, - продолжал Рубек, - следует заняться порученным нам делом.
И толпа мнимых рабочих скрылась в узких переулках города.
ЮРИСКОНСУЛ СВЯТОЙ КОЛЛЕГИИ
ЗАГОРОДНАЯ вилла кардинала из Болоньи Палеотто была расположена в живописной окрестности Рима, куда его имененция приезжал для отдыха от государственных дел и эпикурейских наслаждений. Кардинал Палеотто был мужчина средних лет, высокий ростом, с весьма симпатичной наружностью, щедрый, и был замечателен как выдающийся оратор. Он пользовался расположением всех, а также и папы Сикста V; несмотря на свои громадные богатства, долгов имел несметное множество, потому что отличался щедростью, широким гостеприимством, держал знаменитого артиста повара и делал богатые подарки аристократам Рима. Кардинал Палеотто справедливо назывался вельможей-баричем в широком значении этого слова. Его дворцы и виллы совмещали в себе целые коллекции произведений искусства древнего и современного миров. Работы великих художников из золота, серебра, бронзы и мрамора, разумеется, не дешево стоили щедрому кардиналу, но главный расход его заключался, как мы уже заметили, в подарках красавицам, и не одним аристократкам, но и всем вообще имевшим счастье обратить на себя внимание юрисконсула св. Коллегии.
В 1589 году, т.е. в момент нашего повествования, кардинал Палеотто сидел в кресле в одной из комнат своей богатой виллы Джианиколо, в его руках была чашка шоколада, в то время напитка весьма редкого и дорогого, который иногда привозили в Европу голландцы и генуэзцы; стройная фигура кардинала была облачена в пурпурную мантию, шитую золотом, из-под широкого рукава виднелась кисть белой выхоленной руки с бриллиантовым перстнем на указательном пальце, так как его имененция состоял в сане архиепископа (in partibus infedelium) в Малой Азии. Против кардинала, около маленького столика, сидела также с чашкою шоколада в руках знаменитая красавица французского двора Генриха III молоденькая графиня Шарлотта, муж которой вынужден был покинуть Францию, так как все его владения были заняты католическими войсками, воюющими с гугенотами под предводительством Генриха Наваррского. Кроме владений во Франции супруг Шарлотты имел поместья близ Неаполя, куда в данный момент и отправился. Скучавшую в отсутствие мужа графиню Шарлотту поспешил утешить галантный юрисконсул св. Коллегии. Графиня Шарлотта находила большое удовольствие в его обществе и часто посещала виллу Джианиколо запросто. Молодая красавица была чем-то озабочена, в ее карих глазах виднелось беспокойство. Кардинал это заметил и поспешил осведомиться, о чем думает графиня.
- Я не могу поверить вам тайну души, - отвечала, плутовски улыбаясь, красавица, помешивая золотой ложечкой в чашке шоколад.
- Как, от меня у вас могут быть секреты? - вскричал в том же тоне кардинал. - Согласитесь, что это большой грех.
- Конечно, скрывать что-либо от своего духовника грешно, но…
- Это, разумеется, прежде всего, но мне кажется, - прервал ее кардинал, - между нами до сих пор существовало некоторое доверие…
- Тем не менее, я не должна говорить вам, что меня заботит, - грустно отвечала графиня, - в особенности после того, как мне вчера удалось услышать ваше мнение.
- А, понимаю! - прервал ее Палеотто. - Дело идет о деньгах. Вы по вашей безграничной деликатности не хотите у меня просить некоторую сумму, в которой, по всей вероятности, имеете надобность, так как дела мои крайне расстроены. Но верьте, прелестная графиня, если бы мне пришлось продать даже это сокровище, - продолжал кардинал, указывая на висевшее изображение Мадонны работы Рафаэля, - я бы не задумался.
Графиня очень мило улыбнулась.
- Вы думали, Савастьян, - сказала она, - что мне легко делать вам неприятное?
- Но, милая графиня, вы ошибаетесь, - продолжал кардинал, - служить вам чем бы то ни было для меня большое удовольствие.
- Друг мой! Мне не надо ваших денег, - отвечала графиня.
- Что же вы хотите?
- Только одного вашего слова.
- Именно?
- Дело идет об одном молодом человеке, привлеченном по процессу отравителей.
Кардинал поставил чашку с шоколадом на стол и встал на ноги.
- По процессу отравителей?! Но, графиня, что побуждает вас принимать участие в этих несчастных?
- Уверяю вас, Савастьян, - отвечала, несколько сконфузившись, графиня, - что между этими несчастными есть много невинно привлеченных, и они вполне достойны сожаления.
- Однако как же вам может быть это известно? - спросил, иронически улыбаясь, кардинал. - Мне кажется, вопрос о виновности привлеченных может быть разрешен судьями, но уж никак не вами.
Графиня невольно побледнела, суровый тон кардинала ее смущал.
- Но еще раз повторяю, - прошептала она, - что между ними есть такие жалкие…
- Да, но на совести каждого из этих жалких есть, по крайней мере, десяток отравленных, - сурово заметил прелат.
- Вы ошибаетесь, друг мой, - отвечала, несколько оправившись, графиня, - тот, за которого я вас прошу, совершенно невиновен и попал в это несчастное дело совершенно случайно.
- Молодой человек, и, вероятно, очень красивый? - спросил, иронически улыбаясь, кардинал.
- Савастьян! Мне за вас стыдно! Как вы могли подумать обо мне такую грязь?! - возразила, вся вспыхнув, молодая женщина.
- Простите, графиня, но это так естественно, - в свою очередь заторопился кардинал.
- Совсем не естественно. Прежде всего, я в глаза не видала этого молодого человека. Ко мне приходила какая-то женщина просить за него.
- Женщина! Вероятно, его любовница?
- Опять вы ошибаетесь, Савастьян, не любовница, а его мать, - отвечала графиня, и ее прелестные глаза затуманились слезами.
После некоторого молчания кардинал спросил:
- Как зовут юношу, за которого вы просите?