Рыцарь подошел к лакею в ливрее, который ждал его за кулисами, взял у него два бумажных пакета и, вернувшись к Сале и Комарго, которые как зачарованные не спускали с него глаз, поклонившись им, сказал:
- Милостивые государыни, вы удостоили меня чести принять от меня розы в январе. Вы любите розы, и я хотел бы, чтобы вы надолго сохранили эти цветы.
Он подал им пакеты. Комарго и Сале дрожащими руками взяли пакеты и разорвали бумагу.
Крики восторга сорвались с их губ. В руках каждой из девушек оказалась роза из великолепных рубинов, с изумрудными листьями, золотым стеблем и топазовыми шипами.
Розы были совершенно одинаковы. Сцена становилась прямо-таки фантастической. Петушиный Рыцарь, или просто Рыцарь, как его часто называли, отъявленный разбойник, который должен сидеть в тюрьме, вдруг предстал перед собравшимися: спокойный, улыбающийся, изысканно одетый, он присутствовал на оперной репетиции. Он возвратил бриллианты одной танцовщице и преподнес богатые подарки другим с непринужденностью знатного вельможи - это было невероятно. Между тем на сцене находились три солирующих танцора, шесть групповых, восемь музыкантов - всего семнадцать мужчин, а голова Петушиного Рыцаря, который находился здесь с одним лишь слугой, была оценена очень дорого.
- Господа, - сказал Рыцарь, видя, что многие переглядывались, - я пришел к вам как друг и не имею никакого намерения, которое могло бы вас обеспокоить, - даю вам слово! Что касается меня, то я, хотя нахожусь среди вас один, но нисколько не тревожусь, спокоен, весел и уверен в себе.
Слово "уверен" было произнесено столь выразительно, что нельзя было сомневаться: это было и предупреждение, и угроза. Было очевидно, впрочем, что такой человек, как Петушиный Рыцарь, не мог безрассудно подвергать себя опасности, не приняв заранее предосторожностей.
Рыцарь подошел к Сале и Комарго.
- Я буду просить вас об одной милости, - сказал он, - вы согласитесь исполнить мою просьбу?
- Милостивый государь, - ответила Комарго с очаровательным достоинством, - вы носите имя, которое внушает ужас, но ваше лицо вовсе не внушает подобного чувства. Один из моих добрых знакомых, виконт де Таванн, всегда говорит о вас в выражениях, противоположных тем, которые употребляет, говоря о вас, начальник полиции. Когда виконт произносит ваше имя, он всегда прибавляет к нему слово "друг". Кем бы вы ни были на самом деле, я лично не имею никакой причины отказать вам в просьбе.
Рыцарь обратился к Сале.
- А вы, мадемуазель Сале?
- Я думаю так же, как и моя подруга Комарго, - ответила хорошенькая танцовщица.
- Если так, я прошу вас станцевать для меня одного то чудное па из балета "Характерные танцы", которое вас прославило.
- Охотно! - отвечала Комарго. - Любезный Дюпре, прикажите дать нам место на сцене и сыграть арию.
Рыцарь наклонился к Дюпре.
- Попросите всех, находящихся в зале, не выходить, - сказал он шепотом, - для них будет опасно подниматься или спускаться с лестницы.
Петушиный Рыцарь сел на стул так, чтобы в полной мере насладиться спектаклем, даваемым для него одного.
Представление началось, оно было восхитительно. Никогда Сале и Комарго не танцевали более увлеченно, более грациозно, более вдохновенно. Рукоплескания посыпались со всех сторон.
- Никогда вы не танцевали так талантливо! - заявил Дюпре в восхищении.
- Милостивые государыни! - сказал Рыцарь, вставая. - Никакие слова не могут выразить то, что вы заставили меня почувствовать. Это одна из самых счастливых страниц моей жизни!
Он нежно поцеловал руки Комарго и Сале и, выпрямившись с гордым достоинством, сказал:
- С этой минуты я ваш друг, а я не шучу этим званием, когда его даю. Дружба моя могущественна. Вам теперь нечего бояться. В любое время дня и ночи повсюду, где вы будете, вам гарантирована неприкосновенность. Никакая опасность не будет угрожать вам, так как сильная рука всегда будет между этой опасностью и вами.
Комарго и Сале, глубоко взволнованные, не нашли, что ответить. Ситуация была настолько странной, что они не могли сказать ни слова.
Рыцарь, подойдя к Дюпре, Новерру и Гарделю, сказал:
- Господа! Мои люди отдали швейцару корзины с посудой, закусками и винами. Эти корзины - для артистов королевской музыкальной академии. Прошу вас от моего имени угостить их этим ужином.
На этот раз ахнули все, Рыцарь же поклонился, повернулся и исчез.
- Это сон? -.вопрошал Дюпре.
- Это шутка! - сказал Новерр.
- Это был Петушиный Рыцарь, и он вышел отсюда! - заметила Комарго. - Я его узнала.
- Это он, - сказала Сале.
- Да, это он, - прибавила Аллар. - Он вернул мои бриллианты. А какие изумруды бесподобные! Они стоят больше ста тысяч фунтов.
- А розы - изысканное произведение, - восхищалась Комарго.
- Господа! - сказал швейцар, подходя к Дюпре. - Там внизу десять корзин. Прикажете их принести?
Мужчины переглянулись.
- Я не вижу причины отказываться, - сказал Новерр. - Рыцарь никогда не делал нам зла.
- Нет никакой необходимости портить долгим ожиданием кушанья, которые, уверен, должны быть превосходны, - прибавил Гардель.
- Я испытываю к Петушиному Рыцарю полное доверие, - сказала Комарго, - и хотела бы знать, что в этих корзинах.
- И я тоже, - сказала Сале.
- Пусть их принесут! - велел Дюпре.
- И мы будем ужинать сегодня после представления.
- Но надо предупредить всех наших друзей.
- Мы пошлем им приглашения.
- Вот первая корзина, - сказал швейцар, указывая на служащего театра, который шел за ним, сгибаясь под тяжестью огромной корзины.
- Ах, какой очаровательный человек этот Рыцарь! - воскликнула Аллар, продолжая любоваться своими драгоценностями. - Я жалею только об одном - что он прекратил свои визиты ко мне…
IV
Граф де Сен-Жермен
Сойдя со сцены в сопровождении своего лакея, Петушиный Рыцарь углубился в лабиринт темных коридоров Оперы как человек, хорошо знающий их расположение.
Он прошел мимо комнаты швейцара и достиг выхода. Великолепная карета, запряженная двумя большими гнедыми нормандскими лошадьми в богатой упряжи, стояла перед театром рядом с каретой Комарго. Лакей проворно опередил своего господина, одной рукой он открыл дверцу, другой опустил подножку. Рыцарь быстро подошел и сел в карету на зеленое бархатное сиденье.
- В особняк министерства иностранных дел, - сказал он.
Когда карета повернула за угол улицы Сент-Оноре, Петушиный Рыцарь опустил шелковые шторы. Через четверть часа карета въехала во двор министерства иностранных дел и остановилась перед парадным подъездом. Шторы поднялись, лакей отворил дверцу, и из кареты вышел человек.
Вышедший из оперы и севший в карету Петушиный Рыцарь был молодой человек двадцати пяти - тридцати лет с напудренными волосами, светлыми бровями, белолицый и румяный. На нем был фиолетовый бархатный сюртук, вышитый золотом, белый атласный жилет, также с вышивкой, а на голове простая треугольная черная шляпа.
Тот же человек, кто приехал в особняк министерства иностранных дел и вышел из кареты, оказался мужчиной лет сорока, с черными бровями и очень смуглым лицом. Он был одет в бархатный сюртук лазурного цвета, подбитый палевым атласом, с сапфировыми пуговицами, осыпанными бриллиантами. Жилет из золотой ткани, панталоны из бархата огненного цвета, а пряжки на подвязках, как и пуговицы сюртука, просто изумительны. На голове у него была черная шляпа, обшитая испанскими кружевами со шнуром из сапфиров и бриллиантов. Пряжки на башмаках и цепи двух часов с печатями и брелоками гармонировали со всем костюмом.
Вышедший из кареты господин не походил ни лицом, ни костюмом, ни манерами на того, кто сел в нее, а между тем в карете находился только один человек, и она не останавливалась по дороге.
Лакей, отворивший дверцу, нисколько этому не удивился. Приехавший вошел в переднюю и проследовал в приемную.
- Как прикажете доложить о вас? - спросил огромный лакей, низко кланяясь.
- Граф де Сен-Жермен! - ответил господин.
Лакей исчез, затем вернулся и, открыв обе двери, доложил громко:
- Граф де Сен-Жермен!
- Милости прошу, любезный друг! - послышалось из другой комнаты. - Я уже отчаялся видеть вас!
Дверь закрылась. Граф де Сен-Жермен и маркиз д’Аржансон остались одни в кабинете министра иностранных дел.
- Ну что? - продолжал д'Аржансон. - Вы готовы?
- Готов, маркиз.
- А бриллиант короля?
- Вот он!
Сен-Жермен пошарил в кармане жилета и вынул маленький футляр. Маркиз взял футляр, открыл его и начал внимательно рассматривать довольно большой бриллиант.
- И это тот самый камень?
- В этом легко убедиться: Бемер, ювелир короля, подробно осмотрел и взвесил его, прежде чем я его забрал. Пусть же рассмотрит камень еще раз.
- И пятно исчезло?
- Вы же видите.
- Мы едем в Шуази сию же минуту, граф.
- Как скажете, маркиз.
Министр позвонил.
- Карету! - приказал он вошедшему лакею.
Лакей поспешно ушел, а д'Аржансон продолжал рассматривать бриллиант.
- Это поистине чудо! - сказал он. - И вы самый необыкновенный человек, какого когда-либо случалось мне встречать.
Сен-Жермен молча улыбнулся.
- Карета готова, - сказал лакей, открывая дверь. Д'Аржансон взял шляпу, Сен-Жермен пошел за ним.
- Уже довольно поздно! - сказал министр, спускаясь со ступеней крыльца.
- Только четверть пятого, - возразил граф.
- Надо приехать хотя бы за час до ужина.
- А в котором часу ужинает король?
- В шесть.
- В нашем распоряжении три четверти часа, чтобы успеть к желаемому времени.
Карета, запряженная четверкой, стояла перед крыльцом.
- Ваши лошади проделают весь путь за три четверти часа? - спросил Сен-Жермен.
- Не уверен, и это чрезвычайно досадно.
- Тогда сядем в мою карету, а вашей четверке прикажите ехать за моей парой, и, если они не отстанут до Шарантона, я объявлю их лучшими лошадьми в мире.
- Как же быстро ваши лошади смогут доехать до Шуази?
- Менее чем за три четверти часа.
- Это невозможно!
- Попробуем.
Министр согласно кивнул. Сен-Жермен позвал своего лакея. Тот немедля велел карете подъехать. Министр и граф сели.
- В Шуази, как можно скорее! - сказал Сен-Жермен. Не успел он закончить фразу, как дверца захлопнулась, и карета понеслась быстрее молнии. За несколько минут спутники достигли набережной, путь был свободен, лошади понеслись еще скорее, и карета графа оставила далеко позади четверку министра уже на полпути до Шарантона.
V
Вечный Жид
Не пойдем мы больше в лес:
Лавры срезаны;
Их сегодня господин
Унесет с собой!
Мадемуазель де Шароле, выпустив руку мадам де Бранка, оставила свободный проход, чтобы король мог войти. Все происходило в маленькой Розовой гостиной замка Шуази. Восемь самых хорошеньких женщин при версальском дворе держались за руки, составляя круг и играя в ту детскую игру, которую придумала новая фаворитка и для которой сама сочинила слова. Это были мадемуазель де Шароле, мадам де Бранка, де Гебриан, де Жевр, де Маршэ, д'Эстрад, де Вильмен и, наконец, маркиза де Помпадур. Они, танцуя и припевая, образовали большой круг. Людовик XV, остававшийся вне круга, ждал, чтобы открыли проход, по правилам игры. В ту минуту, когда мадемуазель де Шароле отпустила руку своей соседки мадам де Бранка, король медленно подошел и вступил в круг, закрывшийся за ним. Танцы, на минуту прерванные, опять начались и дамы принялись петь:
Посмотри же, как танцуют!
Прыгай, танцуй! Любую целуй!
Король разорвал круг, все разбежались, но Людовик успел схватить одну даму. Семь других тотчас окружили Людовика и его пленницу.
Король, держа за талию молодую женщину, запел голосом победителя:
Барабанов слышу бой
И любви привет!
Дамы подхватили хором:
Красавица, обнимай
Поскорее друга!
После чего король запел:
В этот день, в этот день
Дарю тебе свою любовь!
Он поцеловал пленницу, которая, чтобы получить свободу, как того требовали правила игры, возвратила ему поцелуй, а дамы продолжали:
Не пойдем мы больше в.лес:
Лавры срезаны
Их сегодня господин
Унесет с собой!
- Рад видеть вас, - сказал король, выходя из круга под руку с маркизой Помпадур и делая дружеский знак входившему человеку.
Вошедший был мужчина лет пятидесяти высокого роста, с гордым, величественным и мужественным лицом, в блеске глаз которого, в движениях и позе чувствовалась привычка повелевать. Это был Мориц, граф Саксонский, незаконный сын Августа, короля польского и Авроры Кенигсмарк. В 1743 году Людовик XV произвел его в маршалы Франции, и накануне он получил главное начальство над армией в Голландии.
- Милостивые государыни! - сказал король. - Если вы не ходите больше в лес, потому что лавры срезаны, вам следует предъявить претензии к маршалу, который имеет привычку нагружать ими свои военные колесницы и надеется на новую обильную жатву.
- На этот раз, государь, я буду пожинать лавры под вашим начальством, - ответил маршал.
- Надеюсь, вы в добром здравии?
- К несчастью, нет, государь. Я болен и нуждаюсь в отдыхе, но ваши враги ждать не станут, а моя кровь принадлежит вам. Впрочем, я надеюсь, что лагерная жизнь, гром пушек и запах пороха исцелят меня. Война - моя стихия.
- Вы хотите сказать "слава", - сказала маркиза Помпадур.
- Вы слишком снисходительны, мадам.
- Я ваша поклонница, маршал, причем уже давно. Я интересовалась вами в то время, когда вы не могли догадываться о моем существовании.
- Неужели? - удивился Мориц.
- Когда я была ребенком, совсем маленьким ребенком, величайшей радостью было для меня слушать рассказы о ваших подвигах. Я знаю наизусть эти истории, у меня хорошая память. Хотите, я расскажу о них?
- Да, да! - сказал король.
- Я знаю, государь, что маршал, который тогда еще не был маршалом, потому что ему было только двенадцать лет, убежал однажды ночью из дома своей матери, чтобы принять участие в осаде Лилля, где сражался король, его отец. Это было в 1708 году. Не так ли?
- Да, - отвечал маршал.
- Я знаю, что вы в четырнадцать лет сражались под Ригой против Петра I, императора русского, и убили трех противников.
- Совершенно верно. В наказание за это граф Шуленбург, мой учитель в военном искусстве, обещал мне командование польским полком.
- Что и случилось в следующем году, когда вы столь блестяще отличились в Пруссии, командуя польскими гусарами.
- Однако вы знаете мою жизнь лучше меня! - воскликнул Мориц, целуя руку маркизы де Помпадур.
Король тем временем смотрел на нее с нежностью.
- Я знаю всю вашу жизнь, - продолжала фаворитка, - знаю, что с пятью офицерами и двенадцатью лакеями вы выдержали в гостинице осаду против восьмисот человек.
- Это случилось в Померании, в деревне Крахниц, - сказал маршал. - Право, маркиза, вы заставляете меня гордиться, и, так как начинается новая кампания, я употреблю все силы, чтобы запечатлеть в вашей памяти новые воспоминания.
- В таком случае, - сказал Людовик XV, пришедший в восторг от слов де Помпадур, - вы будете сражаться не для меня, а для маркизы.
- В таком случае, государь, когда я возвращусь, не буду просить у вас никакой награды, а обращусь к маркизе.
- И на все, о чем вы меня попросите, маршал, и что я буду в состоянии сделать для вас, я заранее соглашаюсь, - сказала маркиза.
Маршал взял прелестную ручку, протянутую ему фавориткой, и любезно поцеловал.
- Когда вы едете? - спросил король.
- Завтра, государь. Мои повозки будут готовы к четырем часам утра. Послезавтра я буду в лагере, а в следующую ночь открою траншеи перед Турне.
- Это будет в ночь с 30 апреля на 1 мая?
- Да, государь.
- А 7 мая я приму начальство над армией.
- Это будет прекрасный день для войска, государь.
- И скверный для врагов Франции, - сказала с восторгом маркиза Помпадур.
В эту минуту Бридж, один из конюших короля, вошел в гостиную и, подойдя к Людовику XV, сказал:
- Государь, маркиз д'Аржансон приехал в замок.
- Один? - с живостью спросил король.
- Нет, государь, с ним какой-то господин.
- Кто же?
- Маркиз не назвал его имени, он просил меня только доложить о его приезде вашему величеству.
- Скажите, что я согласен его принять, так же как и господина, приехавшего с ним.
Бридж поклонился и вышел. Король обратился к дамам, сказав:
- Вы увидите удивительного человека.
Дверь, затворившаяся за Бриджем, открылась вновь: маркиз д'Аржансон и граф де Сен-Жермен вошли в гостиную.
- Подойдите, д'Аржансон, - велел король, - вы знаете, что в Шуази этикет отменен.
Маркиз подошел и сказал:
- Государь, позвольте мне иметь честь представить вам графа де Сен-Жермена.
- Граф де Сен-Жермен сам так хорошо представился, что ему незачем прибегать к вашей помощи, Любезный д'Аржансон. Привез ли он бриллиант?
- Да, государь.
- Дайте мне его, - обратился Людовик XV к графу де Сен-Жермену.
Сен-Жермен вынул из кармана ящичек, сделанный из агата.
- Государь, - сказал он, - вы приказали взвесить бриллиант, прежде чем отдали его мне?
- Да, Бемер взвесил его в моем кабинете.
- Я прошу ваше величество простить мне вопрос, который я вынужден задать, но при таких обстоятельствах я считаю необходимым устранить даже тень сомнения. Ваше величество помнит форму бриллианта?
- Как нельзя лучше.
- И то место, где было пятно?
- Слева, возле большой грани.
- И величину этого пятна?
- Я как сейчас его вижу.
Сен-Жермен низко поклонился, потом раскрыл ящичек и подал королю бриллиант, который показывал маркизу д'Аржансону.
Людовик взял бриллиант, рассмотрел его с большим вниманием и удивленно поднял брови. Он наклонил голову, посмотрел на Сен-Жермена, который оставался бесстрастен, потом снова стал рассматривать бриллиант, держа на ладони.
- Как это странно! Позовите Бемера! - велел он лакею.
Придворный ювелир вошел почти тотчас.
- Бемер, - сказал ему король, - вы узнаете этот бриллиант?
Ювелир взял бриллиант и стал изучать его еще внимательнее, чем король.
- Это тот самый бриллиант, который я отдал графу де Сен-Жермену при вас три недели назад на маскараде? - спросил король.
- Кажется, государь, - отвечал Бемер.
- Но вы в этом не уверены?
- Я могу узнать это наверняка. У меня записан его вес и снят с него слепок.
- Так узнайте.
Бемер вынул из кармана маленькие медные весы в кожаном футляре и две гипсовые формы и поставил все это на стол.