Де Марвиль задыхался от бешенства и гнева, но не мог ничего поделать. Рыцарь низко поклонился, взял бумаги, золото и банковские билеты и тихо отпер дверь.
- Оставляю вам на память свои пистолеты, - сказал он, еще раз поклонился и вышел.
Часть третья
ГРАФ ле СЕН-ЖЕРМЕН
I
Опера
В то апрельское утро 1745 года в Париже стояла ненастная погода: шел сильный дождь, дул порывистый ветер, а улицы представляли собой потоки липкой грязи.
Карета, запряженная двумя прекрасными лошадьми-тяжеловозами, с извозчиком в ливрее и напудренном парике, выехав с улицы Фромандо, повернула на улицу Сент-Оноре и остановилась у здания Оперы.
Лакей соскочил со своего места, распахнул дверцу, опустил подножку и отошел в сторону. Показалась маленькая ножка, хорошенькая головка, и грациозная женщина, очень кокетливо одетая, промелькнула, как быстрая тень, из кареты в вестибюль Оперы, предназначенный для артистов. Было видно, что молодая особа прекрасно знала расположение уборных и скорее всего принадлежала к числу артистов Оперы. Налево располагалась комната швейцара. Увидев молодую женщину, цербер низко поклонился.
- Для меня нет ничего? - спросила хорошенькая дама.
- Ничего, - ответил швейцар.
Она быстро прошла в коридор, в глубине которого находилась лестница, слабо освещенная тусклым фонарем. Молодая женщина проворно взбежала по ступенькам, открыла дверь, но на пороге споткнулась.
- Как же здесь темно, недолго и шею сломать! - сказала она.
- Шею - это еще полбеды, - ответил веселый голос, - хуже сломать ногу. Шеи нужны певицам, а танцовщицам необходимы ноги!
- Я опоздала, Дюпре?
- Как всегда, дорогая Комарго.
- Меня ждут, чтобы начинать?
- Да. Все уже на сцене.
- И Сале?
- Только что приехала, она в своей уборной.
- Я иду в свою и скоро буду на сцене.
- Я могу велеть начинать?
- Да-да! Я вас не задержу!
Комарго исчезла в коридоре. Дюпре направился к сцене. В прошлом он был танцором и имел огромный успех, потом стал балетмейстером, капельмейстером и танцмейстером Королевской академии. Он был учителем Комарго.
Дюпре взял свою маленькую скрипку, лежавшую на бархатной скамейке, и вышел на сцену. Сцена была освещена не лучше коридоров. Зал была погружен в глубокий мрак. Сальные свечи (восковые зажигали только вечером) в железных подсвечниках, прикрепленных к деревянным балкам, были размещены на сцене, бросая красноватый свет. Восемь музыкантов сидели в оркестровой яме. По сцене расхаживали три молодые женщины в специальных костюмах для репетиции: в шелковых панталонах, юбках и корсажах из белого пике. Это были Аллар, Софи и Лемуан. Перед сценой какой-то мужчина проделывал пируэты. Это был Новерр, знаменитый танцор, ученик Дюпре, дебют которого в 1743 году в Фонтенбло имел блестящий успех. Он первый осмелился танцевать с открытым лицом - до него танцоры носили маски. Справа другой танцор, Гардель, также репетировал, проделывая разные па. В глубине сцены находились групповые танцоры.
- Начнем, - сказал Дюпре, выходя на сцену. - Прошу занять свои места.
II
Визит Петушиного Рыцаря
- Итак, Аллар, пока не пришли Комарго и Сале, повторите это па.
- Отсюда начать, месье Дюпре?
- Да, моя красавица.
Дюпре отошел немного влево, к авансцене.
Аллар, прелестная восемнадцатилетняя девушка с белокурыми волосами, голубыми глазами, гибким станом и удивительно стройными ножками, стала в третью позицию.
- Пятую! - сказал Дюпре. - Скрестите ноги совсем… Чтобы носок левой ноги совершенно касался пятки правой ноги… Вот так! Опустите руки… Так! Наклоните голову направо… пусть ваша поза будет естественной…
Аллар в точности исполняла команды. В этой позе она казалась нимфой, готовой к полету. Дюпре смотрел на нее как тонкий знаток и сделал одобрительный знак головой.
Затем он взял свою скрипку и сыграл на ней мелодию танца.
- Хорошо, хорошо, - говорил он, глядя, как Аллар танцует, - очень хорошо! Наклонитесь теперь медленно, как бы для того, чтобы поднять что-нибудь с пола… постарайтесь это проделать, не сгибая ноги… еще… еще…
Вдруг он сильно ударил по скрипке и закричал:
- Да не так! Три раза вы пробуете это движение, и оно не становится лучше…
- Месье Дюпре, я делаю, как вы мне сказали, - проговорила со слезами на глазах Аллар.
- Да нет же!
За кулисами послышался звонкий голос, напевающий модный куплет.
- А! Это Сале, - сказал Новерр, сделав пируэт, который он кончил низким поклоном.
Сале в костюме балерины вышла на сцену.
- Где же Комарго? - спросила она, осматриваясь вокруг.
- Вот она, - ответил Дюпре, указывая на белую тень в глубине сцены.
Первые слова Комарго были: "Где Сале?" Первые слова Сале были: "Где Комарго?" Эти два вопроса как нельзя лучше обрисовывают положение дел.
Восхищаясь талантами друг друга, Комарго и Сале не могли не чувствовать друг к другу самой сильной зависти. Каждая имела свои успехи, своих поклонников, свои характерные танцы. Солисты и групповые танцоры окружили двух знаменитостей. Комарго и Сале поздоровались.
- Милая моя, - сказала Комарго, - вы знаете, что мы танцуем этот балет в Фонтенбло на будущей неделе?
- Да, - ответила Сале, - герцог Ришелье сказал мне об этом вчера. Король едет на войну и до отъезда хочет посмотреть, как мы танцуем.
- Не он, а маркиза…
- Маркиза? Какая маркиза? - спросил Дюпре.
- Новая, - смеясь отвечала Комарго.
- Какая новая маркиза?
- Помпадур.
- Помпадур? - повторил Дюпре. - Я не знаю этого имени.
- Теперь уже знаете.
- О ком вы говорите?
- Спросите у Аллар. Турнегем ей об этом сказал.
- Но кто же эта новая маркиза?
- Мадам д'Этиоль, урожденная Пуассон, а теперь пожалованная титулом.
- Туда ей и дорога!
- Она официально объявлена фавориткой, имеет апартаменты в Версале и недавно представлена ко двору как маркиза де Помпадур.
- Мать ее умерла, наверное, от радости, - прибавила Сале.
- Именно так. Мадам Пуассон была больна. Когда ей сказали, что дочь ее объявлена любовницей короля, она вскричала: "Дорогая Антуанетта! Я всегда говорила, что ты достойна короля! Мне нечего больше желать!" И умерла.
- Нет слов, д'Этиоль достигла прекрасного положения.
- Да, да! - сказали, вздыхая, другие танцовщицы.
- Но у нее уже появились враги.
- Разумеется, и первый - Морпа, который сочинил смешную эпитафию на смерть ее матери.
- Если Морпа поспешил написать свою едкую эпиграмму, - сказала Сале, - то и Вольтер не терял времени и в стихах выразил невероятную лесть новой маркизе.
- Я ничего не знаю об этом, - сказала Комарго с искренним изумлением.
- Неудивительно, так как Вольтер написал свой мадригал сегодня ночью, а мне его прочитал только утром.
- В котором часу? - спросила Комарго, ядовито улыбаясь.
- После того, как ушел от вас, - сказала Сале.
- Значит, он вам долго читал, так как он ушел от меня в первом часу ночи.
- Вольтер так хорошо пишет, - сказала смеясь Аллар, - что ничего нет удивительного, если Сале слушала его всю ночь.
Сале прочитала мадригал, вызвавший общее одобрение.
- И что, король серьезно увлечен этой дамой? - спросил Новерр.
- Влюблен, как никогда прежде, - отвечала Комарго. - С минуты их разговора на последнем балу в ратуше, то есть в течение двух месяцев, он написал ей более 40 писем, запечатанных одной и той же печатью, на которой вырезан девиз: "Скромный и верный".
- А ее муж? - спросил Дюпре.
- Конечно, со временем он утешится, но сейчас он в отчаянии. Смешно слушать его жалобы на свою участь. Его можно видеть разъезжающим по улицам Парижа с заплаканным лицом. Он вздыхает и проклинает свою судьбу: "Моя жена, моя Антуанетта в Версале! Неблагодарная, жестокая!" И шлет ей письмо за письмом.
- Это правда, - сказала Аллар, - доказательством тому служит, что он поручил своему дяде Турншеру…
- Который отдал бриллианты Петушиному Рыцарю, - прибавил Новерр.
- Он поручил своему дяде, - продолжала Аллар, не обращая внимания на шутку Новерра, - передать письмо жене, в котором писал, что все ей простит, если она вернется в его дом.
- Ну и что же?
- Мадам д'Этиоль показала письмо королю, - сказала Сале.
- Неужели?
- Да! Король, прочитав его, сказал: "Ваш муж честный человек!" После этого король поручил Ришелье все уладить. Герцог, в свою очередь, поручил шести мушкетерам совершить путешествие вместе с Ле Норманом в Авиньон, и в настоящее время злополучный муж проводит время в папских владениях.
- Его утешит, - прибавила Комарго, - место главного откупщика.
- И он скоро вернется в Париж. Бедный д'Этиоль, как и его дядя, не может существовать без Оперы. Не правда ли, Аллар?
- Для его жены очень кстати приобрести новое имя, - заметил Дюпре.
- Для того и дали ей титул маркизы Помпадур. Ее апартаменты будут во всех королевских дворцах, а для того чтобы она могла жить не нуждаясь, король назначил ей 500 тысяч фунтов в виде ренты и 750 тысяч на покупку земель и дворца Креси.
- Вместе с 500 фунтами, которые ей дал Машо за место главного контролера, отнятое у Орри, - сказала Комарго, - это составит около двух миллионов.
- Заработанных в два месяца!
- А брат ее, назначенный главным директором построек, а маркиз Вандиер…
- Однако какие перемены при дворе! Кто знает, что еще случится!
- Милостивые сударыни, - сказал Дюпре, - все это интересно, но время идет, а мы не репетируем. Прошу вас на места!
Музыканты заняли места перед своими пюпитрами, а групповые танцоры отодвинулись в глубь сцены.
- Когда поднимется занавес, - сказала Сале, - я должна лежать на этой скамье.
- Да, - подтвердил Дюпре.
- Но из нее торчат гвозди, - вскричала Сале, - они разорвали мне юбку.
- Ее зашьют… По местам!
Сале растянулась на скамье, стараясь не попасть на гвозди.
- Я вхожу с левой стороны, - сказал Новерр.
- Да! Ты, пастух, входишь и сначала не видишь спящей пастушки… Ты задумчив, печален, уныл, руки твои опущены, голова тоже - это изображает отчаяние… хорошо… Вдруг ты замечаешь ее - выражение удивления… Ты смотришь на нее - выражение восторга… Любовь пронзает тебе сердце… Ты видишь другую пастушку, которая подходит с противоположной стороны. Входите, Комарго! Ты и ее также находишь прелестной, ты в восторге. Твоя мимика должна ясно показывать, что ты чувствуешь… Ты понимаешь? Этот пастух, оказался между двумя столь хорошенькими, привлекательными женщинами… Которую из них полюбить? Бесподобно? Комарго входит и не видит тебя… Она смотрит на зеленые листья деревьев…
- Отодвиньте свечку! - закричал Новерр. - Мне сало капает на голову!
- Ты находишь их прелестными - не забывай этого! - продолжал Дюпре.
- Мне стоит только взглянуть на этих дам, чтобы думать об этом, - сказал Новерр, вытирая голову, на которую действительно капало сало со свечи.
- Итак, ты колеблешься, - продолжал Дюпре. - Когда ты чувствуешь влечение к одной, ты должен сделать выпад вперед, потом пируэт, выражающий влечение к другой. Вы поняли? Теперь мы начнем.
- А я разве не выхожу? - спросила Аллар.
- Вы выходите. Вы богиня счастья - вы будете наклонять весы до тех пор, пока не войдет с противоположной стороны Амур.
- Амуром буду я! - сказал Гардель. - У меня будут великолепные крылья.
- А у Аллар бесподобные бриллианты.
- Пусть она напишет Петушиному Рыцарю, чтобы он возвратил ей ее бриллианты! - сказан Новерр, смеясь.
- Мы должны были попросить его об этом, когда он принес розы… - сказала Комарго.
- И правда, - сказала Сале. - Тогда у вас, во время ужина.
- Да, в ту ночь, когда бедная Сабина была ранена почти под моими окнами!
- Вы помните?
- Как не помнить! Мне кажется, что я вижу еще бедняжку, лежащую в луже крови.
- Кстати о Даже, - сказал Новерр, - знаете ли, что его семейство преследуют несчастье. После того, как его дочь едва не была убита, невеста его сына вдруг исчезла, и поговаривают, что она погибла.
- Вы знаете эту молодую девушку, Новерр? - спросила Комарго.
- Я знаю ее лучше, - сказал Дюпре, - я был ее учителем танцев.
- Вы обучали ее танцам?
- Когда учил и Сабину. Мой старый друг Даже просил меня давать уроки его дочери, а так как Нисетта никогда не расставалась с ней, я давал уроки обеим. Тогда-то Новерр, часто со мной ездивший туда, увидел этих девиц и подружился с сыном Даже, Роланом.
- Вы знаете подробности исчезновения и смерти этой девушки?
- Да, но расскажу их после репетиции.
- Нет, нет, сейчас!
- После!
- О, когда я так волнуюсь, я не могу танцевать! - заявила Комарго.
- И я тоже, - добавила Сале.
- Рассказывайте скорее, Дюпре! - воскликнула Аллар.
- Это не займет много времени, - начал Дюпре, - притом, если я забуду что-нибудь, Новерр поможет мне. Это случилось в ночь большого маскарада в ратуше, на котором присутствовал король.
- Я была одета гречанкой, - перебила Комарго.
- А я китаянкой! - прибавила Сале.
- В эту ночь Нисетта и Сабина в карете возвращались со своими братьями, Роланом и оружейником Жильбером, когда, доехав до того места, где улицу Сен-Дени пересекает Ломбардская улица, им преградил путь костер. Люди на улице веселились, прыгали через огонь и не хотели их пропустить. Ролан и Жильбер вышли из кареты, а лошади понеслись, как будто закусив удила.
- А девушки остались в карете одни? - спросила Аллар.
- Да. По какой дороге понеслась карета, узнать не смогли. Ролан и Жильбер целую ночь отыскивали ее и не нашли. Утром Сабина вернулась к отцу. Она была бледна и едва держалась на ногах. Одежда ее была запачкана и изорвана…
- О, бедная девушка! - сказали в один голос Комарго и Сале.
- Она рассказала, что, испугавшись быстрого бега лошадей, потеряла голову, успела открыть дверцу и выскочила из экипажа. Девушка упала и лишилась чувств… Опомнившись, Сабина собралась с силами и добралась до дома. Она думала, что извозчику удалось остановить лошадей и что Нисетта уже вернулась, но Нисетта пропала.
- Целую неделю, - прибавил Новерр, - разыскивали карету, но так и не смогли найти.
- Нисетта не вернулась? - спросила Аллар.
- Нет.
- Что же с ней случилось?
- Она утонула.
- По крайней мере, так думают, и это вполне возможно. Через девять дней после ее исчезновения один рыбак, проезжая под мостом Нотр-Дам, почувствовал, что его лодка наткнулась на что-то твердое. Он остановился, друзья помогли ему и вытащили из воды экипаж. Обе лошади были в него еще впряжены. Внутри экипажа нашли труп женщины.
На этой женщине, которая ужасно была обезображена долгим пребыванием под водой, было платье, в котором Нисетта ходила на бал в ратушу.
- Стало быть, это была она? - сказала Комарго.
- Ее точно не смогли опознать, но все указывает на то, что это была она.
- А извозчик?
- Его труп нашли возле Нового моста, его туда прибило течением.
- О, это ужасно! - сказала Сале.
- А Сабина? - спросила Комарго.
- Она опять заболела, и думают, что она сойдет с ума.
- Как ужасно!
- Бедный Ролан в таком отчаянии, что собрался пойти в солдаты и погибнуть на войне, - добавил Дюпре.
- Бедные люди! - вскричала Аллар.
- Сабина очаровательна, а Нисетта была просто прехорошенькая, - сказала Сале.
- Думают, что лошадей нельзя было сдержать, - продолжал Дюпре, - и что они бросились в Сену.
Наступила минута тягостного молчания.
- Теперь, когда вы знаете все и мне нечего более сообщать вам, - продолжал Дюпре, - думаю, мы можем начать репетицию.
- Неужели вы думаете, что это располагает нас к танцам? - сказала Аллар, качая головой. - Мне скорее хочется плакать, чем танцевать.
- Быть может, это воспоминание о ваших бриллиантах заставляет вас плакать? - спросил Новерр.
- Очень мне нужны мои бриллианты! - отвечала Аллар. - Я предпочла бы лишиться их десять раз, только бы этих несчастий не случалось.
- Вы не можете их лишиться, так как их у вас нет.
- Конечно, ничего веселого в их пропаже нет, - сказала Аллар, вздыхая, - они были очень хороши, и я почти их не видела!
- Стало быть, вы сознаетесь, что вам их жаль?
- Конечно, жаль, но это сожаление не столь сильно меня огорчает, как то, что я услышала сейчас. О! Если бы для возвращения жизни Нисетте и выздоровления Сабины нужно было прожить без бриллиантов всю жизнь, я не колебалась бы, если бы эти бриллианты были у меня в руках.
- Они вновь у вас.
- Ах! - вскричала Аллар с испугом.
В ее маленькие ручки был вложен футляр. Безукоризненно одетый мужчина стоял рядом с ней и любезно ей кланялся. Он только что поднялся на сцену.
Все присутствующие рассматривали незнакомца с удивлением.
- Это он! - сказала наконец Аллар.
- Я самый, сохранявший в глубине сердца нежную симпатию, которую вы сумели внушить.
- Но… Вы…
- Я - Петушиный Рыцарь!
- Ах, я его узнала! - пришла в восторг Комарго.
- Я счастлив, что смог произвести на вас такое глубокое впечатление, что через три месяца вы узнали меня, хотя видели не более одной минуты. - И незнакомец любезно поклонился.
- Ну да, это он! - вскричала Сале. Рыцарь еще раз учтиво поклонился.
III
Рубиновые розы
Можно себе представить, как велико было общее изумление. Танцоры, танцовщицы, музыканты - все будто сомневались в том, что происходит.
Рыцарь, который, казалось, чувствовал себя столь же непринужденно, как знатный вельможа, привыкший к Опере, подошел к Аллар и сказал ей:
- Мой очаровательный друг, искренне прошу у вас прощения за то, что так долго хранил у себя эти вещи, но я хотел, чтобы Турншер их выкупил. Поверьте, банкир всячески чинил тому препятствия! Я написал ему, он не ответил. Находя его молчание не совсем приличным, я послал к нему преданного друга, который привез его ко мне сегодня утром. Турншер не сразу согласился приехать, но настойчивость моего друга одержала верх: Турншер выкупил бриллианты. Он дал мне чек на свою контору, и я послал за деньгами, тем временем мы с ним продолжали разговаривать. Я предложил ему позавтракать, но он не был голоден. Когда деньги были доставлены, друг мой отвез Турншера. Тогда я велел запрячь свой экипаж и, зная, что вы в Опере, приехал сюда. Вот ваши бриллианты, моя красавица, и, так как я заставил вас долго ждать, я позволил себе прибавить к этому бриллиантовому великолепию изумрудные серьги, которые прошу вас принять от меня на память.
С этими словами Петушиный Рыцарь вынул из кармана бархатный футляр и протянул его Аллар. В нем лежали великолепные изумрудные серьги с черным жемчугом. Аллар держала в правой руке футляр с бриллиантами, в левой - с изумрудами и, казалось, была ослеплена.
- О, это слишком прекрасно! - шептала она. - Как сон!
- Как это великолепно! - вскричал Новерр, ослепленный блеском драгоценностей.