Капитан сел и весьма вольготно развалился на стуле, заложив ногу на ногу. Пряхин смотрел на него с плохо скрываемым недовольством: негоже все-таки капитану милиции вести себя на совещании как в гостях у тещи. От разболтанности до разгильдяйства - один шаг.
- Все? - спросил он резко. - А тайника в магазине не было? Или чего-нибудь похожего?
Капитан смутился, кончики ушей у него побагровели, губы поджались.
- Да как сказать, товарищ подполковник... Можно, конечно, одно местечко в подсобке и под тайник приспособить. Доска там свободно поднимается и гвозди - для блезиру: ногтем вынимаются. Но под доской ничего не обнаружено... Дом старый, пол, можно сказать, ходуном ходит. Вот я и подумал, что это так, от бесхозяйственности. Хотя... - Лицо его искривилось от досады, - теперь припоминаю, что нижняя поверхность доски чистая и углы по кромкам как бы пооббитые. Значит...
- Значит, тайник все-таки есть и, судя по отсутствию пыли на доске, использовали его недавно, - с непонятным удовлетворением перебил Пряхин. - Можете что-нибудь добавить?
- Нет, - выпалил Марфин и выпрямился на стуле в позе примерного школьника.
- Не забудьте представить рапорт по поводу небрежно составленного протокола осмотра места, происшествия.
В глазах Пряхина, казалось, мелькнула усмешка, но лицо оставалось невозмутимым.
- Послушаем, что скажет нам лейтенант Бутенко о связях Демина.
Лейтенант Бутенко не привык участвовать в подобных совещаниях и чувствовал себя неловко. Но он был доволен - эта история выбила его из привычной неторопливой жизни: контроля за пропиской, бесед с пьяными мужьями, воспитания хулиганствующих подростков, помощи санэпидстанции. Дела были мелкие, будничные и вызывали в лейтенанте глухое, нарастающее раздражение; он, как и большинство молодых здоровых людей, был уверен, что может жить более ярко и интересно, мечтал о случае, который даст возможность показать себя. А таким случаем, учитывая его профессию, могло быть, в сущности, одно: серьезное преступление. Кажется, оно произошло. И все же сейчас Бутенко с легким сожалением вспомнил о тихих, спокойных днях, когда единственной заботой было вовремя сдать очередной отчет в райотдел.
- Мишуня... то есть, извините, гражданин Демин, - начал он, - жил очень замкнуто. Сам по себе. По свидетельству квартирной хозяйки, образ жизни у него был самый что ни на есть однообразный: с утра - на работу в магазин, вечером - пришел в подпитии и лег спать. И так каждый день. Книг или газет не читал, телевизор не смотрел. Приятелей не имел. Это, по-моему, важный факт, так как несколько дней назад видели его идущим вместе с неким Крошкиным Егором Петровичем. Шли они и довольно оживленно беседовали. Вроде бы ничего их связывать не может, я проверил. Крошкин приехал из Чернигова и поселился в Ряхово, сняв комнату у гражданки Бирюковой. Работает бухгалтером в ЖЭКе, не пьет, не курит, разводит рыбок. Занятие как будто невинное и душевное, а представьте себе - прибыльное. По воскресеньям сбывает Крошкин на рынке разных рыбок по два-три рубля за штуку и, если учесть рыбью плодовитость, - должен иметь кой-какой доход. Но по нему не видно - одевается скромно и не фордыбачит. Однако гражданка Бирюкова хвасталась соседям, что Крошкин на день рождения подарил ей золотые сережки. Подарочек с размахом... Только, мне думается, Крошкин - не тот человек, который может вас заинтересовать. В эту ночь он прооперирован. Аппендицит у него. Больше никто не просматривается...
- Так, - сказал Николай Павлович, - ясно. А как версия с озорством? Тоже не просматривается?
Бутенко почему-то насупился, и вид у него был такой, будто отвечать лейтенанту страшно не хочется, будто таится в этом вопросе известный только ему подводный камень.
- Да как сказать... - протянул он, хмуря брови. - Есть у нас одна ряховская знаменитость, но я лично крупно сомневаюсь, что это его работа...
- Кто он? - сказал Пряхин. - Докладывайте.
- Да есть такой паренечек - материнское дитятко под два метра ростом. И комплекция соответствующая, тем более что работает кузнецом, а профессия эта не для слабых. Вот и тешится своей силой. Показалось как-то, что на девушку, которая ему нравится, поглядывает другой парень. Так он вечером подстерег соперника, дотащил до Голубинки и грозился окунать беднягу в прорубь до тех пор, пока тот не поклялся забыть, в какой части света находится Ряхово.
- Кто же это?
- Шмаков Валентин, двадцати шести лет, рабочий механического завода.
- Вы не поинтересовались, что он делал сегодня ночью?
- Ну как же, - Бутенко закряхтел с несчастным видом. - Не ночевал он дома - это точно. Уже вторые сутки дома не появляется. Мать не знает, где он. Плачет. На завод Шмаков тоже не ходит.
- Это все?
- Так точно!
- Спасибо. Садитесь.
Пряхин встал, расправил плечи, прошелся по комнате. Так меньше ломило спину, исчезала тупая, стягивающая боль в шее. Двадцать лет назад бандит Ваня Красавчик, изловчившись, ударил финкой сзади, метя в сонную артерию, но повредил только мышцы, - пустяковое, казалось бы, ранение, но появляются разные возрастные пакости, и невозможно долго сидеть. Кроме того, и размышлять на ходу лучше. Независимые, казалось бы, факты цепляются друг за друга в такт шагам: зубчики попадают во впадинки, словно шестеренки, начинает работать механизм логического мышления.
- Итак, товарищи, давайте, как обычно, порассуждаем, - начал он менторским тоном. - Гибель Демина - фактор неопределенный. Судмедэкспертиза в данном случае не говорит ни "да", ни "нет". Рассмотрим для начала, что смерть произошла по естественным причинам. Что мешает прийти к такому выводу? Первое: в кармане Демина найдена начатая бутылка дешевого плодово-ягодного вина. А в желудке обнаружена смесь настоек многих трав. Почему, не допив вино, он, наглотался этих настоек? Из-за болезни? Вряд ли. В этом случае должна бы присутствовать в желудке вытяжка одной травы, ну двух-трех, а их - значительно больше. Далее: в желудке и других тканях Демина найдено вещество, оказывающее сильное влияние на сердце и, возможно, вызывающее его остановку. Необходимо выяснить, не лечился ли Демин, особенно по поводу заболевания сердца, не выписывал ли врач ему аспарилин и настойки, а также не пытался ли кто-нибудь получить эти лекарства в аптеке без рецепта.
Теперь о магазине. Смерть Демина - естественная или неестественная, - возможно, каким-то образом связана со взломом магазина. Украдено ли что-нибудь - это покажет ревизия. Во всяком случае, кому-то очень надо было туда проникнуть. Причем преступление не было совершено импульсивно, из-за молодечества; это не озорство. Нет, готовились тщательно, не торопясь: специально вытачивали ключ сложной конфигурации. В то же время преступника нельзя считать квалифицированным домушником. В замках он не разбирается и потайную защелку обнаружить не смог. А секрет особой смекалки не требует. За запертой дверью скрывалось нечто настолько притягательное, что заставило преступника после неудачи с ключом пойти на грубый, примитивный взлом. Значит, он был уверен в безнаказанности. Почему?.. Ход с изъятием бутылки коньяка и банки консервов - или для отвода глаз, или дешевый шик, воровская бравада. Мол, я не мелочусь: за выпивку и закуску расплатился. Для обычной шпаны это слишком тонко. Хулиганы уж постарались бы утащить побольше даровой выпивки.
Следовательно, сами собой напрашиваются два вопроса: что украли или хотели украсть и кто украл? И еще смущает меня: почему столь самоуверенная женщина, как Роза Ивановна Чертык, вышла из кладовой в состоянии, близком к прострации. Таким образом, намечаются две линии, по которым предстоит работа. И ее проделает капитан Марфин.
Марфин, сидевший на стуле в полной неподвижности, встрепенулся, принял позу, которую можно было охарактеризовать как "Я - весь внимание".
- Итак, первая линия. Судя по возне с замком, преступник вряд ли мог сам изготовить ключ. Надо найти того, кто его сделал. Ключ замысловатый, такой могли запомнить. Методика обычная: поспрашивать по заводам, которые имеют в своем ассортименте сталь "четыре ха тринадцать", кто из слесарей мог выточить такой ключ. Не мешает заглянуть, конечно, и в мастерские бытремонта, но там вероятность удачи крайне незначительная.
Вторая линия... Вторая линия - это Роза Ивановна, заведующая. Беседовать с ней напрямую бесполезно. И все же надо выяснить, что могли, что с т о и л о украсть у гражданки Чертык. Это "что-то" она, возможно, хранила в тайнике под полом... Товарищ Садыков, я поручил вам выяснить в ОБХСС: не попадала ли Чертык в поле их зрения?
Майор поднялся со стула:
- Был я у них, Николай Павлович. Обещали после совещания показать кое-какие материалы, - Он усмехнулся. - Расстроились коллеги, говорят: мы им карты спутали.
- Вот как! Любопытно. - Пряхин остановился возле окна, поглядел в раздумье на улицу, помассировал пальцами уставшие глаза. Кашлянул пару раз и продолжал: - Остается проверить еще версию, что магазин взломан из хулиганских побуждений. Если считать, что ничего не украдено, то такое допущение исключить нельзя. Поручаю это лейтенанту Бутенко. Контролировать его будет майор Садыков... В частности, займитесь этим Шмаковым, - он повернулся к лейтенанту, который вытянулся во весь рост.
По недовольно выпяченной нижней губе и унылому взгляду видно было, что задание Пряхина почему-то очень не нравится участковому инспектору. Бутенко даже позволил себе отрицательно качнуть головой.
- Разрешите отказаться, товарищ подполковник, - сказал он глухо. - По личным причинам. Пусть лучше Шмаковым займутся ваши сотрудники, а я им помогать буду.
Николай Павлович дернулся в удивлении:
- В нашем деле личных мотивов быть не должно! Выполняйте задание. С вашим начальством оно согласовано... Вы, товарищи, свободны. Совещание закончено.
Все встали. Марфин подошел к майору Садыкову и, яростно жестикулируя, принялся что-то ему доказывать. Садыков достал из кармана портсигар, вынул сигарету, но, перехватив недоуменный взгляд Пряхина, спохватился и сунул ее обратно в портсигар.
Участники совещания вышли в коридор, оттуда потянуло дымком. Пряхин, покачав головой, подошел к двери и плотно закрыл ее.
- Ну, как? - спросил он Кулагина. - Понравилось?
- Не то слово, - задумчиво протянул Кулагин, похлопывая себя по животу. - Не то слово... Ты прав, есть нечто общее и в вашем и в нашем деле. Действительно похоже на консилиум, созванный, чтобы поставить верный диагноз. Только вам еще надо выяснить, кого лечить.
- Да-а! - рассмеялся Пряхин. - Пациенты у нас необычные: диагноз есть, а кто болен - неизвестно.
Кулагин встал, подошел к окну; пиджак мешком висел на его сутулой спине.
- Диагноз... - бормотал он, зацепив большими пальцами подтяжки. - Диагноз. - И обернулся к Пряхину: - Послушай, Коля. Ты ведь еще в магазине догадался, что есть тайник, верно? Объясни, почему?
Пряхин опять рассмеялся.
- Ну, это особых дедуктивных усилий не требовало. Стандартная ситуация. Ты что, спал на совещании? Ведь было почти доказано, что дверь взломали не ради бутылки коньяка. Искали что-то ценное. Где оно хранилось? Вот тут-то и помогла заведующая Роза Ивановна Чертык, когда вышла из кладовки жалкая, точно ощипанная курица.
- Но ведь тайник она не открывала. Может, там все в сохранности было. По ее мнению, конечно.
- Значит, имелся какой-то знак, который оказался нарушенным. Бумажка, нитка, ленточка - фантазия у подобных дам обычно небогатая... Когда я увидел Чертык после кладовки, то, честно говоря, задумался не о том, где она хранила, а о том - что. Тайник мы все равно обнаружили бы. И обнаружили. Пустой. Утрата чего же так потрясла заведующую? Плевать ей и на магазин, и на то, что хотели обворовать, и на ревизию, а ведь чуть в обморок не упала. Значит, лишилась больших денег, потому что самое дорогое для нее - рубль! Она явно относится к категории благоденствующих потребителей, по мнению которых достойны внимания и, разумеется, зависти лишь те, кто делают деньги. Все прочие заслуживают лишь снисходительного презрения.
Пряхин сложил исписанные крупным ровным почерком листки в папку, спрятал ее в ящик стола.
- А вообще-то, дорогой доктор, давай заканчивать игру в вопросы-ответы. Остальное - завтра. Прости, но мне нужно в ОБХСС. Очень уж заинтриговал меня Садыков... Все! Сеанс окончен.
Кулагин поджал губы, соглашаясь, кивнул. Хотелось хоть одним глазком заглянуть в листочки, спрятанные Пряхиным в стол, - эта детективная история, к удивлению Андрея Емельяновича, увлекла его.
Глава четвертая
За день высокие сугробы превратились под лучами весеннего солнца в жалкие кучки грязного снега. Андрей Емельянович медленно брел по городу. Названия улиц входили в сознание как привет из прошлого. Казалось, завернешь за угол и столкнешься с вихрастым Андрюшкой Кулагиным в бобриковом пальтеце, который, шмыгая носом, скользил когда-то подшитыми пимами по этим тротуарам. Но тротуары были не те и дома не те. Изредка, когда встречались старинные приземистые здания в купеческом вкусе, вспоминалось что-то смутное, неопределенно-щемящее и тут же угасало. Лишь когда он подходил к дому знаменитого декабриста, то невольно приостановился и почувствовал сердцебиение, словно должен был встретиться с любимой женщиной после двадцатилетней разлуки. Но солидный и просторный дом, который величественно возвышался в окружении столетних вязов, исчез. На его месте глухо ухал копер за дощатым забором; бетонная свая нехотя лезла в промерзшую землю. Вязы сохранились, их сберегли, не тронули. На одном - третьем слева - когда-то было, вырезано "Андрей + Люся = любовь". Кулагин подошел к дереву. Мудрое время смыло надпись, затянуло черной корой. И правильно. Категоричные утверждения не имеют права на вечность. А ведь, кажется, жить без этой Люси не мог.
Он вышел на площади совершенно незнакомую. Стылый ветер гнал над головой низкие лохматые облака. Слева, среди чахлых берез, что-то строили - трещала голубым огнем сварка; справа отблескивало стеклами плоское здание универмага, довольные женщины несли большие коробки с обувью; у лотка вилась очередь: продавали японские нейлоновые куртки. Двое первоклашек на ходу ели мороженое из одного стаканчика. Город торопился, жил, радовался.
Андрей Емельянович отстраненно наблюдал за этой чуждой ему жизнью, она текла мимо, не задевая. Да и как могло быть иначе, если мороженое уже не положено по возрасту, если не возникает трепетной дрожи при виде желто-зеленого нейлонового чуда с множеством застежек и пряжечек, если любая очередь вызывает оторопь и отвращение и хочется, честно говоря, лишь одного - поскорее вернуться домой, опять вдохнуть пахнущий пищеблоком и хлорамином родной воздух больницы. Отдыхать тоже надо уметь, не всем дано...
Не зная, куда себя девать, Андрей Емельянович забрел на автобусную остановку; бесцельно скользящий взгляд на миг задержался на желтой табличке: "Центр - Ряхово". "Почему бы не съездить в Ряхово и не глянуть свежим взглядом на то место, - посмеиваясь над собой, подумал Кулагин. - Таким дилетантам, как я, разумеется, далеко до профессионалов, но зато мы лишены предвзятости, у нас нет привычных схем". Мысль понравилась: а вдруг он действительно увидит что-то, мимо чего проскочил ко всему привыкший глаз сыщика? Чем черт не шутит, делать-то все равно нечего...
Так он оправдывался перед собой, трясясь на заднем сиденье автобуса, а между тем азарт нарастал и уже виделись Андрею Емельяновичу чьи-то следы на задворках, волосатые руки, гребущие к себе пачки с деньгами. Из автобуса он выскочил первым и быстро пошел, почти побежал по раскисшей улице.
И как назло, возле самого магазина чуть не столкнулся с Бутенко. Лейтенант заулыбался, подмигнул:
- Что, и вас затянуло, да? Эге ж! В такое дело только вникни, потом, как от вареников с вишнями, за уши не оттянешь. Интересное кино!
Держался он вольнее, чем на совещании, и казалось, неожиданная встреча доставила ему какое-то удовольствие.
- Вот и меня захватило, - радостно продолжал Бутенко, шлепая по лужам чугунными сапогами. - Поначалу, конечно, обидно было, что на моем, как говорится, безаварийном участке такое происшествие. Показатели испортило окончательно. Но с другой стороны, - большой кулак лейтенанта застыл на уровне глаз Кулагина, - с другой стороны - интересное кино! Так забрало, что аж мозги трещат. До-ко-паться надо: кто да зачем! Постигну! Обязательно! - Он остановился возле дома с голубыми ставнями, расписанными затейливым белым узором. - Все равно преступник далеко не уйдет.
- Так же, как и я, - сказал Андрей Емельянович, кривя губы от того, что в туфли проникла жидкая смесь воды и снега. Ему уже было стыдно, что он, подобно мальчишке, возомнил себя чуть ли не доктором Ватсоном, но особенно угнетало, что участковый инспектор догадался об этом.
- Не понял юмора. - Бутенко с подозрением посмотрел на него.
- Какой к черту юмор, - огрызнулся Кулагин. - Не до него. Я ноги промочил; так и простудиться недолго по теперешней погоде. Посушиться б не мешало.
Взгляд лейтенанта потеплел, но тут же наполнился некоторым превосходством - несерьезно это, чтобы мокрые носки стали поводом для беспокойства. Все же он чувствовал себя как бы хозяином, а Кулагина гостем, поэтому предложил:
- Зайдем сюда, обсушитесь, - показал на дом, возле которого остановились. - Здесь Демин жил. Я как раз с хозяйкой хотел поговорить, кое-что выяснить.
Дверь оказалась запертой, на стук никто не откликнулся.
Они прошли через весь двор к низенькой мазанке, убого смотревшей на божий мир кривым глазом единственного оконца. Здесь и обитал совсем еще недавно Демин. Дощатая, обитая изнутри рваной клеенкой дверь тяжело повернулась на петлях. Пахнуло погребным холодом, плесенью - нежилым. Тусклый свет лампочки под потолком еле пробивался сквозь многомесячный слой пыли. Кулагин не решился присесть и выжать носки - так отталкивающе грязны были и колченогий засаленный табурет, и серое с выбитым ворсом одеяло на железной облупленной койке.
- Вот второй раз стою и думаю: на что ему была потребна та жизнь? - сказал Бутенко. - Неужели только для того, чтоб, наглотавшись вина, дуреть одному в этой конуре? И так каждый день.
- Пытаешься понять, в чем смысл жизни, даже такой, искалеченной?.. - с грустью спросил Кулагин. - Да, такие мысли всегда приходят в голову, когда встречаешься со смертью лицом к лицу.
Они вышли. Кулагин, под впечатлением увиденного, заметил, что смерть всегда ошеломляет, потому что, столкнувшись с ней, человек вдруг осознает - придет и для него этот час. Хорошо, что думает он так недолго, ибо не может представить, что его не будет. Умом он, конечно, понимает, что умрет, но осознать это дано не каждому. Природа поступила мудро, заложив в нас такой охранительный психологический парадокс, иначе, возможно, исчезла бы радость жизни и желание продолжать свой род...
Бутенко вежливо слушал, посматривал с сочувствием на посиневшее лицо Андрея Емельяновича. И вдруг бесцеремонно прервал его рассуждения о бренности жизни.
- Обогреться вам надо, - решительно заявил он. - Зайдем сюда, - и свернул в сторону крепкого дома с резными наличниками. - Кстати, я кое-что уточню.
Однако погреться Кулагину не удалось. На крыльце гремела ключами рослая женщина с неприветливым лицом.
- Дарья Семеновна, добрый день! - наигранно бодро крикнул Бутенко. - Зайти к вам по делу можно?