Дверь комнаты отворилась, и вошел человек, который уже раньше разговаривал с графом.
Луи повернулся. Довольная улыбка озарила его суровое лицо, когда он узнал вошедшего.
- Добро пожаловать, господин консул, - весело проговорил он, протягивая посетителю руку, которую тот крепко пожал. - Бели бы вы знали, как я рад вас видеть… Вы, наверное, зашли ко мне, чтобы напомнить, что пора завтракать?
- Конечно, дорогой граф, а потом мне нужно еще поговорить с вами.
- Тем лучше. Я подольше задержу вас у себя… садитесь, пожалуйста, и простите, что застали меня в таком виде, но я всю ночь приводил в порядок свои дела… Какой дурак выдумал буквы и цифры!
Консул, так как вновь прибывший был представителем Франции в Калифорнии, улыбаясь, опустился в кресло, и вслед за тем по приказанию графа слуги подали завтрак.
Хозяин и гость с аппетитом принялись уничтожать расставленные на столе кушанья.
- Ну! - сказал через минуту Луи. - Какие вы принесли новости?
- Дурные, - отвечал консул.
- А-а! Честный Джонатан кричит, не правда ли?
- Сильнее, чем когда-либо.
- Вот как! А почему, скажите, пожалуйста?
- Вы можете догадаться и сами.
- Отчасти могу, но все-таки лучше расскажите.
- Вам, конечно, нечего говорить, что вы нажили себе здесь множество врагов.
- Что же с этим делать! Одно только радует, что это произошло не по моей вине.
- Да, это правда! Но враги ваши волнуются, кричат, шумят.
- По какому поводу?
- Pardieu! Они сами хорошенько не понимают, из-за чего… Вы знаете, для того чтобы начать кричать, всегда можно найти причину, и вот теперь все они вопят, что ваша экспедиция не состоится, что у вас нет средств ивы не знаете, как выйти из затруднительного положения, в которое сами себя поставили.
- И это все?
- Нет. Они уверяют еще, что вы наделали массу долгов и вам никогда не удастся расплатиться с ними.
- Так, так.
- Вы понимаете, что подобная клевета производит весьма невыгодное впечатление.
- Pardieu! Конечно.
- Я пришел к вам по делу, дорогой граф. Я не богат, к сожалению, но в настоящую минуту я имею в своем распоряжении двадцать тысяч пиастров. Я тоже состою акционером общества и поэтому считаю себя обязанным помочь вашему делу. И вот я пришел сказать вам… возьмите эти деньги, они вам все-таки пригодятся на что-нибудь.
Граф протянул руку своему гостю.
- Большое вам спасибо! - сказал он с явным волнением, тронутый деликатностью этого благородного и великодушного предложения.
- Да, - продолжал консул, доставая из кармана пачку кредитных билетов. - Необходимо сейчас же заткнуть глотки этим мерзавцам. Вот деньги.
И он протянул деньги графу. Последний с улыбкой тихонько оттолкнул их.
- Вы не так поняли мои слова, господин консул, - возразил он, - я благодарю вас не потому, что принимаю ваше великодушное предложение, но за участие, которое вы принимаете во мне.
- Но… - настаивал консул.
- Большое вам спасибо, повторяю вам еще раз. Все мои долги будут уплачены меньше, чем через час. В настоящую минуту у меня на руках около двухсот тысяч пиастров.
Консул изумленно посмотрел на графа.
- Но вчера?.. - заметил он.
- Да, - перебил его граф, - вчера у меня не было ничего, а сегодня я богат. Я вам сейчас в нескольких словах расскажу, как случилось это чудо.
Когда граф окончил свой рассказ, консул весело пожал ему руку.
- Милостивый Боже! - вскричал он. - Вы представить себе не можете, как вы меня обрадовали. У вас хорошие друзья.
- В числе которых я считаю и вас, господин консул.
- О! Что касается меня, - отвечал тот с тонким юмором, составлявшим отличительную черту его характера, - тут нет ничего удивительного, ведь я состою акционером вашего общества.
После завтрака граф отправился удовлетворить своих кредиторов или, лучше сказать, своих компаньонов, чтобы прекратить дурные толки и заткнуть рты клеветникам.
Наконец-то граф получил возможность приобрести все необходимое, и, если станут нападать на него, он сумеет защитить себя.
Французская печать в Калифорнии проявила в этом случае прекрасный пример патриотизма и независимости - она поддерживала графа не только энергично, но и весьма остроумно.
Мимоходом следует упомянуть еще, что некоторые французские журналисты, которых привела в Сан-Франциско страсть к приключениям, сумели своим благородным и безупречным поведением с честью поддержать репутацию французов и заставить уважать себя. Но важнее всего то, что они геройски устояли против охватившего всех опьянения и всевозможных соблазнов.
Нам очень приятно воздать должную хвалу всем этим труженикам, скромным, честным и талантливым, из которых многие мужественно пали в неравной борьбе с нуждой и лишениями: труд честного журналиста плохо оплачивался в то время.
Граф, не теряя ни минуты, занялся окончательным устройством своих дел и спешил скорее завербовать нескольких недостающих человек.
Прощаясь ночью с Валентином, он сказал, что почти все сборы окончены, через несколько дней он посадит весь отряд на корабль и отправится в путь.
День отплытия французского отряда в Сонору был великим днем для Сан-Франциско.
Североамериканец под своей холодной и сдержанной внешностью скрывает сердце горячее и способное к энтузиазму.
Когда французы сели в шлюпки, которые должны были отвезти их на корабль, отправлявшийся в Гуаймас, все враждебные чувства смолкли как бы по волшебству, и возбужденная толпа, стоя на молу, махала в воздухе шляпами и платками и провожала отъезжающих громкими криками "ура!" и пожеланиями удачи.
Граф, как и подобает, сел в шлюпку последним. Многие из его друзей, в том числе и консул, приехали проводить Луи.
Перед тем как прыгнуть в шлюпку, граф обернулся к ним и, пожимая руку консулу, сказал:
- Прощайте! Или я буду победителем, или Сонора послужит мне могилой.
- До свиданья, друг мой, - отвечал консул, - до свиданья, а не прощайте! Вы победите, я убежден в этом!
- Дай-то Господи! - прошептал Луи, прыгая в шлюпку и задумчиво покачивая головой.
Громкое "ура!" раздалось в толпе. Граф с улыбкой поклонился, и шлюпка отчалила.
Через час белые паруса корабля, увозившего экспедиционный отряд, казались издали крыльями зимородка.
Консул, который до последней минуты оставался на берегу моря, покинул мол и медленными шагами направился домой, говоря про себя:
- Что бы с ним ни случилось, но человек этот никогда не сделается жалким искателем приключений, - он герой! Он гениальнее Кортеса. Вопрос только в том, насколько будет он счастлив.
ГЛАВА XVI. Два негодяя
Теперь мы попросим у читателя позволения перенести его в Гуаймас. Мы всего на несколько минут опередили французскую экспедицию, которая, как мы знаем, покинула Сан-Франциско под
- - предводительством графа Луи де Пребуа-Крансе.
Все главнейшие события нашего рассказа должны произойти в Гуаймасе, и поэтому мы считаем необходимым в нескольких словах описать этот город.
Мексика владеет несколькими открытыми рейдами на Тихом океане, но из них в сущности только две гавани заслуживают этого названия - Гуаймас и Акапулько.
Благодаря множеству островов, которые окружают залив со стороны океана, и высоким берегам его рейд в любое время года так же безопасен и спокоен, как поверхность озера.
Волны океана с тихим рокотом разбиваются о берега, покрытые густым лесом манговых деревьев, бледная зелень которых резко выделяется на красноватой почве побережья и придает заливу печальный и дикий вид, усиливающийся всегдашней пустынностью рейда, куда лишь изредка заходят корабли, останавливаясь под защитой острова дель-Венадо. Обычно же в заливе стоят одни каботажные суда и грубые, выдолбленные из ствола дерева пироги индейцев яки.
Маленькие, низенькие домики и мазанки с плоскими крышами, вытянутые линией по берегу, образуют город, окруженный валом из красноватой земли, на котором стоят несколько заржавевших и непригодных ни к чему пушек.
Гуаймас, как и все городишки Мексики, грязен, с неправильными и немощенными улицами. В глаза бросаются неряшливость и нерадивость, составляющие отличительную черту мексиканцев.
На заднем плане города поднимаются высокие, изрытые оврагами обнаженные горы, защищающие его от холодных ветров с Кордильер.
Однако, несмотря на это, Гуаймас, основанный сравнительно недавно, с населением, не превышающим пяти или шести тысяч жителей, благодаря полной безопасности своей гавани и прекрасному положению в недалеком будущем должен приобрести значение важного коммерческого порта.
В день, когда мы продолжаем наш прерванный рассказ, через час после oration, то есть около семи часов вечера, какой-то человек, плотно закутанный в плащ и с надвинутой на самые глаза шляпой, остановился у дверей довольно красивого дома и, бросив вокруг себя подозрительный взгляд, чтобы удостовериться, что за ним никто не следит, трижды с большими промежутками постучал в дверь.
Очевидно, это был условленный сигнал, человека ждали, потому что дверь отворилась как бы сама собой. Незнакомец поспешно проскользнул в дом, и дверь в ту же минуту бесшумно захлопнулась за ним.
Незнакомец очутился в одном из внутренних патио, обычных при всех домах в Гуаймасе. По всей вероятности, ему хорошо было известно расположение этого дома, потому что он, не задумываясь ни на секунду, повернул налево, взбежал на крыльцо и постучал во вторую дверь тем же способом, что и в первый раз.
- Войдите! - крикнул голос изнутри.
Незнакомец толкнул дверь и вошел в довольно большую комнату, которая для Мексики и в особенности для такой отдаленной провинции, как Сонора, могла считаться меблированной с претензиями на роскошь. Но роскошь эта была дурного тона и обнаруживала полную безвкусицу.
Мебель и картины, украшавшие комнату, были скорее всего куплены или выменены у капитанов судов, иногда заходивших в Гуаймас, и вообще вся обстановка была какая-то разнокалиберная.
Почти посреди комнаты на бутаке сидел человек и небрежно курил сигару.
Когда незнакомец вошел, хозяин дома приветствовал его кивком головы и, жестом указав на другое кресло, бросил:
- Заприте дверь и садитесь.
Незнакомец, сняв плащ и шляпу, швырнул их на ближайший стул и, заперев дверь, со вздохом облегчения опустился в кресло.
В нескольких словах мы опишем наружность двух новых персонажей.
Первый, хозяин дома, был субъект невысокого роста, очень полный, с самыми обыкновенными чертами лица, красным носом и с маленькими серенькими глазками, точно просверленными буравчиком, которые придавали его слащавой физиономии выражение лукавства и низкой злобы.
Что касается его возраста, то он был еще не стар; ему было около пятидесяти лет, но на вид он казался гораздо моложе благодаря свежести своего апоплексического лица и длинным, лоснящимся черным волосам, ниспадавшим на багровые и мясистые уши.
Эта "достойная" личность была одета по-европейски, со множеством брелоков на часовой цепочке и громадным количеством колец на пальцах. Своим костюмом и простыми манерами он походил на разодетого мясника или торговца скотом.
Его гость, с которым мы уже встречались раньше, был полной противоположностью ему.
Метис, рожденный от индейца и мексиканки, высокий, сухой и тонкий, как жердь. Его лицо, похожее на лезвие ножа, было украшено огромным крючковатым носом, повисшим над большим, растянутым до ушей ртом с белыми и широкими, как миндалины, зубами. Круглые глаза с красноватыми веками, которые постоянно конвульсивно подергивались, дополняли эту странную и в то же время зловещую физиономию. На тонких губах играла жесткая и насмешливая улыбка и усиливала впечатление беспокойства, исходившее он него.
Под плащом у этого человека был надет блестящий, расшитый золотом мундир полковника мексиканской армии. Звали его дон Франциско Флорес.
Мы, по всей вероятности, вскоре узнаем, какая низкая личность скрывалась под этим блестящим мундиром.
Полковник сел в кресло, достал табак, свернул сигаретку и принялся курить с самым беззаботным видом.
Гость и хозяин в течение нескольких минут сидели молча, исподтишка наблюдая друг за другом. Наконец последний, которому, по-видимому, начало надоедать это упорное изучение его особы, решил первым прервать молчание.
- Кабаллеро, - сказал он, - как видите, я в точности исполнил инструкции, изложенные в письме, которое я имел честь получить от вас.
Полковник сделал одобрительный жест рукой, выпустив предварительно громадный столб дыма. Хозяин дома продолжал.
- Но, несмотря на это, я позволю себе заметить, что совершенно не понял вашего странного письма и не понимаю также, зачем вы окружаете дело такой тайной.
- А! - проговорил полковник со свойственной ему визгливой усмешкой, напоминающей скрип ножа по тарелке.
- Да, - продолжал хозяин дома, видимо обиженный таким непочтительным отношением своего собеседника, - и я, признаюсь вам, буду очень рад, если вы потрудитесь объяснить все как следует.
При этих словах он гордо выпрямился на бутаке и пристально взглянул на своего гостя.
Последний, точно не слыша этого вопроса, вытянул ноги и, усевшись поудобнее в кресле, проговорил спокойным голосом:
- Дон Антонио, вы любите деньги?
- Гм! - буркнул тот вопросительно.
- Извините, - продолжал гость, - мне следовало бы сказать не деньги, а золото. Итак, я спрашиваю вас - любите ли вы золото, дон Антонио?
- Но, senor caballero…
- Отвечайте прямо, без уверток, как следует настоящему кабаллеро! Я, кажется, не сказал вам ничего мудреного и загадочного. Скажите мне всего одно слово: "да" или "нет".
- Но…
- Сара de Dios! Если вы будете продолжать тянуть таким образом, мы никогда не кончим, милейший мой… Сагау! Вы слишком хитрый человек, чтобы не узнать с первого взгляда, с кем вы имеете дело. Итак, отвечайте мне прямо и не виляйте из стороны в сторону!
- Ну, да, - отвечал дон Антонио, против воли подчиняясь повелительному тону своего гостя.
- Отлично. Вы его очень любите?
- Да так…
- Этого мало.
- В таком случае могу сказать, что очень люблю золото. Надеюсь, теперь вы довольны?
- Позвольте, мне это совершенно безразлично… Здесь речь идет не обо мне, я говорю только о вас.
- Хорошо, хорошо, я понимаю.
- Тем лучше… Но, признаться, не скоро же вы до этого додумались.
- Говорите, что за дело.
- А-а! Наконец-то вы догадались. Дон Антонио улыбнулся.
- Я только исполняю ваше желание.
- Верно, теперь у нас дело пойдет на лад.
- Хорошо, я вас слушаю.
- Вы получили мое письмо и, по вашим собственным словам, вы исполнили мои инструкции. А вы знаете, почему я вам назначил здесь свидание?
- Я жду, чтобы вы сказали мне это.
- Постараюсь немедленно исполнить ваше желание. Вы, конечно, знаете, что в Мехико создано общество под названием Atrevida.
- Я слышал об этом.
- Да, тем более, что вы состоите в числе акционеров.
- Может быть. Но мне кажется, это вовсе не относится к тому делу, о котором вы мне писали.
- Возможно. Итак, это общество, основанное при содействии виднейших капиталистов Мехико и поддерживаемое губернатором, отправляет экспедиционный отряд на разработку богатых россыпей Планча-де-Плата, которые находятся в самом центре земель апачей.
- Знаю.
- Отлично. Вы увидите, как быстро мы с вами столкуемся.
- Сомневаюсь.
- А я уверен. Этот отряд составлен из одних французов, людей решительных, которые ни перед чем не останавливаются… Он организован наподобие военного и состоит под командой…
- Графа Луи де Пребуа-Крансе.
- Я его знаю. Пожалуйста, не вздумайте читать ему панегирик… Но этот отряд, заявляю я вам, несмотря на поддержку высокопоставленных лиц, не должен достигнуть золотоносных россыпей.
- А-а! Ну, а кто же может помешать ему в этом, хотел бы я знать?
- Во-первых - вы.
- Я? Не думаю.
- Ба-а! Вы увидите, дайте только мне закончить.
- Говорите.
- Как вы думаете, сколько может принести вам это дело?
- Право, не знаю, что и сказать.
- Как, даже приблизительно?
- Да ведь это очень трудно вычислить… россыпи богатейшие.
- Да, но, к сожалению, они находятся слишком далеко. Ну так скажите же, сколько, по-вашему?
- Нет, не могу.
- Ба-а! Даже и в том случае, если я стану помогать вам?
- А! Вы хотите помогать мне?
- Не правда ли, это странно?
- Но, - перебил его дон Антонио, - я никак не могу понять, почему вы заинтересованы в том, чтобы экспедиция не удалась?
- Я? Мне нет никакого дела, а вот вас это должно очень интересовать.
- Меня? - с удивлением спросил дон Антонио. - А скажите, пожалуйста, почему?
- Вы сейчас увидите.
- Я только этого и жду.
- Дело в том, что одновременно с обществом Atrevida было основано другое общество, под названием Conciliadora, или Согласие, преследующее ту же цель.
- Так-так, название выбрано очень удачно.
- Да, правда. Ведь вы знаете, что только конкуренция и способствует развитию торговли.
Дон Антонио утвердительно кивнул головой.
- Хотя общество Conciliadora и заручилось сильной поддержкой в Мехико, но ему нужен также деятельный, умный и пользующийся безупречной репутацией агент и в Соноре. Естественно, что общество обратило внимание на вас… Ну, а я думаю и уверен в том, что дон Антонио Мендес Паво, исполняющий в Гуаймасе обязанности французского консула, один только и в состоянии принести этому обществу действительную пользу. На этом основании на вашу долю назначено двести полностью оплаченных акций, в пятьсот пиастров каждая, которые мне поручено вручить вам. Если я не ошибаюсь, это составит довольно кругленькую сумму, которую я и имею честь преподнести вам.
И он полез в карман мундира, но дон Антонио остановил его.
- Вы ошиблись на мой счет, кабаллеро, - сказал он. - Когда такой человек, как я, имеет честь состоять представителем Франции, он не позволит себя скомпрометировать за такую ничтожную сумму.
- А, вот что! - сказал офицер, улыбаясь.
- Мой долг повелевает мне оказать помощь и покровительство французскому экспедиционному отряду, и, что бы ни случилось, я буду его защищать против всех.
- Сильно сказано.
- Ступайте, - продолжал дон Антонио, - к тому, кто вас послал ко мне, и скажите, что дон Антонио не тот человек, которого можно заставить забыть свой долг.
- Очаровательно! И как вы хорошо сказали это!
Дон Антонио встал и, величественным жестом указывая на дверь полковнику, проговорил холодно: