Со стороны рекса Гула было бы безумием бросать Германа Амала, не заручившись словом кагана Баламбера. Поэтому его герулы, коих в живых осталось всего несколько тысяч, не стали отделяться от готов, а продолжили путь, полный горя и слез. Рекс Гул отлично понимал, что переговоры с гуннами будут тем успешнее, чем больше готов он сумеет увести из стана Германа Амала, а потому не оставлял усилий, дабы склонить разумных людей к примирению с Баламбером. И его старания не пропали даром. Готы были оглушены поражением, их вера в Германа Амала сошла на нет. Да и сам верховный вождь, казалось, утратил не только волю к жизни, но и остатки разума. Говорили, что он молит по ночам Христа о победе над гуннами, но, видимо, богу ромеев нет дела до несчастных готов, обреченных на страдания и смерть. Дозорные докладывали, что часть гуннской орды следует за готами и словно бы ждет чего-то, возможно, очередного подарка богов. Выйдя к границам чужой земли, готы остановились. Оттон Балт отправился к русколанам с просьбой о помощи, а рекс Гул решил, что сейчас наступил самый подходящий момент, чтобы развернуть коня в другую сторону.
В гуннском стане вождя герулов ждали, во всяком случае, ему так показалось. Гула сразу же провели в шатер бека Буняка, который командовал двумя туменами, состоящими из угров и венедов. Конечно, сил у бека было явно недостаточно, чтобы наголову разгромить остатки готского войска, да, видимо, Баламбер и не ставил перед ним такой задачи. Судя по всему, каган нацелился на богатейшие города Боспорского царства, а судьба уцелевших готов его волновала мало.
В шатре кроме Буняка находился еще один человек, смутно знакомый Гулу. После недолгого замешательства рекс герулов все-таки опознал в нем антского княжича Белорева, сыгравшего немалую роль в трагических событиях, развернувшихся близ Таны семь лет тому назад. Кажется, именно Белорев лишил девственности Прекрасную Ладу во время мистерии, посвященной богу Яриле. Сафрак и епископ Вульфила обещали большую награду за его голову, но антскому княжичу удалось ускользнуть от их ищеек за Дон. Судя по всему, он преуспел в чужой земле, если каган доверил ему тумен в десять тысяч копий.
- Садись, рекс Гул, - кивнул на дальний край ковра бек Буняк. Сам угр вольготно раскинулся среди подушек. Для княжича Белорева, привыкшего, похоже, к обычаям степняков, сидение на ковре трудности не представляло. А вот вождь герулов никак не мог обрести себя в непривычной обстановке.
- Мне очень жаль, рекс, что ты слишком поздно понял, в чем твоя выгода, - притворно вздохнул Буняк. - Мог бы и себя сохранить, и свою землю уберечь от разгрома.
- Не все же отличаются дальновидностью, бек, - усмехнулся в седеющие усы Гул.
- Это ты меня имеешь в виду? - хищно прищурился на герула угр.
- Нет, меня, - поспешил на помощь слегка растерявшемуся Гулу княжич Белорев.
- Что ж, - кивнул Буняк, - у антских вождей хватило ума понять, где их выгода. И теперь князь Бус обласкан каганом Баламбером, а лучшие из антов стали вровень с нашими вождями.
- Я на дружбу кагана не претендую, - спокойно сказал рекс на Гул. - Разве что - на милость.
- Вот это правильно, - охотно согласился с ним Буняк. - Так что ты можешь нам предложить, рекс?
- Под рукой у Германа Амала сейчас сорок тысяч воинов, это вдвое больше, чем у тебя, бек. Более половины из них готовы признать власть кагана и служить ему.
- А остальные? - насторожился Буняк.
- Остальные уйдут в Русколанию, если, конечно, им удастся договориться с князем Коловратом.
- А как же Герман Амал? - спросил Белорев и голос его дрогнул.
- Пусть сам решает, - пожал плечами Гул.
- Нет, - покачал головой Буняк. - Ты отдашь нам Германареха, рекс, живым или мертвым, нам все равно. Я обещал кагану голову верховного вождя готов, и я сдержу слово.
- А если мы скажем "нет"?
- В этом случае тебе придется разделить судьбу русколанов, рекс, - усмехнулся Буняк, - а она будет незавидной. Как только Баламбер завершит войну на юге, он тут же повернет орду на север. Подумай о своих соплеменниках, Гул. Пока кагану не до герулов, но так будет не всегда. В конце концов, Герман Амал стар, он потерял все, что только можно потерять. Зачем ему жизнь?
- Готские вожди могут не согласиться.
- Это ваше право, Гул, - развел руками Буняк, словно бы снимая с себя ответственность. - Вы можете уйти, можете остаться. Но у оставшихся будет только один каган.
- Хорошо, - поднялся на ноги вождь герулов. - Все будет решено сегодня ночью. Завтра утром вы получите ответ.
Проводив глазами сутулую фигуру рекса Гула, бек с княжичем переглянулись. Буняк одним глотком осушил кубок, наполненный замечательным готским вином, и подмигнул анту:
- Кажется, нам повезло, княжич Белорев, и мы вновь одержим победу, не пролив и капли крови. Не знаю как тебе, но мне такая война нравится.
Рекс Гул, вернувшись в готский стан, не стал ничего объяснять вождям, наверное, потому, что знал ответ на не заданный пока еще вопрос. Он сразу же направился к шатру Амала и был беспрепятственно пропущен к верховному вождю мрачными охранниками. Германарех был бледен, но спокоен. На вошедшего герула он бросил беглый взгляд и равнодушно махнул рукой, приглашая гостя к столу. Гул сел напротив верховного вождя и принял из его рук наполненный до краев кубок.
- Договорился? - спросил Германарех, и в его голосе прозвучала чуть заметная насмешка.
Когда-то много лет назад этого человека звали Ингваром, но уже тогда многие видели в нем избранника богов, способного привести готов к победе. Однако дротты выжидали. Уж слишком властолюбивым казался им сын рекса Удо. Возможно, именно тогда юный Ингвар возненавидел жрецов, но отомстил он им уже на склоне лет, когда никто не сомневался, что Ингвар сын Удо истинный Герман или Ярман, вобравший в себя силу богов. Рекс Гул так и не понял, зачем Герман Амал отрекся от Одина, а теперь это было уже не важно.
- Я думал не только о себе, - спокойно отозвался Гул. - А ты проиграл, Ингвар Амал, и знаешь это не хуже меня. Ты перестал быть Германом-Ярманом, избранником богов. В твою избранность не верят уже ни готы, ни герулы, ни анты, ни русколаны. Ты изменил Одину и не заслужил любви Христа.
- Тебе нужна моя жизнь, рекс герулов? - строго глянул в его глаза гостю Германарех.
- Она нужна не мне, она нужна Баламберу.
- В таком случае возьми ее, - отвел глаза старик.
- Я бы предпочел, чтобы ты все сделал сам, - отвел глаза Гул.
- Нет, рекс, ты поможешь мне уйти из этого мира достойно, не уронив чести. Ты сам взвалил эту ношу себе на плечи. Пусть каждый из нас пройдет свою часть пути.
- Отошли охрану прочь, - сказал Гул, вставая на ноги.
- Хорошо, - кивнул старый Амал. - Я даю тебя право только на один удар. Надеюсь, твоя рука не дрогнет, рекс.
Русколаны не стали чинить препятствий готам в продвижении по своей земле, хотя особой радости по поводу появления незваных гостей не выразили. Впрочем, Оттон Балт на теплую встречу и не рассчитывал. Слишком много крови было пролито в войнах между племенами, чтобы они вот так сразу воспылали друг к другу любовью. К тому же готы были изгоями, бежавшими с собственной земли, а такие люди хоть и вызывают сочувствие, но требовать к себе уважения уже не вправе. Справедливости ради следует сказать, что воевода Валия, встретивший Оттона Балта на границе, не укорил его ни одним словом, а о прежних обидах вспомнил только один раз.
- Мы примем всех, кроме Германа Амала, - просто сказал он. - И ты знаешь почему.
Оттон не стал спорить. Со стороны русколанов честнее было отказать в гостеприимстве верховному вождю готов, чем впустить его на свои земли, а потом казнить по воле своих богов. Уже по выходе из шатра воеводы Валии рекс Оттон вдруг столкнулся нос к носу с человеком, которого он никак не ожидал здесь встретить.
- Патрикий Руфин?! - воскликнул он удивленно.
- Рад тебя видеть живым и здоровым, рекс Оттон, - обнял за плечи старого знакомого римлянин.
Впрочем, в человеке, заросшем черной курчавой бородой, далеко не каждый признал бы молодого нотария, служившего когда-то императору Валенту. Оттон не видел патрикия восемь лет и был поражен произошедшими с ним переменами. Руфин ни одеждой, ни манерами не отличался от русколанов. У бедра его висел тяжелый меч, явно не римской работы.
- Подарок борусов Световлада, - пояснил он вестготу. - Работа ружских оружейников.
- А каким ветром тебя занесло к русколанам?
- Хочу устроить судьбу своей воспитанницы Констанции, - усмехнулся Руфин. - Подыскиваю ей жениха. Собственно, уже нашел.
- Констанция - это та маленькая девочка, дочь императора, которую мы вырвали в Риме из рук комита Федустия?
- У тебя хорошая память, рекс, - охотно подтвердил патрикий. - Теперь бутон распустился в прекрасную розу и требует тщательного ухода.
- И кто он, будущий обладатель этого сокровища?
- Боярин Гвидон.
- Достойный выбор, - кивнул Оттон. - За Гвидоном твоя воспитанница будет как за каменной стеной.
- Кудесница Власта придерживается того же мнения.
Упоминание о кудеснице богини Лады заставило Оттона насторожиться. Похоже, Руфином двигало не только желание отдать свою воспитанницу за хорошего человека. Все-таки речь шла не о простой девушке, а о дочери императора. И вокруг юной Констанции уже выстраивалась сложная интрига с далеко идущими последствиями. Впрочем, тонкую игру патрикия и кудесницы запросто могла поломать грубая сила в лице кагана Баламбера.
- Гуннская орда, покончив с герулами и боспорцами, непременно повернет на Русколанию, - мрачно предрек Оттон. - А потом хлынет на Дунай всесокрушающей волной.
- Гунны так сильны? - нахмурился Руфин.
- С каждой победой они становятся все сильнее. Ибо поверженные племена переходят на их сторону.
- Может, это и к лучшему, - сделал неожиданный для рекса вывод патрикий.
- Почему?
- В мутной воде всегда проще ловить рыбу, - усмехнулся Руфин. - Я не спросил тебя о Придияре?
- Похоже, свою рыбу он уже отловил, - вздохнул Оттон. - Я не видел его со дня битвы у Днепра. Там полегло пятьдесят тысяч готов. Это наша плата за твою хорошую рыбалку, патрикий.
- Извини, рекс, - покачал головой Руфин. - Я неточно выразился. Остановить Баламбера мне не под силу, зато я готов использовать волну, поднятую им, чтобы сокрушить всех своих врагов. Не скрою, мне мешал Герман Амал, верный союзник Рима, но он ведь мешал и тебе, Оттон Балт. Теперь и у меня, и у тебя развязаны руки. Все еще только начинается, рекс, и никто не знает, какая судьба нас ждет.
По возвращении в стан готов Оттон узнал, что Герман Амал покончил с собой, бросившись грудью на меч. Весть была горькой, что ни говори, но сильно облегчила рексу задачу. Готы раскололись на две почти равные части: одни решили идти на поклон к Баламберу, другие, во главе с Оттоном Балтом, уходили в Русколанию. Тризна по верховному вождю Готии вышла даже более печальной, чем ей полагалось быть. Ибо хоронили Германа Амала на границе чужой земли, и огромный холм, насыпанный над его могилой, грозил стать памятником не только верховному вождю, но всем готам, изгнанным с обжитых мест.
- Не скрою от тебя, рекс Оттон, - сказал на прощанье Балту герул, - что не жажду с тобой новой встречи, ибо если она и состоится, то только на поле битвы. Расположение кагана Баламбера я смогу заслужить только в рядах его орды.
- Ты уже сделал свой выбор, Гул, - пожал плечами Оттон. - А что будет через месяц, год или два, знают только боги. Великая Готия умерла вместе с Германом Амалом. Свой долг перед верховным вождем мы с тобой выполнили до конца, и теперь каждый из нас вправе сам распорядиться собственной судьбой.
- Что передать от тебя княжичу Белореву? - спросил с усмешкой Гул.
- Скажи, что у Оттона Балта нет врага более ненавистного, чем он, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы снести ему голову.
Глава 4 Русы Кия
В Русколании готов приняли даже лучше, чем рассчитывали вожди. Правда, земли им отвели на границе, но зато вдоволь. Во всяком случае, было где пасти уцелевший скот и возделывать пашню. Князь Коловрат выделил зерно, которого должно было хватить пришельцам до нового урожая, росомоны научили ставить дома на свой лад. Словом, кто захотел осесть на новой земле, тот осел. Сложнее было с мечниками, не знавшими иной работы, кроме ратной. Но здесь на помощь готским вождям пришел патрикий Руфин, выделивший для содержания дружин немалые деньги. Обласкал рексов и воевода Валия, видимо, в расчете на будущие услуги по защите Русколании от грядущего нашествия гуннов. Хотя не исключено, что у воеводы были на готских мечников и иные виды. На это намекнул Оттону патрикий Руфин. Дело в том, что князь Коловрат, коему недавно перевалило за шестьдесят, сильно прихварывал. И это не могло не тревожить старейшин русколанских родов. Венеды и руги видели преемником Коловрата княжича Лебедяна сына Милавы, а у росомонов был свой претендент - княжич Сержень сын Рады. Воеводе Валии удалось переманить на свою сторону часть венедских бояр, но руги были категорически против того, чтобы князем Русколании стал сын росомонки и сестричад воеводы Валии. Масла в разгорающийся пожар взаимных обид подливали и волхвы. Кудесники Перуна, Световида и Даджбога горой стояли за Лебедяна, а кудесник Велеса - за Серженя. Так что у готских вождей появилась возможность найти свое место в рядах противоборствующих сторон не без пользы для собственной мошны. Другое дело, что нарастающая вражда ничего хорошего не сулила ни русколанам, ни готам ввиду грядущего нашествия гуннов. Об этом Оттон Балт сказал боярину Гвидону, гостем которого он стал на правах старой дружбы, но тот в ответ лишь сокрушенно развел руками.
- Никто не хочет уступать, - вздохнул боярин, сильно возмужавший за минувшие годы. - И угораздило же княгинь родить Коловрату сыновей в один год, один день и один час. Правда, волхвы Белеса считают, что княжич Сержень был зачат все же раньше княжича Лебедяна, но у волхвов других венедский богов на сей счет имеется свое мнение.
Разговор этот происходил за пиршественным столом в загородной усадьбе боярина Гвидона, где кроме Оттона поселился еще и патрикий Руфин.
- Я бы на месте князя Коловрата назвал бы преемниками обоих сыновей, раз они в один день родились, пусть вместе и правят. В Римской империи сейчас два соправителя, почему бы в Русколании не быть двум князьям.
- Но ведь это раскол! - ужаснулся Гвидон. - Если у росомонов появится свой князь, то они отпадут от Голуни.
- А вы посадите над росомонами сына венедки Лебедяна, а над ругами и венедами сына росомонки Серженя, - прищурился на растерявшегося боярина Руфин.
Оттон захохотал, ему предложение хитроумного патрикия понравилось. Гвидон, после недолгого размышления, тоже кивнул:
- Я, пожалуй, передам твои слова отцу. Это не самый удачный выход из положения, но, по крайней мере, он удовлетворит многих, если не всех.
- А где невеста? - спросил Оттон. - Хотелось бы взглянуть на твою избранницу, боярин Гвидон.
Гвидон порозовел и, чтобы скрыть смущение, залпом осушил кубок с вином. Отвечать за него пришлось патрикию Руфину:
- Констанцию взяла под свое крыло княгиня Любава.
Оттону очень бы хотелось узнать, для чего Руфину и кудеснице Власте понадобилось выдавать дочь императора Констанция за русколанского боярина Гвидона, обладающего недюжинным магическим даром, но спрашивать об этом римского патрикия было бесполезно. Пока что Балту ясно стало только одно: этот брак настолько важен для Руфина, что для спасения невесты он рисковал головой. И не только своей, надо сказать.
Задерживаться надолго в Русколании Оттон не собирался. Свой долг перед Германарехом он выполнил, самое время возвращаться на Дунай, к своему племени, нежданно-негаданно обретшему свободу после крушения Великой Готии. Руфин, по большому счету, был прав: смерть Германа и Витимира Амалов развязывала вождям вестготов руки. О внуке верховного вождя, тринадцатилетнем Винитаре, можно было пока не думать. Его претензии на власть вряд ли будут поддержаны готскими вождями. Зато среди вестготов наверняка начнется борьба за первенство. А Оттон не единственный рекс в роду Балтов, и чтобы стать верховным вождем вестготов, ему придется много потрудиться. Впрочем, за власть в Вестготии будут бороться не только Балты. Наверняка вмешаются и другие вожди, причем не только вестготы, но и древинги. И одним из таких претендентов может стать Придияр Гаст, если он, конечно, уцелел после кровопролитной битвы. Обидно, конечно, видеть врага в старом и проверенном друге и родственнике, но тут уж ничего не поделаешь, коли даже единокровные братья не щадят друг друга в борьбе за власть. И пример тому у Оттона перед глазами здесь, в Русколании, где великий стол стал поводом для ссоры очень многих родных по крови людей. А ведь князь Коловрат еще жив и достаточно крепко держит в своих руках бразды правления. Зато его смерть обернется многими бедами для Русколании.
- А когда состоится свадебный обряд?
- Через семь дней, - сказал Гвидон и расплылся в ослепительной улыбке. Довольный вид боярина не оставлял сомнений в том, что красота невесты не оставила его равнодушным. Что ж, в таком случае Гвидона можно только поздравить, ибо далеко не каждый брак в этом мире вершится по любви.
- Если ты не будешь возражать, - усмехнулся Оттон, - то я останусь в Голуни до твоей свадьбы.
- Это честь для меня, рекс, - вежливо наклонил голову Гвидон. - Ты всегда будешь самым дорогим гостем в моем доме.
Боярин Гвидон был настолько любезен, что пригласил Оттона Балта не только на свадьбу, но и на предваряющие ее смотрины. Разумеется, и сам жених, и его родные уже успели познакомиться с невестой, но все участники обряда старательно делали вид, что видят прекрасную Констанцию в первый раз. А гостей на смотрины собралось столько, что даже обширный терем воеводы Валии с трудом их вместил. Терем воеводы располагался вблизи Торговой площади, неподалеку от детинца и, безусловно, был одним из лучших в столице Русколании. Пока Оттон разглядывал его расписанные яркими красками стены, ввели невесту князя Гвидона, закутанную в белое покрывало. Констанцию сопровождали три девушки с непокрытыми головами и величественная княгиня Любава, которой Оттон уже имел честь быть представленным. Гости, успевшие занять свои места за пиршественными столами, расставленными вдоль стен, с интересом наблюдали, как невеста восходит на небольшой помост, сооруженный, видимо, специально для этой цели. Помост был покрыт ослепительно белым ковром, скорее всего, парсской работы. Княгиня Любава собственноручно откинула покрывало, скрывающее лицо девушки. Гости вежливо ахнули еще до того, как увидели невесту во всей красе, а поэтому им пришлось ахать повторно, но в этот раз уже вполне искренне, поскольку Констанция действительно была хороша. Оттон помнил Констанцию десятилетней и никак не предполагал, что из пугливой смуглой девочки вырастет такая красавица. Он тоже ахал и восхищенно цокал языком, пока его взгляд не упал на девушку, сопровождающую невесту. Рекса словно крапивой обожгло, и он застыл с открытым ртом, сильно позабавив своим видом Руфина.
- Друг мой, - шепнул Оттону патрикий, - негоже так смотреть на чужую невесту.
- Кто она? - с трудом овладел собой вестгот.
- Констанция? - переспросил удивленный Руфин.
- Я говорю о девушке, стоящей рядом с ней, - просипел Оттон севшим от волнения голосом.