– Старик, я тебя отпускаю, но с условием: встретишь илларские войска, все расскажешь как было. А приукрасишь, так я тем более не в обиде. Пошел прочь.
– Да как же я ее оставлю? – спросил Гнат, не выпуская из ладоней холодные ступни.
– Ну, твое дело. Можешь тут дожидаться, – равнодушно согласился князь. Небрежно поднял пистолет, выстрелил, почти не целясь. Гнат почувствовал, как дрогнули босые ноги. Выпустил: теперь уж точно не согреть.
Медуницу Гнат схоронил сам. На следующий день подошли соседи, помогли перебрать сгоревшие сараи. Что нашли, в одну могилу сложили. Звали Гната с собой, но тот остался на пепелище. Слово выполнить.
Темке казалось, он привык ко многому, но в ту ночь долго сидел у костра, подкармливая огонь веточками. Рвало душу, и уже не знал, кого ненавидит: князя Кроха или деда Гната. Понимал, что старик-то ни при чем, но шакалы бы его побрали с его рассказом. Впрочем, многие не ложились, не спали и король, и его адъютант.
Прогорали дрова, подергивались седым пеплом. Но пламя еще жило, оно текло в алых венах, оплетающих черные головни. Княжич не понял, когда опустил веки, – в бархатной тьме продолжали светиться огненные линии.
Проснулся Темка неожиданно и не сразу сообразил, где он. Не открывая глаз, прислушался к ощущениям. Сидит, привалившись спиной к дереву. Укрыт плащом, точно не своим, слишком тяжелый и пахнет непривычно. Рядом негромко звучат голоса.
– …не понимаю, зачем было подсылать деда?
Кажется, Георгий. И плащ, наверное, его – щекочет подбородок волчья оторочка.
– Дарий не хочет проигрывать. Не досталось ему, пусть не будет победы и у меня.
Темка не слышал еще такой усталости в голосе короля.
– Вот и злит, надеется, что я скорее уничтожу Минвенд, чем позволю ему выскользнуть.
– Вы пойдете на это? – глухо спросил Георгий, княжич еле разобрал слова.
Сердце пропустило удар в ожидании ответа.
– Не знаю. Если бы Роддар грозил только заложниками, все было бы проще.
Темка зашевелился, вылезая из-под плаща. Король замолчал, Георгий же сказал громко:
– Иди спать, Тема.
Княжич побрел в палатку. Он не хотел слушать дальше. Создатель, будь милостив, пусть Митька не узнает, что и Эдвин готов разменять его жизнь.
***
Роддар готовился к празднованию дня рождения покровителя Родмира. В Рагнере стало шумно, торжища не стихали до заката, благо весна удлинила дни. Илларцев перевели из тюрьмы обратно в дом крега Тольского, доброжелательно посоветовали непременно побывать на торжествах. Мол, такого они у себя точно не увидят. Это показалось утонченным издевательством, и заложники демонстративно не обращали внимания на предпраздничную суету.
Митька думал, что сейчас Хранитель не найдет времени для илларского княжича, но тот все-таки прислал приглашение.
– Там поедем, – сопровождающий махнул в сторону переулка.
Обычно выбирали главную дорогу, идущую вдоль стены Корслунг-хэла, но сегодня там было не протолкнуться: раскинули шатры, поставили прилавки миллредские купцы. Митька повернул Ерьгу, проехал под аркой, уже сейчас перевитой яркими лентами. Свисающая с нее каменная ящерица выглядела озадаченной – чья-то шаловливая рука украсила ее морщинистую шею кокетливым бантиком. Митьке даже почудилось, что гадина брезгливо дергает шкурой на загривке. Княжич уже привычно закусил губу. Боль – самый простой способ вернуть миру потерянную материальность. С тех пор как Курам стал каждый день выталкивать Митьку на дорогу через прошлое, реальность стала выкидывать странные штучки. Порой она истончалась и становилась совсем незначимой, а некоторые видения, напротив, казались весомее, чем собственные воспоминания. Вот хотя бы то, в трактире. Хоть сейчас закрой глаза, и всплывет: до звуков, до запахов, до вкуса кислого вина, которым Брис запивал тушеное мясо.
…Брис поморщился. Ильт, конечно, опять за свое. Может, схватить его, точно кутенка, за загривок и вытащить из зала? Хлопнет ресницами, вытаращит глаза: "Ты чего, братишка?" До шестнадцати лет дожил, а все не поймет, что не дело благородному отпрыску на постоялом дворе с чернью в азартные игры резаться. Скажет недоуменно: "А что такого?" И ведь не запрещено, шакал его куси! А объяснить Брис не может. Если наставники в Ильта такую премудрость не вбили, то куда уж Брису с его косноязычием о тонких материях рассуждать.
Ну вот, так и знал! Приволокли крышку от кадки, поставили к стене. Сейчас начнет ножи кидать, и не одного развлечения ради, а на спор, на медяки засаленные от простолюдинов. Брис с грохотом встал, не желая наблюдать дальнейшее. И так известно, что будет: сначала обдерет азартных, потом на кураже устроит целое представление и напьется за чужой счет. Под конец еще и девицу потребует, да не затем, что в шестнадцать лет интересовать должно. К стене поставит и на голову свечу водрузит. Спасибо Россу-покровителю, что и пьяная рука промаха не дает, а то не откупиться было бы от родни покалеченных, а то и зарезанных служанок.
Брис плотнее закрыл за собой дверь, отгораживаясь от шума. В обеденном зале уже азартно вопили и дубасили кружками по столам, даже на втором этаже было хорошо слышно. Княжич лег на лавку, прикрыл глаза. Сон не шел.
Кто-то заорал под окнами похабную песенку, ему ответили визгливой руганью. Протопали по коридору, спотыкаясь и поминая шакала. Брис слушал ночные звуки постоялого двора и злился. Ну, если Ильт будет завтра из седла вываливаться, точно схлопочет в ухо. Они опаздывали, послезавтра в Турлине заканчивают формировать отряды. Потом, видит Росс, останутся места лишь у тех командиров, к кому с дури да лени идут. Но выехать раньше княжич Дин не мог. Все сосед, князь Чадек. Ох, неспроста он крутится вокруг Динхэла! Жадность этого рода давно известна. Как тут оставишь замок на больного отца? Вот и пришлось сидеть точно на привязи, пока Чадек сам не отправился в столицу. Ему-то можно не торопиться, под своим флагом пойдет. А Брис опаздывает, дерьмо шакалье! Ильт – бестолочь малолетняя – не понимает, как важно попасть к нужному командиру, к тому, кто уже сейчас сильнее короля – князю Беслею Дромару из рода золотого Зубра.
Мысли были тревожные, но уже выезженные, и Брис легко усмирил их, напомнив: спать, завтра вставать рано. Натянул повыше одеяло и постарался дышать глубоко и ровно.
Надсадно мычала корова. Щелкал пастуший кнут. Брис открыл глаза. В комнате стоял полумраках, в щель меж ставнями вяло процеживался весенний рассвет. Постель Ильта не смята. Та-а-ак, и где же носило побратима? Или все-таки пристроил служаночку к правильному делу и сейчас придется его с сеновала выковыривать или по чуланам искать?
По коридору прошлепали босые ноги. Стукнуло в дверь, и сонный голос протянул:
– Ра-а-а-ассвет. Вставать будете?
– Да. Завтрак готов?
– Будет, – пообещали из-за двери и пошлепали дальше.
Обеденный зал был почти пуст. Под одним из столов лазила служанка, вытирая кисло пахнущую лужу. Она намеренно низко наклонялась и подтыкала юбки, показывая обтянутый зад. Верхом на лавке сидел Ильт, шевелил пальцами босых ног и с интересом разглядывал девицу. Неужто и впрямь?
– Сапоги-то где? – Брис опустился за стол. Толстая хозяйка, раздувавшая угли в очаге, глянула через плечо, но с завтраком не поторопилась.
Ильт громко, заразительно зевнул, потянулся с хрустом.
– Проиграл.
У Бриса ответный зевок застрял в глотке.
– Ага, в кости уже. Понимаешь, поставил один – думал, отыграюсь. Перебор. Ну, я второй. Не везет, как шакал гадит. Ну, я сразу за оба – седло. Думаю, тут уж…
– Проиграл?
– Ага!
Тяжелый гнев качнулся в Брисе, заставил ударить кулаком об стол. Ильт заморгал недоуменно. Брису хотелось схватить побратима за шкирку, уволочь на конюшню и швырнуть коню под ноги. В навоз мордой.
– Ты!.. – Гнев душил, и вышел только невнятный хрип. – Поедем-то как?
Ильт пожал плечами.
– Да ладно тебе! Задержимся до завтра, я и отыграюсь. Никуда же они не делись, их вон трактирщику заложили. Или вообще так поеду… Подумаешь!
– Задержимся! – Брис скрипнул зубами. Повернулся к толстухе: – Хозяин где? Зови!
Так он поедет… Не хватало еще в Турлин с босым поганцем заявиться. Послал же Создатель побратима! Появился хозяин, низко поклонился гневливому постояльцу. Брис швырнул ему под нос мешочек с деньгами. Хватит тут и за седло, и за сапоги.
Митька тогда не увидел, что было дальше. Наверное, Брис все-таки выкупил добро побратима, ведь в Турлин они добрались вовремя. Во всяком случае, в ваддарских горах княжичи Дин и Торн воевали под командованием Беслея Дромара. Воевали, как могли бы их потомки – Темка и Митька, не разведи их Создатель. Митька даже завидовал. Наверное, его желание влияло на то, что отдавало прошлое, недаром было столько видений, вроде бы никак не связанных с проклятием.
Первый бой. Хладнокровный Брис. Растерявшийся Ильт. Митька был рад, когда понял, что Брис не упрекнул за это младшего друга, сказал: "Ничего, второй уж точно твой будет". Оказался прав: в следующей сече, может, и не так много толку вышло от мальчишки, но сражался княжич Торн храбро. Отчаянно храбро, безрассудно.
Тот переход по заснеженным горам, когда Ильт простыл и Брис выхаживал его лекарскими настоями и ядреным самогоном. Ругался, проклинал безалаберного своего побратима, сунувшегося на перевал легко одетым, – и вливал ему гадостное питье, заворачивал ночью в несколько одеял, оберегал в походе.
Ранение Бриса. Ильт, поскуливая и слизывая с губ слезы, волок побратима подальше от боя по истоптанному снегу, и след за ними оставался широкий, отмеченный красным. Брис открыл глаза и спросил: "Ты чего ревешь, дурак?" Ильт заревел еще сильнее, в голос, никого не стесняясь, но уже от облегчения. Даже тогда Митька завидовал: все лучше, чем пытка неизвестностью.
Княжич так задумался, что не заметил, как въехал в ворота Корслунг-хэла. Тут тоже суетились: чистили от весенней грязи двор, отмывали статуи – один из слуг так замысловато ругал голубей, что Митькин сопровождающий придержал коня.
– Эк заворачивает! А у вас так умеют?
Княжич не сдержал улыбки.
– Умеют.
Солдат глянул недоверчиво, но спорить не стал.
– Ладно, поехали. И так вон какого кругаля дали!
Курам принял Эмитрия сухо и, не тратя время на разговоры, кивнул на часы. Стрелка как раз замерла в нескольких минутах от семи.
…Лапник в три слоя, сверху плащ. Костер кажется неестественно алым на фоне черного горного неба. Звезды непривычно крупные. И даже снег чуточку другой, серебристо-белый, делающий ночь не такой темной.
Ильт наклонился к котелку, подбросил щепотку трав – их горечь отгонит сон. Питье для тех, кто на страже. Солдаты ходят тропой от дороги мимо отвесных скал, вкруг небольшого плато, снова через дорогу и дальше вдоль обрыва, с которого утром бросали пленных. Полтора десятка кругов – и можно ждать смену.
Брис подошел, сунул кружку. Ильт наполнил ее коричневатым кипятком, поставил на снег остудить, и тот сразу протаял вокруг боков и под дном.
– Ну?
Вот паршивец: смотрит требовательно, привык, что от него ничего не скрывается. Брис сплюнул в костер, сказал раздраженно.
– Мы завтра пойдем Хвойным ущельем. Шакалья задница!
– Ну и чем ты недоволен? – Ильт спросил шепотом, с оглядкой.
Правильно, конечно, такое не для лишних ушей, но Брис не сумел сдержать раздражение и сказал громко:
– Князь Дромар атаковать будет, а мы так, фланги укрепим.
– Это тоже кому-то надо делать, – все так же тихо ответил Ильт.
– Да ты совсем трус или дурак?
Побратим глянул через плечо и снова наклонился над котелком, подбрасывая в кипяток снега. Он даже не соизволил облечь в слова: ты же знаешь, что нет.
– Когда ты только повзрослеешь, – уже негромко сказал Брис, выдернул кружку из сугроба. – Фу, гадость.
– Ты бы спать лучше шел.
– Успеется. Слушай, ты действительно не понимаешь, почему сейчас нужно быть рядом с Дромаром? Да повернись ты!
Ильт послушно сел к костру боком, преувеличенно внимательно глянул на старшего друга.
– Коннетабль не в чести у короля. Еще один промах – и его сместят, если вообще не зарубят случайно в бою.
– Следующим коннетаблем станет князь Дромар, я знаю, – кивнул Ильт.
– Ну так и понимать должен, почему я хочу остаться тут, рядом с ним.
– Понимаю, наверное. Но мне это не нравится. Мне вообще Дромар не нравится.
– Чем же? – Вот уж насмешил, право слово. Золотой князь, блестящий полководец – и сопляку какому-то, вояке неопытному, не нравится.
Ильт смотрел серьезно.
– Вот пленных сегодня, их можно было просто убить. А он в ущелье живыми сталкивать приказал. Зачем?
Брис удивился:
– Для устрашения. По праву победителя. Война же.
– Воевать тоже по-разному можно.
– И проигрывать. А Дромар всегда побеждает.
– Это мне и не нравится. Если бы он хоть раз проиграл…
– Сдурел? – Брис оглянулся. Не приведи Создатель, услышит кто, так долго разбираться не будут. – Тоже со связанными руками полетать хочешь?
– Вот именно, – совсем уж непонятно сказал Ильт.
Брис разозлился: что из себя этот сопляк строит? Пусть сначала научится сражаться как Дромар, а потом уж морду кривит. Победы ему, видите ли, не нравятся!
– Топай-ка ты спать, понял? И чтобы я больше такого не слышал, – коротко рубанул ладонью воздух.
– Слушаюсь, мой командир, – сумрачно отозвался Ильт. – Только, знаешь, ты вон сейчас руками совсем как Дромар машешь. Потом и воевать так же будешь?
– Да если бы я вполовину как он воевал, я бы Росса больше ни о чем не молил.
– Ну и… – Ильт не договорил, вскочил с лапника и пошел в сторону палаток…
Видение растаяло, оставив запах снега и горький вкус отгоняющего сон отвара. Митька облизнул губы.
– Плохо!
Княжич вздрогнул от резкого голоса Хранителя. Мир после возвращения был еще слишком зыбок и покачнулся от громкого звука. Митька глянул удивленно на Курама.
– Плохо. Ты тратишь время на ерунду. Останавливаешься, вместо того чтобы идти к цели. – Старик был рассержен.
– Откуда вы можете знать, важно это или нет? – огрызнулся Митька. Его что-то царапнуло в разговоре побратимов, но что – он не мог понять.
– Важно лишь то, как твой род потерял покровителя.
– А мне, может, важнее – почему он его потерял!
Курам засмеялся, и только тут Митька заметил, что Хранитель нетрезв. Что-то рановато, праздновать еще не начинали.
– Мальчишка! – Курам наклонился к княжичу, дыхнул на него вином. – Солдаты под флагом илларского короля перешли миллредскую границу. Молись Создателю!
– А вас-то что так тревожит, владетель? Вы же знали, что так и будет.
Старик откинулся на спинку кресла. Сказал неожиданно трезвым голосом:
– Сегодня готовили к празднованию икону с ликом Родмира. Особую икону… впрочем, неважно. Так вот, она была мертва. Доска, краски и ничего более.
Митьку передернуло: он вспомнил пустое небо.
– Покровитель недоволен нами. Может быть, ему нужна война?
***
Приказ короля: князя Кроха брать живым! Брать живым – повторяют князья. Живым – напоминают капитаны. Живым – разносят порученцы. Темка не рад приказу: сам бы пристрелил мятежного князя. За эту войну, за сгоревшую Лаховейку. За двух побратимов – Митьку и Марка. Понимает, что правильнее, если князя казнят в Турлине, но ненависть не хочет ждать.
Темка не может понять спокойствия Марка. Вон как неторопливо седлает коня, точно не в бой собирается, а в тыл с поручением. У Темки земля горит под ногами – быстрее в Минвенд! Марк гладит Санти по морде, сует коню сухарь.
– Выступаем! – клич впереди.
Княжич Торн взлетает в седло, Марк медлит.
– Ты что? – не выдержал Темка.
– А что? Все нормально.
От неестественно-ровного голоса побратима у Темки мурашки по спине ползут.
На подступах к городу бой будет коротким. Минвенд – мирное поселение, и за его ненадежными стенами не защитники, а захватчики. Настоящий бой ждет у небольшой крепости, давшей имя городу – в ней закрылся князь Крох с большинством своих солдат.
– Сволочь, дерьмо шакалье, – шептал Темка, глядя на крепостную стену. Там, среди мятежников, стояли связанные женщины и девушки. Веревки петлями обхватывали их шеи и крепились у ног.
– Георгий, я знаю, – произнес за спиной король.
Темка оглянулся: ведь адъютант молчал. Да и имело ли смысл говорить о том, что понимали все? Прошло уже с четверть часа, как стояли тут королевские войска. Уже дважды раздавался отчаянный девичий крик, короткий – падение было недолгим; тела недвижимо висели на веревках, и только ветер теребил золотистые косы.
– Солдаты не пойдут, – заговорил адъютант.
– Если я решу, значит, пойдут. Я сам пойду.
Еще один крик. Ветер вздул темную юбку колоколом, точно пытался удержать женщину.
– Передавайте приказ. Готовность к штурму.
Темка не хотел помнить, как брали Минвенд. Королевские солдаты лезли на стены по веревкам, на которых висели мертвые миллредские женщины. Темка и Марк тоже не стали дожидаться, пока вышибут ворота.
На мятежников приказ короля не распространялся, и их убивали жестоко. Темка сам видел, как капитан Георгий сначала отрубил солдату с белыми лычками руки и только потом рассек ему живот, так, чтобы мятежник умер не сразу. Пол был залит кровью, тут шел не бой – бойня. Темка оскальзывался и раз не удержался на ногах. Спасибо Марку, прикрыл, давая подняться.
Мелькали перед глазами свои и чужие; белые аксельбанты мятежников и белая отделка королевских мундиров стали одинаково красными. А потом Темка увидел Кроха – очень близко.
Крох отступал, пока не оказался отрезанным от своих в небольшом тупичке, заканчивающемся запертой решеткой. Темка услышал яростный выдох Марка и, понимая, что делать этого нельзя ни в коем случае, все-таки пропустил побратима вперед.
– Живым! – Яростный голос Эдвина услышали все.
Крох, прижимающийся спиной к железным прутьям, засмеялся.
– Лесс, уйди!
Приказ Марк не выполнил, но клятву, данную королю, помнил – он не пытался убить, а только ранить. Этот поединок Темка тоже не хотел помнить. Но все равно помнил: и как Марк перехватил шпагу в левую руку, и как он успел отклониться, пропуская сталь в двух пальцах от горла, и как упал на колени, зажимая бок. Уже не пытаясь защититься, а лишь откатиться к стене, пропуская капитана Радана. И как следом за Святославом рванулся кто-то еще, и Марк хрипло вскрикнул под его сапогами.