Грохоча по трапу, к ним поднялся матрос. Был он молод, рыж. Физиономия выражала крайнюю степень озабоченности.
- Вот вы где. А я аж в машину шастал. Капитан приказал всех на мостик.
- Меня тоже? - Боцман глядел на него с надеждой.
- Всех, сказал.
- Занимайтесь своим делом, боцман. Пошли, флибустьеры.
Капитан не спеша раскурил трубку и оглядел стоящих перед ним спасателей.
- Значит, так. Вас трое. Двое могут отказаться. Кроме доктора. Он гиппократову клятву давал. Дело на этом "Орфее" непонятное. Пойдут только добровольцы.
- Т-товарищ капитан. Да как вы мо-мо…
От волнения Трыкова опять заклинило.
- Как я могу? - помог ему капитан. - Я все могу.
- Зачем излишне драматизировать ситуацию, Иван Степанович? - Старпом пожал плечами. - Нам все ясно.
Капитан хмуро усмехнулся.
- Ну что ж, тогда готовность номер один, выражаясь военным языком. Штурман, на всякий случай приготовьте брашпиль и лебедку. Напомните механику, старпом, чтобы отливные помпы были в готовности. Я таким ржавым коробкам не доверяю. На нее залезешь, а она вдруг тонуть начнет… Все вроде… Спустить спасательную шлюпку номер два правого борта.
- Есть.
Капитан еще раз внимательно оглядел старпома, доктора, Трыкова.
- Такие, значит, дела, мужики. Будьте там ко всему готовы.
Трыков, просияв лицом, вдруг ляпнул:
- A-а я помню… У нас в детсаде отравление было, пищевое. Молоко, что ли, испортилось. Так горшков на всех не хватило.
Старпом засмеялся.
- Ну это же недавно было, потому ты так хорошо и помнишь. У тебя на шкафчике вишенка была нарисована?
- Н-нет, грибочки. - Трыков побагровел: он мгновенно понял, что и горшки, и грибочки ему еще припомнятся.
- Выход на связь по ракете, - сказал капитан. - Как прояснится - на связь. И не тяните резину, мы - тоже люди…
12
Кленкин сидел, облокотившись на планшир. Совсем рядом раскачивалось море. Вода - удивительной прозрачности. Неподалеку на волне играла всеми цветами радуги медуза-пузырь с крыловидным выступом - "португальский кораблик". Прикоснешься рукой, и обожжет точно крапивой.
Их судно осталось за кормой, и, если не поворачивать голову, покажется, что в этом ярко расцвеченном мире только шлюпка и "Летучий голландец". Его темные, в ржавых потеках борта все ближе и ближе, видны наглухо задраенные иллюминаторы, двери, люки. Окна ходовой рубки тусклы, точно подернулись плесенью.
Страха нет, но Кленкина угнетает чувство неопределенности. Ему уже надоело перебирать всевозможные варианты того, что произошло на траулере. Да в этом и нет необходимости - сейчас все выяснится.
Студентом его потрясла книга австрийского врача Гуго Глязера "Драматическая медицина", потрясла своей будничностью. Врачи спокойно, продуманно рисковали жизнью и нередко погибали во имя постижения истины. И при этом не было никаких высоких слов. Все строго, деловито.
Ему, Кленкину, скоро двадцать семь, и он только-только становится врачом. Становится… Если ему суждено им стать.
Глядя на игру света, дробящегося на гребнях волн, Кленкин с досадой подумал, что история с Мариной - глупость, просто у него сработал комплекс неполноценности. "Хомячок!" Прямо по-гоголевски вышло. А девчонка, может, перед подружками хотела похвалиться.
Он вспомнил, с какой тщательностью Марина ела, когда он приглашал ее поужинать в кафе или ресторан, и какое строгое у нее было при этом лицо. Вспомнил, что ходила Марина всегда в одной и той же джинсовой юбке. Менялись только простенькие кофточки.
На сестринскую зарплату не зашикуешь. Мать - работница на "Красном треугольнике". Отец бросил, давно с семьей не живет.
В их однокомнатной квартире у Нарвских ворот было чисто, но бедно.
…Он ушел, даже не простившись. "Хомячок". Что же тут обидного? Комплекс, проклятый комплекс.
Голос старпома вырвал его из задумчивости.
- Доктор, уберите руку с планширя. Расшибет о борт, а ваши руки еще пригодятся.
Глаза у старпома холодны, он бледнее обычного, но спокоен.
А ведь верно, сейчас многое будет зависеть от его, Кленкина, знаний, умения. И ни старпом с его непоколебимой волей, ни десять таких старпомов, ни даже сто не заменят его. Кажется, Гомер сказал: "Тысячи воителей стоит один врачеватель искусный…"
13
- Буткус, ну-ка сбавь обороты, - приказал старпом. - Хорош. Обойди с кормы, нужно осмотреться.
- Г-глядите, шторм-трап висит.
- Вижу.
- Кто-то прогуляться решил. А м-может, бутылки пошли сдавать, как в том а-анекдоте.
- Будь моя воля, Трыков, я бы вам рот зашил.
- М-молчу.
- Буткус, к шторм-трапу. Афонин - удерживать шлюпку. Первым пойду я, затем доктор. Трыков замыкающий. С рацией осторожней, Трыков.
Шлюпка чиркнула носом о борт траулера, стала отворачивать, но Афонин успел зацепиться отпорным крюком за фальшборт. Сам едва не вывалился из шлюпки. Трыков ухватился за шторм-трап, подтянул шлюпку к борту. Мышцы на его обезьяньих руках набугрились, лицо потемнело.
- Н-нормальный аттракцион. На ковре доцент Афонин.
Старпом свирепо глянул на него, но промолчал и стал ловко подниматься по шторм-трапу.
- Доктор, за мной. Коробки с харчем и анкерок с водой Афонин подаст. Да удерживайтесь, удерживайтесь. Афонин, не спать!
- Виктор Павлович, нам пока у борта постоять? - спросил моторист Буткус, со страхом глядя на темные иллюминаторы кормовых кают.
- Пока постойте. Черт его знает, как дело повернется.
- Я мертвяков боюсь, - сказал Афонин, - вы туда… а они вас хвать.
- Т-ты ящик подавай, раззява! Че-чемоданчик доктора не забудь.
Трыков с трудом открыл дверь в тамбур, посветил фонарем.
- Ну, что там? - нетерпеливо спросил старпом.
- Б-блевотиной несет. - Трыков сплюнул.
- Посвети мне.
- Извините, Виктор Павлович, но первым должен идти я. Это мое право.
- Ладно, док, никто на ваши права не покушается. Только я на таких траулерах был, японской постройки лайба. По коридору направо, потом наверх - каюта капитана. С него, я думаю, начинать нужно.
На судне стояла зловещая тишина. Слышно было, как накатывает и опадает волна и где-то совсем рядом, над головой, с легким звоном перекатывается пустая бутылка.
Смрад стоял чудовищный. К запахам непроветриваемого помещения примешивался сладковатый запах тлена.
Дверь в каюту капитана была распахнута, оттуда слышался не то хрип, не то храп. Иллюминаторы задраены, из душной полутьмы несло запахом виски или чем-то еще спиртным. Капитан сидел, уронив голову на стол.
- Отдрай иллюминаторы, Трыков, - приказал старпом, - не то задохнемся.
Трыков раздернул шторы, торопливо отвинтил барашки иллюминаторов. В скудном свете седые кудрявые волосы капитана казались грязно-серыми. Старпом отшвырнул ногой бутылку джина, попытался приподнять капитана за плечи. Голова его безвольно свесилась. Из угла черного рта вытекла вязкая струйка слюны.
- У-уши ему потрите, с-сразу в себя придет.
Капитан вдруг открыл глаза и с ужасом уставился на Трыкова.
В распахнутый иллюминатор толчками затекал влажный воздух. Слышно было, как равномерно постукивает двигатель шлюпки.
Капитан с трудом встал и, не отрывая глаз от Трыкова, торопливо заговорил, временами звонко икая.
- Что он говорит? - спросил Кленкин.
Старпом усмехнулся.
- Говорит что аллах проклял их и послал болезнь. Аллах, понял, док? Очень просто. А его никакая зараза не возьмет - насквозь проспиртован.
- Спросите, как началось заболевание:
- Я, конечно, попробую. Только он ни черта не смыслит.
Старпом встряхнул капитана за воротник куртки, спросил сначала по-английски, затем по-французски:
- Как все началось, мастер?
Тот икнул, что-то пробормотал и закрыл глаза.
Старпом растерянно посмотрел на Кленкина.
- Бред какой-то… Говорит, с неба полился огонь, огонь поджег море. Может, я что-то не так понял. Док, ты можешь привести его в порядок? Нашатырем, что ли.
- Попробовать можно. Толку-то… Он невменяем. Его и за сутки в чувство не приведешь.
Словно в подтверждение этих слов капитан икнул и бессильно откинулся в кресле.
- Д-дохлый номер. Нужно осмотреть судно, и-ик. - Трыков прикрыл ладонью рот. - В-вот, теперь я икать буду. Как услышу - сам начинаю.
- Да хватит тебе, пошли, - поморщился старпом. - Лучше проверь, нет ли у него еще бутылки, а то мы его за двое суток в меридиан не приведем.
Кленкин взял тяжелую руку капитана, нащупал пульс - сердце билось ровно.
14
В первой же каюте на левом борту они обнаружили двоих: один, крупный, широкоплечий африканец был мертв, второй, не то малаец, не то японец, проявлял признаки жизни. Пульс был слабый, частил, зрачки на свет не реагировали.
Трыков прошелся лучом фонаря по каюте, высветил стол: на столе миски с недоеденной рыбой. Банки из-под пива.
- Обратите внимание, док, иллюминаторы в каютах задраены наглухо, прикрыты шторами. Мы ведь траулер вокруг обошли на шлюпке. Ни одного открытого иллюминатора.
- Может, ожидался шторм? Или…
- Что или?
- Или они чего-то боялись. Например, огня, который зажег море.
- Вы верите в этот бред?
- Ничего я не знаю. Пока я буду японцу вводить сердечные, вы посмотрите, что в соседней каюте. Только бога ради откройте иллюминаторы.
Трыков, продолжая икать, отдраил иллюминаторы. Стараясь не глядеть на вздувшийся труп африканца, Кленкин достал из укладки стерилизатор со шприцем, коробку с ампулами.
- Семен, заверни-ка ему рукав. Не забыл еще, как инъекции делают?
- А ч-чего сложного? Я и внутривенные делал. В океане ассистировал на операции. Аппендикс вырезали. Этот вроде трепыхается, японец. Холодный как мертвяк. Нас учили, если инфекция какая - лихорадка должна быть. Верно?
- Верно, верно.
Вернулся старпом.
- А в соседней каюте еще труп. Похоже, радист. Жуткое зрелище. Этот как?
- Тяжелый. Нужно по всем помещениям пройти. Картина пока неясная.
- Пошли.
В кормовой каюте, напоминающей пенал, не было иллюминатора. Старпом включил фонарь. На нижней койке лежал толстяк. Он был без сознания. На крюке висела поварская куртка, грязный колпак.
- Г-глядите, там в углу что-то шебуршит.
Старпом направил луч фонаря - голубоватый клин выхватил из темноты перепуганное мальчишеское лицо. Парнишка забился в угол верхней койки, завернулся в одеяло.
- Ты живой? - спросил старпом по-английски.
- Да, сэр.
- Можешь сам спуститься вниз?
- Могу… сэр. Но я боюсь.
- Не бойся, мы не причиним тебе вреда.
Парнишка, выполнявший на судне роль стюарда, оказался смышленым, свободно говорил по-английски. От него удалось узнать, что судно вышло из Кейптауна две недели назад. Ни с каким судном не встречалось. Никого из пассажиров на борт не брали. Их задача - промысловая разведка.
- А что они ели за последние сутки?
Старпом ухмыльнулся, но перевел.
Стюард с изумлением уставился на Кленкина.
- Рыбу они ели, рыбу, док. Они все время едят рыбу. Это вы требуете для команды соки, фрукты, витамины.
Стюард что-то сбивчиво заговорил. Кленкин различал лишь отдельные слова.
Старпом вытер лоб.
- Пацан говорит, что отдельно готовят только капитану. Мясо ему готовят. Но рыбу он тоже ест. Господи, ну и вонища. Что еще, спрашивайте, док.
- Переведите: как началось заболевание?
По мере того как стюард говорил, лицо у старпома мрачнело.
- Так, понятно. Теперь слушайте. Трыков, что ты мне в глаза светишь? И не икай, а то я тоже начну. Может, я не все понял, но суть такова: пацан собирался мыть посуду, но услышал в коридоре крик. Потом вбежал кок Джованни и сказал, что бросили атомную бомбу и теперь горит море. Боцман и второй штурман спускают шлюпку. Но уж лучше умереть у себя в каюте. Джованни - этот вот толстяк. Похоже, он еще жив.
- А он видел огонь?
- Кто он?
- Мальчик.
Старпом спросил стюарда. Тот отрицательно покачал головой.
- Пожалуйста, спросите у него, пусть подробнее расскажет, обедал ли он со всей командой. Наконец, горящее море… Может, он видел в иллюминатор?
- Иллюминатор… Ладно, спрошу. Но, если мы выберемся отсюда, я заставлю вас изучить язык.
Стюард быстро, как мышонок, озирался по сторонам. Личико у него снова стало жалким, испуганным.
- Т-ты, не бойся, малый, - сказал Трыков и погладил мальчика по голове. - Обойдется.
- Спасибо, Сема, - старпом коротко рассмеялся, - ты и меня заодно успокоил. Так, дайте поговорить с человеком.
Выяснилось, стюард не обедал со всеми, он вообще двое суток ничего не ел. За какую-то провинность капитан запер его в шкиперскую кладовую. Стармех выпустил после ужина - нужно было мыть посуду. Стюард успел подняться из кладовой в каюту, когда началась заваруха. В иллюминатор он смотреть не мог по той причине, что в каюте нет иллюминатора.
15
Хорошо, что он успел полистать справочники. За два года плавания литературы у доктора скопилось много, но по отравлениям, как на грех, информация была скудная.
В шестьдесят восьмом году в Японии свыше тысячи человек заболело, а девять погибло от болезни "Юсо" - результат употребления в пищу рисового масла, загрязненного полихлорированным афелином. Рисовое масло экипаж "Орфея" не ел.
В шестидесятые годы в Англии ученые столкнулись с таинственным заболеванием, от которого погибли десятки тысяч индеек. Позже удалось выяснить, что птиц кормили заплесневелыми земляными орехами. Оказалось, что плесень вырабатывает яд - афлотоксин. Опять не то!
Единственный продукт, что ела вся команда, исключая, возможно, капитана, - рыба.
Тропические рыбы, особенно иглобрюхообразные - им была посвящена глава справочника - могли подбросить любой сюрприз. В печени, икре, молоках собаки-рыбы, например, содержится сильнейший яд - тетродоксин. Смертность от отравления этим ядом составляет шестьдесят процентов.
В Японии собаку-рыбу употребляют в пищу как деликатесное блюдо под названием "фугу". Его разрешают готовить в ресторанах, имеющих специальный патент, и все равно ежегодно сотни японцев отправляются на тот свет, отведав лакомое кушанье.
Собаку-рыбу команда не ела, на ужин был приготовлен обычный промысловый окунь. Но, оказывается, существуют так называемые вторично ядовитые рыбы. Токсины, вызывающие отравления рыбами этого типа, содержатся в водорослях. Водоросли поедает промысловая рыба и…
Сигуатера… Неприятное слово. Сигва - на местном наречии назывался моллюск, вызвавший массовое отравление людей в Гаване в конце прошлого столетия.
Вот здесь симптоматика, что называется, била в "яблочко", кроме, пожалуй, горящего моря.
Утешало, что помощь при отравлении ядовитыми рыбами не требовала каких-то особых действий и медикаментов. Промывания с адсорбентом, сердечные средства, покой.
16
Они теперь уже вчетвером обошли судно. Всего в каютах, кубриках, служебных помещениях было обнаружено восемь больных, трое из них в тяжелом состоянии. Да еще два покойника.
- Значит, так, - сказал Кленкин, - пострадавших в столовую. Выкинуть к черту столы, положим на матрасы.
- Я полагаю, речь идет о живых?
- Ваша ирония неуместна, Виктор Павлович. Я разворачиваю лазарет и начинаю оказывать помощь, а вы обеспечиваете внутрисудовую транспортировку пострадавших. Переведите стюарду, чтобы тащил сюда с камбуза все тазы, ведра, словом, все емкости.
- Это вы мне? - изумленно спросил старпом.
- Вам. Трыков, живо пройдись по офицерским каютам. Может, что есть из медикаментов. У меня один шприц и две капельницы. Мало.
- Есть.
Трыков в каюте старшего помощника нашел аптечку, коробку со шприцами одноразового пользования.
Минут через пятнадцать в столовой траулера был развернут лазарет. Трыков с такой лихостью выбрасывал в коридор кресла, что старпом сказал:
- Гляди, Семен, капиталисты тебе счет предъявят.
- Н-на том свете. Вообще, свет неплохо бы зажечь, не видно ни черта. Н-на такое помещение - три иллюминатора с кулак величиной. Н-не столовая, а кандейка… Я маленько освобожусь, попытаюсь вспомогач запустить.
Больных перенесли в столовую, положили на поролоновые матрацы.
- Ты как себя чувствуешь? - спросил старпом у мальчишки-стюарда.
- Хорошо, господин.
- Тогда пройдем еще раз по судну. Доктор, я отпущу шлюпку и передам капитану, что все пока в порядке. При первой возможности выйдем на связь.
- Согласен.
- Ну-у, если уж вы согласны, лечу пулей.
Трыков быстро освоился в лазарете.
- А в-вот у нас на лодке… Операционную во втором отсеке за-за десять минут разворачивали с доктором. Я стерилизатор врублю, приготовлю доктору мыться, а моряки простынями отсек завешивают. Комплекты стерильного белья с собой брали. Вы заметили, доктор, я и-икать перестал?
- Заметил, заметил. Бери шприцы и вводи тяжелым кофеин, камфару. А я пока капельницу налажу. Остальных промывать, сифонить. Жаль активированного угля мало.
- Думаете, отравление?
- Почти уверен. Почти…
- Чем?
- Возможно, рыбой.
- А вместо активированного угля что сойдет?
- Сбитый яичный белок.
Вернулся старпом. Вид у него был мрачный. Вслед за старпомом в столовую прошмыгнул стюард.
- Слышь, м-малый, - спросил у него Трыков, - у вас в провизионке эти… ко-коки есть?
- Ко-ки? - с изумлением переспросил стюард.
- Ни бум-бум. Яйка, курка…
- Вы уж на эсперанто бы шпарили, Трыков. Все-таки международный язык. Мухамед, - обратился старпом к стюарду на английском, - есть на судне куриные яйца?
- О да, сэр, - рожица стюарда просияла.
Стюард побежал разыскивать яйца. Когда дверь за ним захлопнулась, старпом сказал:
- В машинном отделении еще четверо. Ничего, шевелятся. Одному мне их не дотащить. А как эти?
- Пока трудно сказать, - пожал плечами Кленкин. Коротко взглянул на старпома. Тот был бледен.
"А что, ситуация необычная. Это не шторм, не авария. Такое с непривычки пострашнее…"
- Док, ты готов доложить капитану?
- Минут через двадцать. Закончу вот с тяжелыми. Да и тех четверых посмотреть нужно.
- Режь, коли́ - твое дело. Но капитан там на ушах стоит. - Он вдруг прислушался.
Кто-то брел по коридору, шаря руками по стенам.
Старпом распахнул дверь, посветил фонарем.
В дверном проеме возник плотный, пожилой человек. Темное, с запавшими глазами лицо, седая шотландская бородка. Он с изумлением уставился на Кленкина, перевел взгляд на больных, лежащих на матрацах.
- Кто вы, господа? - спросил он по-английски.
- Русские. Пароход "Солза". Оказываем вам помощь. А вы?
- Бауэр. Механик.
- Почему мы не нашли вас в каюте? - удивился старпом.
Механик усмехнулся.