15
ЧЕРЕЗ ПУСТОШЬ
Я накинул куртку на плечи и нырнул во тьму. Еще не добравшись до конюшни, я уже промок насквозь. В конюшне я нашел полку с инструментами. Напильник был хороший, новый и острый. Я взял также зубило, увесистый молоток и засунул все это в кожаный мешочек.
Пони испугались света, а черный конь Могана заржал и затопал. Он, очевидно, привык к свету лампы. Он рвался к ночным приключениям, к которым приучил его хозяин. Но я взял пони Мэри, задул лампу и направился к деревне.
Миновав живую изгородь, я пустился по пустоши. Ветер свирепствовал на открытой местности, швыряя дождь в лицо колючими горстями. Наклонив голову, я гнал пони вперед.
Дом исчез позади, под ногами проносилась темная, едва различимая почва. Я скакал, прижав щеку к шее пони.
Быстрее. Еще быстрее. Копыта едва касались земли. Единый удар, все четыре сразу вздымают грязь и воду, и мы взмываем над травой и мелкими кустами.
И тут я упал.
Пони как будто нырнул, а я полетел через его голову, кувыркаясь по мокрой земле. Пони не смог подняться. Он скользил назад. Цепляясь передними копытами, животное тщетно пыталось удержаться. Шахта. Мы оказались как раз на прогнивших досках закрывавшего ее перекрытия. Доски продолжали подламываться под пони, как речной лед.
Я схватил повод и обмотал его вокруг руки, уперся ногами в землю и потянул. Пони колотил копытами, разбивая доски в труху. Брюхо его провалилось сквозь дерево, и я упал ничком. Повод, обмотанный вокруг руки, поволок меня к яме по скользкой поверхности. Платформа окончательно раскрошилась, и пони с почти человеческим криком рухнул вниз.
Меня протащило до самого края. На мгновение я почувствовал на своей руке полный вес животного, и уздечка сорвалась с его головы.
Мешок с моими драгоценными инструментами болтался над дырой, зацепившись за обломанную доску. Я пытался его достать, но дотянуться до него не было возможности, и он все сильнее раскачивался над шахтой. Сначала молоток, затем напильник выскользнули вниз, исчезли в колодце. Мешок болтался, его хлестал дождь. Я понял, что потеряю все, если подожду еще немного, и осторожно потянулся вперед. Мешочек сорвался, и я чуть не упал вместе с ним, однако схватил его. Молоток и напильник были потеряны. Осталось зубило, которое я взял и зашагал к Пенденнису.
Вскоре ветер донес запах моря. Ориентируясь по ветру, я шел, считая шаги. Пройдя шестьсот десять, вышел на дорогу. Она была взрыта колесами тяжелых телег. Несмотря на предостережение Мэри, далее я последовал по дороге на юго-запад. Внимательно вслушиваясь, я зашлепал по наполненным водою колеям.
На перекрестке я увидел Томми Колвина.
Труп был черен. Он свисал вниз в петлях тяжелых цепей, звякающих и свистящих на ветру. Руки болтались, вздымаясь и падая, волосы струились тонкими слипшимися прядями. Он раскачивался в мою сторону с приветливой улыбкой - так казалось, пока я не заметил, что его губы болтаются бахромой.
Я прошел мимо не останавливаясь и свернул на развилке влево. Дождь хлынул яростным порывом, заставившим цепи загреметь и взвыть каждым звеном в замогильном призыве.
Затылком я увидел, как Томми Колвин под эту страшную какофонию следует за мной, протягивая ко мне костлявые руки. Я ускорил ход и перешел на бег. Вскоре, на очередном подъеме, впереди показались редкие желтые огни Пенденниса. Они отражались в воде гавани. Тусклые, как звезды на рассвете, крошечные из-за отдаленности изображения святых на окнах церкви следили за моим приближением.
Я сошел с дороги и направился к мосту, к берегам маленькой речки. Грохотал прибой. Я остановился под громадной аркой моста, чтобы передохнуть от непогоды. Под мостом торчал ялик. Присев на его борт, я заплакал.
Начался отлив, распухшая река откатывалась с завихрениями и всплесками. За мостом течение встречалось с прибоем, вода круто вздымалась, сталкиваясь с набегавшими волнами. Перед моими глазами все текло: и берег, и мост, и камни под ногами. Я опустился на колени и проверил валяющиеся вокруг камни, пока не подобрал один по руке, чтобы заменить утраченный молоток.
Прогремел пушечный выстрел, затем второй. Они отозвались под мостом и в долине.
Судно в бухте.
Через несколько мгновений послышался стук копыт. Казалось, всадники пустились вскачь, как участники гонки. Сначала один, затем сразу много проскакало через мост. За ними потянулись телеги, тарахтя железными ободьями колес по гравию. Потом пошли люди с топорами и баграми, с собаками, которые могли меня вынюхать, как водяную крысу.
Я оказался в ловушке на берегу, не в состоянии переправиться. Здесь было слишком глубокое и бурное течение для перехода вброд. Идти вверх по одному берегу, затем возвращаться вниз по другому - нужно много времени. Единственная надежда - ялик.
Я рванул брезент. Ялик был старым, гвозди проржавели. Ласточки устроили гнезда на носу. Весло было только одно, а веревка, обвязанная вокруг большого камня, настолько прогнила, что ее оказалось легче разорвать, чем отвязать. Я сунул брезент внутрь и качнул лодку.
Ялик соскользнул легко, грохот дна по камням не был слышен с моста. Перевалившись через транец кормы, я плюхнулся в лужу на дне. Протекал ялик, как ржавый таз. Вода поступала из всех швов, но я накрылся брезентом и вцепился в весло, когда меня вынесло из-под моста.
Если кто меня и заметил, то никому не было дела до вертящегося в потоке воды ялика. Его скоро развернуло кормой вперед. Воду захлестывало через борт. Не ослабевал и дождь. Я отбросил брезент.
Мост остался далеко позади - черная масса, омываемая дождем. Наверху торчал кто-то с фонарем. Весло мне ничего не давало, лодку вертело на месте, от волны старое дерево громко хрустело.
Поток преобладал над ветром. Меня уже пронесло мимо первых рядов деревенских построек. Пригоршнями я выбрасывал из лодки воду. Со стороны моря слышался рев бурунов и грохот громадных волн.
В деревне гасли огни. Меня пронесло мимо свечной лавки, вдоль зданий, по крышам которых я бегал от Обрубка. Лодку швырнуло, и я схватился за транец, обнаружив в нем вырез для кормового весла. Я обругал себя: другой на моем месте увидел бы его сразу.
Вставив весло, я налег на него, и ялик пополз вперед. Дождь свирепел все больше, приглаживая волны и заливая лодку. Наполненная водой, лодка еле двигалась, но вот она все же ткнулась в волнолом как раз у пивоварни и развернулась, скребясь бортом о камни.
Я хватался за камни, за пучки травы - все оставалось у меня в руках. Лодка подошла к сточному туннелю, из которого извергалась вода, густая от слизи. Я ухватился и влез в туннель навстречу потоку, держа в руке буксирный конец ялика.
Отца не было видно, я с ужасом подумал, что его уже здесь нет. Но тут я услышал его дыхание и сказал:
- Отец, я вернулся. И он ответил:
- Это ты? О Боже, это ты!
Вода проносилась через туннель. Она достала до полки, на которой лежал отец. Я привязал буксирный конец к звену цепи и в темноте выгрузил содержимое карманов на кирпичи.
- Прилив, - сказал отец. Он закашлялся. Ему было трудно даже говорить.- Прилив...
- Я знаю, - сказал я. - Он уже спадает.
Я открыл коробку и вынул кремень, обращаясь с ним так, будто он сделан из золота. Страшно было бы уронить его здесь и потерять в воде. Я ударил кремень. Икры полетели, как светлячки, затлел трут. Загорелась свеча и заполнила пространство желтым светом.
Отец лежал, как я его оставил. Он был страшно бледен, глаза опухли и даже слабый свет был невыносим для него. Штормовой прилив достал до плеч, сухими оставались лишь отдельные пятна ткани на груди и на коленях. Его нога...
Я не мог смотреть. Крысы возвращались.
Обернув зубило курткой, чтобы приглушить звук, я принялся за работу, колотя камнем по зубилу, пытаясь разрубить железные наручники. Он натянул их так, что кожа на руках начала отслаиваться, и каждый удар причинял ему боль. Я колотил, пока руки мои не онемели, потом поднял зубило и увидел жалкую маленькую царапину в металле. Я почти не продвинулся за слой ржавчины, покрывающий поверхность.
- Ну как? - спросил отец.
- Ну так, ничего себе, - соврал я.
Звуки ударов глухо отражались от стен камеры. Свеча мигала. Черный дым с запахом свечного сала клубился вокруг. От камня отлетел осколок и отскочил от стены. Каждый удар отдавался уколом в руке.
- Дай мне посмотреть, - сказал отец.
В металле была канавка, не глубже ширины полупенсовой монетки. Отец простонал:
- Бесполезно. Ничего не выйдет.
Я не ответил. Сжав зубы, я снова поднял камень. Отец вздрагивал, как будто при каждом ударе зубило проходило сквозь него. От камня отскочил еще один осколок, через мгновение - еще один. Каменная пыль покрыла мои руки и забивала ноздри. Она превращалась в красную грязь на запястье отца. И это был лишь один наручник. Один из четырех.
Я сел к стене. Отец прав: ничего не выйдет.
Он повернул лицо ко мне, и я увидел в его глазах слезы.
- Ты пытался, - пробормотал он. - Ты сделал все, что мог. - Мне приходилось напрягать слух, чтобы услышать его. - Оставь меня.
- Нет! - Я снова схватил камень и яростно набросился на наручник. Осколки от камня полетели, как хлопья снега. Наконец камень раскололся надвое, и мой кулак грохнулся о зубило. Звук, казалось, отозвался эхом в здании над нами.
Но это не было эхо. Кто-то наверху шел к нам.
16
МЕРТВЕЦ ВСТАЕТ
Люк скрипнул и открылся. Пламя свечи вспыхнуло ярче, осветив уголки помещения. Затем люк откинулся полностью и свеча погасла.
Сверху послышалось:
- Джон, Джон, это я!
- Мэри, - сказал я с облегчением, почувствовав радость.
Я шарил в темноте, ища коробку. Слышно было, как она спускается в люк, шурша платьем.
- Зажги свечу, - сказала она. Я знал, что она рядом, но ее голос звучал как будто издалека.
- Пытаюсь.
Я ударил кремень, затлел трут. И когда свеча загорелась и я поднял глаза, я встретился взглядом с пастором Твидом.
Он был в своей черной сутане, но без шляпы, и голова его, похожая на выбеленный череп, как будто парила в воздухе.
Руки мои тряслись так, что пастору пришлось взять у меня свечу. И только теперь я увидел Мэри, появившуюся в отверстии люка. Придерживая промокшие волосы, она смотрела на нас.
- Мы принесли еще один напильник. И ломик.
- А дядя?
- Не знаю. - Она положила ломик на край люка. - Мы услышали выстрелы, и он сразу ускакал. Эли хорошо заснул, поэтому я...
- Она решила обратиться ко мне, - сказал пастор. Ломик не был ни длинным, ни тяжелым, но видно было, что ему трудно с ним управляться. Он даже запыхался. - Было бы лучше, если бы вы сделали это раньше. - Он упер ломик острым концом в пол и наклонил его ко мне. Я перехватил его. - "Глупый сын - несчастье для отца". Книга Притчей Соломоновых, глава девятнадцать. Похоже, что мы появились довольно поздно.
Он стоял в потоке воды. Прикоснувшись к лицу отца, он спросил:
- Вы здесь с самого крушения?
- Да, - ответил отец.
- Вы сможете идти, как вы думаете?
- Немного... - простонал отец. - Нога...
- Боже милостивый! - Он еще больше побледнел при виде объеденной крысами ноги отца и презрительно посмотрел на меня. Он пожал руку отцу. - Ладно, сейчас мы посмотрим, что можем сделать.
Я попробовал вскрыть ломиком замок наручника, просунув его в дужку и используя в качестве рычага.
- Сильнее,- сказал пастор.
Ломик согнулся, выскочил, а я отлетел и упал в холодный поток.
- Еще, - сказал пастор Твид. - Мэри, помоги ему, дитя мое.
Мэри спустилась и ступила в воду. Пастор прошлепал по туннелю к ногам отца.
- Хороший, дружный рывок, - сказал он. Я выудил ломик из воды и вставил его в дужку. Мэри ухватилась за него двумя руками, я взялся между ее рук.
- Давай! - сказал я.
Мэри навалилась всем своим весом на рычаг. Ломик изогнулся, затем замок с треском открылся, мы свалились на пол.
- Прекрасно! - сказал пастор. - Теперь следующий.
Второй и третий открылись так же, как и первый. Мы уже не падали, успевали отскочить и удержаться на ногах. Отец сел, привалившись к кирпичной стене, как тряпичная кукла. Около трех дней он лежал здесь, и теперь почти смеялся, дрожащими руками собирая дождевую воду со стены.
- Последний, - сказал пастор Твид. - Давайте, всему свое время.
Я подошел к замку с ломиком. Последний замок держал лодыжку ноги, объеденной крысами. Пастор наклонился и вставил ломик в замок.
- Тяните, - сказал он и засунул руки в карманы своей сутаны. - Тяните оба.
Мы налегли. Отец наблюдал, подбадривая нас едва заметными кивками. Замок щелкнул, мы опять упали на пол. Ломик отскочил, больно стукнув меня по ноге.
- Молодцы,- сказал отец.- Вы сделали это. Вы... - Внезапно он замолчал.
- Да, - сказал пастор Твид. - Вы сделали это. - Он смотрел прямо на меня. В каждой руке он держал по пистолету.
- Что вы делаете? - закричала Мэри.
- Бог помогает тем, кто сам себе помогает. Он вас сюда послал, чтобы взломать замки, потому что я не смог бы этого сделать один. - Пастор держал меня на мушке. - Я искал тебя в Галилее, мой мальчик. К несчастью, мне подвернулся Эли в темноте конюшни, жаль, жаль... Но неисповедимы пути Господни. Он тебя пощадил, чтобы ты помог мне здесь.
- Так вот вы какой...- сказала Мэри.- Значит, это вы - кукловод.
Пастор Твид нахмурился, но потом медленно улыбнулся.
- Пожалуй, - сказал он. - Действительно, они совсем как куклы, этот Калеб Страттон и его команда. Дубовые головы, глиняные ноги.
- Но я вам верила.
- О дитя, я забочусь не о себе, а о церкви. Обо всем Пенденнисе.
- А дядя Саймон? Он тоже один из ваших...
- Хватит, Мэри. - Его глаза сузились.- Мне нужно это золото. Я хочу знать, где оно. - Не отводя от меня стволов, он посмотрел на отца. - Кажется мне, что вы его спрятали. И думаю я, что даже парень не знает, где оно. Но вы спрятали его где-то на берегу, зарыли где-то возле Надгробных Камней.
Отец ничего не говорил. Он озадаченно смотрел на пастора Твида.
- Я убью парня! - Большими пальцами пастор взвел оба пистолета. - Господь свидетель, я продырявлю ему сердце.
- Нет! - крикнул отец, подняв обе руки.
- Я не хочу этого делать, - сказал пастор Твид. - Мне не нравятся такие вещи. Если вы скажете мне, где спрятано золото, мы втроем пойдем и выкопаем его. И вы свободны. Даю вам слово.
- Нет! - снова вскрикнул отец.
- Мальчишка за золото, - сказал пастор Твид. Он посмотрел на отца. - Ну? Мальчишка за золото.
- Скажи ему! - закричал я.
На мгновение пистолеты вздрогнули, и я схватил ломик. Я вскочил на ноги - и туннель взорвался. Я видел вспышку огня в правой руке пастора, видел пламя и дым, видел даже пулю - или думал, что видел, - которая неслась ко мне. Кричала Мэри, кричал отец, звук выстрела оглушил меня. Я упал назад, уверенный, что ранен, свалился через отверстие туннеля в темную, холодную воду гавани.
Погрузившись глубоко, я всплыл на поверхность, дико молотя руками. Чернота ночи слилась с чернотой воды. Я вдохнул воздух, а потом и воду, хватаясь за камни стены. Мои ноги наткнулись на что-то мягкое, и я оттолкнулся, пытаясь за что-нибудь ухватиться, и наконец нащупал ялик. Он болтался у самых ступеней, полный почти до краев. Я уцепился за борт и повис на руках, подставив плечи дождю.
Рядом плавал, освобожденный из глубины моими ногами, труп Обрубка. Он лежал на спине и был похож на огромную, ужасную медузу, бледную и распухшую. Прибой подогнал его, и мертвая рука коснулась меня. Я оттолкнул труп бандита, но он тут же вернулся. Вода плескалась по его лицу, хлюпая во рту. Глаза были круглыми и белели во тьме. Надо мной распахнулась дверь пивоварни, и выскочила Мэри. Прошли считанные мгновения, но я чувствовал себя постаревшим на годы.
- Джон! - кричала Мэри. - Джон!
Я хотел ответить, но не смог. Пастор Твид высунулся из двери, держа один из пистолетов наготове, наши глаза встретились. Он сделал еще шаг и схватил Мэри за платье. Она боролась с ним, вырвалась, но он снова схватил ее, навернув волосы на руку и вынудив опуститься на колени.
Потом он поднял пистолет и выстрелил.
Это был выстрел вслепую. Пуля ударилась о воду рядом со мной, подняв фонтан брызг. Пастор занес пистолет, как дубинку... и тут же сжался. Согнувшись, он рухнул на камни.
В двери за ним появился отец, опираясь на стену. Он выронил ломик.
Я подтянулся по длине ялика, перебрался к носу, где он терся о ступени. Мэри спустилась мне помочь. Она потянула меня за локоть, я оперся коленом на нос лодки, которая при этом полностью погрузилась в воду, и Обрубок вплыл в нее. Когда лодка вынырнула, покойник уже в ней устроился. Мы подняли пастора Твида и сбросили его со ступеней. Всплеск - и пастор уже рядом с Обрубком, его сутана накрыла обоих.
Я оттолкнул ялик в поток. Буксирный конец натянулся, старая веревка не выдержала и лопнула. В отливном потоке лодка унеслась от берега и вскоре скрылась из виду.
Отец был слаб, но мог стоять. Он оперся на меня, и мы заковыляли вверх по ступеням.
- Скажи мне, что за золото он хотел? - спросил он.
- Из бочек,- процедил я сквозь зубы. Меня злило, что отец до сих пор скрывает от меня правду о своей контрабанде, предпочитая мне свое золото.
- Бочки? - Его ноги застыли, мне пришлось остановиться на предпоследней ступеньке, под навесом верхнего этажа.
- Я знаю все, - сказал я. - Бочки, которые мы грузили ночью, наполовину заполняли опилки. Там было контрабандное золото или бриллианты. Опилки выдали тебя. Но именно из-за них Обрубок сохранил тебе жизнь.
Отец ничего не говорил. Я чувствовал, как он затрясся, как изменилось его дыхание. Я думал, что он плачет, но он смеялся.
- Опилки! - воскликнул он и засмеялся еще сильней. - Он спас меня из-за опилок! Джон, посади меня на минуту...
Я опустил его на ступени. Он сидел там наклонившись вперед, вытирая глаза и смеясь.
- Не было никакого золота, - сказал он. - С чего у них возникла эта мысль? - Он снова засмеялся, слезы катились по его лицу. - Мы купили второсортное вино у третьесортного торговца. И они надули нас, Джон. Эти испанцы заставили нас грузиться ночью и подсунули бочки с двойным дном. Я понял это, когда опилки забили помпы.
Мэри тоже засмеялась:
- Они продали вам опилки?
- За милую душу! - сказал отец. - А мародеры подумали, что там были горы золота?
- Да. - Мне было не смешно.
- Видишь, это показывает, - отец потянулся вверх, и я подставил ему плечо, - что люди судят о других по себе. Дурные люди всегда видят дурное в других.
Его слова не открыли мне новых истин. Мне было стыдно. Мы вышли на улицу, где Мэри привязала пони, у седла которого болтался мешок. - Здесь еда, - сказала она. Мы возьмем другого пони и... - Она увидела мое лицо и остановилась. - С ним что-то случилось?