Мы вышли из комнаты и спустились вниз.
- Они должны были вернуться на пакетботе. Но им подвернулось судно, отправлявшееся на день раньше. Оно называлось "Роза Шарона". В шторм оно попало в нашу бухту и погибло на Надгробных Камнях.
- Из-за фальшивых маяков, - добавил я. Мэри кивнула:
- И дядя Саймон был там. Это случилось на его глазах. Судно налетело на камни. Люди стояли на палубе, карабкались на снасти, звали на помощь. Это был жалостный вопль. "Роза Шарона" гибла час, не меньше. После этого море начало выбрасывать тела. Десятки тел кувыркались на песке.
Мы прошли столовую и вышли через заднюю дверь. Воздух, казалось, сгустился. Все птицы на гребне кровли конюшни смотрели на юг. Мэри поддернула юбку, чтобы ступить на траву.
- Дядя Саймон нашел на пляже сына и жену, они лежали крепко обнявшись. Неподалеку он нашел своего брата - моего отца, - сжимавшего в руке кусок платья моей матери. Мою мать выбросило на берег лишь через два дня. - Голос и облик Мэри были печальны, но она не плакала. - Тогда они впервые использовали ложные маяки. Дядя Саймон говорит, что не помнит, кто их зажег. Но он все еще с криком просыпается среди ночи, колотя по своей кровати кулаками. - Она замолчала, потом добавила:
- Он здесь.
- Кто?
- Дядя Саймон.
Он вышел из тени конюшни во двор, перекинув свой плащ через руку. Мэри побежала к нему.
- У нас неприятности. Эли пропал.
Моган снял плащ с руки и перебросил через плечо.
- Мы слышали крик. Ужасный вопль. На двери дома кровь. Случилось что-то кошмарное.
Она поднесла кулак ко рту и укусила себя за палец. Моган взял ее за плечи.
- Что точно вы слышали? - спросил он.
- Вопль. Я уверена, это кричал Эли. Он кричал, как кролик.
- Когда?
- Совсем недавно, - сказал я. - Мы услышали его от кромлеха.
- От кромлеха?
- Да. - Я храбро уставился на него. - Где вы держите фонари.
- Ты туда лазил?
- Да.
- Дурак. - Он провел рукой по лицу, стирая пот. Пальцы его оставляли за собой безобразные красные пятна.
- У вас кровь на руках.
Он поднес ладонь к лицу и растопырил пальцы. Руку свою он рассматривал, как будто видел впервые в жизни.
Я сказал:
- Эли послал меня туда. Его лицо потемнело от гнева.
- Слушай, парень, - сказал он - ты ничего не понимаешь. Ты как лошадь в шорах, которая прет прямо вперед, не видя, что происходит вокруг.
Я хотел было возразить, но Мэри схватила его за руку и уставилась на ладонь.
- Это кровь! Дядя, что происходит?
- Эли мертв. - Моган тер руки, как будто мыл их. - Я нашел его в конюшне, в сене, с вилами в груди.
- Нет! - крикнула Мэри, закрыв лицо руками и сотрясаясь от рыданий. - Нет, пожалуйста, только не Эли.
- Извини,- сказал он и на мгновение прижал ее к себе.
Мэри с дрожащими губами смотрела на него.
- Ты не собирался мне этого говорить.
- Конечно, я сказал бы тебе.
- Нет. Ты бы ничего не сказал, если бы не кровь.
- Мэри, он был моим братом.
- Да, но ты ненавидел его. - Она отстранилась от своего дяди. На ее плечах были кровавые следы от его пальцев. - Ты сделал это? Ты убил его?
- Мэри!
Она рванулась. Она подхватила свою юбку и понеслась к конюшне. Моган повернулся ко мне:
- Видишь, что ты натворил? Видишь?
- Я натворил? А что случилось на Надгробных Камнях в ту ночь, когда утонул Питер? Это кто натворил?
Его глаза сделались черными. Я хотел его "переглядеть", но не мог. Его глаза были ужасными, как смерчи, уводящие в небытие. И я отвел глаза.
Моган засмеялся:
- Ты такой же мужчина, как крабы, ползающие по пляжу. - Он поднял руку и резким ударом сбил меня с ног.
Я покатился по земле, думая, что он сейчас пнет меня. Но он лишь глянул на меня, как на слизняка, на которого наступил на дороге.
- Она - все, что у меня осталось. Не смей замахиваться на это. - Он отвернулся и зашагал к дому.
Я нашел Мэри на коленях в конюшне, стаскивающей с Эли клочки сена. Его ноги торчали в стороны, лицо виднелось сквозь желтые стебельки. Глаза были закрыты, а рот разорван в безмолвном крике. Мэри очищала его от сена.
Четыре дырочки в ряд темнели на его рубашке, ткань вокруг сморщилась и пропиталась кровью. В волосах, в воротнике, в кулаках - сено. Он был похож на брошенное соломенное чучело, окровавленное и мертвое.
- Это моя вина, - сказала Мэри. - Если бы мы вместо кромлеха вернулись домой... О Джон, он даже не мог позвать на помощь.
Несколько соломинок прилипли к губам. Я снял их, ожидая ощутить холод, но почувствовал вместо этого легкое теплое дуновение. Я прижал руку к его шее.
- Принеси воды, - сказал я. Мэри повернулась ко мне.
- Он жив, - сказал я. В складках посеревшей кожи чувствовалось тепло крови.
Мэри засмеялась и заплакала, вытирая лицо руками. Она вскочила и понеслась прочь, почти сразу вернувшись с небольшим ведерком воды. Она обмакнула пальцы в воду и прикоснулась к губам Эли.
- Больше, - сказал я.
Мы зачерпывали воду ладонями и лили на лоб и щеки. Через некоторое время лицо Эли дрогнуло, глаза открылись.
Его руки напряглись, он старался оттолкнуть нас. Изо рта вырвалось неясное бульканье, обрубок языка ворочался, как бородавчатая жаба.
- Эли, Эли, это я,- тихо сказала Мэри. Она взяла его руки в свои, утешая, уговаривая. Он обмяк, кровь сочилась из дырочек при дыхании.
Саймон Моган вернулся. В руках он держал сложенное одеяло. Остановившись у двери, он снял со стены лопату.
- Лучше не откладывать, - сказал он. - К вечеру поднимется жуткий ветер и польет как из ведра. - Лопата звякнула, как похоронный колокол.
Эли открыл глаза, но не шевелился. Мэри сидела рядом.
- Он жив, - сказала она.
- Не может быть, - не понял Моган. - Я сам вытащил из него вилы. - В четыре шага он пересек конюшню. - Да, живой...
Едва живой. Мертвенно-бледный и тихий, как громадный кокон. Дышал Эли с присвистом, каждое движение грудной клетки выкачивало из него кровь.
- Помоги, - сказала Мэри.
Саймон Моган бросил лопату на кучу сена, опустился на колени, накрыл брата одеялом. Он поднял его с пола.
- Разведи огонь в избушке,- велел он Мэри.
- Нет, - сказала она. - Отнеси его в дом.
Моган колебался.
- Ему будет лучше у себя.
- Пожалуйста, дядя. - Она подняла на него глаза, чуть не плача. - Положи его в мою кровать.
Моган сделал, как она просила. Он вынес Эли легко и быстро. И впервые Эли пересек порог дома своего брата.
Моган положил его в кровать нежно, как ребенка. Но сразу после этого он держал руки так, как будто они запачканы.
- Надо поддерживать давление на ранах, пока не прекратится кровотечение, - сказал он и прикоснулся ко лбу Эли. - Лоб горячий. Держите его под одеялом и разведите огонь. - Потом он вышел.
- Здесь нет доктора? - спросил я. Она покачала головой:
- Не для Эли. Никто из Пенденниса не сделает шага, чтобы ему помочь.
Ухаживать за раненым Мэри пришлось в одиночку.
14
УЖАСНОЕ РЕШЕНИЕ
Прогноз погоды Саймона Могана сбылся полностью. Стрелка барометра стремительно падала, и в течение часа небо покрылось тучами, черными и рваными, как платье ведьмы. Мэри делала для Эли все, что могла. Она поставила в его постель сосуды с горячей водой, она протирала его лоб и смачивала ему губы. Я развел огонь в маленьком камине. Но Эли все еще оставался слабым и бездвижным.
Через час вернулся Моган и остановился в дверях. Попыхивая своей трубкой, он указал на меня пальцем:
- Пакетбот завтра будет в Полруане. Мы отправляемся на восходе.
- На восходе? - опешил я.
- Совершенно верно. Пакетбот проходит раз в месяц. И если ты снова сбежишь, я с тобой разделаюсь. Понятно? - Потом он обратился к Мэри:
- Кровотечение остановилось?
- Не совсем.
- Ты ему вымыла ноги?
- Конечно, вымыла.
- Да. Извини. - Моган вышел в холл. - Как только он придет в себя, надо будет вернуть его в лачугу.
Когда мы услышали шаги Могана в кухне, Мэри встала и повесила котелок над огнем. Она озабоченно повернулась ко мне:
- Ты, конечно, понимаешь, что тот, кто это сделал, искал не Эли, а тебя?
- Да. - Мои мысли текли тем же руслом.
- Что ты собираешься делать?
- Не знаю. Думаешь, мне надо уехать?
- Ты этого хочешь?
Я этого хотел, хотя признаться было стыдно. Я хотел попасть на пакетбот и удалиться от этого места как можно скорее. Я был испуган до смерти и страстно желал, чтобы Мэри мне велела уезжать.
Но она только сказала:
- Последи за ним минуту, - и вышла. Мне было страшно даже подумать о возвращении в Пенденнис, в этот сточный колодец, полный крыс. Кто-нибудь может меня там поджидать. Стук его каблуков погонит меня по булыжным мостовым деревни, а потом из-за угла, из какой-нибудь двери он выпрыгнет из темноты... Нет, не могу. Не в силах. Я дождусь утра и отправлюсь с Саймоном Моганом через пустошь...
Но этого я тоже не мог сделать. Я подумал о Могане с окровавленными руками, готовом выкопать яму и зарыть в ней брата, не испытывая больших эмоций, чем при посадке картофеля. Что угодно может случиться на пустоши. Например, он бросит меня в шахту, вернется и скажет Мэри: "Ну вот, парень уехал". А я буду вопить в колодце шахты, плавая в луже дождя и грязи, пока не выбьюсь из сил.
Я содрогнулся. Нас с отцом ожидала одна и та же участь, как будто так было кем-то задумано. Мы должны были умереть в один момент, взывая друг к другу, разделенные расстоянием в мили.
Мэри вернулась с несколькими ярдами ткани и миской овсяной муки. Она подошла к огню и сняла крышку с котелка.
Я обратился к ней:
- Мэри, что мне делать?
- Почему ты спрашиваешь меня об этом? Это несправедливо. - Она зачерпывала воду из котелка и наливала ее в миску, из которой поднимался пахнущий овсом пар. - Делай то, что считаешь наилучшим.
- Вот этого-то я и не знаю.
Мэри размешала кашицу. Она делала это пальцами, на которые налипла густая масса.
- Что бы сказал тебе отец?
Я представил себе отца, замерзшего и измученного, лежащего в сточном колодце, умоляющего о помощи. Но у меня не было сомнений в том, что бы он мне сказал.
- Он велел бы мне уезжать.
- Ну и ты этого хочешь? Ты хочешь назад, домой, в Лондон?
Я закрыл глаза и подумал о городе, о чудесных улицах, полных карет и людей, зданиях и пристанях. Я видел себя на берегу Темзы, вдыхающим запахи, я слышал шум города.
- Ты не должен упрекать себя за то, что случилось с отцом, - сказала Мэри. - Конечно же, он не хочет, чтобы ты потерял жизнь из-за него. - Она подошла с миской к кровати. Я откинул одеяло, обнажил грудь Эли, и Мэри начала наносить горячую массу на измученное тело. Она разговаривала со мной, опустив голову, продолжая работу.- Он может счастливо умереть, зная, что ты дома, в Лондоне, продолжаешь его дело.
Его дело. При мысли о конторе я чуть не заплакал. Торчать у конторки, разбирая гроссбухи на протяжении долгих лет! И представляя себе отца, гниющего во тьме, зовущего на помощь.
Мэри прижимала к припарке ткань. Выглядела она печально и торжественно.
- Ох, Джон, - вздохнула она. - Боюсь я за тебя. Если ты пойдешь туда снова, тебе придется идти одному.
- Одному?
- Я не могу оставить Эли в таком состоянии. - Она вытерла пальцы и накрыла Эли полотенцем. - Калеб может тебя подкарауливать. Другие тоже. К тому же время прилива, к тому же проклятие кромлеха...
- Я не верю в него. Эту сказку твой дядя выдумал, чтобы отпугнуть тебя оттуда.
- Не уверена.
- А я уверен. Все это время он лгал тебе. Он губил людей...
- Прекрати! - И она прошептала: - Он слышит.
Мы замолчали, слушая, как Саймон Моган ходит по дому. Его тяжелые шаги приближались и удалялись. Я тоже перешел на шепот:
- Я пойду. Я должен идти. Мэри вздохнула:
- И я так думаю. - Она укрыла Эли по подбородок и подоткнула одеяло по бокам.- Ты очень храбрый.
По правде говоря, меня сковывал ужас. Но я принял решение и должен был его выполнять.
- Слушай. - Мэри сжала мое запястье.- В конюшне есть напильник. Он лежит на полке возле двери. Там же молоток и еще куча инструментов.- Она говорила быстро и решительно. -
Возьмешь моего пони. Он быстрее и выдержит вас обоих. Но не попадайся никому на глаза. Чтобы ни одна душа не заметила!
- Никто не увидит. Есть прямая дорога в Пенденнис?
- Есть, но не для тебя. Ты поскачешь прямо через пустошь. Ночь будет темная, без звезд. Лови ветер щекой и скачи что есть силы.
- Хорошо,- сказал я и шагнул к двери. Ноги тряслись, но не подгибались. - Всего доброго, Мэри.
Мэри чуть не засмеялась.
- Ну, не сейчас же! Ты ведь не поскачешь через Пенденнис при дневном свете. И дядя не даст тебе никуда отлучиться. Надо подождать, пока стемнеет. Когда он заснет, ты сможешь ускользнуть.
Это ожидание - а до темноты оставалось еще несколько часов - было самым трудным. Я думал о Калебе Страттоне и ухмыляющемся мужчине. Я вспоминал отца, прикованного к стене туннеля, о крысах, которые глодали его ноги. Саймон Моган появлялся в моих мыслях, то дружелюбный, то зловещий. "А с этим проклятым пацаном я сам разберусь", - сказал он Калебу. "Ты такой же мужчина, как крабы, ползающие по пляжу" - его мнение обо мне.
Облака сгустились, по окнам застучал дождь, страх перед наступающей ночью все крепче сжимал мне сердце.
Мэри ухаживала за Эли заботливо и увлеченно. Она охлаждала его лоб влажной губкой, а если его знобило, аккуратно заворачивала в одеяла. Все время что-то делала, все время прикасалась к его увядшей коже своими юными пальцами. Но проходили часы, а изменений в состоянии Эли не замечалось. Все так же лежал он, не спал и не бодрствовал, слюна пузырилась на губах.
Я сидел у окна, мысленно подгоняя солнце на запад. Но оно еле ползло, спрятавшись за облаками. Дождь усилился. Он струился по окну и барабанил по крыше. С карнизов сливались сплошные полотнища воды. В какой-то момент донеслись до моего слуха печальные стоны.
- Это ветер в кромлехе. Когда он так поет, происходят кораблекрушения.
Саймона Могана мы не видели, пока не начало вечереть. Тогда послышалось буханье шагов на лестнице, и он появился в дверях.
- Как он?
- Так же,- ответила Мэри.
Моган обеими руками оперся о косяки двери.
- Сможет он обойтись какое-то время без тебя, чтобы ты приготовила мне ужин?
Меня оставили следить за Эли. Глаза его были полуприкрыты. Пальцы иногда вздрагивали, мышцы шеи судорожно напрягались.
Ветер то выл, то шептал. Дом потрескивал, дождь царапался в окна. Я сидел рядом с умирающим, и ветер издевался надо мной. "Погиииииииб! - заунывно выводил он. Сгиииииинешь!"
Голова Эли взметнулась на подушке. Глаза открылись и с ужасом уставились во что-то отсутствующее - и опять закрылись, голова опустилась, его снова охватил жуткий сон.
Когда Мэри возвратилась в комнату с подносом, уставленным тарелками и чашками, уже стемнело. Она принесла лампу, и тени отпрянули при ее появлении, а потом поползли за ней. За тучами солнце наконец садилось.
- Слышишь? - спросила Мэри.
- Что?
- Прибой.
Я не слышал, но знал, что прибой нарастает, усиливается, становится все яростнее. И на мгновение мне показалось, что я слышу приглушенный гул, как будто целые эскадры военных кораблей обмениваются бортовыми залпами в Ла-Манше.
Мэри поставила поднос.
- Дядя Саймон сидит в кресле у огня. Я думаю, он собирается просидеть в кресле всю ночь.
- Как я выберусь?
- Придется подождать. - Она присела на край кровати и передала мне сосиску. - Но спит он крепко.
Когда солнце село, тьма быстро заполнила комнату, как вода заполняет пробитый трюм.
Но надо было еще подождать. Эли беспокойно шевелился в кровати. Один раз он закричал, как от кошмарного сна.
- Мэри, почему твой дядя не пускает Эли в дом?
- Это не дядя. Эли сам не хочет входить в дом.
- Почему?
- Я толком не понимаю. - Она протерла губкой его лоб и шею и занялась припаркой. - Эли никогда не был женат, и у него нет детей. Мне кажется, он хотел воспитывать меня после несчастья с "Розой Шарона". Но он беден как церковная крыса, а дядя Саймон так богат... Бедный Эли плакал целый день, когда дядя Саймон забрал меня. И я думаю, что Эли не простил ему этого.
- Но почему твой дядя его ударил? Мэри посмотрела на меня, потом на Эли.
- В дяде Саймоне ужасно много зла. Его гнев выплескивается на Эли чаще, чем на кого-нибудь другого. Но я думаю, что больше всего он зол на самого себя. Не знаю, почему я так думаю.
На этом она закончила рассказ о своих дядях. Лампа мигала в темноте, я думал о пустоши. Мне было страшно. Мэри предложила мне заснуть, но сон никак не приходил ко мне.
- Расскажи о Лондоне, - попросила она, но я не мог вспомнить ничего нового, о чем бы я еще не рассказывал. Так мы сидели рядом с Эли, которого то и дело трясло, пока Саймон Моган не заснул. Храп разнесся по дому.
Мэри встала. Пришло время отправляться.
Со стола она взяла свечу и коробку с кремнем и трутом.
- Тебе понадобится свет, чтобы работать.
Я принял у нее свечу и трут трясущимися руками.
- Запомни хорошенько, - сказала она.- Держись подальше от дорог. Береги себя, Джон.
Я взял ее за руки:
- Мы никогда больше не увидимся.
- Кто знает, ничего нельзя предсказать точно.
- Спасибо тебе, - сказал я. - За все. Она порывисто обняла меня.
- Наверное, Питер был бы похож на тебя. - Она отступила и вытерла глаза. - Довольно разговоров. Если дядя проснется - все пропало.
Мэри шла впереди, держа лампу низко. Она не зажигала огней в доме, и мы двигались в пятне света через столовую в гостиную.
Саймон Моган развалился в громадном кресле: ноги скрещены, голова склонилась на левое плечо, жирные щеки подрагивали от храпа. Мы прокрались мимо него, сопровождаемые скрипом половиц.
У двери Мэри сняла с крюка куртку и дала мне. Моган продолжал храпеть. Я положил
в карман свечу и коробку с трутом. Мэри отдала мне лампу и глазами указала мне, чтобы я берег пламя от ветра. Стекло лампы, казалось, содрогалось от храпа ее дяди.
- Осторожно! - в последний раз предупредила она и, отодвинув засов, распахнула дверь.
Внутрь ворвался холодный воздух с дождем. Моган шевельнулся в своем кресле. Храп замолк, но сразу же возобновился.
- Удачи! - сказала Мэри и выпроводила меня.