И тут я услышал сзади скрип колесиков.
Я тянул неподатливую кожу, помогая себе зубами. Дюйм повода освободился.
Колесики скрипели и стучали. Из-за угла показался Обрубок. Он несся, наклонившись вперед, руки его ходили ходуном. Я лихорадочно старался распутать узел. Тележка Обрубка ускорила ход. Я рвал кожу, и когда узел уже почти развязался, пони заржал и переступил, туго затянув повод и уничтожив все, чего я добился.
Я повернулся и побежал.
Обрубок не оставил меня. Тележка летела, подскакивая на булыжниках, не отставая. Я повернул влево, в проход и вниз по ступеням.
Обрубок остановил свою тележку наверху.
- Попался,- сказал он злорадно. Опершись руками о мостовую, он вылез из тележки. Штанины поволоклись за ним, когда он передвигал свои обрубки, шагая к ступеням. Он опустил один на первую ступень, переставил другой.
Эти звуки заглушили для меня все остальные: глухой стук его тела и шуршание кожаных перчаток. Я посмотрел вниз, на рябь на воде, вверх, на бледную зарю. Проход был слишком узок, чтобы надеяться проскочить.
- Готов, - удовлетворенно буркнул Обрубок. - Конец тебе, птенчик.
Я уперся плечами в одну стену, ногами в противоположную и полез вверх, как трубочист. Обрубок подскочил и взмахнул рукой, попытавшись схватить меня. Он даже коснулся моей пятки. Я уже был в шести футах над ним и радостно засмеялся, но тут же с ужасом увидел, что Обрубок раскинул свои здоровенные ручищи, уперся ими в стены и полез вверх быстрее меня. Он пыхтел, передвигая руки на дюйм за один раз, болтаясь в воздухе, как какое-то гигантское фантастическое насекомое. Под его пальцами отлетала штукатурка и падала на ступени. Я достиг крыши лишь на мгновение раньше, чем он.
Его руки схватились за карниз, рывок - и он подтянулся, ухмыляясь зловещей гримасой.
Я повернулся и побежал к северу, через пивоварню, через таверну. Он несся сзади, как обезьяна, раскачиваясь на руках и обрубках. Мы прыгали с крыши на крышу, по крутым черепицам, мимо дымовых труб, вентиляционных каналов, в которых свистел и завывал ветер.
И все время я слышал сзади пыхтение и сопение этой чудовищной машины для убийства.
И вдруг подо мной оказалась последняя крыша, последний карниз, над бездной, обрывавшейся вниз, на землю.
С хрипом и руганью Обрубок грохнулся на крышу. Он остановился, его тело тряслось. Потом он медленно направился ко мне, продвигаясь по гребню кровли. В тенях и на ветру он выглядел как ожившая химера.
Крыша спадала в одну сторону - к гавани, в другую - на улицу, где выступающие верхние этажи уменьшали расстояние между зданиями до шести футов. Обрубок неторопливо приближался.
- Ну, вот ты у меня сейчас получишь...- бубнил он противным, скрипучим голосом.- Хорошую трепку ты у меня сейчас получишь... Маменькин сынок.
Я опять понесся по крыше, набирая скорость, чувствуя ветер и соленый воздух, взвился в воздух. Внизу мелькнула мостовая, звуки замерли... И вот я грохнулся на крышу, перелетев через улицу, на ржавую жесть, и вскарабкался на гребень. Следом, проделав тот же путь, грохнулся Обрубок. Но я уже развернулся и понесся вниз, обратно, и преодолел тот же разрыв во второй раз.
Он клял меня на чем свет стоит. Он сидел напротив, колотил кулаком по металлу и ругался. Но я уже бежал назад по направлению к проходу у пивоварни. Я был уверен, что найду там Мэри и пони.
Я снова карабкался вверх и вниз, проделывая обратный путь по тем же крышам. Каждый раз, когда я выходил на гребень кровли, ледяной ветер вонзался в меня, как множество ножей. Укрывшись за трубой, я передохнул, вглядываясь в даль, тяжело дыша, крепко обнимая кирпичную кладку. Небо было достаточно ярким, чтобы рассмотреть даже мелкие детали, трещины в кровлях, но безногого я нигде не обнаружил.
Я увел его дальше, чем ожидал. Крышам, казалось, не будет конца. Я пробирался, время от времени оглядываясь, усталый, едва дыша, и оказался наконец на таверне, перед проходом к воде. Ветер выл вокруг, но в момент затишья я вдруг услышал хриплое дыхание.
Безногий оказался рядом.
12
КАМЕННОЕ СЕРДЦЕ
С криком махнул Обрубок на крышу таверны. Его рука схватила мою лодыжку, и я упал и перекатился через край. Я ожидал, что сейчас вокруг меня сомкнётся холодная вода, тьма поглотит мое тело, но вместо этого грохнулся на крышу пивоварни, находившуюся лишь ярдом ниже. И Обрубок растянулся там же.
Он крепко схватил мои ноги, потом руки, мы покатились вместе, пока наконец я не замер на спине с висящей над проходом головой. Его рука вцепилась мне в шею. Я пытался освободиться, но ничего не получалось. Я пыхтел, хватая ртом воздух, а безногий поднялся, чтобы лечь на меня всем весом. Тут его нос вдруг исчез. Только что он нависал надо мной, острый, как клюв, и вдруг на его месте появилась черная дыра. И в тот же момент я услышал пистолетный выстрел.
Обрубок разинул рот, руки его взметнулись к лицу, раздался еще один выстрел. Тяжесть с меня свалилась, туша безногого рухнула назад, покатилась к краю и упала вниз. Вода, казалось, расступилась, чтобы втащить его вглубь пенными пальцами. Он не вынырнул. Войдя в воду, тело Обрубка исчезло.
Внизу стояли двое. Они спустились к последней ступеньке. Мэри прижимала кулаки ко рту. Рядом с ней, накрытый своей громадной шляпой, в черной сутане, держа в каждой руке по пистолету, стоял пастор Твид.
- У этого человека вместо сердца был камень,- произнес он торжественно.
Пастор опустил пистолеты в бездонные карманы своего одеяния и помог мне слезть с крыши. Он ощупывал меня своими длинными пальцами.
- Ты не ранен?
- Чуть-чуть, - сказал я, потирая шею. Он мягко отстранил мои руки.
- Это пройдет. Синяки заживут раньше, чем воспоминания.
- Вы спасли мне жизнь,- сказал я.
- За это надо благодарить Мэри. Она подняла тревогу и привела меня. - Он приподнял шляпу, и я обнаружил, что он улыбается.- Прибыли мы, надо признать, в судьбоносный момент.
Я посмотрел на Мэри, пытаясь догадаться, что она сказала пастору. Знал ли он все об Обрубке и об отце?
Мы вместе выбрались на улицу. Сутана пастора развевалась на ветру.
- Есть у тебя на душе что-нибудь, что бы ты хотел мне сказать?
Я промолчал. Мне, правда, очень хотелось узнать, где это пастор научился стрелять как снайпер. Но об этом лучше было не спрашивать, как и ни о чем другом.
Он кивнул:
- А ты, Мэри?
- Нет, ничего особенного не вспоминается.
- Ну и отлично. - Пастор улыбнулся еще раз и прикоснулся к нам обоим.- Об этом погибшем не беспокойтесь. Жалости он не заслуживает, таких, как он, всегда ждет ужасный конец.- Сказав это, пастор отвернулся.- Вы сейчас собираетесь домой, в Галилею?
- Да,- ответила Мэри.
- Будьте осторожны. Пустошь теперь может быть неспокойна.
Он опустил поля шляпы и двинулся прочь. Тяжесть пистолетов оттягивала его сутану, туго облегавшую плечи, и видно было, что пастор худ, как щепка.
- Скажи ему, - прошептала Мэри. - Иди попроси помочь.
Она подтолкнула меня, но я не двигался.
- Ты мне не веришь?
- Извини. Мэри вздохнула.
- Как знаешь, - сказала она. - Но кто бы ни был кукловодом, это не пастор Твид.
- Надеюсь, что ты права.
Мы не возвращались к отцу. Он слышал наши голоса и знал, что мы живы, а если мы вернемся с пустыми руками, думал я, его ждет отчаяние. Быстро рассветало, тени пробежали вместе с нами по мосту и свернули по дороге, огибающей побережье.
По небу тянулись рваные облака. В разрыве холмов я увидел черные полосы дождя над Ла-Маншем и размазанный дым от разведенного костра. Вокруг огня по-прежнему сидели люди, как раз под спрятанным в утесах садиком Мэри. Повозка Вдовы была рядом, лошадей из нее не выпрягали. Старуха стояла возле сиденья, на ее голове водрузился винного цвета колпак. Люди сидели завернувшись в брезент, а за ними боролся с черным кипящим морем парусник. Сейчас он был ближе к берегу, иногда в кабельтове от линии прибоя. Так или иначе, казалось, что совсем скоро его судьба будет решена.
- Я не могу сидеть дома, - вздохнула Мэри. - Что бы ни сказал дядя, я не буду сидеть дома в такое время.
Я чувствовал то же самое. А Саймон Моган не вернется домой, пока судно в бухте. В этом я был уверен. Мы пересекли подъем над дорогой и стреножили там пони, которых теперь не было видно ни с дороги, ни с берега. После этого мы залегли в траве, наблюдая за судном. Волны были выше, но в условиях видимости берега капитан получил возможность ориентироваться, и это давало ему преимущество в борьбе со стихией.
С рассветом ветер переменился. Не слишком, но всё же заметно. Дым от костра более не тянулся через садик, а направлялся к западу черными как смоль пузырями.
Изменение погоды застало судно в дальнем конце бухты Святого Элмо. Оно развернулось, прошло возле кромки прибоя и направилось в нашу сторону.
В это же время появился и всадник, несущийся во весь опор на черном коне. Он вырос из темного пятнышка в величественную фигуру в развевающемся плаще. Люди поворачивали головы в его сторону, но не двигались с места. Он прискакал к костру и спешился точно так же, как человек у кромлеха.
- Дядя Саймон, - сказала Мэри. - Что он делал всю ночь?
- Ждал, - сказал я. - Он сидел в какой-нибудь бухточке у мыса Нордграунд со спичкой и фонарем и ждал подходящего момента.
- Но у него нет фонаря, - сказала Мэри.
- Значит, он его спрятал.
- Зачем?
Я не ответил. Он не подошел ни к кому из сидевших у костра, никто не подошел к нему. Они слишком внимательно следили за морем. Сначала один, потом другой, третий, и вот уже вся толпа поднялась на ноги, наблюдая за приближением судна. С переменой ветра увеличилась вероятность того, что парусник пройдет мимо Сморщенной Головы.
Костер трещал и искрился. Дым завивался спиралью над огнем, перед тем как устремиться прочь устойчивым потоком. Через Пролив летели черные зазубрины рваных туч. За ними золотилось небо.
- Ветер меняется,- заметил я.
Мэри поднялась на локтях, наблюдая за судном.
- На этот раз обошлось, - сказала она. - Сейчас оно уйдет.
Она права. Но только если ветер не изменится снова. Палубу окатывали потоки воды, нос зарывался в волны, серебристый след пенился за кормой. Виднелись люди на палубе, матросы стояли наготове у снастей, чтобы моментально исполнить приказания капитана, от которых зависела их жизнь.
Дым снова заколебался. Он колебался и извивался, как змея.
- Что происходит с ветром? - воскликнул я.
- Это не ветер, - объяснила Мэри. - Это Вдова.
Старуха взгромоздилась на сиденье своей телеги. Она как будто оседлала кучера. Бедняга сжался, схватившись за ее лодыжки. Она подняла руки, держа их ладонями к ветру, потом развела в стороны. Она стояла перед штормом, как крест. Ветер рвал ее платье и волосы. Судно подходило к мысу. Все ближе и ближе.
- Сдуй его на камни! - завопил Калеб Страттон.
Вдова запела тонким голосом, и ветер над морем обезумел. Он гонял буруны, обнажал подводные камни. Платок на плечах Вдовы поднялся над ее головой. Колпак слетел и закружился в воздухе, как фантастическая птица.
Судно почти лежало на боку. С него сорвало баркас, за баркасом за борт последовали бочки для воды.
Толпа на берегу затаила дыхание. Люди опирались руками о землю, не сводя глаз с судна. Над ними пела Вдова. Она вопила, как стая чаек.
Судно так близко прошло мимо оконечности мыса, что его главный парус коснулся скал Сморщенной Головы. Но оно вышло из бухты и было теперь в безопасности. Ветер сразу упал до бриза. Судно уходило прочь, и через мгновение донесся ликующий вопль его команды.
Калеб Страттон поднялся первым. Он проклинал упущенную добычу. Он подобрал камень и швырнул его вслед уходящему паруснику.
- Ушел! - вопил он. - Гуляет на свободе! Вдова опустила руки.
- Мальчишка! - вскрикнула она. - Это он, перевоплощенный Сатана.- Она медленно обернулась. - Вы все помните его, - кричала она. - Он жил среди вас. - Ее взгляд скользил по склону, по саду Мэри, по тому месту, где я затаился. Казалось, она смотрит прямо на меня.- Он здесь. Он где-то близко.
Я чуть было не вскочил, чтобы бежать назад, к пони. Мэри удержала меня. Вдова сделала знак дурного глаза и плюнула на землю между растопыренными пальцами.
- Это он, говорю я вам! - кричала она срывающимся голосом. - Он вернулся на землю в том же месте, где утонул много лет назад.
Люди что-то невнятно бормотали. Некоторые крестились кончиками пальцев. Вдова шипела, как взбешенная кошка.
- Вы видели его! Вы все видели его! Это была наша добыча. - Она протянула руку в направлении Саймона Могана. - Это твоя работа! Верни его в море! Верни его в море, из которого он вышел, или ты проклянешь день, в который его спас.
Саймон Моган стоял на песке, держа повод своего коня, когда к нему подошел, размахивая топором, Калеб Страттон.
- Я знаю, где он! - закричал Страттон.- Найди девочку и сразу найдешь мальчика.
- Если прикоснешься к девочке, ты покойник, - ответил Моган. - Тронь только волосок на голове девочки, и...
- А что с ней сделается? Да мы ее и пальцем не тронем, - уверял Калеб. - Ее надо использовать как приманку. Крысу всегда заманивают самым лакомым кусочком сыра.
Саймон Моган повернулся к нему. Они стояли лицом к лицу, того, что они говорили, теперь не было слышно. Затем Страттон отступил.
- Черт бы тебя побрал, Моган! Я знаю, как обходиться с детьми. Плеткой-семихвосткой. Это быстро выбьет из него правду.
- Я сам разберусь.
- Посмотрим. - Калеб отступил еще на шаг. - А то ведь я могу рассказать девочке кое-какие истории. Об ее отце, может быть, о том, что однажды случилось на Надгробных Камнях...
В следующий момент Калеб Страттон уже лежал на земле. Моган с кулаками наклонился над ним.
- Придержи язык, Страттон, - прорычал он. - А с этим проклятым пацаном я сам разберусь.
Вдова заверещала. Она вытянула пальцы и нацелила их на Могана. Она повернулась за ним, когда Моган вскочил на лошадь и галопом понесся по дороге.
- Ты пожалеешь! - кричала она ему вдогонку и смеялась. - Блуждающие огни побегут по пустоши! Мертвые поплывут по морям, и живые вспыхнут пламенем!
Поднимая пыль, Моган исчез тем же путем, которым и появился.
- Пошли, - сказала Мэри. - Я хочу быть дома раньше, чем он туда попадет.
- Нам надо поторопиться.
- Нет, ни к чему. - Мэри сквозь слезы посмотрела на меня. - Он через минуту сбавит ход. Его гнев проходит быстро.
13
ЧЕТВЕРО ВМЕСТЕ
Мы направились сначала к кромлеху. Это была моя идея.
- Я хочу посмотреть, принесет ли он фонарь обратно,- сказал я.
При дневном свете это сооружение выглядело как странное обиталище таинственных существ. Тяжеленная "крыша" устанавливалась без всяких тонких балансировок, употребляемых современными строителями, но она держалась уже не одно тысячелетие и продержится еще многие тысячи лет.
Мы приблизились настолько, что я без труда мог видеть бегущего человека и его искаженное ужасом лицо. Миновав подъем, мы остановились во впадине, ожидая стук копыт лошади Могана.
- Он нас увидит, - сказал я.
- Возможно, - ответила Мэри. - Мне все равно.
Такой я ее еще не видел. Я подогнал своего пони поближе к ней.
- Ты все еще веришь в проклятие?
- Не знаю. Я вообще не знаю, что теперь думать.
Она посмотрела на небо, потом вниз, в землю. Я сжал ее ладонь.
- Мэри, что случилось с твоим отцом?
- Он погиб на Надгробных Камнях. Он, моя мать, тетя и Питер. Все четверо вместе.
- В одну и ту же ночь?
- Все четверо вместе. - Ее губы едва шевелились.
- Как?
Она не успела ничего сказать. Небо к западу, над фермой, взорвалось тучей грачей. До нас донесся жуткий крик, затем шум птиц.
- Что случилось? - крикнула Мэри.
Птицы кружили над нами, когда мы спешили через кустарники изгороди, подъезжая к ферме. Громадной массой они бурлили над нами, парами и поодиночке оседая на крыши дома, конюшни и хижины Эли. Они не издавали ни звука, только следили за нами.
- Эли! - звала Мэри. - Эли!
Дверь конюшни была распахнута. Куча сена лежала глубоко внутри, из нее торчали вилы. Мы расседлали пони, и они потрусили прямо к сену. Мы остановились между постройками, вслушиваясь в жуткую тишину, чувствуя, что кто-то чужой пришел и ушел совсем недавно.
Мы заглянули в хижину. Печальное это было место. Только одна комната, пустая, как судовая кладовая. Грубый стол, шаткий стул, скамья вместо кровати. Брат владел состоянием, у Эли не было ничего. Мэри закрыла дверь.
- Не похоже на него, - сказала она. - Он теперь редко выходит за ограду.
- Может быть, он в доме, - предположил я.
Мэри покачала головой:
- Он ни за что не войдет туда. - Мы подошли к фасаду дома. - Ондаже не войдет в дверь, он даже не взойдет на крыльцо.
- Твой дядя не разрешает ему?
- Шшш! - Мэри поднесла палец ко рту. - Внутри кто-то есть.
Дверь зияла щелью, сквозь которую внутрь проникал дневной свет. Мы взобрались на крыльцо, доски заскрипели под ногами.
- Эли? - почти шепотом позвала Мэри.
Я взялся за ручку. Дверь заскрипела и полностью открылась. Пальцы стали липкими, я посмотрел на них и увидел красные свежие капли.
- Кровь, - сказал я.
Мэри ужаснулась. Вслед за мной она проникла в дом.
У нас было неприятное ощущение, что кто-то чужой только что побывал в доме. В воздухе слабо пахло табаком и жженым трутом.
Мы прошлись по дому, заглянули в кухню, кладовую и столовую. Мы заглядывали в буфеты и под столы. Мы поднялись на второй этаж, а наши руки, потные от возбуждения, со скрипом скользили по перилам.
В комнате Саймона Могана возвышалась кровать с балдахином на мощных колоннах, с драпировками из дорогих тканей. Вдоль стен стояли бюро и столы, украшенные вазами из тонкого фарфора. Тут же лежали всякие гребни и щетки. Я распахнул драпировки кровати, но никого там не обнаружил. А когда я отвернулся от кровати, мне показалось, что в окно смотрит призрак.
- Это Питер, - объяснила Мэри, подходя ко мне.
Я задержался у этой картины, изображавшей мальчика в морском костюме на фоне бушующего моря. Портрет был выполнен в натуральную величину, может быть даже увеличен, краски поблекли, отчего картина казалась неестественно бледной.
Мэри прикоснулась к моей руке:
- Я слышала, как дядя Саймон разговаривает с этим портретом. Он говорит и плачет.
- Что он говорит?
- Слов я не слышала. Только звук голоса. - Она прикоснулась к раме. - Он любил Питера больше всего на свете. То, что случилось той ночью, изменило его. Сейчас он очерствел. Он тверд, как кирпич. Как будто он соорудил стену вокруг себя.
- А что произошло?
- Я знаю только то, что рассказал дядя. Его жена и Питер вместе с моими родителями отправились зачем-то в Лондон. Я была слишком мала, не умела еще ходить. Меня оставили с Эли.