…Единственно, кто был искренне рад бесконечным оттяжкам и проволочкам, - миссис Дрейк. Мэри радостно отсчитывала дни, когда муж должен был бы уже быть в море, а все еще был при ней. Об истинной цели похода она знала ничуть не более других - но, зная фанатичную ненависть мужа к испанской державе и папизму, не могла поверить в ближневосточное направление экспедиции. Не убедило ее и известие о карьере Тэдди Зуйоффа. Дрейк даже удивился, что ни ему, ни Уолсингему не пришла в голову мысль об использовании турецкого эпизода для проведения еще одной акции по дезинформации противника. Но уж коли мысль такая родилась, хоть и с большим опозданием, грех было ее не использовать. И Федора назначили главным драгоманом экспедиции. Ему повысили жалованье, вручили увесистый кошель турецких, арабских и персидских монет (из запасов "Сикрет Интеллидженс Сервис") и приказали срочно истратить - пропить с шумом, или куда еще, но с шумом! Чтобы все знали, куда идет Дрейк! Только не в Плимуте пить, а в Лондоне!
Коль приказано для дела пропить крупную сумму, поднимая при этом как можно больше шуму, - Федор взялся за дело основательно. Он обошел весь Лондонский порт, собрал пять дюжин сброда, напоил дешевейшим скверным джином и объявил, что вот заимел денежки благодаря знанию турецкого языка и обычаев. Нет ли охотников так же легко разбогатеть? Условия - знание Востока и особенно Египта и Киренаики. На следующий день, сердитый с похмелюги, он сидел в номере третьеразрядной припортовой гостинички со странноватым названием "Якорь и Сапоги" (явно хозяин хотел назвать в честь чего-нибудь морского, но все выигрышные термины были уже расхватаны - от расположенного на той же улочке, через дорогу наискось, кабака "Такелаж и Рангоут" до "Стеньги и Салинга" при входе в доки) и принимал экзамены. К нему в очередь стояли оборванцы, желающие легко разбогатеть - а он свирепо проверял их востоковедческие познания. Убив на это целый день, он не нашел ни единого знающего о существовании Мекки, Каира и страны Магриб. Всем был дан крутой поворот от ворот - но шум по порту пошел.
Следующий тур пьянки со скандалом Федор завернул в более пристойном заведении. И почти уже завербовал в гарем Рашида-паши Искендерунского двух молоденьких официанток, когда любовник одной из них возымел желание побить искусителя. Федор влил в парня фляжку контрабандного кубинского рома, и тот подобрел. Последний глоток парень сделал "За здравие турецкого султана… Как его, приятель? Ага, Селима Второго!"
Для разнообразия и чтоб не напороться на знающего Восток человека, Федор усложнил требования. В престижной "Кабаньей голове" он искал переводчика… С арабского на турецкий, желательно со знанием также новогреческого. Такого в Лондоне уж заведомо было не найти!
Наконец Ее Величество подписала каперское свидетельство Дрейку. Причем, как это нередко бывало, подействовали не чьи-то доводы и ходатайства. Просто обстановка изменилась. Дон Хуан Австрийский, блестящий флотоводец, победитель при Лепанто, получил назначение в Нидерланды, командующим испанскими войсками (а как полководец он был известен и прославлен не менее, чем как флотоводец!). Это назначение оживило надежды и католического подполья, и эмигрантов, и сторонников Марии Стюарт. Немедленно возник очередной заговор - но, поскольку ведомство мистера Уолсингема своевременно перехватывало и читало всю переписку между Филиппом Вторым, его агентурой в Лондоне и Марией Стюарт, заговорщиков схватили и засадили в Тауэр, - а Елизавета подмахнула давно заготовленное каперское свидетельство Дрейка, да еще особо - некоторые тайные полномочия…
Правда, Уолсингем счел, что "и этого недостаточно, чтобы оградить слугу Вашего Величества, мистера Дрейка, от любых случайностей", - но Елизавета возразила:
- Это максимум того, что я могу сделать. И так лорд Берли рассердится, как узнает.
Как бы подводя черту под этим разговором, Ее Величество поставила в своей подписи росчерки над "Е" и под "Б". Но, конечно, важнейшую роль в судьбе Дрейка будет играть то, чего и сколько он привезет…
5
Страна готовилась к войне с заведомо превосходящим противником. Испанская агентура сосредоточилась на отслеживании этих приготовлений - а ведомство Уолсингема ненавязчиво - то с помощью продуманной "утечки наисекретнейшей информации", то запуская ложную информацию и даже воздвигая лжеукрепления - направляло эту активность чуть-чуть мимо цели. Так что на выход Дрейка в море никто и внимания особого не обратил. Тем более, что общий тоннаж всей флотилии - двести семьдесят пять тонн, не достигавший и половины водоизмещения покойного "Иисуса из Любека", давал основания предполагать, что дело не особенно значимое. Ну, прикиньте сами: велико ли событие, если вышли в море несколько скорлупок, из которых наикрупнейшая едва в шестьдесят футов длиною?
К отваливанию из Лондона прибыл начальник снабжений королевского флота - мистер Джон Хоукинз. Он передал пожелания доброго пути и попутного ветра от Ее Величества - и поторопил:
- Фрэнсис, не тяни с отчаливанием! Ведь через несколько часов начнется пятница!… А, дьявол! Сегодня тринадцатое, а завтра - пятница. Ну ты и выбрал время…
Плакала стоящая рядом с Джоном, комкая платочек, миссис Дрейк. С палубы "Пеликана" Хоукинзу небрежно помахал племянник - Вильям-третий. Малый прямо-таки раздувался от гордости: лет-то ему было ровно столько, сколько Федьке-Зуйку в год начала этого повествования.
Портовые мальчишки скакали по причалу и вопили:
- Дрейк выходит в море! Гип-гип-ура-а!
Выйдя перед закатом, корабли всю ночь шли на западо-юго-запад, в направлении мыса Лизард. Но на следующее утро ветер, едва миновали траверс Фалмута, переменился и сбил их с намеченного курса. Затем начался жестокий шторм, бушевавший до конца субботы. "Пеликан" и "Мэригоулд" получили серьезные повреждения. На обоих кораблях были срублены грот-мачты. Пришлось возвращаться в Плимут для починки. Но теперь встречный ветер не давал приблизиться к Плимуту. Пришлось укрыться в безымянной бухточке и отстаиваться там две недели. И только 28 ноября противный ветер стих, и корабли экспедиции смогли зайти в родной порт. Сама починка отняла меньше времени, чем попытки пробиться в Плимут. Наконец, утром в понедельник, 13 (!) декабря 1577 года, "подняв более счастливые паруса", как выразился летописец экспедиции преподобный Фрэнсис Флетчер, корабли Дрейка вновь вышли в море.
Дрейк был человеком суеверным - так почему же он упорно выбирал для начала величайшего предприятия своей жизни несчастливые числа и дни? Пятница, понедельник, тринадцатое?
Да потому, что был неколебимо уверен в том, что он - человек особенный, и судьбою его поэтому должны управлять не те же приметы и созвездия, что управляют судьбами прочих людей. Этими догадками он поделился с главным астрологом королевства - мистером Джоном Ди. Звездочет произвел необходимые вычисления и заклинания - и подтвердил, что да, в самом деле так. Вот Дрейк и руководствовался своими счастливыми числами и днями.
Как только английский берег скрылся из виду - Дрейк назначил место рандеву - на случай, если погода разъединит корабли. Мыс Могадор, что в южном Марокко. Ветер был попутный в первые дни плавания, ровный и сильный - и утром в Рождество, 25 декабря все пять кораблей подошли к Могадору…
6
У входа в прекрасную гавань был расположен остров, к которому и причалили англичане. До материка была одна миля.
- Сочельник были в море, так что праздновать будем нынешним вечером, - распорядился Дрейк. И тут на материковом берегу замигали огни, и на острове появились люди в белых свободных одеяниях до земли. Они что-то выкрикивали низкими, не арабскими голосами.
- Знать бы, что они кричат. Возможно, "убирайтесь с нашей земли!" - озабоченно сказал Дрейк.
- Нет-нет, мистер Фрэнсис. Они кричат, что хотели бы побывать на наших кораблях, - уверенно отозвался Федор.
- Ах да, я ж и забыл, что у меня под боком Главный Драгоман! - еще озабоченно и даже досадливо вскричал флагман экспедиции. - Только не говори, пожалуйста, что эти джентльмены изъясняются по-турецки: не поверю.
- Да нет, зачем же? Они на каком-то из берберских наречий, а этот язык я немножко знаю.
-: Откуда? Ты ж тут не был. Или был? - уже готовый поверить всему, сказал Дрейк.
- Здесь не был, но в Салехе - это тоже на Атлантическом побережье Марокко - случалось пару раз.
- Гм. Малыш, ты часто оказываешься полезен. Молодец! - одобрительно сказал Дрейк. - Пожалуй, я окончательно отберу тебя у Тома и переведу на "Пеликан". Ты объяснишься с этими… берберами? Так?
- Скорее всего, тамазигт. Или кто еще может быть в этих краях? Рифы - нет. Шлех? - поддразнил Федор. - Попробую.
- Тьфу, черт! Та-ма… Как дальше?
- Зигт.
- Это определенно тот язык, на котором в аду изъясняются. Эй! Спустить вельбот и пригласить двоих! Тэд - в шлюпку!
Спустили остроносый восьмивесельный вельбот. Федору редко удавалось прокатиться на этой стремительной посудине с одинаковыми оконечностями спереди и сзади. Вельбот шел красиво и, казалось, со свистом рассекая воздух…
Вот вельбот ткнулся в темно-красный песок берега. Федор выскочил и, повернувшись на восток-юго-восток, в сторону Мекки, приветствовал хозяев берега по-арабски и поклонился, черпая воздух сложенными лодочкой ладонями. Марокканцы явно обрадовались тому, что белый человек приветствует их по их обычаю и даже точно знает, куда надлежит лицом оборотиться. Федор разглядывал их и дивился: среди здешних туземцев попадались и белые, ну, во всяком случае, светлокожие, люди с большими бородами и точеными, тонкими лицами, похожие не на африканцев, а скорее на северных испанцев или балканских славян. И рядом стояли чистые негры. И все оттенки переходов меж этими двумя крайностями. И был толстоносый смуглый жирный мужчина турецкого вполне вида. Федор попробовал заговорить с ним по-турецки - тот неуверенно ответил. Короче, кончилось тем, что Федор остался на берегу в заложниках, а двое берберов отправились на "Пеликан".
Федора накормили ореховой халвой, диковинным блюдом из дробленого пшеничного зерна на меду со сливками из козьего молока, напоили мятным отваром и замучили расспросами: откуда он знает мусульманские обычаи, один ли он на корабле такой, и восточные языки все ли знает или только арабский, турецкий и все… Потом пришли еще люди, принесли еще лакомства - и покуда два бербера объедались на борту "Пеликана", Федор, как в Турции, ел халву ореховую, и кунжутную ("тахинную", как ее здесь называют), и мучную, лапшой нарезанную, и самую изо всех вкуснейшую - белую вязкую с орехами. И пил шербет шести сортов… Когда двое берберов воротились на остров - Федор все еще пировал. Его нагрузили подарками, среди которых главное место занимал мешок липких фиников. Федор объяснил берберам, что нужно англичанам, англичанам - что нужно берберам - и развернулась торговля. Через сутки берберы привели караван одногорбых верблюдов с товарами. Один из верблюдов был нагружен вьюком втрое меньшим, чем остальные. Дрейк это заметил и спросил (через Федора, разумеется), в связи с чем это. Вместо ответа погонщик с напарником сгрузили вьюк с красавца, погонщик сел на него, принял от товарищей копье с устрашающего вида наконечником, более всего похожим на мексиканский тесак - "мачете", и, гикнув, метнул копье в пустынную степь. И поскакал во весь опор вдогонку. Оставалось непостижимой загадкой, как он умудряется сидеть красиво и с достоинством на бешено скачущем верблюде, горб которого на скаку закидывался то на один, то на другой бок. Очень быстро погонщик домчал до места, где копье вонзилось в землю, на бегу верблюд согнул колени так, что всадник смог схватить копье и метнуть в сторону англичан. Те окаменели. Но через миг боцман Хиксон крикнул: "Пройдет левее!" - и тут копье вонзилось в землю ярдах в десяти от крайнего из англичан. Погонщик подскакал и, соскакивая, краткими фразами, а чаще отдельными словами, объяснил:
- Мехари. Боевой верблюд. Скакун. Не под вьюк. Нарочно показать. Пощупай жилу: его сердце спокойно! Лучше лошади.
Берберы держались с достоинством, которое утратили лишь единожды: когда Элис Хиксон выудил из своей боцманской заначки грот, порванный штормом в ноябре. Берберы просто всполошились. Как оказалось, они никогда прежде такого количества парусины в продаже не видели. А она же в жару холодит!
Когда запасливый Том Муни попробовал сушеных фиников, он заявил, что этой вкуснятины надо по полмешка на нос всем, а ему лично мешок, не менее. И - непонятно было даже, где он их прятал на крошечном "Бенедикте", - распорядился нести с судна на берег… весь комплект запасных парусов! Дрейк хотел урезонить старину Тома: мол, гляди, шторма еще будут, а запасных парусов я тебе не рожу! Но Муни, ухмыльнувшись, объявил:
- А я и не попрошу. У меня, кроме этого, еще два полных комплекта остаются. Вот! - и задрал к небу коротенькую седую бороденку.
Берберы же давали по мешку фиников за локоть парусины.
Второй товар, вызвавший, хотя и в меньшей степени, ажиотаж у туземцев, была синяя вуаль, которую брали вообще-то для защиты от москитов и прочих кровососов при предстоящих стоянках в тропиках. Показали ее берберам случайно - лежала в трюме поверх чего-то более существенного. Но их седобородый предводитель - шейх Абенхагир ибн Юсуф ибн Муса - как увидел вуаль, так вцепился в нее трясущейся рукою и спросил: "За это чего хочешь?" Федор, с натугой исполняющий обязанности толмача (все же арабский он знал плоховато, а берберский вовсе едва-едва), разобрал, что люди из свиты шейха галдели: "Синяя! Какая красивая! Совсем, по-настоящему, синяя!"
Один Федор сообразил, исходя из своего турецкого прошлого, - на кой черт жителям пустыни, где насекомых и не видно, эта противомоскитная вуаль.
- Ну, все! Теперь шейх весь свой гарем переоденет в вуаль. И будут перед ним жены и наложницы ходить нагими, в одних вуалевых шароварах да кофточках.
Англичанам это показалось невероятно неприличным. Но когда Федор сказал, что в женскую половину дома, кроме хозяина вхожи только евнухи, люди Дрейка кое-как примирились с этим.
В конце этого торгового дня произошел неприятный инцидент. Матрос Джон Фрей отошел от торжища на пару сотен ярдов и вдруг был схвачен выскочившими из-за скал людьми. Они тут же утащили Фрея в сторону. Как выяснилось позже, арабы эти были сторонниками свергнутого недавно султана, не подчиняющимися новым властям. Фрей был черноволос - и они сочли его португальцем - а с португальцами, уже полтора века пытающимися прибрать к рукам побережье Марокко, у этих арабов были давние счеты.
Когда властитель области Сафи - вождь этих арабов, не признающий нового султана, - узнал, что Фрей вовсе не португалец, - он решил вернуть его на его корабль. Дрейк же, полсуток проискав-прождав Фрея, счел его мертвым и приказал отчаливать, так что кораблей его у Могадора уж не нашли. Фрей был пришиблен горем: ни за что, ни про что его лишили права участвовать в прибыльном плавании и вернуться на родину. Правитель тогда одарил Фрея подарками - и повелел сообщать всем английским судам, которые - вдруг! - появятся у этих берегов, что есть их соотечественник, желающий воротиться в Англию. Берберы даже сшили, по указанию властителя, флаг святого Георгия и махали им при виде каждого мимоидущего европейского судна. И через месяц нашелся "торгаш", идущий в Англию! За проезд Фрея уплатил правитель области. Финиками.