- У командования абвера, - сказал Граве, в частности, у моего шефа, существует другая точка зрения" на Штраух. Командование абвера полагает, что в Инге Штраух мы имеем крупного советского разведчика.
Зейц вскинул голову, поднялся, прошелся по кабинету, резко остановился у окна.
- Любопытно! - раздраженно, с насмешкой сказал Зейц. - Можно узнать, из каких фактов командование абвера делает такие выводы?
- Можно, - холодно, сдержанно сказал Граве, поднимая глаза и уже не отводя их. - Из того факта, что против Инги Штраух до сих пор нет никаких улик, господин группенфюрер.
Зейц покачнулся на носках сапог, закинул руки за спину и рассмеялся. Его полная, белая, стянутая воротником мундира шея раздувалась.
- Ну, знаете! - прохохотал Зейц. - Следуя вашей логике, надо признать, что Генрих Лаубе - только подручный у кого-то: ведь против Лаубе у нас десятки улик!
Но Граве не разделил веселья группенфюрера и не смутился.
- Имя Штраух названо в телеграмме, - сказал Граве. - Названо наряду с именем Лаубе. Значит, ее ценили не меньше. А отсутствие улик - лишнее свидетельство тонкой работы и огромного опыта.
- Прекрасно! - сказал Зайц. - Почему же вы не засекли ее радиста?
- Как знать, не засекли ли... - сказал Граве.
- Что-то новое?
- Нет, - признал Граве. - Но вот что любопытно. В июне сорок первого одна из берлинских подпольных станций прекращала работу до января сорок второго. В январе она снова вышла в эфир и работала до мая. Потом опять умолкла... Может быть, это и была рация Штраух?
Зейц опустился в кресло, скрестил руки на животе.
- Где доказательства? - спросил он. - Чем это докажете? .
Граве покачал головой:
- Эти доказательства можете добыть только вы, господин группенфюрер.
- Каким образом, черт возьми?!
- Вам известно, что делала Инга Штраух в промежутку между июнем и декабрем сорок первого года? - спросил Граве. - Где и как она жила в период с декабря по май? Что делала после?
Группенфюрера раздражал этот дотошный майор, во обращавший о себе бог весть что. Но к словам Граве еле-довало прислушаться, и Зейц понял это.
- Что мне даст знание поступков Штраух? - спроси он как можно спокойнее.
Граве кашлянул, аккуратно вытер губы платком.
Разведчик, потерявший связь, всегда проявляет признаки беспокойства, - сказал Граве. - Это подтверждено всей практикой разведывательной службы. Вы это знаете, господин группенфюрер.
Дальше.
- Если рация, замолчавшая в мае, принадлежала Инге Штраух, то в период от июня сорок первого до января сорок второго Инга Штраух должна была делать попытки установить связь. То же самое она должна была делать после мая нынешнего года. В эти периоды ее поведение могло стать необычным. Штраух наверняка утратила обычную осторожность.
Зейц поправил пряжку широкого ремня.
- Допустим, - сказал он. - Допустим, что мы заметили бы какие-то перемены в образе жизни Штраух в каком то промежутке времени. Но что это добавит к уже известному? Мы же не сомневаемся, что она принадлежит к советским разведчикам?
- Нет, не сомневаемся, - согласился Граве. - Однако, проследив поступки Штраух в это время, узнав, с кем именно она встречалась, мы можем напасть на любопытные следы, господин группенфюрер.
- Боюсь, что не нападем, - с иронией сказал Зейц. -Я уже говорил вам, что ничего подозрительного за Штраух не обнаружено.
- Хорошо, - сказал Граве. - И все же надо подсказать следователю, где можно сбить Штраух. Это первое. А второе... Скажите, господин группенфюрер, нельзя ли узнать, какие лица были арестованы в конце апреля или в начале мая в Берлине? Не имелись ли среди них люди, в какой-либо степени причастные к радиоделу?
- Вы надеетесь таким образом найти радиста Штраух? - усмехнулся Зейц. - По-моему, это наивно, господин майор. Я удовлетворю ваше любопытство, отдам приказ проверить майские аресты. Но если бы тогда схватили хоть одного радиста, все советские разведчики уже давно сидели бы за решеткой или болтались на виселице!
- Справедливо, - сказал Граве. - Но схватить мог ли не радиста, а просто какое-либо подозрительное лицо, которое в действительности было радистом Штраух.
Зейц шумно вздохнул.
- На нашей работе нетрудно заболеть манией преследования, - сказал он. - Не обижайтесь, господин майор. Происходит такое, что и впрямь с ума сойдешь... У вас все?
- Нет, - сказал Граве. Я уполномочен передать просьбу командования абвера. Мы просим держать нас в курсе расследования дела Штраух. Со своей стороны, мы готовы оказать следствию всю возможную помощь.
- Хорошо.
- Это не все, господин группенфюрер. Мы просим держать нас в курсе радиоигры, ведущейся от имени "Аргуса и Лаубе.
- Соответствующее распоряжение уже дано.
- Благодарю. Последнее. Командование абвера предполагает, что Москва сделает попытку забросить к Лаубе и Штраух новых связных. В том случае, конечно, если вы решите временно прекратить работу от имени Генриха Лаубе.
По мнению командования абвера, это было бы самым разумным.
- Мы рассмотрим ваше предложение, господи майор.
- Если у Штраух была отдельная рация и если Штраух давно не имеет связи, то связной к арестованной можи прибыть в любое время.
- Логично.
- В этом случае, господин группенфюрер, на квартире Штраух нужно иметь не тех людей, которых вы таи держите сейчас.
Зейц посмотрел на Граве исподлобья:
- А откуда вам известно, каких людей мы там держим?
- Я лично звонил на квартиру Штраух, - бесстрастно сказал Граве. - Мне ответил грубый мужской гол заявивший, что разговаривать со Штраух нельзя, и старавшийся пытался узнать, кто звонит.
- Кем же вы назвались? - с досадой спросил Зейц
- Я просто повесил трубку, - сказал Граве. люди ведут себя неуклюже, господин группенфюрер их надо оттуда убрать. Они вели себя так, как полагалось,Зейц. !
- Но ваши слова настораживают... _
- Мы служим одному делу, господин групенфюрep, сказал Граве, не обращая внимания на Зейца. - Командование абвера предлагает провести совместную акцию на квартире Штраух.
- Конкретнее!
Граве придвинул портфель,, раскрыл, вынул плотный небольшой конверт.
- Нам кажется, на квартире Штраух следует находиться всего одному человеку, - сказал Граве и протянул конверт группенфюреру. - Вот этой особе. Поглядите, пожалуйста.
Зейц взял конверт. Из конверта на стол выпала фотография молодой, очень красивой женщины. Зейц удивленно приподнял брови.
- Инга Штраух? - спросил он. - И вы предлагаете?..
- Вы ошибаетесь, господин группенфюрер, - сказал Граве. - Это не Инга Штраух. Это сотрудница нашего одиннадцатого отдела фрейлейн Анна Рихтер. Похожа, не правда ли?
Зейц всматривался в фотографию.
- Сходство поразительное! - сказал он.
- На тот случай, если Москва пришлет человека, знающего Штраух в лицо, - сказал Граве.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
- Продолжайте, подполковник, - сказал генерал.
Васильев, ожидавший, пока генерал закончит телефонный разговор, кашлянул, заглянул в раскрытый блокнот.
- Группа рассмотрела возможные последствия провала Аргуса", - заговорил Васильев. - Установлено, что Радист Аргуса" попал в гестапо, и известно, что в конце декабря рация "Аргуса" вышла на связь.
Она передал явную дезинформацию, хотя гитлеровцы и пытаются сдобрить дезинформацию верными, но устаревшими сведениями. Отсюда вывод - абвер и гестапо получили ключ к брюссельскому шифру. Сейчас конец сентября сорок второго года, товарищ генерал. У немецкой контрразведки имелось девять месяцев для прочтения ранее перехваченных телеграмм брюссельской группы. По сообщению "Гелы", в этом бюро работают не менее шестисот человек, руководимых опытными офицерами контрразведки И есть мнение, что гитлеровцы могли прочесть ту телеграмму где "Аргусу" поручалось установить связь с берлинскими товарищами.
- Это ваше мнение? - спросил генерал.
Нет, это мнение капитана Алферова, - ответил Васильев, обернувшись в сторону Алферова. - У меня другое мнение: гитлеровцы потонут в огромном количеств телеграмм. Не зная, какая из них важнее, они начнут с самых первых. Стало быть, чтобы добраться до телеграмм от октября месяца, им надо прочесть телеграммы за вес сороковой год и за десять месяцев сорок первого. Таким образом, вероятность быстрого обнаружения телеграмм с берлинскими адресами невелика.
Алферов, сидевший с края стола, пошевелился, и генерал искоса глянул на него. Но Алферов молчал. Васильев же оставался невозмутимым и уверенным.
- Во всяком случае, до последнего времени группа "Гелы" не пострадала, - сказал он. - Длительное молчание "Альфы" если и означает провал, то свидетельствует, что ее провал с октябрьской телеграммой никак не связан. В противном случае, гестапо бы не только знало имя и адрес "Альфы", но и адрес "Гелы". А группа "Гелы" работает, Правда, в телеграмме от пятого "Гела" дал сомнительные сведения.
Я имею в виду информацию о новом истребителе-бомбардировщике: небывалая скорость, мощность вооружения и большая маневренность. Мы перепроверили информацию, и она не подтвердилась. "Гела" получил приказ уточнить сведения, ответил, что приказ понял, но потом замолчал. С девятого по пятнадцатое его радист Фриц Винкель в эфире не появлялся. Он вышел на связь только шестнадцатого.
- Объяснил молчание порчей катода, кажется?
- Так точно, товарищ генерал! И это вполне вероятно. А насчет данных об истребителе сообщил, что они не подтвердились.
- Кого указал "Гела" в качестве источника уточненной информации?
- Полковника Зеелова, товарищ генерал.
- Это из отдела новой техники у Геринга?
- Так точно.
- Н-да. Источник сведущий... Продолжайте, продолжайте.
Васильев отложил блокнот.
- Есть обстоятельство, тревожащее капитана Алферова, - сказал он тем же ровным тоном. - Капитан присутствовал на последнем сеансе с Винкелем. Ему показалось, что "почерк" Винкеля не всегда был одинаков.
Генерал посмотрел на Алферова:
- Как понять - "не одинаков", товарищ капитан?
Алферов встал.
- Радист обратил внимание на отклонения от обычной манеры Винкеля, сказал Алферов. - Он сказал буквально следующее: - Что-то сегодня сбивается корреспондент. То частит, то медлит.
- Частит и медлит?.. Так. И что же вы думаете по этому поводу?
Алферов облизал сухие губы:
- Разрешите подробнее, товарищ генерал?
- Пожалуйста.
Алферов помедлил, собираясь с мыслями.
- О существовании группы "Гелы" знали только "Аргус" и шифровальщица бельгийской группы, - начал он. - "Аргус" исчез. Видимо, попал в западню и арестован. Однако не в интересах "Аргуса" рассказывать гестапо больше того, о чем его спросят. Значит, если гестапо не догадывалось о существовании групп "Гелы" и Альфы", то "Аргус" о них и не сказал. Но гестапо могло не только догадываться. Оно могло быв узнать о берлинских товарищах. И сказать о них мог та шифровальщица, раскрывшая гестапо ключ к нашей переписке.
- Совершенно верно! - поддержал Васильев. - Hо она не сказала.
- Да, - наклонил голову Алферов. - Она не сказала. Иначе группа "Гелы" перестала бы существовать еще прошлой зимой. Между прочим, это свидетельствует, что и ключ к переписке у Розы вырвали только под пытками. А поскольку считали, что получили главное и лечить Розу считали излишней роскошью, то ее либо расстреляли, либо дали ей умереть без медицинской помощи.
Могли и в живых оставить, - бросил Васильев. В качестве платы за предательство, так сказать.
Это несущественно для дела, - сказал Алферов Факт остается фактом. Всю зиму, всю весну все лето группа "Гелы" работала безупречно. По мнению самого "Гелы", гестапо продолжало охотиться за Винкелем, пыталось засечь его рацию. Зачем бы немецкой контрразведке делать это, если она имеет адреса берлинских разведчиков?
- Все правильно! - сказал Васильев. - Сомнений в группе "Гелы" нет. товарищ генерал. Все сведения "Гелы" точны и совпадают со сведениями других групп. Здесь чисто!
- Слушаю вас, капитан, - сказал генерал.
- Сведения "Гелы" были точны до телеграммы от пятого сентября, товарищ генерал! - возражая Васильеву, сказал Алферов. - Пятого числа "Гела" впервые дал неверную информацию. Я подчеркиваю это - впервые! "Гела" всегда был крайне осторожен в сообщении тех или иных данных. Он всегда сам перепроверял полученную информацию, пользуясь разными источниками. А здесь ошибся.
Слишком ценными представлялись сведения. И источник был уникальный! - возразил Васильев. -Представитель фирмы "Мессершмитт"!
- Допустим, - согласился Алферов. - Но эта ошибка, основанная на внезапном появлении "уникального" информатора, а затем внезапная порча катода и внезапное изменение почерка Винкеля меня настораживают, товарищ генерал.
- Не исключаете возможности провала? - спросил генерал.
- Да. Не исключаю, - твердо сказал Алферов.
Генерал поднялся из-за стола. Он был высок, широк в кости, полноват.
Закинув руки за спину, прошагал до окна, круто обернулся.
Вскинул крупную подстриженную бобриком голову. Большие голубые глаза прищурились.
- Когда, по-вашему, произошел провал, капитан?
Алферов ждал этого вопроса.
- В первых числах сентября, товарищ генерал.
Излагайте вашу версию.
- Слушаюсь, - сказал Алферов. - В конце августа или немного раньше гестапо и абвер вышли на группу "Гела", то есть раскрыли Генриха Лаубе... Произойти это могло либо в результате прочтения нашей телеграммы "Аргусу", либо в результате захвата рации Винкеля и самого Винкеля. В последнем случае провалена только группа Лаубе. В первом же - и его группа, и группа "Альфы"... Дальше. К пятому числу фашистской контрразведке удается изолировать Винкеля и Лаубе. От их имени нам передают телеграмму о новом типе бомбардировщика-истребителя.
Информация, конечно, ложная. Получив наше требование перепроверить данные, в фашистской контрразведке догадываются, что пересолили, и сообщают об ошибке. Затем наступает трудно объяснимый перерыв в связи. Полагаю, что Винкель мог отказаться работать дальше и его подвергли обычным в таких случаях процедурам. Радист или погиб, или, не выдержав пыток, стал работать на врага. Этим и объясняется необычный почерк Винкеля. А может быть, радист дает понять, что с ним произошло нечто плохое, пытается внушить мысль, что его информации доверять нельзя... Конечно, не исключено, что на волне Винкеля "стучит" фашистский радист, а самого Винкеля нет в живых... Так я думаю, товарищ генерал. Генерал молчал.
Он был опытен. В рассуждениях капитана Алферова присутствовала железная логика.
Странные происшествия с "Гелой" не могли не настораживать.
Что-то в Берлине происходило. Но что?
Генералу больше чем кому-либо хотелось, чтобы опасения оказались ложными, но он меньше всех имел прав на самообольщение.
Как, впрочем, и все.
- Значит, в конце августа... - медленно сказал генерал. - Так. Но зачем немецкой контрразведке, заполучив шифр и радиста, заставив Винкеля однажды выйти на связь с ложной информацией, устраивать перерыв в радиоигре?.. Вы говорите - Винкель мог одуматься и отказаться от участия в дезинформации Центра. Допускаю! Однако слишком длительное молчание при начатой радиоигре - не в интересах господ из абвера или гестапо, а молчание Винкеля длилось целую неделю! Как по-вашему, капитан, немецкие контрразведчики не догадывались, что перерыв в связи, наступающий сразу же за дезинформацией, насторожит нас с вами?
- Полагаю, что догадывались, - сказал Алферов. -Но если они хотели, чтобы работал сам Винкель, хотели сохранить почерк Винкеля...
- Цена больно дорога! - возразил генерал. - Поставьте-ка себя на место Канариса или этого типа, Шелленберга. Допустили бы вы, чтобы у противника зародилась хоть тень подозрения? Нет, конечно. Стало быть, и перерыва в связи не допустили бы. В немецкой службе радиоподслушивания против группы "Гелы" наверняка работала специальная команда. Люди из этой команды вполне могли изучить манеру работы Винкеля и научиться более или менее удачно воспроизводить ее. Поэтому, арестовав Винкеля, ему немедленно подыскали бы дублера... Что, наши радисты не заметили никаких отклонений в почерке Винкеля пятого сентября?
- Я спрашивал их, товарищ генерал. Не заметили.
- Странно... Очень странно! - сказал генерал и задумался, опустив голову.
Васильев пригладил пробор.
- Разрешите два слова, товарищ генерал? - спросил он.
- Да, пожалуйста.
- Я понимаю и разделяю тревогу капитана Алферова - сказал Васильев, волнуясь чуть больше обычного - Но думаю, что он сгущает краски.
Я верю группа Лаубе цела.
Единственное, что необходимо" конечно, так это особая осторожность по отношению к получаемой от "Гелы" информации, пока мы не убедимся в неосновательности своих подозрений.
- Это само собой! - согласился генерал. - Теперь информации "Гелы" нужен другой подход...
В голосе его невольно прозвучала досада.
- Наблюдайте за почерком Винкеля, - приказал генерал. - Все телеграммы, направляемые "Геле", показывать мне. В них не должно проскользнуть сомнение. Ясно?
- Так точно! - сказал Васильев.
- Что-то здесь не так, - сказал генерал. - Из ваших рассуждениях, капитан, - не обижайтесь! - тоже чего-то недостает. Не могу догадаться - чего, но чувствую. Это не мистика, понимаете, а простое чутье... Подумать надо крепко подумать. Со всех сторон дело рассмотреть.
- Вы не допускаете возможности провала "Гелы", товарищ генерал? - напрямик спросил Алферов. Это слышалось грубовато. Генерал открыто посмотрел на Алферова
- Ваша версия, капитан, позволяет предполагать что в службе безопасности противника сидят люди, соответствующие должности, - сказал генерал.
- Мы-то с вами знаем, кто там сидит! В контрразведке собаку съели. Вот почему я не могу сейчас встать на вашу точку зрения. Вот почему допускаю и то, что группа могла уцелеть.
- Ясно, - сказал Алферов. - Вы допускаете?
- Совершенно правильно, - сказал генерал при дальнейших раздумьях надлежит также из этих двух возможностей. И подполковнику Васильеву, и вам. Давайте выждем и подумаем. Согласны?..
Алферов проснулся в пятом часу утра.
Глубокий сон освежил, но вчерашняя тревога оставалась по-прежнему неуемно сильной и сразу прогнала остатки дремы. Он не вставал, чтобы не разбудить детей и жену, только повернулся на правый бок и осторожно поправил подушку. Лежал и смотрел в предрассветный дождливый сумрак, неуверенно, на ощупь вступавший в комнату.
Вчерашнему разговору с генералом предшествовала целая неделя раздумий, сопоставления фактов, придирчивого анализа собственных выводов. Высказывая мнение о провале группы "Гелы", Алферов руководствовался отнюдь не желанием перестраховаться, а логикой самих событий, своим долголетним опытом работы в разведке.
Он и сейчас был убежден, что с группой "Гелы" неблагополучно.
Однако замечание генерала о немецких контрразведчиках имело глубокий смысл. В самом деле, эти матерые волки вряд ли могли, арестовав "Гелу", поступать так, как они поступили, судя по неуклюжей дезинформации и истории с нарушением связи.
Что-то здесь не сходилось. Чего-то здесь Алферов недопонимал. А понять следовало абсолютно все.