- Андрюша! - Мать не скрывала отчаяния. - В чем разбираться? Ты не веришь в честность отца?
- Как ты могла такое подумать?! - возмутился он искренне. - Я просто не верю в ошибку. Тут что–то другое. Сегодня иду в милицию. Меня обещал принять начальник уголовного розыска.
- Милый, тебе нельзя уходить, сегодня поминки…
- Придется, мама. Мне почему–то назначили именно сегодня. В двадцать один час.
- В девять? - переспросила она. - Что так поздно?
Андрей пожал плечами.
- А к Хохлову ты зайдешь? - спросила мать озабоченно. - Не стоит его обижать.
- К генералу? Зайду, только завтра. Ладно?
Два квартала до управления внутренних дел Андрей одолел пешком. Тускло светили фонари. Под ногами хлюпали лужи. Навстречу брели унылые люди с опущенными головами. Таким свой город Андрей раньше никогда не видел. Ни смеха, ни звона гитар в скверах. Все спешили оставить неуютные улицы, добраться до своих квартир, безразлично проходили мимо магазинов и лавочек с идиотскими пояснениями, что они "коммерческие". Андрея уже давно удивляла глупость этого определения. Во всем мире коммерция - это торговля. Коммерческий магазин - такой же абсурд, как промышленный завод или лечебная больница. Но у нас никто не обращает внимания на глупости словесные, потому что все по горло увязли в глупостях бытия, куда народное стадо загнали пастухи–демагоги.
Начальник управления уголовного розыска полковник Георгий Анзорович Джулухидзе, красивый мужчина в возрасте чуть за сорок, с орлиным носом, седыми висками, одетый в прекрасный костюм, из–под которого выглядывали ослепительно белые манжеты рубашки, схваченные золотыми запонками с розоватыми топазами, встретил Андрея широким приглашающим движением руки, державшей сигарету:
- Проходите!
Полковник сидел за полированным огромным столом и беседовал с кем–то по телефону.
- Садитесь. - Он приветливо кивнул Андрею и, прикрыв микрофон ладонью, доверительно сообщил: - Начальство. - И пожал плечами: мол, ничего не поделаешь с неизбежным злом.
Андрей опустился на стул и огляделся. Еще недавно этот кабинет соответствовал высшим меркам советского канцелярского уюта: деревянные панели на стенах, полированная мебель, ряд телефонов на тумбочке у рабочего стола. Отсутствовал только главный элемент канцелярской советской икебаны - портрет очередного мудрого вождя и учителя на стене. Правда, за спиной полковника выше его головы просматривалось светлое пятно. Там, должно быть, до недавнего времени красовался лучший немец истерзанной России - Михаил Горбачев, на портретах которого художники, несмотря на свое воспитание в духе сурового социалистического реализма, никогда не обозначали родимое пятно, цвета запекшейся народной крови, осенявшее чело неудавшегося правителя. Ельцин чести быть помещенным в кабинете начальника уголовного розыска почему–то не удостоился. Скорее всего из–за отсутствия демократического парткома в управлении, который бы проявил заботу об обеспечении всех нужными портретами в нужное время. Впрочем, отсутствие президентского лика за спиной таило определенные удобства. Уйдет в тень временщик - от него будет легче откреститься, как он сам некогда открестился от тех, под чьими портретами просидел большую часть жизни, вкушая мед и пиво, которые по усам текли и в рот непременно же попали.
Окончив телефонный разговор, полковник демократично вышел из–за стола и сел на стул напротив Андрея.
- Насколько я понимаю, вы сын полковника Буракова? - спросил Джулухидзе. - Приятно, когда у смелого человека такие дети…
- Благодарю вас, - сказал Андрей и вежливо склонил голову. - Я к вам в надежде узнать что–либо новое по делу отца…
- Новое у нас тут каждую минуту, - сказал полковник и развел руки в стороны, словно старался показать, как много этого нового. - Вот только что вернулся с операции. Брали торговцев наркотиками. Отлучился на два часа, а здесь… - Он выдвинул ящик стола, вынул оттуда бумагу, положил перед собой, прикрыл ладонью. - Вот, сводка происшествий за сутки. Пять убийств. Два раза с применением огнестрельного оружия. Десять угонов автомобилей. Нанесения тяжких телесных повреждений. Изнасилования. Разбой… Симфония преступности, если угодно…
Андрей машинально кивал головой. Он вдруг понял: полковник готов говорить о чем угодно, только не о том, что его интересовало.
- Что–нибудь удалось установить по делу об убийстве отца? - спросил он, невежливо прерывая Джулухидзе.
- Почему нет? Собрано достаточно много сведений. Мы уже знаем, что убийца использовал девятимиллиметровый автомат "узи". Баллистическая экспертиза показала, что до этого в преступных акциях оружие не применялось. Скорее всего оно прибыло с Ближнего Востока одним из последних транспортов. Преступникам удалось скрыться до того, как была объявлена операция "Перехват". Обнаружить их машину мы пока не сумели.
- Как я понимаю, у вас по нулям, - подвел итог Андрей.
- Отрицательный результат - тоже результат. Уже очевидно, что организовали нападение профессионалы. В их планы не входило попадаться на месте или быть обнаруженными какое–то время спустя. Работали чисто.
- Значит, ни фактов, ни версии?
- Версия - самое дешевое, чем в любых случаях располагает следствие. Мы отрабатываем их сразу несколько. Впрочем, наиболее вероятно, что вашего отца убили по ошибке. Охотились за кем–то другим, а вот не вышло…
- Мафия? - спросил Андрей. Полковник иронически хмыкнул.
- Мафия - модное слово. Мы избегаем такого определения. Более точно говорить об организованной преступности.
- Если ошибка, то за кем же они охотились?
Полковник поджал губы и посмотрел на Андрея пристально.
- Вы исключаете возможность ошибки? - спросил он. - У вас на этот счет какие–то сведения?
- Никаких. Просто стремлюсь выяснить, за кого они могли принять отца?
- Такая версия у нас есть. Служит в гарнизоне полковник Родионов. Насколько нам известно, он раньше проходил службу в Карабахе, в Степанакерте. Там шла война между азерами и армянами. Кому–то из них он не угодил. Потому именно бандиты одной из сторон и могли в него целить. А попали в другого… Вы служите на Дальнем Востоке?
- В Забайкалье.
- Для меня это почти одно и то же, - признался Джулухидзе и улыбнулся. - Почти на краю света… А вам, я думаю, лучше всего не брать в голову наши заботы. Спокойно возвращайтесь на службу и оставьте все дела нам.
- Я хотел бы задержаться, - сказал Андрей. - Чтобы присутствовать…
- Это ваше личное дело, - перебил его полковник. - Только учтите: я бы не хотел, чтобы вы как–то влияли на следствие. Найдем концы, возьмем виноватых - вам сообщат без промедления…
Андрей вдруг понял: за внешней доброжелательностью полковника, за его показным участием скрывалось лишь естественное желание чиновника, на котором повисла масса дел, отделаться от любого просителя, сплавить его подальше.
- В любое время, - заливался полковник, - приходите ко мне… Проинформирую лично… Сделаем все возможное… Главное - верить в успех.
Андрей встал:
- Благодарю за внимание, товарищ полковник. Что касается веры - не обещаю. Я - атеист…
Андрей шел по коридору к выходу, опустив голову и покусывая нижнюю губу. Ощущение собственного бессилия привело его в состояние безысходного отчаяния. Он готов был взорваться и крушить подряд все, что подвернется под руку. Навстречу ему двигался высокий мужчина в серых брюках и голубой безрукавке. Проходя мимо Андрея, он вдруг толкнул его плечом.
- Извините, - сказал Андрей машинально, подумав, что столкновение произошло по его собственной неловкости. Но тут же последовал новый, достаточно ощутимый толчок. Андрей резко обернулся, готовый сказать резкость, и встретился с парой серых улыбающихся глаз.
- Владик?! Черт! - сказал он растерянно и распахнул руки. - Ты как здесь очутился?
С Владиком Кольцовым они учились в школе с пятого по десятый класс и потеряли друг друга из виду, когда Андрей уехал в военное училище.
- Капитан милиции Кольцов, - представился Владик с нарочитой серьезностью.
- Обскакал! - воскликнул Андрей. - Извините, товарищ капитан, я с вами так фамильярно…
- Хорошо понимаете службу, товарищ Бураков, - в тон ему ответил Владик. Они порывисто обнялись, стиснув друг друга по–медвежьи сильно и горячо.
- Вот, был у вашего Джулухидзе, - сообщил Андрей.
- Почему у нашего? - удивился Владик. - Начальик УВД - достояние общенародное. - И тут же с другой, скорбной интонацией: - Знаю, что тебя сюда привело. И даже догадываюсь, что тебе сказал Джу–Джу.
- Даже так? - удивился Андрей. - Значит, результат нашего разговора можно было спрогнозировать?
-Сомневаешься?
- Нет, но все же… В чем дело?
- Это не коридорный разговор, - сказал Владик. - Зайдем ко мне, поговорим.
Он подхватил Андрея за талию и повлек за собой. У одной из дверей достал из кармана ключ, отпер замок и пропустил гостя в стандартный кабинет - с двумя столами, двумя шкафами, с массивным сейфом, разделенным на два этажа - верхний и нижний, и с одним окном, забранным мощной решеткой.
- Садись, - предложил Владик, выдвинул стул и смахнул с него рукой невидимую пыль. - Гостем будешь.
Андрей устало опустился на стул.
- Почему же мне Джулухидзе не сказал напрямую, что надеяться не на что?
- Ха! - Владик обозначил взрыв скептического смеха. - Кто же в нашей конторе рискнет расписаться в собственном бессилии? И Джу–Джу на такое тоже не способен.
- Почему?
- Да потому, дорогой, что он сейчас не столько служит, сколько балансирует на тонкой проволочке над пустотой.
- Не понял.
- А что понимать? Союза не стало. Границы открыты. Человеку нерусскому сейчас у нас трудно определиться, кому служить, что делать. С одной стороны, он вроде бы служит России, но что это за страна? Есть ли в ней власть, которая защитит его принципиальность и преданность державе? Может, выгоднее сочувствовать своим землякам, которые помаленьку скупают Россию, присваивают все, что можно, и одновременно стараются с ней окончательно порвать связи…
- Ты против грузинской самостоятельности? - Вопрос Андрея прозвучал испытующе.
- Нет, почему, пусть катятся куда хотят. Только чтобы была строгая определенность. Мне не нравится, когда словами о самостоятельности прикрывают повышение цен на самые кислые мандарины в мире и самое кислое вино.
- Понял. И что же полковник?
- Джу–Джу? Главное - он боится высказывать свое мнение столь же определенно, сколь я. И потому в сложных делах крутится как уж на лопате. С одной стороны, вроде служит закону. Обязан служить, во всяком случае. Потому как получает деньги. С другой стороны, закон сейчас настолько ослаб, что не защищает ни граждан, ни тех, кто ему служит. Это заставляет Джу–Джу опасаться копать глубоко. Чтобы не накликать на себя беду.
- Что ты имеешь в виду?
- Эх, Андрюша! Вспомни ростовскую историю…
- Убийство полковника Блахотина?
- Именно. Следствие тогда сработало четко. Выявили участников и пособников. Убийц даже удалось арестовать в Ереване. Но вывести их в Россию для следствия и суда армянские боевики не дали…
- Ты говоришь, будто и здесь та же компания.
- Не исключено.
- Предполагаешь? - спросил Андрей с подозрением. - Или есть основания?
- Или есть…
- Значит, надо гнать прочь таких деятелей, как ваш Джу–Джу! Сраной метлой! На кой черт занимает место?
- Как на кой? - шумно высказал удивление Владик. - Что ты понимаешь, скептик несчастный! Таких, как наш Джу–Джу, один–два на всю страну! Он лучший тамада в мире…
Владик встал, вознес вверх правую руку, словно держал в ней рог с вином:
- Благородный рыцарь Дон Алонзо собирался в крестовый поход. Он надел на свою верную супругу Донну Алисию пояс целомудрия, чтобы уберечь от соблазна измены, запер замок на поясе, а ключ отдал Дону Альварецу, своему другу. И сказал, садясь на коня: "Если не вернусь из похода, откроешь замок и освободишь плоть Алисии". Дав коню шпоры, Дон Алонзо поскакал к войску. Вдруг у ближних холмов его остановил громкий крик. За рыцарем вдогонку скакал Дон Альварец. "Мой друг! - возглашал он и махал рукой. - Ты оставил нам не тот ключ!" Так выпьем, друзья, за крепкий мужской союз, за мужскую верную дружбу!
Андрей скупо усмехнулся.
- Когда потребуется тамада, я буду иметь полковника в виду. Сейчас нужен хороший сыщик.
- Ха! - сказал Владик. - Ты хочешь, чтобы у каждого было по нескольку талантов? Это, друг мой, чересчур!
- А ты тут чем занимаешься, Влад?
- Всем понемногу, только не сыском. - Кольцов явно не собирался говорить о своей работе, и Андрей это понял. - Так что помочь не могу…
- Спасибо. Ты мне помог…
Андрей вышел из управления, прислонился к чугунной ограде бульварчика, тянувшегося к вокзалу. Полез в карман, достал сигареты, заглянул в пачку, ничего не обнаружил, с ожесточением смял и резко швырнул в урну. Ударившись о ствол липы, комок точно попал туда, куда и положено.
Дождь перестал. Промытое небо отливало густой синевой. Светили оранжевые уличные фонари. Ночь обещала быть прохладной и тихой.
Поправив фуражку, Андрей собирался идти, как кто–то взял его за руку выше локтя. Андрей резко обернулся.
- Извини, старлей…
Рядом стоял кряжистый, крепкий мужчина, метр в плечах, два - ростом. Из–под копны темных волос на Андрея смотрели блестящие глаза, холодную остроту которых нисколько не смягчала радушная улыбка, растягивавшая полные губы.
- Слушаю, - сказал Андрей и резко стряхнул чужую ладонь со своей руки.
- Это ты сейчас был у Кольцова?
- А ты кто такой? - ответил Андрей вопросом, намеренно нажимая на "ты", чтобы показать нежелание вести какие бы то ни было разговоры.
- Я?! - В голосе незнакомца прозвучало искреннее удивление, словно бы артиста Папанова, выходившего с сеанса "Бриллиантовой руки", не узнал восторженный кинозритель. - Я капитан милиции Катрич. Артем Катрич, если угодно.
- Слушаю вас, товарищ капитан, - не принимая предложенного обращения, сказал Андрей.
- Ты к остановке? - поинтересовался Катрич. - Я провожу. Есть разговор.
- Я уже заметил, что у вас тут полно мастеров разговорного жанра, - недовольно буркнул Андрей.
Они медленно двинулись навстречу освежающему ветерку, который благодатной свежей струёй тянул с реки.
- У меня жанр не разговорный, - сказал Катрич, отвечая на реплику. - Я сыскарь. Вот увидел тебя в коридоре и понял - ты Бураков. Так?
- Что дальше? - сухо спросил Андрей.
- Тебе нужна помощь, верно? Ты же за этим приходил в управление?
- Вы что, всем помогаете?
- Просто мне показалось, что мы можем стать союзниками.
- В чем?
- У вас убили отца. У меня - друга. Я подозреваю, что все это работа одних рук. За такое следует отомстить.
- Я ищу не мести, а правосудия.
- Блажен, кто верует, - сказал Катрич и хмыкнул, усмехаясь. - Разве оно есть сегодня? На суд обывателю надеяться не приходится…
- Слово–то какое вы выбрали, - недовольно сказал Андрей. - О–бы–ва–тель…
- Что в этом зазорного? Обыватель - обычный житель, облеченный заботами о доме, семье, заработке. Так вот, таких суд не защищает. Ты сходи в наш районный, старлей. Облупленные стены, слепые окна, протертый линолеум. Среднее между рыгаловкой и вокзалом. А судьи? Сидят и дрожат. Боятся всех. Преступников, которые угрожают расправой, представителей власти. И радуются тем, кто оплачивает нужные приговоры наличными…
- Насколько я знаю, телефонное право отменено.
- Конечно, но телефоны остались. И если звонит судье руководитель демократической администрации и говорит: "Валентин Павлович, ты там повнимательней разберись с этим делом. Пусть тебя не сбивает давление, которое создает пресса. Сам понимаешь, сегодня на демократов готовы свалить все грехи…" - и поверь мне, старлей, что Валентин Павлович уловит в рокоте демократического совета нужные нотки.
- Какой же выход? - спросил Андрей резко.
- Самый простой. Когда рыжих бьют, рыжие должны объединяться. Когда государство перестает защищать своих граждан или защищает их ненадежно, граждане получают право на самозащиту. Именно это я и предлагаю.
- С точки зрения закона звучит сомнительно.
- О каких законах вы говорите, Бураков?
- Вы явно недовольны властью…
- О власти судят не по тому, сколько и каких законов она написала, а по тому, как выполняется в государстве самый малый закон. Было время, Сталин говорил: "Нашим противникам пущено крови на десять процентов меньше, чем предусмотрено планом". И в тот же миг носители власти - члены политбюро, наркомы, секретари обкомов, горкомов, союзов писателей, художников, архитекторов, композиторов - разъезжались по стране проливать недопролитую до нужного процента кровь. И добивались перевыполнения плана. А теперь? Важно план принять, потом хоть трава не расти…
- Выходит, предлагаешь проливать кровь ради выполнения обещаний?
- Тебя смущает наше право давать этой швали отпор? Наказать тех, кто виновен в убийстве твоего отца?
- Найти и передать милиции - это одно, а затевать войну - другое.
- Все, старлей. Вот тебе моя рука - и давай разошлись по–хорошему. Снаружи ты парень ничего, а изнутри, оказалось, так, ни с чем пирог. Прощай!
- Что так сразу? - спросил Андрей удивленно. Неожиданное решение Катрича задело его. Несмотря на остроту, с которой капитан предлагал дело, в его позиции было нечто привлекательное. В самом деле, почему не попытаться сделать то, на что у милиции нет ни сил, ни желания? Во всяком случае стоило поторговаться…
- А то, что твоя неуверенность мне не по душе. Учти, даже если мы с тобой соберем в милиции всю сволочь до единого и передадим правосудию в мешке, долго в нем сидеть никто не будет. То ли побег, то ли зачет примерного поведения, амнистия, наконец, и они снова возьмутся за ножи и автоматы. Меня лично такое не устраивает. Эту сволочь надо просто давить.
- Давить людей мне не по душе, капитан. Пусть в исполнение приговоры приводят те, кому по штату положено.
- Значит, черкес Билю Дударов. Он у нас в кустовой тюрьме исполнитель. Такой мужичок - метр с кепкой и с пистолетом.
- Вот он и пусть исполняет, - согласился Андрей.
- Того, кого к нему приведут, он шлепнет. Но приводят к нему немногих. Теперь приговоры гуманные. Не такие, какой они твоему отцу вынесли. Поверь моему опыту. А мы с тобой свой трибунал образуем. Справедливый и честный.
- И черный, - усмехнулся Андрей.
- Цвет меня не пугает. Все дело в неотразимости возмездия. Кольцов тебе его никогда не обеспечит, будь уверен.
- Вы в контрах?
- Мне с ним делить нечего. Просто он человек не моего вкуса. Ландскнехт по найму. Сильный, умный, беспринципный. Готов служить тому, кто больше даст. Сейчас считает выгодным сидеть в управлении. Сидит. Спокойно, уверенно. Капканы ставит. Знает - начальству нужен. И ждет, когда Джулухидзе рухнет. Тогда займет его место. Короче - верхолаз. Пока на макушку не заберется - не успокоится.
- Раньше за ним такого не замечал, - удивился Андрей.
- Другая была эпоха. Кто высовывался, того пристукивали по кумполу. И осаживали. Теперь кто выше подскочит, тот и выскакивает. Хоть в депутаты, хоть в президенты…