- Твой сын Базо.
- Пулевые раны все еще не зажили на его теле.
- Тем не менее он - вождь из рода Кумало, - с гордостью прошептал Ганданг. - Настоящий мужчина.
- Один-единственный мужчина! - возразила Джуба. - А где же боевые отряды?
- Импи тайно собираются в укромных местах и снова учатся тому, что еще не успели забыть.
- Ганданг, мой повелитель, мое сердце вновь разрывается, слезы набухают в глазах, как грозовые тучи летом. Неужели не избежать новой войны?
- Ты - дочь матабеле, чистокровная занзи с юга. Отец твоего отца последовал за Мзиликази, твой отец проливал кровь за Мзиликази, а твой сын - за Лобенгулу, отчего же ты задаешь такой вопрос?
Джуба молчала: если в глазах Ганданга горит огонь, спорить бесполезно. Когда снисходит безумие битвы, места для рассудка не остается.
- Джуба, моя Маленькая Голубка, как только пророчество Умлимо войдет в силу, для тебя тоже найдется работа.
- Что именно мне нужно сделать, мой господин?
- Женщины должны будут отнести лезвия ассегаев, завернув их в одеяла и связки травы, туда, где ждут импи.
- Да, мой господин, - бесстрастно ответила Джуба и опустила глаза под жестким горящим взглядом мужа.
- Белые люди и канка не заподозрят женщин и позволят им свободно передвигаться по дорогам, - продолжал Ганданг. - Теперь, когда жены короля погибли или разбежались, ты - мать народа. Ты соберешь молодых женщин, научишь их, что делать, и проследишь, чтобы они передали сталь в руки воинов в тот момент, который предвидела Умлимо, - во время, когда крест поглотит безрогий скот.
Джуба медлила с ответом, опасаясь вспышки гнева. Гандангу пришлось надавить на нее.
- Женщина, ты слышала мои слова, ты знаешь свой долг перед мужем и народом.
Только тогда Джуба подняла голову и заглянула в глубь темных горящих глаз.
- Прости меня, мой повелитель. Я не могу исполнить твой приказ. Не могу приложить руку к тому, чтобы снова принести горе на эту землю. Не могу вновь услышать плач вдов и сирот. Пусть другая отнесет окровавленную сталь.
Джуба ожидала вспышки гнева и терпеливо вынесла бы ее, как это бывало сотни раз, однако теперь в глазах мужа мелькнуло нечто незнакомое - презрение. Она растерялась.
Ганданг встал и пошел к реке. Джуба хотела броситься следом и упасть мужу в ноги, но вспомнила слова Номусы: "Господь милосерден, тем не менее путь, уготованный Им для нас, невероятно суров".
И Джуба поняла, что не может двинуться с места. Пойманная между двумя мирами, она не знала, какой долг важнее, и душа словно разрывалась пополам.
Остаток дня Джуба просидела в одиночестве под смоковницей. Скрестив руки на груди, она покачивалась, будто успокаивая плачущего ребенка, и не находила утешения. Наконец она подняла взгляд и с облегчением увидела двух своих служанок. Поглощенная горем и растерянностью, Джуба даже не слышала, как девушки подошли, - возможно, они давно сидели рядом.
- Я вижу тебя, Руфь, - кивнула она. - И тебя тоже, Имбали, мой Маленький Цветок. Почему вы такие грустные?
- Мужчины ушли в холмы, - прошептала Руфь.
- И забрали ваши сердца… - Джуба улыбнулась тепло и печально, будто вспоминая пылкую страстность собственной юности и сожалея, что теперь огонь почти угас.
- Каждую одинокую ночь я мечтала лишь о моем прекрасном муже, - пробормотала Руфь.
- А также о славном сыне, которого он тебе подарит, - фыркнула Джуба. Она знала об отчаянном желании девушки забеременеть и поддразнивала, любя. - Лелеса, Молния, - у твоего мужа отличное имя.
Руфь повесила голову.
- Не дразни меня, Мамевету, - жалобно попросила она.
Джуба повернулась к Имбали:
- А ты, Маленький Цветок, тебе тоже не хватает пчелки, которая пощекочет твои лепестки?
Девушка хихикнула, прикрыв рот ладонью, и заерзала от смущения.
- Мамевету, если мы тебе нужны, то останемся с тобой, - искренне предложила Руфь.
Джуба заставила их помучиться еще несколько секунд.
Какие упругие и аппетитные тела у этих девочек, каким пылом горят их темные глаза, как им хочется насладиться всем, что можно получить от жизни!
Джуба с улыбкой хлопнула в ладоши:
- Идите уж! Кое-кто другой нуждается в вас больше, чем я. Идите, ваши мужчины ждут.
Девушки завопили от радости и, отбросив все церемонии, с восторгом обняли Джубу.
- Ты солнце и луна одновременно! - заявили они и бросились готовиться к путешествию в холмы.
Радость девушек немного облегчила горе Джубы, но с наступлением ночи ее не позвали в хижину Ганданга, и боль нахлынула с новой силой. В одиночестве Джуба плакала, пока не уснула, однако даже сон не принес избавления - в нем пылало пламя и пахло гниющей плотью. Джуба вскрикивала во сне, но некому было услышать ее крики и разбудить.
Генерал Сент-Джон натянул поводья и оглянулся на опустошенный лес: саранча полностью уничтожила листья, и спрятаться было негде. Отсутствие укрытий усложняло задачу.
Приподняв широкополую шляпу, Мунго вытер мокрый лоб. В этом месяце жара стояла убийственная. На горизонте громоздились кучевые облака, над голой раскаленной землей дрожал и наплывал волнами горячий воздух. Генерал тщательно расправил черную повязку на пустой глазнице и обернулся, разглядывая свой отряд: пятьдесят человек, все матабеле, правда, одетые в причудливую смесь традиционной и европейской одежды. Кто-то носил залатанные штаны, кто-то - меховые юбки. Одни ходили босиком, другие - в сандалиях из сыромятной кожи, а некоторые щеголяли в ботинках на босу ногу. Большинство были обнажены по пояс, некоторые носили отслужившие свое кители или рваные рубашки. Тем не менее их всех объединяла одна общая деталь туалета - на левой руке выше локтя висел на цепочке полированный медный диск с надписью "Полиция БЮАК". Кроме того, каждый полицейский был вооружен новеньким многозарядным "винчестером" с полным патронташем.
Генерал Сент-Джон оглядел свой отряд с мрачным удовлетворением: в пыли по колено, они совершили быстрый марш-бросок на юг, легко поспевая за лошадью Мунго. Несмотря на отсутствие укрытий, стремительность налета наверняка захватит краали врасплох.
"Совсем как в добрые старые времена!" - подумал Мунго, вспоминая набеги на западное побережье для захвата рабов - до того, как проклятый Линкольн и чертов флот ее величества пресекли многомиллионный бизнес. Тогда они тоже быстро налетали, окружая деревню, и на рассвете набрасывались на жителей, разбивая дубинами кудрявые черные головы.
Мунго встряхнулся. Постарел он, что ли? Слишком часто стал вспоминать прошлое.
- Эзра!
На оклик генерала к нему подъехал сержант - громадный матабеле со шрамом на щеке, единственный всадник в пешем отряде, не считая самого Сент-Джона. Шрам остался на память о несчастном случае в шахте, на алмазных приисках в Кимберли, в шестистах милях к югу. Именно там сержант взял себе новое имя и выучил английский язык.
- Далеко ли еще до крааля Ганданга? - спросил Мунго.
- Еще вот столько. - Эзра махнул рукой, описав в небе дугу, которую солнце пройдет за пару часов.
- Ясно. Вышли вперед разведчиков, - приказал Мунго. - Только пусть сделают все как велено. Объясни им еще разок, что они должны перейти реку Иньяти выше крааля, обойти его и ждать у подножия холмов.
Необходимость переводить каждое слово команды ужасно раздражала Сент-Джона, и в сотый раз он пообещал себе выучить исиндебеле.
Эзра с преувеличенной помпезностью отдал генералу честь, подражая британским солдатам, за которыми наблюдал из зарешеченного окна камеры, отбывая срок за кражу алмазов. Затем сержант повернулся к отряду и прокричал приказ.
- Предупреди их, что к рассвету они должны быть готовы - именно тогда мы появимся в деревне.
Мунго отвязал от луки седла флягу в войлочном чехле и вытащил пробку.
- Они готовы, нкоси, - доложил Эзра.
- Прекрасно, сержант, пусть отправляются, - ответил Мунго, поднося флягу к губам.
Разбуженная криками женщин и детским плачем, Джуба приняла их за часть своих кошмаров и натянула меховую накидку на голову.
Дверь в хижину с треском выбили, и внутрь ворвались люди. Окончательно проснувшись, Джуба сбросила с себя одеяло. Ее грубо схватили и, несмотря на крики и попытки вырваться, вытащили на улицу. На востоке занималась заря. Полицейские подкинули дров в огонь, и в свете костра Джуба сразу же узнала белого мужчину. Чтобы ее не заметили, она торопливо смешалась с толпой плачущих женщин.
Разъяренный Мунго орал на сержанта, расхаживая возле костра и раздраженно постукивая себя хлыстом по голенищу начищенного сапога. Единственный глаз Сент-Джона горел огнем, лицо налилось кровью, напоминая цветом бородку черного сингиси, уродливого стервятника вельда.
- Где мужчины? Я спрашиваю, куда они подевались!
Сержант Эзра прошелся вдоль ряда испуганных женщин, вглядываясь в лица. Джубу он мгновенно узнал и остановился перед одной из "первых леди" племени. Джуба выпрямилась. Несмотря на наготу, в ней чувствовалось королевское величие и достоинство. Она ожидала от полицейского какого-то знака уважения, но вместо этого сержант схватил ее за запястье и грубо вывернул руку, заставив опуститься на колени.
- Где амадода? - прошипел он. - Куда ушли мужчины?
Джуба проглотила крик боли и хрипло ответила:
- Мужчин здесь действительно не осталось. Тех, кто носит на плече медные бляхи Лодзи, мужчинами точно не назовешь…
- Ах ты, жирная корова! - Разозленный сержант дернул ее руку вверх, и Джуба уткнулась лицом в землю.
- Прекрати, канка! - Сквозь гомон прорезался властный голос, и мгновенно воцарилось молчание. - Отпусти женщину.
Сержант невольно повиновался и отступил назад. Даже Мунго Сент-Джон перестал нервно расхаживать туда-сюда.
К костру вышел Ганданг. Одетый лишь в короткую набедренную повязку, он все равно выглядел угрожающе, точно лев на охоте. Сержант отшатнулся. Джуба с трудом поднялась, потирая запястье, но Ганданг не смотрел на нее, а подошел прямо к Сент-Джону.
- Что тебе нужно, белый человек? Зачем ты пришел в мой крааль, точно вор в ночи?
Мунго посмотрел на сержанта, ожидая перевода.
- Он назвал тебя вором, - сказал Эзра.
Мунго вздернул подбородок и хмуро уставился на Ганданга:
- Он знает, зачем я пришел. Мне нужны двести сильных молодых мужчин.
Ганданг немедленно прибег к отработанному приему, изображая тупого туземца. Мало кто из европейцев умел этому противостоять, а люди вроде генерала Сент-Джона, не знающие языка, были к тому же вынуждены мириться с долгим процессом перевода. Солнце стояло уже высоко, когда Ганданг повторил вопрос, заданный почти час назад:
- Зачем он хочет забрать моих юношей? Ими здесь хорошо.
Стиснутые кулаки Мунго задрожали от сдерживаемого напряжения.
- Все мужчины должны работать, - перевел сержант. - Таков закон белых людей.
- Скажи ему, что у матабеле другой закон, - парировал Ганданг. - Амадода не видят доблести в том, чтобы копаться в грязи. Это дело женщин и амахоли.
- Индуна говорит, что его люди не будут работать, - злонамеренно исказил его слова сержант.
Мунго Сент-Джон потерял самообладание: стремительно шагнув вперед, он ударил вождя хлыстом по лицу.
Ганданг моргнул, но не вздрогнул, не стал ощупывать быстро распухающий блестящий след на щеке, не сделал попытки остановить тонкую струйку крови из разбитой губы, позволив ей капать с подбородка на обнаженную грудь.
- Сейчас в моих руках нет оружия, белый. - Шепот Ганданга прозвучал громче крика. - Но времена меняются. - С этими словами он развернулся и ушел в свою хижину.
- Ганданг! - закричал Мунго Сент-Джон ему в спину. - Твои люди будут работать, даже если мне придется ловить их и заковывать в цепи, словно зверей!
Две девушки быстро шли по тропе плавной покачивающейся походкой, удерживая на голове большие свертки с подарками для своих мужчин. Там были соль и кукурузная мука, нюхательный табак, бусы и отрезы ткани для набедренных повязок, вторые девушки выменяли в лавке Номусы в миссии Ками.
Покинув полосу опустошения, оставленную саранчой, подруги оказались в лесу, где среди желтых цветов акаций жужжали пчелы. Впереди вздымались округлые гранитные холмы, в которых прятались мужчины, и девушки воспрянули духом, оживленно перекликаясь и болтая. Их веселый смех, словно звон колокольчиков, разносился далеко вокруг.
Они обогнули подножие высокой скалы и, не останавливаясь, стали подниматься по естественным каменным ступеням, ведущим в крутую расщелину, откуда можно выйти на вершину.
Имбали шла впереди, подпрыгивая на неровной тропе, покачивая упругими ягодицами под короткой юбочкой. Руфь, изнывая от нетерпения не меньше подруги, следовала за ней. Они добрались до крутого поворота между двумя громадными округлыми валунами.
Имбали остановилась так резко, что Руфь чуть не налетела на нее и встревоженно вскрикнула, увидев стоящего посреди тропы мужчину с ружьем в руках. Незнакомец, несомненно, принадлежал к племени матабеле, хотя девушки никогда раньше его не встречали. Он был одет в синюю рубашку, на бицепсе поблескивал медный диск.
Руфь поспешно оглянулась и снова ахнула: еще один вооруженный незнакомец вышел из тени валуна, отрезая путь к отступлению. Он улыбался, но девушкам эта улыбка не понравилась. Они опустили свои ноши на землю и прижались друг к другу.
- Куда идете, кошечки? - спросил улыбающийся канка. - Никак, котика себе и ищете?
Подруги смотрели на него огромными испуганными глазами.
- Мы пойдем с вами, - заявил он.
Невероятно широкая грудь и кривые, чрезмерно мускулистые ноги делали незнакомца уродливым. Улыбка обнажала ослепительно белые лошадиные зубы, но глаза оставались холодными и мертвыми.
- Берите свои свертки, кошечки, и отведите нас к котам.
Руфь покачала головой:
- Мы не знаем, о чем ты говоришь. Мы всего лишь идем искать целебные корни.
Полицейский подошел поближе странно раскачивающейся походкой и пнул сверток Руфи. Содержимое высыпалось на землю.
- Ага! - холодно улыбнулся канка. - Если вы идете за мути, то зачем несете с собой такие подарки?
Руфь упала на колени, торопливо собирая рассыпавшиеся по каменистой почве бусы и кукурузу.
Незнакомец положил руку ей на спину и погладил гладкую черную кожу.
- Мурлычь, котенок, - усмехнулся он, и Руфь застыла на месте.
Канка легко провел толстыми сильными пальцами по спине и положил громадную ладонь с выпирающими костяшками на затылок девушки. Руфь задрожала, почувствовав его пальцы на шее.
Имбали заметила, как мужчины переглянулись, и поняла их намерения.
- Она замужем, - прошептала девушка. - Ее муж - племянник Ганданга. Поберегись, канка.
Пропустив слова Имбали мимо ушей, полицейский заставил Руфь встать и повернул ее лицом к себе.
- Отведи нас туда, где прячутся мужчины.
Руфь уставилась на него и внезапно плюнула ему в лицо. Слюна заляпала щеки и закапала с подбородка.
- Канка! - прошипела девушка. - Предатель!
Незнакомец продолжал улыбаться.
- Именно этого я от тебя и добивался.
Крепко держа Руфь за шею, он взялся за шнурок на поясе и резко дернул - юбка упала. Девушка вырывалась, прикрывая низ живота ладонями. Канка посмотрел на ее обнаженное тело и часто задышал.
- Присмотри за второй, - велел он напарнику, бросив ему свой "винчестер".
Полицейский поймал ружье за приклад и, подталкивая дулом, заставил Имбали прижаться спиной к высокому гранитному валуну.
- Скоро придет наша очередь, - заверил он девушку и повернулся посмотреть на другую пару.
Канка оттащил Руфь всего на несколько шагов от тропы, где их едва скрывал редкий безлистный кустарник.
- Мой муж убьет тебя! - закричала Руфь.
До стоящих на тропе доносился каждый звук, даже неровное дыхание насильника.
- Если уж мне придется поплатиться жизнью, то обслужи меня как следует! - хихикнул он и вдруг ахнул от боли. - Ах ты, кошечка! Ты еще и царапаешься!
Раздался шлепок, послышались звуки борьбы, кусты задрожали, и галька посыпалась вниз по склону.
Охранявший Имбали полицейский вытянул шею, пытаясь разглядеть, что происходит, и облизнулся. Сквозь голые ветки он видел размытое движение, кто-то рухнул на землю. Навалившееся сверху тяжелое тело вышибло из девушки дух.
- Лежи спокойно, кошечка! - пропыхтел канка. - Не зли меня. Лежи, говорю!
Руфь вдруг закричала пронзительным звенящим криком умирающего животного. Она все кричала, а канка кряхтел: "Да, вот так". Потом он захрюкал, как боров у корыта. Руфь продолжала кричать.
Охранявший Имбали полицейский прислонил второй "винчестер" к скале и отошел с тропы. Дулом ружья он раздвинул ветки, чтобы лучше видеть. Его лицо распухло и побагровело от похоти, и, увлеченный происходящим, он забыл обо всем на свете.
Пользуясь моментом, Имбали потихоньку отходила в сторону, прижимаясь спиной к скале, потом на мгновение замерла, собираясь с духом перед рывком. Ей удалось добраться до поворота тропы, прежде чем охранник обернулся.
- А ну вернись! - заорал он.
- Что там у вас? - недовольным голосом глухо спросил канка из кустов.
- Вторая девчонка сбежала!
- Догони ее! - приказал канка, и его напарник бросился в погоню.
Имбали успела отбежать на пятьдесят шагов. Подгоняемая ужасом, она летела вниз по неровному склону, словно газель. Полицейский взвел курок "винчестера", уперся прикладом в плечо и выстрелил наугад, не целясь.
Попадание было случайным. Большая свинцовая пуля ударила в поясницу и вырвала кусок живота. Имбали упала и покатилась по крутому склону, безвольно размахивая руками и ногами.
С видом крайнего изумления и недоверия на лице полицейский опустил ружье и медленно двинулся туда, где лежала распростертая на спине девушка. В подтянутом животе зияла жуткая рана, из которой выпирали разорванные внутренности. Имбали перевела взгляд налицо полицейского, на мгновение в ее глазах вспыхнул ужас, потом они медленно потухли.
- Умерла… - сказал канка, который оставил Руфь и спустился с тропы. Передник лежал в кустах, полы синей рубахи развевались над голыми ногами.
Полицейские растерянно смотрели на мертвую девушку.
- Я не хотел! - воскликнул канка с еще горячим ружьем в руках.
- Нельзя позволить второй вернуться и рассказать, что произошло, - ответил напарник и повернул обратно к тропе. По дороге он подобрал свой стоявший у скалы "винчестер" и пошел в редкий кустарник.
Полицейский все еще не мог оторвать взгляд от мертвых глаз Имбали, когда раздался второй выстрел. Канка вздрогнул и поднял голову. Эхо выстрела отдавалось от гранитных склонов. Второй канка вернулся на тропу. Выброшенная из затвора гильза звякнула о камень.
- Теперь надо придумать историю для Сияющего Глаза и вождей, - тихо сказал он, завязывая на толстой талии меховой передник.
В крааль Ганданга девушек привезли на серой лошади сержанта: ноги свисали с одной стороны седла, а руки - с другой. Обнаженные тела завернули в одеяло, словно стыдясь нанесенных им ран, но кровь пропитала ткань и засохла черными пятнами, по которым довольно ползали большие зеленые мухи.