Согласно завещанию, когда больное сердце перестало биться, мистер Родс вновь отправился в Булавайо по железной дороге, проложенной Ральфом Баллантайном. Вагон-катафалк, в котором стоял гроб, покрывали фиолетовые и черные драпировки. В каждом городе поезд останавливался, и те, кого Родс называл "мои родезийцы", приносили горы венков. В Булавайо гроб поставили на лафет, запряженный черными быками, которые неторопливо затащили его на округлую вершину в холмах Матопо, выбранную Родсом.
Над открытым склепом возвышался подъемник, вокруг собрались люди: элегантные джентльмены, офицеры Й военной форме, дамы с черными лентами на шляпах. За ними простиралось море полуобнаженных черных тел: двадцать тысяч матабеле пришли на погребение во главе с индунами, когда-то встретившими Родса возле этого самого холма для мирных переговоров, - Ганданг, Бабиаан и Сомабула стали глубокими стариками.
Возле могилы стояли люди, сменившие вождей у власти: управляющие компанией Милтон и Лоули, а также члены первого Совета Родезии. Среди них был и Ральф Баллантайн с юной женой.
С выражением печали на лице Ральф наблюдал, как гроб на цепях опустили в склеп. Епископ зачитал вслух написанное Редьярдом Киплингом стихотворение:
Он кинул свой прощальный взор
На цепь минувших лет,
Через гранит, через простор,
Что солнцем перегрет.
Отвагою души горя,
Герой рассеял тьму,
Тропу на север проторя
Народу своему.
Тяжелую медную пластину уложили на место. Ганданг сделал шаг вперед и поднял руку.
- Отец умер! - прокричал он.
В ответ раздался дружный хор голосов, слившихся воедино, точно громовой удар тропической бури:
- Байете! Байете!
Матабеле впервые приветствовали белого человека как короля.
Медленно, словно нехотя, толпа стала расходиться. Матабеле, будто дым, растворились в ущельях своих священных холмов, а белые пошли по тропе, ведущей к подножию холма. Ральф помог Элизабет спуститься по неровному склону.
- Покойник был мошенником, а ты по нему слезы льешь! - поддразнил он жену.
- Я так растрогалась, - ответила она, вытирая глаза. - Когда Ганданг это сделал…
- Да уж. Родс всех умудрился вокруг пальца обвести, включая тех, кого сделал рабами. Черт побери, хорошо, что его похоронили в скале, закрыв склеп крышкой, - не то он бы в последний момент обманул самого дьявола и выскочил из могилы!
Ральф вывел жену из потока людей, спускавшихся по тропе.
- Я велел Исази поставить коляску за холмом, чтобы нас в толкучке не задавили.
Лишайники раскрасили гранит под ногами в ярко-оранжевый цвет. Ящерки разбегались, прятались в трещинах и сердито смотрели оттуда на непрошеных гостей, раздувая горло и выставив шипы на уродливых синих головах.
Ральф помедлил на нижнем склоне, где изломанная ветрами брахистегия чудом держалась в одной из трещин, и посмотрел на вершину.
- Он наконец-то умер, но его компания по-прежнему правит нами. У меня еще много работы - на всю оставшуюся жизнь хватит.
Несмотря на жару, Ральфа бросило в дрожь.
- Что с тобой, милый? - тут же обернулась к нему обеспокоенная Элизабет.
- Ничего, - ответил он. - Собственное привидение увидел… Давай-ка поторопимся, пока Джон-Джон окончательно не свел с ума бедного Исази!
Ральф взял жену под руку и повел туда, где Исази поставил в тени коляску. С расстояния в сотню шагов ясно слышались бесконечные вопросы Джонатана, каждый из которых завершался фразой "Утини, Исази? - Верно, Исази?".
В ответ раздавалось терпел и вое "Э-э, Баву. - Да-да, Маленький Овод".
Часть II
Год 1977-й
Лендровер" свернул с асфальтированной дороги на грунтовую, и серая пыль тут же заклубилась из-под колес. Машина была далеко не новая: окрашенные в песочный цвет борта исцарапаны колючками и кустами до голого металла, резина шин изрезана острыми камнями. Дверцы и крыша сняты, разбитое ветровое стекло лежало на капоте, и ветер дул в лицо сидящим на передних сиденьях мужчинам. Над спинками сидений высилась стойка для ружей с выстланными губчатой резиной подставками, на которых выстроился внушительный арсенал: две полуавтоматические винтовки "ФН" с камуфляжной окраской; девятимиллиметровый автомат "узи" с магазином повышенной вместимости, готовый к немедленному использованию; и зачехленный "зауэр", заряженный патронами "магнум" 458-го калибра и способный одной пулей уложить слона. Рюкзаки с запасными патронами и фляга с водой в мокром парусиновом чехле свисали с верхней перекладины стойки, покачиваясь от каждого рывка "лендровера".
Крейг Меллоу не снимал ноги с педали газа, вжимая ее в пол, и стрелка спидометра зашкаливала. Хотя кузов машины дребезжал и грозил вот-вот рассыпаться, двигатель работал как часы: Крейг всегда сам его отлаживал и ремонтировал.
На засаду нужно нарываться одним-единственным способом - на полной скорости, чтобы проскочить ее как можно скорее. Учитывая, что обычно засада тянется по крайней мере на полкилометра, даже на скорости в сто пятьдесят километров обстрел будет продолжаться двенадцать секунд. За это время хороший стрелок с "Калашниковым" в руках может опустошить три магазина по тридцать патронов каждый.
Да, ехать надо быстро, правда, мина - это вам не "Калашников": такая милашка, набитая десятью килограммами пластика, может одним пинком подкинуть вас вместе с машиной футов на пятьдесят в воздух, да так, что хребет сквозь макушку выскочит.
Поэтому Крейг, развалившись на жестком кожаном сиденье, зорко вглядывался в дорогу. Солнце почти достигло зенита, и с утра по дороге уже проезжали машины, так что он старался держаться отпечатков шин в пыли, одновременно высматривая оказавшийся не на месте пучок травы, пачку сигарет или сухую коровью лепешку - все, что могло прикрыть следы ямы на дороге. Вообще-то в такой близости к Булавайо пьяный водитель представлял куда более серьезную угрозу, чем террористы, и все-таки лучше не расслабляться.
Искоса глянув на пассажира, Крейг махнул рукой, показывая за спину. Его спутник повернулся и достал из сумки-холодильника две запотевшие банки пива "Лайон".
Крейгу Меллоу исполнилось двадцать девять, но растрепанная шевелюра, невинный взгляд светло-коричневых глаз и застенчивый изгиб мягких губ придавали ему вид маленького мальчика, который все время ждет незаслуженного упрека. На рукавах рубашки цвета хаки он все еще носил нашивки лесничего министерства охраны природы.
Рядом с ним сидел Самсон Кумало, высокий парень-матабеле с интеллигентным лицом и гладко выбритым квадратным подбородком, тоже одетый в форму лесника. Он открыл обе банки пива, увернувшись от брызг, и передал одну Крейгу. Тот благодарно махнул банкой и приложился к ней, потом облизал пену с верхней губы.
"Лендровер" ехал по извилистой дороге сквозь холмы Ками. Не доезжая до перевала, Крейг бросил пустую жестянку в пакет для мусора, привязанный к приборной доске, и снизил скорость, выглядывая поворот.
В высокой желтой траве прятался маленький выцветший указатель: "Англиканская миссия в Ками. Поселок для сотрудников. Тупик".
Крейг не ездил по этой дороге почти целый год и чуть не пропустил поворот.
- Сюда! - крикнул Сэм, и Крейг резко повернул руль.
Узкая грунтовая дорога, попетляв по лесу, неожиданно вывела к обсаженной тюльпанными деревьями аллее, за которой виднелся поселок. Стволы деревьев были толще человеческого туловища, темно-зеленые ветви смыкались высоко над головой. На обочине в начале аллеи, почти скрытая деревьями и высокой травой, тянулась низкая побеленная ограда с проржавевшей железной калиткой. Подъехав к ней, Крейг заглушил мотор.
- Зачем мы остановились? - поинтересовался Самсон.
По негласной договоренности друзья говорили по-английски только наедине друг с другом, а в присутствии посторонних - на исиндебеле; наедине Сэм звал Крейга по имени, а прилюдно обращался к нему нкоси или мамбо. В искалеченной войной стране за свободное владение английским Самсона могли счесть прихвостнем белых, а за дружеские отношения с негром Крейгу грозило клеймо любителя черномазых и потенциального предателя.
- Зачем мы на старом кладбище остановились? - повторил Самсон.
- Слишком много пива выпил, - ответил Крейг, выходя из машины и потягиваясь. - Отлить надо бы.
Окропив помятое переднее колесо "лендровера", он влез на низкую кладбищенскую ограду и сел, болтая голыми загорелыми ногами. Одет он был в шорты цвета хаки и замшевые ботинки на босу ногу: в носках колючие семена травы застревают.
Внизу, у подножия заросших лесом холмов, виднелась миссия Ками: крытые сухой травой старинные здания, построенные до начала века, и красные черепичные крыши новой школы и больницы. А вот дома поселка, для уменьшения затрат покрытые некрашеными асбестовыми плитами, казались неприглядным серым пятном на фоне прелестной зелени полей. Крейг торопливо отвел взгляд от неприятного зрелища.
- Сэм, ты где? Ехать пора… - Осекшись, он нахмурился. - Что ты там делаешь?
Самсон зашел на кладбище через кованую железную калитку и беззастенчиво мочился на могильную плиту.
- Черт возьми, Сэм! Это же осквернение могилы!
Сэм отряхнулся и застегнул ширинку.
- Семейная традиция: дедушка Гидеон научил, - объяснил он и перешел на исиндебеле: - Нужно полить, чтобы цветок снова вырос.
- Что-то я ни черта не понял.
- Тот, кто здесь похоронен, убил девушку-матабеле по имени Имбали, Цветок, - сказал Самсон. - Дед всегда поливает его могилу, когда проходит мимо.
Негодование Крейга сменилось любопытством, и он подошел к Самсону.
Памяти генерала Мунго Сент-Джона, убитого во время восстания матабеле в 1896 г.
Крейг прочитал надгробную надпись:
Нет более великой любви, чем та, которая заставляет отдать свою жизнь ради другого. Бесстрашный мореплаватель, храбрый солдат, преданный муж и заботливый отец навсегда останется в памяти жены Робин и сына Роберта.
Крейг смахнул со лба челку, которая лезла в глаза.
- Судя по надписи, мужик был что надо.
- Кровожадный убийца, вот он кто! И сделал все возможное, чтобы спровоцировать восстание.
- Да ну?
Крейг подошел к следующей могиле.
Здесь лежат бренные останки доктора РОБИН СЕНТ-ДЖОН, в девичестве Баллантайн, основателя миссии Ками.
Перешла в мир иной 16 апреля 1931 г. в возрасте 94 лет.
Верная слуга Твоя, Господи.
- Ты про нее что-нибудь знаешь? - оглянулся Крейг на Самсона.
- Мой дед называет ее Номуса, Дочь Милосердия. Она была одним из самых замечательных людей когда-либо живших на этом свете.
- Я ничего о ней не слышал.
- А следовало бы: она твоя прапрабабушка.
- Никогда особо не интересовался семейной историей. Мать приходилась отцу троюродной сестрой - вот и все, что я знаю. Меллоу и Баллантайны вечно женились друг на друге - я так толком и не разобрался, кто кому кем приходится.
- "У человека без прошлого нет будущего", - процитировал Сэм.
- Иногда так и хочется тебя стукнуть, - ухмыльнулся Крейг. - Все-то ты знаешь.
Он прошел вдоль ряда старинных могил. Некоторые были украшены затейливыми надгробиями с голубками и плачущими ангелочками, с выцветшими искусственными цветами под стеклянным колпаком. На других стояли скромные бетонные плиты со стертыми надписями. Крейг читал те, которые мог разобрать.
РОБЕРТ СЕНТ-ДЖОН
54 года
Сын Мунго и Робин
ДЖУБА ДУМАЛО
83 года
Лети, Маленькая Голубка
Увидев свою фамилию, Крейг замер.
ВИКТОРИЯ МЕЛЛОУ, в девичестве Кодрингтон Умерла 8 апреля 1936 г. в возрасте 63 лет
Дочь Клинтона и Робин, жена Гарольда
- Слушай, Сэм! Если ты прав насчет остальных, то это, должно быть, моя прабабушка.
Из трещины на могильной плите рос пучок травы. Крейг нагнулся и выдернул его - и вдруг почувствовал незримую связь с прахом, покоящимся под надгробием: когда-то этот прах был женщиной, которая смеялась, любила и дала жизнь ребенку, чтобы Крейг мог появиться на свет.
- Привет, бабушка, - прошептал он. - Жаль, что я про тебя ничего не знаю.
- Крейг, уже почти час дня! - крикнул Сэм.
- Иду! - И все же Крейг задержался на несколько мгновений, охваченный непривычной тоской.
"Спрошу Баву!" - решил он и пошел к "лендроверу".
Он остановил машину возле первого дома в поселке: маленький дворик был недавно подметен, на веранде стояли горшки с петуниями.
- Слушай, Сэм, - начал Крейг, преодолевая неловкость, - я даже не знаю, что тебе теперь делать. Пожалуй, ты можешь пойти в полицию, как и я. Не исключено, что нам удалось бы снова работать вместе.
- Может, и удалось бы, - бесстрастно согласился Сэм.
- Хочешь, я поговорю с Баву насчет работы для тебя в Кингс-Линн?
- Бумажки перекладывать? - спросил Сэм.
- Да уж… - Крейг почесал за ухом. - Но ведь тоже работа, какая-никакая.
- Я подумаю, - пробормотал Сэм.
- Черт, мне ужасно неудобно, что так получилось. Ты ведь был вовсе не обязан уходить со мной - вполне мог бы остаться в министерстве…
- После того, что с тобой сделали? Ни за что! - покачал головой Сэм.
- Спасибо, старина.Они помолчали. Сэм вылез из "лендровера" и вытащил свой багаж.
- Я заеду к тебе, как только устроюсь. Мы что-нибудь придумаем, - пообещал Крейг. - Не пропадай, Сэм.
- Куда я денусь. - ответил Сэм, протягивая руку, и мужчины обменялись коротким рукопожатием.
- Хамба гашле, - сказал Сэм. - Счастливого пути.
- Шала гашле, - ответил Крейг. - Счастливо оставаться.
Крейг завел "лендровер" и вернулся на дорогу, по которой они приехали. Проезжая под тюльпанными деревьями, он посмотрел в зеркало заднего вида: Сэм стоял посреди дороги, с сумкой на плече, глядя вслед машине. Сердце Крейга сжалось: они с Сэмом были вместе с незапамятных времен.
- Я обязательно что-нибудь придумаю, - решительно повторил он.
Как обычно, на вершине подъема Крейг снизил скорость, предвкушая, как откроется вид на ферму, и вздрогнул от неожиданного разочарования. Баву заменил кровлю из сухой травы тускло-серыми листами асбеста. Разумное решение, ничего не скажешь, ведь достаточно одного выстрела из гранатомета, чтобы трава полыхнула не хуже праздничного фейерверка. И все-таки Крейгу такая перемена не понравилась - как не нравилась и вырубка окружавших дом деревьев, которые мешали вести оборонительный огонь. Зуга Баллантайн, дед Баву, построивший Кингс-Линн в девяностых годах девятнадцатого века, посадил джакаранды, с которых весной на лужайки дождем сыпались синие лепестки. Деревья пришлось срубить, и теперь на их месте стоял десятифутовый забор из металлической сетки и колючей проволоки.
Крейг свернул в небольшую впадину позади хозяйского дома: здесь расположились склады, офисы и механические мастерские, которые были сердцем огромной фермы. Не успел он и полпути проехать, как в дверях мастерской появился долговязый мужчина и, подбоченясь, стал наблюдать за приближающимся "лендровером".
- Здорово, дед! - сказал Крейг, выходя из машины.
Старик нахмурился, скрывая радость.
- Сколько раз тебе говорить: не называй меня дедом! Не хватало еще, чтобы люди подумали, будто я старый!
Тело Джонатана Баллантайна, прожаренное и высушенное солнцем, напоминало родезийский деликатес - бильтонг, полоски вяленой дичи. Казалось, что если его разрезать, то не кровь потечет, а пыль посыпется. Тем не менее в зеленых глазах по-прежнему поблескивал огонек и густые белоснежные локоны падали до плеч. Джонатан Баллантайн гордился своей шевелюрой, каждый день мыл и расчесывал волосы серебряными щетками, всегда лежавшими на ночном столике возле его кровати.
- Извини, Баву! - Крейг использовал имя, данное Джонатану матабеле и означающее "овод".
Он пожал прохладную костлявую руку деда, обтянутую сухой кожей, однако сохранившую крепость.
- Опять тебя с работы выгнали, - упрекнул Джонатан.
Челюсти у него были вставные, но прекрасно подогнанные, и рот не казался запавшим. Дед тщательно ухаживал за зубами, сиявшими такой же безупречной белизной, как и серебристая борода и шевелюра - это был еще один предмет его гордости.
- Нет, я сам уволился, - запротестовал Крейг.
- Тебя выперли.
- Ну, почти, - признался Крейг. - Не успели немного: я сам заявление написал.
Он в общем-то не удивился, что дед уже знал о последней неприятности в жизни внука. Никто не мог с уверенностью определить, сколько лет Джонатану Баллантайну, - Крейг считал, что ему должно быть за восемьдесят, другие давали не меньше ста. В любом случае возраст не мешал старику всегда быть в курсе всех событий.
- Подбрось меня к дому, - потребовал Джонатан и легко вскарабкался на высокое пассажирское сиденье. - Я поставил на лужайке у входа еще десяток мин, - похвастался он новыми улучшениями в системе обороны фермы.
Каждая осколочная мина представляла собой десять килограммов пластиковой взрывчатки, заложенных в цилиндр с металлическими осколками, который подвешивался на треноге, - детонация производилась электрическим выключателем, установленным в хозяйской спальне. Джонатан страдал хронической бессонницей, и Крейг представил себе безумную картинку: старик, одетый в ночную рубашку, сидит ночь напролет, держа палец на кнопке и надеясь, что какой-нибудь террорист подойдет достаточно близко. Эта война добавила деду лет двадцать жизни: Джонатан так не веселился со времен битвы при Сомме в Первую мировую, когда одним чудным осенним утром забросал гранатами сразу три пулеметных гнезда немцев, за что и получил Военный крест. Крейг подозревал, что первым делом всех новобранцев-партизан ЗИПРА учат держаться как можно дальше от Кингс-Линн и его сумасшедшего хозяина.
- Если нападут из-за холма, то я дам им пройти на минное поле, а потом обстреляю продольным огнем… - Поднимаясь по ступенькам веранды, он все еще объяснял планы отражения атаки, размахивая руками, и закончил туманным намеком: - Я только что изобрел секретное оружие и хочу испытать его завтра утром. Можешь посмотреть.
- С удовольствием, Баву, - поблагодарил Крейг с сомнением в голосе: в результате предыдущих испытаний вылетели все стекла в окнах кухни, а повар-матабеле получил ранение.
Крейг последовал за дедом на широкую тенистую веранду, увешанную охотничьими трофеями: рогами буйволов, антилоп куду и канна. По обеим сторонам входной двери, ведущей в столовую, стояли гигантские слоновьи бивни - такие длинные и изогнутые, что их кончики почти соприкасались под самым потолком.
Проходя мимо, Джонатан рассеянно погладил один из бивней - постоянные прикосновения в течение десятилетий оставили на толстой желтой кости отполированное пятно.
- Налей-ка нам по стаканчику джина, - велел дед.
Он перестал пить виски в тот день, когда правительство Гарольда Уилсона ввело санкции против Родезии: отказ покупать виски был личной местью Джонатана Баллантайна и попыткой разрушить экономику Британии.
- Да тут одна вода! - недовольно заявил дед, отведав приготовленной внуком смеси.
Крейг послушно добавил в его стакан джина.