За последние дни мы очень подружились с Вадимом. Меня привлекала в нем почти детская, чистая и непосредственная натура. Пришел он к нам в школу после суворовского училища. Его и еще двенадцать ребят приняли без вступительных экзаменов, все они закончили училище с золотыми и серебряными медалями.
Ребята из суворовского как-то сразу заметно выделялись из курсантской среды. Может быть, потому, что они были самые молодые: им всем исполнилось по во-семнадцать-девятнадцать лег. Остальные курсанты уже отслужили в армии, работали на производстве или в органах милиции. Выделялись они и своей выправкой.
В Вадиме меня привлекала его эрудиция и глубокие знания, чего недоставало мне. Ведь не сравнить: суворовское и "вечерку". Он, в свою очередь, тянулся ко мне.
Во время поисков карманника я на минуту оставил Вадима одного на остановке и пошел купить газету. Возвращаясь к нему, я еще за несколько метров услышал брань какой-то тетки. Ее хриплый пропитый голос неприятно резал слух.
- На-а-а, выкуси, - кричала она. - Забрать меня в милицию! Много я таких видела, как ты.
Я понял, что Вадим попал в неприятное положение, и прибавил шагу.
В нескольких шагах от Вадима, который был в каком-то оцепенении, стояла пьяная женщина.
- Что хочу, то и делаю - вы мне не указ.
Стоявший на остановке трамвай не трогался. Женщины, выглядывая из окон, возмущались. Мужчины брезгливо отворачивались.
Взглянув на Вадима, я понял его состояние. Только я один знал, как чист этот парнишка в милицейской форме, как легко ранимо его сердце.
Глава шестая
Казарма встретила нас шумом. Ребята делились впечатлениями дня, но Степана среди них не было. Значит, еще не вернулся и обминает свои бока в переполненных городских автобусах, в поисках карманника.
Вслед за нами сразу же пришел Толик.
- Ну, как дела? - спросил я его.
- А-а-а, не говори, - разочарованно махнул он рукой. - Я же говорил, что это - иголку в сене искать.
- А как у вас?
- Как видишь, - ответил я, - тоже ни с чем.
- А чего это Вадим такой невеселый? - спросил он, показывая на проходившего мимо Стриженова. - Уж не заболел ли он?
- Устал, наверное, пройдет, - успокоил я.
Вадим тем временем свернул на лестничную площадку.
- Куда это он побрел? - глядя Вадиму вслед, удивленно произнес Толик.
- Тоже ничего не пойму, - пожал плечами я. - Только что вернулись, все было в норме. Схожу узнаю, - я направился вслед за Вадимом. Но его нигде не было.
"Значит, он в кинобудке", - мелькнула мысль, - и я побежал на третий этаж.
Вадим еще в суворовском имел пристрастие к "железкам", и даже, говорят, сделал радиоуправляемую модель автомобиля и получил за нее первую премию на республиканских соревнованиях. Придя к нам в школу, он как-то быстро нашел общий язык с киномехаником и получил в свое распоряжение кинобудку, где все свободное время проводил за конструированием детекторных приемников, каких-то аппаратов, за что у нас во взводе его прозвали "гаечником". Дверь в кинобудку оказалась не запертой.
Я шагнул в помещение и увидел Вадима. Он сидел ко мне спиной, повернувшись к окну, через которое с высоты третьего этажа хорошо были видны красные крыши домов и стройная аллейка пирамидальных тополей.
Вадим, кажется, даже и не заметил моего прихода.
- Ты не болен? - нарушив молчание, спросил я его.
Он отрицательно покачал головой.
- Тогда чего же ты тут сидишь? Скоро подадут команду на ужин, а ты еще даже не умывался.
- А мне все равно, - произнес он глухо.
"Тут что-то неладное", - подумал я и осторожно обнял по-дружески, но он резко повернулся, в глазах у него блеснули слезинки, лицо выражало отчаяние.
- Уйду, уйду я из школы милиции, - одним духом выпалил он.
- Как уйдешь? - не понял я.
- Надоело мне все это, понимаешь, надоело! - Вадим резко тряхнул головой.
Тут я понял: Вадим всем своим существом протестовал против увиденного сегодня.
- Ты понимаешь, - продолжал он, - я не знал, что...
Вадим говорил, а я стоял и обдумывал, что ему сказать.
- Понимаешь, Вадим, - начал я тихо, опустившись рядом с ним. - Твоя реакция на все это оправдана. Но возмущаться - этого мало. Нужно действовать.
- Я не готов сегодня к такой жизни, понимаешь! - упорно продолжал он. - А другим стать за несколько месяцев не могу. - Он снова уставился в окно и, немного помолчав, уже более спокойным тоном продолжал:
- Меня в суворовском в течение семи лет учили бальным танцам, правилам хорошего тона: в какую руку брать вилку, ножик, вытирать рот салфеткой, говорить на английском и французском языках, учили всему, но только не тому, как обращаться с пьяницами.
Да, разговор оказался, тяжелым. Но я решил наступать.
- Вот ты говоришь, суворовское, если хочешь знать, то я тебе завидую, да и не только я, а и все наши ребята. Ты получил прекрасное образование и воспитание и должен это ценить. Такие, как ты, ребята и должны работать в милиции. А быть тебе в милиции или нет - это другой вопрос. Только я тебе скажу одно: путь, по которому ты идешь, выбирай сам. Выбрал - не сворачивай. Чтобы не ошибиться, сверяй его по жизни, это самый надежный компас.
Мы еще немного помолчали. Вадим снова повернулся и, виновато опустив глаза, тихо попросил:
- Прошу тебя, Леша, никому не говори.
- Ну что ты, - радостно произнес я, понимая, что выиграл. - Вот моя рука, держи. - Не говоря больше ни слова, мы вышли из кинобудки. На улице уже выстроились курсанты, готовые отправиться на ужин.
После ужина мы увидели Степана. Он был в подавленном настроении.
Еще бы, из-за него никто не пошел в увольнение. А многим хотелось попасть в город. Ну что поделаешь, все это хорошо понимали и никто не пытался упрекнуть в чем-то Степана.
Глава седьмая
Прошло уже два месяца, как мы начали учиться. Преступника мы изучали только по учебникам, да целыми днями слушали лекции о нем. Преподаватели рассказывали нам об ухищрениях и повадках правонарушителей, тут же приводя примеры из своей практики. И нам не терпелось самим лицом к лицу встретиться с загадочной личностью - преступником.
За последние дни нас усиленно натаскивали по самбо, предупреждая, что скоро выйдем на самостоятельное патрулирование в город.
И вот этот день наступил. Пятого ноября после лекций начальник курса объявил:
- Товарищи курсанты, с сегодняшнего дня мы все переходим на казарменное положение и являемся резервом дежурного по городу. Сегодня на патрулирование пойдут все взводы нашего курса.
- Ура! - закричали ребята.
- Это что еще такое?! Отставить! - прозвучал строгий голос Мирного. И, сделав паузу, он продолжал:
- Патрулировать будете по четыре человека. Вот так, товарищи курсанты. А сейчас: разойдись! - подал он команду.
Через минуту-другую машины, урча, выезжали из ворот, развозя нас по отделениям.
Было около пяти часов вечера. В отделении милиции, куда только что прибыл наш взвод, стояла удивительная тишина. По двору размеренно прохаживался постовой. Успокаивающе журчала вода в арыке; посреди двора цвели розы, кажется все так и должно быть. В этот момент отделение милиции ничем не отличалось от любого городского учреждения. Время от времени в дверях кабинетов, которые были расположены замкнутым двориком, появлялись люди в штатском и реже в форме. Они выходили с бумагами в руках и, не отрываясь от их чтения, тут же исчезали в других дверях.
Вот в такой момент и пришел наш пятый взвод на первое свое патрулирование. Увидев нас, сидевший за стойкой дежурного лысоватый майор широко улыбнулся и крикнул кому-то в глубь двора:
- Подмога пришла, принимай курсантов.
В дежурку вошел старший лейтенант. Это, видимо, ему были адресованы слова в отношении подмоги.
Он нас вывел во двор, где уже в две шеренги, дожидаясь инструктажа перед выходом в город на дежурство, стояли работники милиции. Увидев нас, они слегка оживились, перекинулись с нами приветствиями. А затем замерли по команде "смирно", приветствуя подошедшего к строю пожилого подполковника.
- Вольно, вольно, - произнес он спокойным, слегка уставшим голосом. - Ну, ребятки, и вы тут. Хорошо-о-о, - протянул он, - значит, будем воевать сегодня вместе. В общем, распределяйте, - кивнул он старшему лейтенанту. - Двух курсантов и двух наших на участок.
Старший лейтенант выкрикивал фамилии. Работники милиции и курсанты выходили из строя и, пожав друг другу руки, шли на задание.
- А вы четверо, - и старший лейтенант остановился против меня, Вадима, Толика и Степана, - пойдете патрулировать самостоятельно. Наших работников больше нет.
Нам немного стало обидно. Каждому хотелось пойти патрулировать с опытным работником, посмотреть, как нужно действовать при задержании преступника.
Увидев наши кислые лица, старший лейтенант произнес:
- Ничего, ребята, носы не вешать. Мы вам такой участок дадим, что только ходи да прогуливайся.
"Тоже мне, обрадовал, - подумал я. - Мы не за этим пришли сюда, чтобы прогуливаться".
А старший лейтенант тем временем продолжал:
- В вашем распоряжении улица Шота Руставели, от угла улицы Богдана Хмельницкого и до самого Текстильного комбината. Улица прямая, как линейка, освещение хорошее, так что, я думаю, справитесь сами. Участковый что-то не пришел, видимо, приболел, - как бы размышлял он вслух. - Хулиганы там встречаются, а серьезных преступлений - этого нет. Ну, идите, ребятки. Только уговор - всех подряд в отделение не водите, по возможности разбирайтесь на месте. А то я знаю вашего брата, - весело улыбнулся он, - вам только доверь, так вы приведете сюда каждого, кто попытается плюнуть на тротуар...
Напутствуемые старшим лейтенантом, мы вошли в дежурку.
Майор, мурлыча какую-то песенку, решал задачку.
- Он это у нас любит, - пояснил старший лейтенант. - Восемнадцать лет тому назад, до службы в милиции, был учителем. Сюда пришел по общественному призыву, но и по сегодняшний день задачки решает. И когда он этим занят, значит, в городе жизнь идет своим чередом.
- Ну, будет, будет, - улыбнулся майор. - Тебя хлебом не корми, только дай поговорить о моих задачках...
На город опускались сумерки. То там, то здесь вспыхивали лампочки, зажигались неоновые светильники. Редкие прохожие спешили домой, громыхали полупустые трамваи.
- Кому положено, те уже дома, - как бы угадывая мою мысль произнес Степан. - А у нас сейчас на флоте вечерние склянки отбивают, - задумчиво продолжал он, всматриваясь в вечернее небо.
- Мать сейчас корову доит, Ленька стоит около нее с кружкой - ждет парного молока, - в тон Степану тихо сказал Толик.
Вадим шел молча. Трудно сказать, о чем он думал. Уличные фонари отсвечивали на стеклах его очков, за которыми были скрыты умные и всегда по-детски чистые глаза.
Отец у него погиб на фронте, а матери Вадим не помнит. До суворовского он жил у тетки в Ташкенте, куда его привез отец перед уходом на фронт в сорок третьем.
Так и шли мы, размышляя каждый о своем. Улица, действительно, была прямая, лишь в одном месте преградила нам дорогу куча битого кирпича. Здесь шло строительство нескольких многоэтажных домов, а затем опять ровная лента тротуара.
- Ребята, там что-то неладное, - вдруг сказал Вадим, показывая на толпу возле автобуса.
Мы ускорили шаг и, подойдя поближе, увидели пьяного мужчину, преградившего путь автобусу.
Степка подошел и аккуратно взял мужика за одну руку, а я - за другую.
- Чего ты, дяденька, так наклюкался? И не стыдно тебе? - спросил его Толик.
- Хи, хи, - усмехнулся пьяный.
- Надо отправить его в вытрезвитель, - предложил я.
- Правильно, - согласился Степан, - только до вытрезвителя далеко, давайте лучше отведем в отделение.
Остановив попутную грузовую машину, я и Вадим погрузили пьяного и поехали в отделение, а Степан с Толиком остались патрулировать.
В отделении около стойки дежурного стояла всхлипывающая женщина, ее успокаивала пухленькая девочка лет двенадцати-тринадцати.
- Не плачь, мама, может быть, он к Кольке в старый город уехал, - говорила она.
- Да нет же, я туда уже звонила. Он у них три дня не был, - и она опять заплакала.
- Мамаша, подойдите к детскому инспектору, - подойдя к женщине, проговорил дежурный. Лицо его в этот момент было строгим; от добродушия, которое я видел несколько часов тому назад, не осталось и следа.
Дождавшись машину из вытрезвителя, сдав документы и пьяного, мы отправились к ребятам.
Степан с Толиком, пока мы были в отделении, уже дважды подходили к назначенному месту.
На участке было все спокойно, если не считать, что в одном доме пришлось вызывать скорую помощь для роженицы.
Патрулировать молча было скучновато, и мы перешли к излюбленной нашей теме о Степкином карманнике. Как только об этом напомнил Толик, Степан сразу же взорвался:
- Дался вам этот карманник...
А Толик, как бы не замечая Степкиной раздражительности, продолжал нараспев:
- Вечерами карманник выпивал за здоровье Степана.
- Еще бы, - подтрунивал я, - ведь Степка помог ему схватить куш в пять рублей.
Теперь над этой историей уже можно было шутить. Того самого мужичишку, которого два месяца тому назад Степан "спас", несколько дней тому назад задержали в автобусе курсанты-старшекурсники и передали в уголовный розыск.
- Хватит, хватит, ребята, - до слез смеясь, произнес Толик. - Карманник стал уже подсудимым, да и Степка за это время... - Вдруг голос Толика оборвался. Мы отчетливо услышали топот и тревожный крик:
- По-мо-ги-те! По-мо-ги-те! - кричал срывающийся на фальцет мужской голос.
Не раздумывая, как по команде, кинулись вперед на голос кричавшего. Впервые я бежал к человеку, взывающему о помощи откуда-то из темноты. Бежал, а сердце трепетало: "Вот оно то, ради чего ты рабочую спецовку сменил на милицейский мундир. Ты нужен человеку, как никогда нужен, быстрей, быстрей, ты можешь не поспеть..."
Было где-то уже около двенадцати часов ночи. Большинство домов погрузилось во мрак, лишь кое-где в окнах горел свет.
А крик доносился оттуда, где стояли без крыш остовы строящихся многоэтажных домов.
Толик, бежавший впереди, вдруг грохнулся, растянувшись во весь рост.
- У-у-у, черт, - выругался он.
Я пробежал мимо, заметил, что он споткнулся о груду кирпичей. Сразу же за кирпичами на тротуаре, увидев наше приближение, остановился запыхавшийся, небольшого роста паренек.
- Товарищи ми-ли-ци-онеры, - еле переводя дух, с трудом произнес он, - скорее, скорее! Там она, а их двое.
- Где? Где? - крикнул Степка.
- Там, - показал в темноту парень и ринулся в сторону недостроенного четырехэтажного дома.
Сначала мы бежали все вместе, а затем, как по уговору, разделились на две группы и побежали в обход здания.
- Ребята, он здесь! - что было силы крикнул я.
В мгновение я и Толик - он бежал за мной - оседлали парня, скатившегося с груды кирпича к нам под ноги. Он не сопротивлялся. Лежал молча и, кажется, даже не дышал.
- Встань! - резко приказал я, удивившись твердости своего голоса.
Лежавший пошевельнулся, но не тронулся с места.
- Вставай же, вставай, будет лежать, - потребовал Толик.
Парень встал сначала на четвереньки, потом во весь рост, но тут же снова присел. Видимо, от страха.
"Так вот ты какой?! - подумал я, удерживая его за предплечье. - Ты, оказывается, трус, гнусный трус. Трус перед мужчинами и храбрый перед слабыми".
- Пошли, нечего приседать, - как можно строже сказал я и подтолкнул его вперед, на тротуар, вспомнил неоднократный наказ Мирного:
"Первое, что ты должен сделать, задержав преступника, это немедленно обыскать его. Обыскать, чтобы он не успел придти в себя и пустить в ход оружие или, боясь улики, выкинуть его. И то, и другое, опасно".
Мысль пронеслась мгновенно, и я воспринял ее как приказ к действию.
Остановив задержанного, я попросил Толика и нашего потерпевшего, который все это время семенил за нами, то и дело пытаясь шырнуть под бок кулаком своего обидчика, подержать за руки, а сам стал обыскивать.
Задержанный не сопротивлялся. При лунном свете я разглядел его лицо, оно было круглое с маленькими черными усиками, глаза большие, бегающие; фигура плотная, скорее холеная, нежели мускулистая. Ему было не больше двадцати лет.
При прикосновении парень задрожал, как лошадь от испуга. В карманах оказалось пусто.
- Эх, "дружище", что это тебя так разлихорадило? - обратился я к нему.
Парень молчал.
- Не ищи, ножик здесь, - крикнул появившийся из темноты Степан, - девушка его подобрала.
Только тут я заметил за спиной Степана худенькую, лет девятнадцати, девушку с косичками, торчавшими в разные стороны. Я продолжал обыск, а грабитель, не выдержав взгляда потерпевшей, отвернулся.
- Чего морду воротишь? - вдруг вспылил Степан. - Стыдно или боязно стало?! - и он, схватив парня за грудки, хотел ударить, но рука повисла в воздухе, перехваченная Толиком.
- Не трогай, Степан! Это не наше дело! Суд пусть его рассудит, - сказал он спокойным голосом.
- Пошли в отделение, - кивнул я ребятам, и взял преступника за руку.
- Нет, постойте! - сказала девушка. - Я с этим типом никуда не пойду, - и она, к нашему удивлению, влепила звонкую пощечину парню, которого мы встретили на тротуаре.
Тот молча закрыл лицо рукой.
- Герой несчастный, - с возмущением произнесла она. - Клятвы, поцелуи, а когда увидел ножик, так в кусты, и след простыл. - А ты, любимая, оставайся с бандитами. Так, да?! - язвительно продолжала она. Девушка разгорячилась, и ее успокоить было трудно. Вадим и Толик взяли эту миссию на себя, а мы со Степаном повели задержанного.
Глава восьмая
Был первый час ночи. Сдав задержанного дежурному по отделу милиции, мы пошли к себе в казарму. Степка сразу завалился спать, Толик пошел в умывальную комнату стирать воротнички, а я, сидя на кровати и сжав голову руками, обдумывал события прошедшего вечера. До головной боли я размышлял, пытаясь дать оценку своим поступкам, выделить закономерное и случайное.
Вспоминая в подробностях дежурство, я разделся и, укрывшись с головой, чтобы не слышать посторонних шумов, попытался заснуть, но не успел. С патрулирования вернулась очередная группа курсантов.