- Возникает вопрос, - бесстрастно продолжал Губер, глядя своими бесцветными водянистыми глазами куда-то в пространство, - кто мог вынуть пистолет из кобуры Маураха? Только он сам. Следовательно, и стрелял он сам. Кстати, на трупе не обнаружено каких-либо следов борьбы.
- Ну, а если пистолет каким-то образом попал в руки кого-то другого? - язвительно спросил подполковник.
Губер слегка пожал плечами и сел.
- Господа, - снова обратился к присутствующим подполковник. - То, о чем говорил лейтенант Губер, действительно бесспорно. Но Маурах не покончил с собой. Повторяю, он убит. Это также для меня бесспорно. В него стреляли из его же оружия. Почему я уверен в этом? Вам известно, что Маурах сразу же после приезда к нам дважды попадал в неприятные истории. Я имею в виду выстрел по машине, в которой он ехал по городу, и взрыв мины в матраце, предназначенном для его комнаты. Это были два неудачных покушения на Маураха. Третье оказалось удачным. Пожалуй, единственно возможный вывод: Маурах знал чью-то тайну, тайну человека, облеченного нашим доверием. В ночь, предшествовавшую его убийству, он работал - просматривал картотеку полицейских и прочих лиц, сотрудничающих с нами и работающих в наших учреждениях. Очевидно, он хотел разгадать чью-то тайну до конца. Гибель Маураха я связываю с работой советских подпольщиков и разведчиков. Наличие сильной группы советских разведчиков в городе - установленный факт. Факт, позорный для нас, господа. Положение серьезное. Вопросов возникает много, но главный вопрос, который нас должен интересовать: кто стрелял в Маураха? Этот человек может пользоваться нашим безграничным доверием. Следовательно, под сомнение нужно поставить всех. Открытие, которое мы сделаем, может быть очень неожиданным и ошеломляющим.
И подполковник начал излагать свой план дальнейших действий.
…Жестянщик слушал Оксану рассеянно, занимаясь своим обычным делом.
- Ты ничего не обронила там? - спросил он вдруг.
- Все как будто на месте, - ответила девушка. - Не хватает только одной шпильки. Но где я ее потеряла - не знаю…
- Скверно… - сморщился Тихий.
- А что я могла сделать?
- Не о тебе говорю. Скверно, неудачно у нас получилось… Прямо не везло с этим чертом. Я не хотел, чтобы ты сама в это дело вмешивалась. Теперь они на аэродроме искать будут.
- Не поверят, что он сам застрелился?
- Ты что - маленькая? Держи карман шире! Нет, они уже поняли, что за Маурахом была устроена охота.
Оксана грустно кивнула головой.
- Да, два выстрела… Погорячилась я, боялась, как бы он живым не остался.
- Правильно сделала. Я бы ему все три всадил. Твои действия, Ромашка, выше всяких похвал. Тут и разговора не может быть. Сейчас о другом думать надо.
Он пожевал сморщенными губами и продолжал, разжигая паяльную лампу:
- Слушай, Ромашка. Дело - дрянь! Они могут до тебя докопаться. Сразу не арестуют - выследят, с кем встречаешься, и забросят на этот раз широкий невод. Опасно для всей организации. По всем правилам, тебя немедленно надо снимать и перебросить в другое место. Но снимать нельзя - нет замены. Готовим… Ты читаешь ихние газеты?
- Еще бы.
- Ну вот, вроде, тихо на фронтах, а тишина эта - перед грозой. На фронте назревает что-то очень серьезное. Наши сильно интересуются участком севернее Харькова. Видно, там ожидаются главные бои. Я осторожный человек и не люблю рисковать без толку. А тут надо рисковать всем, рисковать, много не задумываясь. Оставайся в столовой, пока не появится замена. Будь настороже. Связные будут приходить регулярно, но ты, если нужно, пропускай их. Передавай в посылках самое важное. Одним словом, бей по крупной мишени, мелочь не трогай. И своего Беккера предупреди! Помни: за каждым твоим шагом будут следить. Я приходить не буду. И так зачастил в последнее время… Как только появится сменщик - немедленно сматывай удочки. Это мой строгий приказ. А теперь давай свой браунинг.
- Почему? - Оксана удивилась.
- Потому что и я свою бомбу выбросил. Наше оружие - другое. На него и надо надеяться. А бомба, браунинг - это от лукавого. Соблазн, искушение. И при обыске найдут - уже не отвертеться. Нет, брат, ты своим оружием воюй до последнего. А пуля для тебя и у врага найдется.
Девушка принесла браунинг и передала его жестянщику.
Они договорились о пароле, каким должна будет обменяться Оксана со своим сменщиком и теми людьми, которым поручено перебросить ее в безопасное место.
Тихий собрал инструмент и поспешно ушел. Оксана Слышала, как хлопнула калитка. Этот звук точно прошелся по ее сердцу. Она почувствовала себя одинокой. Одиночество было особого характера - одиночество бойца с ограниченным запасом патронов, залегшего где-то на переднем рубеже, далеко от товарищей, и знающего, что он будет биться с окружившим его врагом до конца, не оставляя для себя даже и одного патрона. "Пуля для тебя и у врага найдется".
На следующий день Оксана убедилась, что Тихий, говоря об опасности, не ошибся.
Розовощекий капитан из контрразведки вызвал ее к себе и под видом дружеского собеседования учинил форменный допрос.
Как всегда, он был вежлив, любезен и показывал в улыбке все зубы. Но когда капитан обеими руками пожимал руку девушке и усаживал на стул возле своего стола, Оксана заметила по направлению его взгляда, что он очень внимательно рассматривает ее кружевную накрахмаленную наколку, прикрепленную к волосам простенькими, покрытыми черным лаком шпильками.
- Нам необходима ваша помощь, милая Анна Шеккер, - сказал капитан, зажигая сигарету и затягиваясь. - Помните, мы говорили с вами на эту тему.
Он игриво улыбнулся и, откинувшись на спинку стула, наблюдал, какое впечатление произвели его слова на девушку.
- Пожалуйста, - улыбнулась Анна. - Все, что в моих силах…
Лицо капитана приобрело какое-то рассеянное и в то же время деловитое выражение, как будто он не придавал особенно серьезного значения тому, о чем ему приходится сейчас говорить по долгу службы.
- Да… Конкретное задание я вам дам позже. А сейчас я вызвал вас… Тут у меня во время налета произошел весьма странный и неприятный случай. Вы ничего не слышали?
Небрежно-быстрый взгляд - и глаза капитана блудливо уходят в сторону.
О, как же? Анна слышала и видела. Правда, она еще не знает, о каком именно случае идет речь.
- Я знаю, что были жертвы, - сказала Оксана, как бы несколько озадаченная вопросом. - Восемнадцать человек убитых. А потом нашли еще одного офицера в блиндаже.
- А-аа, этот… обер-лейтенант… - досадливо произнес капитан и нетерпеливо щелкнул пальцами. - Ну как же его?..
Оксана сочувственно смотрела в рот капитану, делающему вид, что он не может припомнить фамилии обер-лейтенанта. Ну, конечно, Анна Шеккер не знала и не могла знать фамилии погибшего гестаповца. Капитан так и не дождался подсказки.
- Бог с ним! - сказал он, махнув рукой. - Кстати, вы не видели этого обер-лейтенанта?
- Видела, - поспешно кивнула головой Анна, словно радуясь, что наконец-то она может удовлетворить любопытство капитана. - Солдаты несли его на плащ-палатке мимо столовой. - Она хотела добавить, что все официантки смотрели в окна, но удержалась: "все" - это уже похоже на оправдание, а ей оправдываться не следует.
Рука капитана скользнула в ящик стола, и почти в то же мгновение перед лицом Оксаны появилась фотография. Это была фотография Маураха. Темными проницательными глазами гестаповец пристально смотрел с глянцевой бумаги на девушку.
- Этот? - быстро спросил капитан и затаил дыхание.
- Не знаю, - не дрогнув, ответила Анна и виновато, растерянно пожала плечами. - Ведь я его не видела. Лица не видела…
Фотография исчезла в ящике стола. Капитан стряхнул в пепельницу столбик сизого пепла с сигареты и откинулся на спинку стула.
- А скажите, Анна, вы не видели этого обер-лейтенанта у себя в столовой? Я вам напомню: это было ровно четыре дня назад, в среду, примерно часов в шесть утра.
Нужно было говорить правду, нет не правду, а то, что близко к правде. Очевидно, кое-что капитану известно, и он уже допрашивал других официанток. Анна наморщила лоб.
- Обер-лейтенант? Подождите… Кто-то из незнакомых офицеров заходил. Я не могу сказать точно, в какой день это было. Помню только, что утром, в конце завтрака. Возможно, и в среду. Да, да, это было в среду, именно в тот день, когда налетели советские самолеты.
Анна оживилась, глаза ее заблестели.
- Он сидел за столиком с летчиком, разговаривал с ним. Но в каком чине был этот офицер, я не обратила внимания.
Капитан снова вынул фотографию.
- Значит, вы видели этого обер-лейтенанта за столиком?
- Разрешите…
Анна взяла в руки фотографию и довольно долго рассматривала ее, то удаляя, то приближая к глазам.
- Нет, я не могу утверждать. Лица я не запомнила. Но, по-моему, офицер был в другом мундире.
- Прекрасно. Незнакомый вам офицер ушел вместе с летчиками?
Анна не спешила с ответом. Она должна была все хорошенько припомнить.
- Кажется… Нет, он остался в столовой. Да, он был в столовой.
- Долго?
- Не знаю. Тут началась тревога, и я уже ничего не видела и ничего не помню…
- Та-ак! А что вы слышали?
- Я вас не поняла…
- Ну что вы слышали о смерти обер-лейтенанта?
- Того, что нашли в блиндаже?
- Да, да!
- Ну, сперва говорили, что это самоубийство, а потом… - Анна испуганно округлила глаза, - я слышала, будто бы офицера кто-то убил.
- От кого вы слышали?
- Говорил за столиком командир эскадрильи лейтенант Мюльке. Вы знаете Мюльке?
- Кажется… Что же он говорил?
Анна смутилась, покраснела.
- Я слышала краем уха его реплику. Он сказал, что самоубийцу приличней считать чьей-то жертвой. Это не так дурно пахнет. За точность слов не ручаюсь, но что-то в этом роде. И он смеялся при этом.
- Мюльке имел в виду смерть Маураха?
- Как вы сказали? Это фамилия погибшего?
Капитан недовольно кашлянул.
- Да, я вспомнил ее.
- И это он на фотографии?
"Черт возьми! Девчонка ловко перехватила инициативу. Кто тут следователь, а кто - допрашиваемый?!" - Капитан любезно улыбнулся.
- Простите, Анна Шеккер, вопросы буду задавать я.
- Извините.
- Ничего, ничего, - любезно успокоил ее капитан. - Знаете, меня мало интересует то, что случилось с этим Маурахом. Я даже склонен считать, что это обыкновенное самоубийство. Но поскольку все это произошло на территории аэродрома… Вы меня можете понять - служба. Если хотите знать, то я вас вызвал, чтобы немножко поболтать с вами, рассеяться, отдохнуть. Надеюсь, вам мое общество не в тягость? Чувствуйте себя совершенно непринужденно.
Девушка опустила глаза.
- Господин капитан, разрешите ответить на вашу откровенность такой же откровенностью. Вы говорите - непринужденно. Это не так-то просто. Признаюсь, когда меня вызывают сюда, я каждый раз испытываю… нет, не испуг, а все-таки какое-то тревожное чувство.
Рыжеватые брови капитана приподнялись. Он был польщен.
- Разве я такой страшный? Даже для вас?
- Нет, конечно. Но вся обстановка… Я немного робею.
Анна мило покраснела. Она ничего не скрывала, даже того, что немного побаивается контрразведки. Еще бы! Ведь это так естественно для каждого смертного.
Но у капитана есть еще одна непобитая карта. Приказ начальника совершенно недвусмысленный: взять на подозрение всех, даже Анну Шеккер, а приказ есть приказ.
- Да-а, - произнес рассеянно капитан. - Тут есть еще одна маленькая деталь. Скажите, Анна, кто из официанток носит такие вещички?
В руке у капитана - шпилька, обыкновенная проволочная, черная, чуть заржавевшая шпилька. За стеклами очков - устремленные на девушку ясные голубые глаза.
- У меня такие шпильки, - говорит Анна. - Я прикалываю ими вот это.
Анна выдергивает из волос одну шпильку и показывает ее капитану.
- А у других официанток есть такие шпильки?
- Не знаю. Сказать по правде, я как-то не обращала внимания… Возможно, у кого-нибудь есть и такие. Если это нужно - я приду в столовую и проверю. Вам сообщить?
"Осел, - мысленно ругает себя капитан, обескураженный простотой девушки. - По-пустому трачу время". Ему уже хорошо было известно, что все официантки носят точно такие же шпильки, дешевые и удобные.
- Да, я попрошу вас, поинтересуйтесь - только так, незаметно - может быть, кто-либо из них недавно потерял шпильку.
- Ну, шпильку потерять нетрудно, - говорит Анна, слабо улыбнувшись. - Знаете, год назад я сумела купить на базаре целую дюжину, а сейчас осталось всего штук пять. Сейчас очень трудно достать такую мелочь. Или, например, нитки для штопки чулок. Целая проблема. У меня скопилось пар восемь чулок - маленькие дырочки, а заштопать нечем. Вы смеетесь, господин капитан, а для женщин эти мелочи так много значат и часто портя г. нервы.
Наконец-то чувство непринужденности полностью вернулось к Анне Шеккер. Она болтала легко и бездумно о вещах, близких и интересных для каждой женщины. Но ведь капитан, если верить его словам, также желал немного поболтать, рассеяться. Пусть он слушает этот детский лепет.
Так на нитках для штопки чулок и закончился неудачный допрос в кабинете капитана. Возвращаясь в столовую, Оксана не могла сдержать улыбки. Она была очень довольна Анной: за все время допроса ни одной ошибки, ни одного лишнего слова, даже ни одной неискренней - ноты в голосе. А как скверно провел свою партию капитан - то и дело фальшивил, пускал "петуха".
Ясно, что лично Анну Шеккер ни в чем конкретно не подозревают. На собеседование вызывают всех официанток. Капитан надеется на эффект, который может произвести фотография Маураха и шпилька. Шпильку нашли в блиндаже. С блиндажом возились долго: в присутствии солдат, нашедших труп Маураха, измеряли что-то рулеткой, фотографировали, затем просеивали через мелкое решето землю. Они не верят в самоубийство Маураха. Проклятая шпилька! Недаром Софа - новая фаворитка начальника столовой - таким сладким голосом просила Анну продать или одолжить ей на время пару шпилек. Софа - жадная, распутная мещаночка - шпик гестапо. Конечно, среди официанток есть и другие осведомители. Они следят друг за другом. Круговая слежка. Сейчас им дан приказ наблюдать и за Анной Шеккер. Но может быть и так, что на Анну обращено особое внимание.
Оксана предприняла меры предосторожности: подходила к столику Иоганна Беккера редко, когда он сам подавал ей знак о том, что хочет сообщить новость. Она старалась незаметно передавать "посылки" связным, когда шла с Людвигом или еще с кем-либо.
Передаваемые сведения были очень важными. В последние дни гитлеровцы концентрировали свою авиацию на аэродромах северо-западнее Харькова, там, где линия фронта образовывала выдавшуюся на запад гигантскую дугу, протянувшуюся от Белгорода до Орла.
Что-то очень важное должно было решиться на этом участке фронта. Неужели и на этот раз гитлеровцы сумеют осуществить летнее наступление, о котором уже несколько месяцев подряд намекает в своих ободряющих статьях Геббельс? Однажды Оксана попыталась осторожно затронуть эту тему в разговоре с Людвигом. Она выразила надежду, что летом войска фюрера нанесут окончательное поражение противнику.
Летчик промолчал, но через минуту произнес с нескрываемой иронией:
- Очевидно, что успешное летнее наступление произойдет без моего участия - до сих пор полк не может получить обещанных новых машин.
Они шли полем к реке по тропинке, проложенной среди густой сочной травы, в которой ярко белели цветы ромашки. Девушка взглянула на угрюмого летчика.
- Вы чем-то расстроены, Людвиг?
Вернер слегка вздрогнул, бросил быстрый, косой взгляд на девушку, отрицательно покачал головой.
- Сейчас меня расстроить трудно. Почти невозможно.
- Но вы о чем-то думали. О чем-то очень серьезном? Да? Я не угадала? Мне только показалось?
Оксана беспокойно и пытливо заглядывала Вернеру в глаза. Он кисло усмехнулся.
- Говорят, что у женщин хорошо развита интуиция…
- И сейчас это подтвердилось? Значит, я права - вы думали о чем-то серьезном? У вас неприятности? В чем дело? Скажите, Людвиг, вам будет легче, если вы поделитесь со мной. Конечно, если это не военная тайна.
Голос девушки звучал ласково и тревожно. Одно предположение, что у Людвига имеются неприятности, обеспокоило Анну не на шутку.
- Да, ты угадала, - сказал летчик, рассматривая ногти на руке. - Это почти военная тайна. Даже, пожалуй, хуже.
- О-о! - Оксана высоко подняла брови и округлила глаза. - Тогда не нужно. Ради бога! Извините за мою назойливость.
- Нет уж, - серьезно сказал летчик, - если ты сумела заподозрить что-то, я должен задать тебе несколько щекотливых вопросов.
- Пожалуйста…
- Скажи, Анна, ты высказывала кому-нибудь крамольные мысли? Припомни. Может быть, у тебя случайно сорвалось с языка или ты неудачно выразилась, что тебя могли неправильно понять?
Оксана хорошо помнила каждое слово, сказанное ею за время пребывания в Полянске. Она отрицательно покачала головой.
- Нет. Об этом даже не может быть речи. Я - немка, настоящая немка, и уже поэтому не могла сказать ничего такого, за что бы я должна краснеть.
- А твои документы? Они в порядке?
Оксана высокомерно поджала губы и очень холодно посмотрела на Вернера.
- Мои документы в порядке. Как же иначе? В чем дело, Людвиг? Почему вы об этом спрашиваете?
Летчик выдержал ее взгляд.
- Дело в том, Анна, - сказал он угрюмо, - что кое-где мне совершенно серьезно предложили следить за тобой и сообщать о том, где ты бываешь и с кем встречаешься. Конечно, все это в деликатной форме.
- Только и всего? - удивилась Оксана. - И это вам могло испортить настроение?
Она рассмеялась и лукаво посмотрела на Вернера.
- Вы бываете смешным, Людвиг. Только не обижайтесь, пожалуйста. Это же в порядке вещей. Откуда, например, вы знаете, что мне не предложили следить за вами?
- Вот как! - Вернер с опаской покосился на девушку. - Ты серьезно говоришь?
- Я ничего еще не сказала. Я только имела в виду девиз тайной полиции: в кармане каждого немца должно находиться ухо гестапо. Так, кажется?
- Я не знаю их девизов. Не интересовался. Ну, и ты доносишь на меня?
- Предположим…
- Что же ты доносишь?
- Последнее донесение: подполковник Людвиг Вернер с нетерпением ждет прибытия новых самолетов, чтобы иметь возможность снова творить чудеса храбрости в воздухе.
Анна смеялась, дурачилась. Глядя на нее, Вернер развеселился:
- Вот и я буду доносить о тебе что-нибудь в таком роде.
Анна нахмурилась.
- Нет, вы не должны относиться к этому поручению легкомысленно, - сказала она строго. - Сообщайте все факты. Ведь, возможно, они интересуются не лично мной, а кем-либо другим.
Вечером того же дня Оксану ожидал новый сюрприз. Прежде всего она заметила, что кто-то перекладывал газеты и журналы на этажерке в ее комнате. Она внимательно осмотрела все вещи. Постель была в порядке, но уголок простыни под подушкой оказался загнутым. Девушка открыла чемодан. Лежавшая сверху коричневая шерстяная кофточка была свернута по-иному. Кто-то рылся и в чемодане. Оксана поняла: во время ее отсутствия в комнате был произведен обыск.
Знает ли об этом хозяйка?