- Господин, я охотно подождал. Красивая девушка, твоя хозяйка, принесла мне трубку, а потом я отсыпал себе твоего табака. Я же видел перед этим твое лицо и понял - ты не будешь гневаться на меня за это.
- Ты воин бея Гумри. Что мое - то твое. Я также должен сказать тебе спасибо за то удовольствие, которое ты доставил мне, когда я находился у коменданта.
- Какое удовольствие?
- Ты юноша, но поступил как мужчина, отвечая ему.
Он улыбнулся и сказал:
- Я поговорил бы с ним иначе, будь мы наедине.
- Строже?
- Нет, даже мягче, но поскольку там находился свидетель, я должен был сохранить честь того, кто меня послал.
- Ты достиг своей цели. Мутеселлим желает, чтобы ты вернулся и передал ему свое послание.
- Я не окажу ему этой услуги.
- И мне тоже?
Он поднял голову:
- Ты этого хочешь?
- Я прошу тебя об этом. Я обещал ему, что передам тебе эту просьбу.
- Ты его знаешь? Ты его друг?
- Я был у него сегодня первый раз в жизни.
- А в каких отношениях он с твоим беем? - осведомился я.
- Не в хороших. В город приходят много курдов, чтобы сделать покупки или что-то продать. Для них он ввел высокий налог, с которым бей не хочет примириться.
- Ты хотел говорить с ним по этому делу?
- Да.
- Всю сумму ты заплатил бы?
- Нет.
- Только переговоры? Это ни к чему не приведет.
- Я хотел сказать ему, что мы каждого мужчину из Амадии, входящего на нашу территорию, заключим в тюрьму и будем держать, пока оба курда не окажутся на свободе.
- Это репрессивные меры. Мне кажется, на него такие действия не произведут впечатления - ему, похоже, безразлично, находятся ли жители Амадии в тюрьме или на свободе. И потом вы должны учесть, что из таких демаршей очень легко возникают конфликты. Наилучшим решением был бы побег.
- Об этом говорит и бей, но это невозможно.
- Почему невозможно? Такая строгая стража?
- О нет! Стража нас не волнует. Там сержант с тремя людьми, их бы мы быстро скрутили, но они могут поднять шум, который для нас опасен.
- Опасен?!
- Но самое главное другое - невозможно проникнуть в тюрьму.
- Почему?
- Стены слишком толсты, вход закрыт двумя дверями, обитыми крепким железом. Тюрьма примыкает к саду дома, где живет арнаутский ага; любой необычный шум насторожит его и повлечет за этим нашу гибель. Нет, от мысли о побеге мы должны отказаться.
- Даже если вы найдете человека, который будет готов вам помочь?
- Кто это может быть?
- Я!
- Ты, эмир? О, как это было бы здорово! Как бы я тебя отблагодарил! Ведь эти курды - мои отец и брат.
- Как тебя зовут?
- Дохуб. Моя мать - курдка из племени дохубов.
- Должен тебе сказать, что я нездешний и не знаю, как организовать побег. Но твоего бея рекомендовали мне с хорошей стороны, к тебе я тоже чувствую расположение. Я уже утром разведаю, что можно предпринять в данном случае.
За этим заверением скрывалась, должен признать, маленькая личная выгода. Дело в том, что нам могла потребоваться поддержка гумринского бея, ею же мы могли заручиться скорее всего, защитив его людей.
- Значит, ты считаешь, я должен идти к мутеселлиму?
- Да. Иди к нему и попытай еще раз счастья с помощью переговоров. Я уже провел кое-какую работу, так что, возможно, твоих родственников отпустят добровольно.
- Господин, ты в самом деле сделал это?
- Да.
- Как же ты это совершил?
- Если мы начнем об этом говорить, это заведет нас слишком далеко, но я тебе все же запишу несколько слов, которые пригодятся тебе, если ты последуешь моему совету.
- Что за совет?
- Не говори о репрессиях. Скажи ему, что если он уже сегодня не освободит пленников, то ты тотчас же поскачешь к мутасаррыфу и скажешь ему, что курды-бервари восстали. При этом вскользь упомяни, что ты поедешь через земли езидов и поговоришь с их военачальником Али-беем.
- Господин, это крайне рискованно!
- Тем не менее сделай это. Я тебе настоятельно советую, поверь - у меня есть основания. Должно быть, он держит своих пленников в заключении большей частью для того, чтобы выжать из них деньги, которые ему нужны. Теперь эта причина отпадает, ведь мы сделали ему значительный подарок в виде пиастров.
- Тогда я к нему иду!
- И прямо сейчас же. После ты вернешься сюда, и я передам тебе мое послание к бею.
Я написал на листке моего блокнота следующие слова по-турецки: "Позволь мне донести дело этого курда до твоего сердца и избежать гнева мутасаррыфа!"
Я подписал письмо, передал его Дохубу, и он спешно удалился. Мне хватило наглости уверенно играть роль весьма влиятельной персоны. Конечно, риск был. Случай поставил меня, если можно так сказать, к столбу для лазания с призом на самом верху, и я добрался до середины. Обидно соскальзывать с полпути вниз, не достав приза, когда нужно еще лишь малейшее усилие, чтобы добраться до верха!
Тут возвратился Халеф и принес такое количество закусок и фруктов, будто хотел запастись провиантом на целую неделю.
- Больше чем достаточно, хаджи Халеф Омар, - сказал я.
- Аллах акбар, господин, но мой голод еще больше. Ты знаешь, что я и маленький Ифра с сегодняшнего утра в Спандаре ничего не ели?
- Да ешьте! Но прежде всего накрой здесь стол, чтобы мой гость не ушел от меня голодным. Ты принес вино?
- Нет! Ты стал истинным верующим и все равно хочешь вкушать питье неверных! Аллах керим, как я, мусульманин, буду требовать в Амадии вина?!
- Тогда я сам принесу себе вина.
- Господин, я готов сходить за вином. Но здесь говорят по-курдски, а этот язык я не понимаю, а турецкий знаю так плохо, что могу купить лишь те вещи, названия которых знаю.
- Вино по-турецки - шараб, а по-курдски - шераб, это легко запомнить. Мистер Линдсей употребляет вино, так что иди и принеси!
Когда он открыл дверь, чтобы уйти, я услышал внизу визгливый голос Мерсины вперемежку с просящим тенорком какого-то мужчины. Халеф тут же вернулся.
- Сиди, там внизу мужчина, которого хозяйка не хочет пускать наверх.
- Кто он?
- Житель Амадии, его дочь больна.
- Какое это имеет отношение к нам?
- Прости меня, сиди. Когда я недавно покупал хлеб, примчался этот мужчина и едва не сбил меня с ног. Я спросил его, почему он так спешит, и он сказал мне, что его дочь внезапно тяжело заболела и может умереть. Тогда я посоветовал ему прийти к тебе, ибо он не мог найти врача. И вот он пришел к тебе.
- Ты совершил глупость, Халеф. Ты же знаешь, что я лишился моей маленькой аптечки и теперь у меня нет лекарств, которыми я лечил на Ниле!
- О сиди, ты большой ученый и сможешь исцелить больного и без тех зерен, что ты давал раньше.
- Я же совсем не врач!
- Ты можешь все!
Что делать? Халеф, вспомнив врученный бакшиш, опять наговорил обо мне кучу небылиц, и мне снова придется расхлебывать неприятности.
- Хозяйка умнее тебя, Халеф! Ну, ладно, иди и приведи этого мужчину.
Вскоре он вернулся, подталкивая в спину бородатого человека, у которого на лбу выступили бисеринки пота. Это был курд, я понял это, увидев толик - челку, падавшую ему на лоб из-под сдвинутого чуть-чуть наверх тюрбана; но одежда у него была турецкая.
- Салам! - приветствовал он меня поспешно. - О господин, иди быстрее, иначе моя дочь умрет, она уже почти на небесах!
- Что с ней?
- В нее вошел злой дух, который ее убьет.
- Кто это сказал?
- Старый турецкий хаким, которого я приглашал. Он повесил на нее амулет, но считает, что он ей не поможет.
- Сколько ей лет?
- Шестнадцать.
- У нее бывают судороги или приступы эпилепсии?
- Нет, она никогда не болела.
- Что делает злой дух с нею?
- Он вошел в нее через рот, ибо она жаловалась, что он раздирает ей сердце, увеличивает ей глаза, чтобы глядеть наружу. Ее рот и лицо красные, она лежит и говорит о красотах неба, куда вскоре может попасть.
- Я посмотрю, смогу ли тебе помочь. Ты живешь далеко отсюда?
- Нет.
- А кроме старого хакима есть еще врач?
- Нет.
- Тогда идем скорее!
Мы поспешили вперед. Он провел меня тремя переулками в дом, с виду весьма приличный. Значит, владелец не принадлежал к особо бедным людям. Миновав две комнаты, мы прошли в третью. На низкой подушке лежала девочка. Около нее стояли на коленях несколько плачущих женщин, сбоку сидел старик, бормочущий молитвы.
- Ты хаким? - спросил я его.
- Да.
- Что с больной?
- В нее вошел дьявол, господин!
- Глупости! Если бы в ней был дьявол, она не говорила бы о небесах.
- Господин, ты не разбираешься в этом. Он запретил ей есть и пить, и кружит ей голову.
- Дайте я посмотрю больную!
Я отстранил женщин и встал перед девочкой на колени. Она была очень красивой.
- Господин, спаси мою дочь от смерти, - взмолилась одна из женщин, - и мы отдадим тебе все, что у нас есть!
- Да, - подтвердил отец девочки. - У тебя будет все, ведь она - наш единственный ребенок, она - наша жизнь.
- Спаси ее, - раздался голос из глубины комнаты, - и ты станешь богат, и тебя возлюбит Господь.
Я глянул туда и увидел старую женщину. Ее внешность заставила меня содрогнуться. Ей, видно, было лет сто, тело скрючено и состояло, похоже, из кожи и костей. Ее ужасное, худое лицо напоминало череп, хотя с головы свисали почти до пола тяжелые белые косы.
- Да, спаси ее, спаси мою правнучку! - повторила она, просяще воздевая сухие руки. - Я буду просить на коленях Матерь Божью, чтобы это у тебя получилось.
Католичка! Здесь, среди курдов и турок!
- Молись, - ответил я с волнением, - я попытаюсь, но сможет ли здесь помочь человек!
Больная лежала с широко открытыми ясными глазами, но ее зрачки были расширены, лицо сильно покраснело, дыхание и пульс были частыми, а шея судорожно подергивалась. Я даже не спрашивал, когда заболела девочка. Я хоть и был дилетантом, но понял сразу, что больная съела белладонну или страмониум.
- Твою дочь рвало? - спросил я отца.
- Нет.
- У тебя есть зеркало?
- Есть, но маленькое.
- Дай его мне.
Старый хаким хрипло засмеялся:
- Злой дух посмотрится в зеркало!
Я не ответил ему и с помощью зеркала направил проникающий через окно луч уже опускавшегося солнца прямо на лицо девочки. Слепящий луч не оказал никакого действия на радужную оболочку глаза.
- Когда твоя дочь последний раз ела? - спросил я.
- Я не знаю, - ответил отец, - она была одна.
- Где?
- Здесь.
- Это не злой дух вошел в нее, она съела или выпила что-то ядовитое!
- Аллах-иль-Аллах! Это так, господин?
- Да.
- Не верьте этому, - предостерег хаким, - в ней дьявол.
- Молчи, старый глупец! У вас есть лимоны?
- Лимонов нет.
- А кофе?
- Кофе есть.
- Вы можете достать чернильные орешки?
- Они растут поблизости. У нас есть немного в доме.
- Быстро сделайте крепкий горячий кофе и сварите орешки в воде, пришлите лимоны!
- Ха, он хочет накормить дьявола орешками, лимонами и кофе! - воскликнул хаким, всплескивая от ужаса руками.
За неимением ничего лучшего я засунул в рот большой палец, защитив его от сжатия зубов рукояткой ножа. После некоторых усилий эксперимент удался, хотя манипуляции стоили девочке многого. Я повторил их, но этого все же было недостаточно.
- Поблизости есть аптека? - спросил я.
- В этом же переулке.
- Идем быстрее, веди меня!
Мы пошли. Мой проводник остановился перед какой-то лавкой.
- Здесь живет торговец травами, - сказал он.
Я вошел в лавчонку и оказался в хаосе всевозможных нужных и ненужных вещей. Прогорклая помада, курительные трубки, старые, засохшие пластыри и сальные свечи, ревень и жженый сахар - все в одном ящике, кофейные зерна рядом с липовым цветом, зерна перца и очищенный мел, листья кассии в банке, на которой написано "мед", гвозди, имбирь, медный купорос, мыло, табак и соль, очки, уксус, корпия, самородная сурьма, чернила, семена конопли, нитки, резина, валерьянка, пуговицы и пряжки, смола, варенье из грецких орехов, дерьмо дьявола и фиги. Все мирно лежало друг над другом, друг под другом, друг на друге… Около всего этого восседал грязный маленький мужичок, выглядевший так, как будто он только что испробовал все эти средства и ингредиенты на себе. Сколько горя породил, должно быть, этот торговец!
Для моих целей понадобились лишь купорос и бутылочка нашатыря. Купорос повлиял на больную положительно. Затем я дал ей крепкого кофе с лимонным соком, а после этого настой чернильных орешков. Потом я приказал ее родным для предупреждения возможных вредных последствий не давать девочке спать: тормошить, обрызгивать холодной водой, давать нюхать нашатырь. Я обещал скоро вернуться. Может быть, такое лечение было не совсем верным, но я мог лечить только так. И все равно оно оказалось успешным. Теперь я мог подумать о другом, так как опасность вроде бы миновала. Осмотревшись хорошенько в комнате, я увидел корзиночку, наполненную шелковицей. Среди нее лежало несколько ягод красавки.
- Ты хочешь увидеть злого духа? - спросил я хакима.
- Духа нельзя увидеть; даже если это возможно, ты бы не смог мне его показать, потому что ты в него не веришь. Если девочка не умрет, значит, ей помог мой амулет.
- Ты что, не видел, как я сразу снял его с шеи? Вот он лежит, я сейчас его открою.
- Ты не смеешь! - крикнул он, хватаясь за амулет.
- Отстань, старик! Моя рука сильнее твоей. Почему я не смею его открыть?
- Внутри амулета волшебство. Тобою тотчас же овладеет тот же самый дух, что и девочкой!
- Посмотрим!
Он снова попробовал помешать, но я уже развернул сшитый кусок телячьей кожи и нашел там мертвую муху.
- Ты просто смешон с этой дурацкой мушкой, - сказал я, роняя муху на пол и наступая на нее. - Ну, где же твой дух, что должен овладеть мною?
- Только подожди, он еще появится.
- Я покажу тебе дьявола, виновного в этой болезни. Смотри сюда! Что это? Ты хаким и должен разбираться в ягодах!
Я протянул ему красавку, и он ужаснулся.
- Да смилуется над нами Аллах! Это же ягода смерти; кто ее съест, умирает, тот пропал, того нельзя спасти.
- Так вот. Этих ягод поела больная. Это я увидел по ее глазам. Кто их съест, у того зрачки глаз расширяются, запомни это! А теперь поправь свой тюрбан и проваливай отсюда, а то я заставлю и тебя вкусить этих ягод смерти, чтобы ты посмотрел, сможет ли тебя спасти мертвая муха.
Я взял ягод в руку и сделал шаг в его сторону. В смертельном страхе напялил он тюрбан на лысоватую голову и удалился не прощаясь. Родственники девушки поняли, что я был прав. Без моих слов им это стало понятно - состояние больной улучшилось. Они рассыпались в благодарностях, и положить конец этому я мог, лишь удалившись, оставив указание тут же позвать меня, если наступит ухудшение.
Наутро нашел пациентку в значительно лучшем состоянии: болезненный румянец исчез, пульс бился слабо, но спокойно, и она могла хоть и с некоторым усилием, но членораздельно говорить по сравнению с тем, когда я ее в первый раз увидел. Зрачок сузился, хотя глотательные движения были те же. Она посмотрела на меня с любопытством и подняла руку в знак благодарности.
Я посоветовал давать ей и дальше кофе, лимонный сок и рекомендовал при этом горячую ножную ванну. Тут я собрался уходить, и старуха, скорчившаяся у края ложа, приподнялась.
- Господин, - сказала она, - я приняла тебя за хакима, прости, что обещала тебе вознаграждение.
- Мое вознаграждение - радость от того, что я сохранил жизнь твоей правнучке.
- Бог благословил твою руку, эмир. Он могуч в слабом и милосерден в сильном. Как долго еще будет страдать больная?
- Еще несколько дней - и ее слабость пройдет.
- Эмир, я живу не для себя, а только для этого ребенка. Я умерла уже много лет назад, но я снова воскресла в той, кого я хотела бы видеть чистой от всех недостатков тела и души. Ты сохранил жизнь не только ей, но и мне, и ты еще не знаешь, как это хорошо для тех многих, кого ты не знаешь и вряд ли видел. Ты вернешься сюда?
- Да, завтра.
- Тогда мне не нужно говорить тебе ничего больше.
Она отвернулась и приняла ту же позу. Старуха оставалась загадкой даже для своих родственников. Если бы у меня было достаточно времени, чтобы приоткрыть эту тайну! Когда я уже собирался покинуть дом, мне предложили поесть, но я был приглашен на обед у мутеселлима и с благодарностью отказался от еды.
Глава 4
ИЗ КРЕПОСТИ
Придя к коменданту, я обнаружил, что у него уже собрались все чиновники и офицеры гарнизона. Это было нечто вроде большого суаре, или вечеринки. Мне предложили занять почетное место сбоку от мутеселлима.
Мне предстояло еще дополнительное удовольствие: меня взял под руку Селим-ага и предложил проводить до дому.
- Эмир, разреши мне взять твою руку! - попросил он.
- Ты ее уже взял.
- Я знаю, что в принципе мне не пристало так поступать, ведь ты великий эмир, мудрый эфенди и любимец Пророка, но я люблю тебя, и ты должен понять, что я никакой не подлый арнаут, а смелый ага, который будет защищать эту крепость, даже если на нее нападет пятьдесят тысяч врагов.
- Это я знаю. И я люблю тебя. Пошли!
- Кто это? - он указал на фигуру, ранее таившуюся за углом и теперь прошедшую мимо нас и быстро исчезнувшую в тени домов.
Я узнал этого человека. То был нападавший на нас арнаут, но я пока предпочел не упоминать о нем.
- Вероятно, один из твоих арнаутов.
- Да, но я не разглядел его лица.
- Свет луны искажает лица.
- Ты знаешь, эмир, что я тебе сейчас хочу сказать?
- Что?
- Я болен.
- Что с тобою?
- Страдаю от болезни системы нервов и крови.
- Селим-ага, я думаю, что ты подслушивал.
- О нет, эфенди, мне просто пришлось слышать ваш разговор, ведь я сидел ближе всего к мутеселлиму.
- Правда, и достаточно далеко, раз тебе пришлось подслушивать.
- Разве нельзя подслушивать, нуждаясь в снадобье?
- И что, ты будешь от меня его требовать?
- А от кого же? От старого хакима? Так он даст дохлых мух!
- Ты его хочешь в пузырьке или в большой бутылке?
- Ты хотел сказать, в нескольких больших бутылках.
- Когда?
- Сейчас, если тебя это устраивает.
- Тогда поспешим домой.
- О нет, эмир, ведь там будет мешать Мерсина. А ей нельзя знать, что мое пищеварение не в порядке.
- Почему бы это ей не знать, раз она готовит тебе кушанья?
- Она выпила бы лекарство вместо меня. Я знаю одно место, где это питье можно вкушать в спокойствии и безопасности.
- Где?
- Я знаю тут маленький трактир.
- Тебя увидят, и тогда узнает весь город, что ты нездоров.
- У хозяина есть маленькая комната, куда даже муха не залетит.
- Тогда пошли! Но давай соблюдать осторожность, за нами не должны следить.