Спастись удается немногим. Среди них Макс. Чудом уцелевшие гитлеровцы в панике кидаются к спасительному туннелю. Доул выскакивает из каменной нищи, бежит наперерез безрукому. Вот они уже почти рядом. Напрасно эсэсовский вожак окликает убегающих сослуживцев- никто уже не подчиняется ему. Доул сильно размахивается - Макс быстро нагибается. Американец промахнулся - едва не падает. Этим ловко пользуется Макс. Ударом ноги в живот он сбивает Доула, а сам бежит прочь и скрывается в темноте туннеля.
На помощь Доул у спешат десятка два узников во главе с Сергеем Кленовым. Капрал корчится от боли. Кленов и его товарищи (был с ними и я) переползают через каменные глыбы завала, под которыми погребены многие фашисты…
Выстрелы постепенно смолкают. Все чаще слышны стоны раненых. Подоспевшие узники, а также их пленники фашисты стоят друг против друга. Все смотрят вверх, прислушиваются к нарастающему гулу.
- Самолеты… - говорит Новодарову Генрих - А мне думается, это танки, - возражает Новодаров.
За каменным завалом тоже замерла группа повстанцев во главе с Кленовым. Затаив дыхание люди прислушиваются к тяжелому гулу. Рядом с Кленовым - Доул.
- Слушать мою команду! - подняв руку, кричит Новодаров.
Все оборачиваются к нему.
- Без паники, товарищи! Сосредоточиваться по правому склону. Танкам сюда не пройти!
Вскоре на горе показываются танки. Они останавливаются. И тотчас Доул восторженно, что есть силы, кричит, махая шлемом…
Всем ясно: танки американские.
- Ура-а! - несется по ущелью. Люди радостно машут чепцами, потрясают кулаками.
Танки стоят на горе. Потом открывается крышка люка одного из них, другого, третьего. Удивленные танкисты вылезают из своих бронированных машин.
Доул и Кленов обнимаются.
По шоссе движется колонна людей. Впереди идут руководители повстанцев. В их руках трофейные шмайссеры. Следом, опустив головы, бредут толпой эсэсовцы. За ними, оставляя на асфальте следы гусениц, ползут танки, густо облепленные людьми в полосатом. За танками три грузовых автомобиля везут раненых. И уже за машинами толпами идут освобожденные узники, которым не нашлось места ни на танках, ни на подножках автомобилей.
В арьергарде всей этой движущейся массы танк американского офицера Коллинза. Он сидит на башне рядом с Новодаровым. Новодаров немного знает английский, немного немецкий. Они говорят слово по-английски, слово по-немецки, а чаще просто жестикулируют. Коллинз с приятным удивлением узнает, что Новодаров - майор танковых войск.
- Надо немедленно отправить танки на юго-запад,- поясняет Новодаров. - Там еще два или три лагеря под властью фашистов.
- Я доложу генералу… Может быть, вы примете участие?
- Безусловно. Я был бы очень рад, мистер Коллинз!
- Ол райт! - американец пожимает руку Новодарова.
- Только поскорей!..
Колонна приближается к городу.
На городских улицах шум, суета. На зданиях висят белые флаги. Капитуляция. Конец гитлеровской власти!
Раненых повстанцев подвозят к высокому коричневому дому с острой черепичной крышей. Над этой готической крышей ветер полощет белый с красным крестом флаг.
Медицинские сестры ведут в палату под руки Кленова, Доула и Генриха. Американец что-то говорит медикам, указывая на Кленова и Генриха. Те растерянно переглядываются, не понимают. Тогда на помощь им приходит Генрих.
- Товарищ настаивает, чтобы нас троих - американца, русского и немца - перевязали и немедленно отпустили. Мы ранены легко.
- Хорошо, хорошо,-соглашаются медики.
Провожая взглядом раненых, седой доктор качает головой.
- О, если бы эти три народа были едины, - вздыхая, вслух размышляет он. - Не было бы горя на нашей планете.
Во дворе госпиталя Кленов прощается с Генрихом. Рядом стоит капрал Доул и еще один американский солдат.
- Еще не поздно, Генрих. Подумай хорошенько,- говорит Кленов.
- Нет. Мой долг оставаться на родине, чтобы строить новую Германию, - отвечает Генрих.
Крепко обнимаются. Генрих уходит. Доул весело шлепает по плечу задумавшегося Кленова:
- Я тебя доставлю прямо в штаб ваших войск. Здесь меньше часа езды. А хочешь - можем, ехать до самой Вены…
Двор госпиталя запрудили автомобили разных систем и марок. Здесь стоят крытые французские семитонки, похожие на автобусы без окон, разноцветные легковушки, пожарные машины со складными лестницами, с ярко блестящими на солнце медными брандспойтами.
Взгляд Доула останавливается на одной из легковых машин. Песочного цвета, она вся разрисована сверху донизу зелеными листьями. Два черных креста на ее бортах указывают, что машина служила гитлеровской армии.
- Какая же из них самая исправная? - спрашивает Доул у стоящего рядом солдата.
- Только эта, капрал.
- Ну черт с ней. Идем!
Солдат-шофер садится за руль. Кленов и Доул усаживаются на заднее сиденье.
Машина выкатывается из ворот, осторожно проезжает по переполненным народом весенним улицам и, выйдя наконец из города, набирает скорость. Впереди - широкое придунайское шоссе. Пятнистая машина бешено мчит по ровному шоссе. В кабину врывается ветер, бросая в лица смолистый запах хвои. От быстроты движения чайки над рекой кажутся застывшими.
- Хорошо! - восклицает Кленов.
- Хорошо! - повторяет за ним Доул.
Оба улыбаются.
На шоссе ни пешеходов, ни автомобилей. Слева - горы и цветы. Справа - река и чайки.
- Так бы ехать до самого дома, - мечтательно произносит Кленов. - И вдруг подняться по лестнице, позвонить в свою квартиру… А дверь открывает девчонка. "Вам кого?" - спрашивает она. "Ленка?! Ух, какая ты стала большая!.." - "Папа!" - Глаза Кленова становятся влажными.
Стрелка спидометра на предельной шкале.
- Великолепная скорость!
- Это же наша марка, - поясняет шофер. - Они где-то подхватили ее и перекрасили.
Впереди, километрах в трех над рекой, нависла скала. Дорога проходит под ней в громадном, похожем на арку, вырубе. Только один край этой арки нависает над рекой, словно оборван. И потому кажется, будто скала, раскрыв громадный рот, собирается хлебнуть воды из Дуная. За скалой шоссе резко поворачивает.
- О! - восклицает шофер, как только скала остается позади. - Смотрите!
Навстречу движется колонна грузовиков с прицепленными к ним пушками.
- Что за дьявольщина? - Доул и Кленов всматриваются.
Но вот уже видна форма солдат. Голубые мундиры!
- Эсэсовцы, - тревожно произносит Кленов. - Но у них белые флаги. Значит, едут к вам, сдаваться?
- Раз у них мирные намерения, опасаться нечего, - успокоительно замечает шофер.
- Кто-кто, а мы с ним, - кивает Доул на Кленова, - хорошо их знаем. Сверни-ка лучше, дружище, с шоссе. Поедем стороной. Советские части где-то близко.
- Возможно, идут за ними по пятам. Видите, как они спешат?-говорит Кленов.
Движение на шоссе становится все гуще. То идут толпы пеших, то едут мотоциклисты, то снова - грузовики с пушками. Солдаты запыленные, усталые. Некоторые несут в руках сапоги, потому что стерли ноги. Кое-кто из солдат пытается влезть на обгоняющие их грузовики, но там уже полным-полно. Хватающихся за борт машины бьют по рукам.
Все это видят Кленов и его американские спутники.
Но вот и проселочная дорога, пересекающая шоссе. Этого только и надо. Пятнистая машина сворачивает.
Новая дорога ухабиста и сплошь заросла травой. Очевидно, по ней ездят очень редко.
- Как бы не сбиться, - нервничает Доул.
Шофер напряженно всматривается вперед. Дорога ведет в отроги гор, круто поднимается вверх, делает неожиданные зигзаги. Еще несколько минут езды, и путники оказываются среди крутых гор. Скалы покрыты кустами и мохом. Дороги почти нет - вьется перед машиной убогая тропинка. Ее безжалостно теснят к обрыву каменные громады. Зеленые ветки хилых берез и лапы корявых елей, выросших на худосочной каменистой земле в расщелинах, закрывают тропу от солнца, местами хлещут машину по стеклам, как по глазам.
- Не дорога, медвежья тропа… Поворачивай-ка назад, - приказывает Доул шоферу.
- Пожалуй что так. Но тут очень трудно развернуться. Попробую.
Пятнистая машина начинает маневрировать на узкой тропе, пытаясь развернуться.
Неподалеку от нее, за поворотом, стоит грузовик. Возле него суетятся, часто поглядывая назад, солдаты в голубых мундирах. Сыплется отборнейшая немецкая брань. Наконец безрукий эсэсовец, постучав ногой по пустой канистре, швыряет ее в темный, заросший кустами, обрыв. И вдруг все слышат приближающийся гул, испуганно озираются, хватаются за оружие.
- Гудит там, - показывает безрукий Макс.
Прижимаясь к скале, гитлеровцы гуськом идут вперед. Крутой поворот. Эсэсовцы вытягивают шеи, выглядывая из-под камней. И взглядам их представляется такая картина: маневрирует пятнистая машина.
Того и гляди она упадет в пропасть. Развернуться ей трудно.
- Что же мы стоим? Это наша машина!.. Э-ге-эй! Остановись! Стой! Стой!..
Эсэсовцы размахивают оружием.
- Стой!..
Оставаясь возле грузовика, Макс смотрит на противоположную сторону огромной впадины. И вдруг он видит танки. На их башнях пятиконечные звезды.
- Русские! - в панике кричит Макс.
Над танками вспыхивают белые дымки, и тотчас на тропе начинают с грохотом рваться снаряды.
Макс вытаращил глаза. Горы, лес, австрийская земля под ногами - все это сразу будто вывалилось из памяти, а всплыло другое: бугристое поле под Ленинградом, окопчик, из которого, поднявшись во весь рост, бежали навстречу те самые, которых надо было убивать, короткая схватка, и русский танк, медленно спускавшийся с холма… Макс затрясся, хотел окликнуть убегающих, но только открыл рот и выдавил что-то, похожее на стон человека, проснувшегося от страшного сна… "Боже мой, они пришли сюда от Пулкова". И он лишь теперь понял, что это конец.
Над его головой раздается ужасный грохот. Макса подхватывает взрывная волна и ударяет о ствол деревца. Ноги Макса конвульсивно обхватывают его. Макс вниз головой повисает над обрывом.
Так он висит, наверное потеряв от страха сознание, не замечая, что танки уже перестали стрелять. А совсем неподалеку, возле поворота, стоит пятнистая машина, и трое людей, открыв дверцу кабины, смотрят на него.
Сергей Кленов медленно поднимает пистолет. Пуля щелкает о камень возле самой головы Макса.
- Смотри, у этой сволочи, кажется, свело ноги судорогой, - говорит он Доулу.
Американец держит перед собой пистолет. Затем, усмехнувшись, опускает его в карман, потом берет Кленова за руку:
- Не надо… Он сейчас сам свалится и раскроит себе череп…
…Но Доул ошибся!
Прежде чем успокоиться, Адель долго стояла у окна. Макс, сбросив ногами одеяло, лежал, глядя в потолок. Все так же что-то жуткое было в его фигуре, затянутой в безукоризненно чистое белье: бледное, с холодными глазами лицо; тонкое, как ствол, туловище с обрезанными плечами; длинные жилистые ноги с плоскими ступнями упираются в спинку- кровати.
- Как там на улице? - наконец спросил он. - Ага! Любуются. Пусть! -Макс резко поднялся, стальным голосом приказал: - Подай мой мундир!
А через несколько минут безрукий уже стоял перед зеркалом в новом с иголочки голубом мундире. .
- Адель! Принеси мои ордена.
- Может быть, еще рано, Макс?
Он зло рассмеялся:
- Самое время… Не забывай, моя детка, я член легальной немецкой имперской партии.