При этой мысли он невольно пришпорил лошадь и помчался вперед во весь дух.
XIII. Пленница в колымаге
- Я боюсь, что на этот раз она действительно найдет лицо, которое сумеет на законном основании арестовать меня, - продолжал Гель вслух, - по-моему, ничего не остается больше, как догнать ее во что бы то ни стало.
- Да, но даже если мы ее догоним, - ответил Кит, - разве мы можем запретить ей силой сзывать народ?
Гель вдруг вспомнил почему-то колымагу, оставшуюся стоять около дороги, и ему пришла в голову счастливая мысль.
- Вот если бы нам достать дюжину лошадей… - произнес он задумчиво.
- Почему бы и нет? - возразил Кит, - вот там множество лошадей, хотя все они с всадниками.
Гель быстро повернулся, в полной уверенности, что сейчас увидит Барнета и его людей, но навстречу им продвигалось слишком много всадников, это не могли быть они, тем более, что всадники эти ехали в большом беспорядке, некоторые из них хорошо одеты, другие, напротив, поражали своими лохмотьями. Лица у них тоже были разные, но, по большей части, свирепые и злые. Предводитель этой кучки людей мог бы называться красивым человеком, если бы не слишком низкий лоб, который придавал его лицу что-то неприятное, не располагавшее в его пользу.
- Боже мой! - воскликнул вдруг удивленно и радостно Кит Боттль, - вот не думал, что судьба нас снова сведет вместе.
- Про кого это ты говоришь? - спросил его Гель коротко.
- Я говорю про этого негодяя Румнея, о котором я вам рассказывал. Послушай, Румней, почему ты не узнаешь старых приятелей?
Предводитель шайки, или капитан, как его звали, быстро обернулся и тотчас же подъехал к своему прежнему товарищу. Гель вспомнил крестьянина, рассказывавшего ему о разбойниках, появившихся в окрестности за последнее время; он быстро оглядел зловещие лица всадников и порадовался в душе, что Анна не встретилась с ними; затем он опять задумался о ней и снова посмотрел на колымагу, стоявшую у дороги, и на лошадей, на которых ехали разбойники.
Когда старые приятели наговорились между собой, Гель окончательно уже составил свой план и подозвал к себе Кита Боттля.
- Послушай, Кит, - сказал он, - если твой приятель и его люди согласны поступить в полное мое распоряжение на три дня, я щедро заплачу им за услуги.
- Ну, не знаю, способен ли Румней поступать к кому-либо на службу и честно выполнить взятые на себя обязанности, - с сомнением в голосе заметил Кит, - но, во всяком случае, предоставьте мне устроить это дело и назначить плату за эти услуги.
И Кит поехал обратно к Румнею, который со своей шайкой остановился недалеко от Антония и Геля и с нетерпением ждал, когда кончатся переговоры его друга с незнакомым ему человеком. Горожане, высыпавшие за ворота своего города, с любопытством посматривали на эту сцену и не особенно доброжелательно глядели на подозрительную банду, не обещавшую ничего хорошего.
Кит и Румней долго шептались между собою; предводитель разбойников, по-видимому, не соглашался с доводами своего друга и скептически покачивал головой, поглядывая изредка на Геля, как будто не мог понять, что ему за выгода принять предложение последнего. Кит старался уговорить его и пускал в ход все красноречие, на которое был способен. Иногда дело у них доходило почти до ссоры, они обменивались сердитыми взглядами и сжимали кулаки, как будто сводили какие-то старые счеты. Но наконец Румней уступил, и Кит с торжеством вернулся к тому месту, где его ждал Гель, и сообщил тому условия, на которых разбойник решил предложить ему свои услуги. Гель принял эти условия, и Румней был подведен к нему и представлен торжественно сэру Валентину Флитвуду. Гель, внимательно осмотрев своего нового товарища, решил, что дня два-три он еще может выдержать свою роль, если обращаться с ним осторожно и ничем не затрагивать его самолюбия. Румней со своей стороны тоже внимательно осмотрел Геля, как бы рассчитывая в уме, что собственно из него можно будет выжать. У этого негодяя был неприятный дерзкий взгляд, который невольно говорил о том, что он может быть жесток, нахален и дерзок до последней степени, если только дать ему повод к этому.
Румней вернулся опять к своим людям и сообщил им о принятом им решении; они выслушали его молча и только посмотрели на Геля, на которого до сих пор не обращали никакого внимания. В это время Гель успел уже переговорить с констеблем и узнал от него, что колымага принадлежала когда-то каким-то путешественникам, которые застряли с ней в грязи и предпочли потом уехать верхом на лошадях, чем мучиться все время с тяжелым и неуклюжим экипажем: они подарили эту колымагу хозяину гостиницы, где останавливались, и поэтому Гелю пришлось купить ее у нового владельца, что он и сделал немедленно, причем приобрел еще необходимую упряжь. Затем, по его приказанию, люди Румнея слезли со своих лошадей и запрягли их в тяжелую колымагу. Поручив надзор за экипажем и за разбойниками Киту Боттлю, Гель в сопровождении Антония поехал вперед, чтобы настичь, если возможно, Анну и ее пажа.
Он проехал, однако, более семи миль от города Клоуна и нигде не нашел ни малейшего следа ее пребывания где-либо в деревушках, мимо которых он проезжал; он уже стал отчаиваться когда-либо настигнуть ее, как вдруг на повороте дороги наткнулся на нее и ее пажа; она сидела еще на лошади, а Френсис стоял перед нею в грязи и внимательно осматривал переднюю ногу ее лошади, с которой, очевидно, что-то случилось.
- Какая счастливая встреча, сударыня! - воскликнул Гель, и глаза его радостно засверкали от удовольствия видеть ее и знать, что она в безопасности.
- Вот как, - ответила она презрительно, - в таком случае пользуйтесь моим обществом, пока можете, так как я сейчас еду дальше.
- Я уверен в том, что вы сейчас же поедете дальше, - очень вежливо ответил Гель, - я сам позаботился о том, чтобы вам было в чем ехать?
- О чем вы позаботились? - с удивлением спросила она.
- Дело в том, сударыня, что я решил отправить вас дальше под необходимым эскортом, так как иначе вы можете попасть в руки разбойников, и к тому же для меня это также важно и в том отношении, что вы будете лишены таким образом возможности прибегнуть опять к посторонней помощи, как вы это сделали только что в Клоуне, даже на тот случай, если вы решили прекратить свое преследование и вернуться домой, так и то…
- Об этом не беспокойтесь, - заметила она коротко.
- Во всяком случае, если бы вы даже захотели это сделать, я не мог бы этого допустить, как из-за вашей личной безопасности, так и по многим причинам, известным мне одному.
Говоря эти слова, Гель думал о том, что если она вернется и встретится с Барнетом, то может еще, пожалуй, рассказать ему подробно о его наружности и о случае в Клоуне, и тогда тот догадается, что его обманули, и бросит свое преследование раньше, чем это нужно для спасения Флитвуда.
- И поэтому, сударыня, - продолжал Гель, - я решил взять вас с собой.
- Взять меня с собой? - с удивлением переспросила Анна.
- Да, взять вас с собой, как мою пленницу.
Она посмотрела на него в полном убеждении, что он сошел с ума.
- Я - ваша пленница? - воскликнула она. - Ни за что на свете!
- Да, вы - моя пленница на целых три дня, - ответил ей Гель как можно мягче. - Антоний, присмотри за пажем и за лошадью, а я пойду с этой дамой навстречу нашим людям. Сударыня, пожалуйста поезжайте немного в сторону в эти кусты. Мы подождем их лучше здесь.
- Мне и в голову не придет этого сделать! - воскликнула Анна, и глаза ее гневно сверкнули.
Гель подождал еще секунду, потом, ни слова не говоря, взял ее лошадь за повод и повел ее в том направлении, куда указывал. Она сидела спокойно и была так удивлена, что не могла сопротивляться, но взгляд ее, брошенный на Геля, мог бы испугать менее храброго человека, чем он. Гель остановился в кустах недалеко от дороги, так что им было слышно и видно все, что делалось на ней. Антоний, в свою очередь, легко обезоружил пажа, посадил его на лошадь и повел ее тоже за повод к тому месту, где находился Гель. Лицо Анны к этому времени приняло другое выражение; она, видимо, испугалась в первый раз в жизни и готова была соскочить с лошади и бежать пешком, только бы скрыться из виду, но хорошо понимая, что это невозможно, она только тяжко вздохнула и осталась сидеть в своем седле.
- Вы не бойтесь, сударыня, - произнес Гель все так же мягко, - я не причиню вам ни малейшего вреда. Пока вы будете слушаться меня, никто не дотронется до вас пальцем, и, во всяком случае, что бы ни случилось, вы будете иметь дело только со мной, а я, как вы знаете, такой же дворянин, как и вы.
- Неужели вы решитесь прибегнуть к силе? - воскликнула она немного испуганно, глядя ему прямо в глаза.
- Если придется, то я прибегну, конечно, и к силе, - ответил он спокойно, не опуская перед нею глаз.
Он отвернулся и замолчал. Антоний стоял рядом с Френсисом. Все четверо стояли тихо и неподвижно, и наконец Анна спросила:
- Чего собственно мы ждем?
- Мы ждем моих людей, они должны подъехать сюда с экипажем, в котором вы и поедете.
Она с удивлением посмотрела на него, но ничего не ответила.
Наконец, вдали послышался топот копыт и тяжелый стук колес огромной колымаги. Гель взял лошадь Анны за повод и выехал вместе с ней на дорогу как раз в ту минуту, когда на повороте показался экипаж, запряженный лошадьми разбойников, мирно шествовавших рядом с ним. Последние не без некоторого, конечно, любопытства внимательно осмотрели Анну. Гель приказал им остановиться, слез сам с лошади и подвел лошадь Анны к дверцам экипажа.
Колымага была из самых первобытных, так как в употребление экипажи вошли только за тридцать пять лет перед началом нашего рассказа. Она была без рессор, с огромными тяжелыми колесами и огромной крышкой, которая спускалась, как навес, над единственным отверстием, имевшимся в нем сбоку. Человека, сидевшего в нем, не было ни малейшей возможности увидеть, и если бы ему вздумалось кричать, то крики его были бы совершенно заглушены стуком колес и скрипом всей огромной, неудобной колымаги.
- Пожалуйста, сударыня, - проговорил Гель очень почтительно, - соблаговолите переменить вашу хромую лошадь на этот экипаж, будьте добры пересесть в него.
И он протянул руку, чтобы помочь ей сойти с лошади.
- И не думаю даже, - резко ответила ему Анна к большому удивлению Румнея и его людей, не спускавших с нее глаз.
Зная прекрасно, что тяжелый экипаж страшно замедлит движение и этим значительно сократит расстояние между ним и преследователями, Гель решил не терять больше ни минуты: он осторожно высвободил ногу Анны из стремени и обхватил ее за талию, а затем, легко приподняв на седле и высвободив из ее рук поводья, бережно снял ее с лошади. Она больше не выказывала ни малейшего сопротивления, и ей в голову не пришло царапать или бить того, кто овладел ею, для этого она была слишком горда, но если бы Гель вовремя не отнял у нее кинжал, она не задумалась бы нанести ему удар, чтобы только высвободиться из его рук. Но зато теперь ему предстояла более трудная задача. Он положительно не знал, как посадить ее в экипаж, так как она лежала, неподвижно вытянувшись, у него на руках, и он не мог силой согнуть ее, чтобы сунуть в отверстие, служившее одновременно и дверью и окном в экипаже. Он велел подать скамеечку, стоявшую внутри колымаги, и поставил ее перед экипажем и на нее поставил затем Анну, но так как она продолжала стоять неподвижно, твердо решившись не помогать ему ни единым движением, и к тому же он заметил на лицах окружающих его людей насмешливые улыбки, он наконец вышел из себя и, не заботясь больше о ее чувствах, быстро обнял ее за талию, перевернул и в горизонтальном положении всунул в экипаж, а затем велел туда всунуть таким же образом и Френсиса, что и было исполнено.
Его собственную лошадь подвели ему также к самому экипажу; он сел на нее с твердым намерением всё время ехать рядом с колымагой, Антонию он велел ехать сейчас же вслед за собою, а Кит Боттль должен был ехать впереди каравана. Румнею он предоставил ехать, где тому будет угодно, и был в полной уверенности, что он, конечно, не преминет поехать со своим старым приятелем, но в этом он ошибся: Румней предпочел почему-то ехать за экипажем… Это обстоятельство удивило и несколько обеспокоило Геля. Его беспокойство еще усилилось, когда во время поездки к нему вдруг подъехал Антоний и прошептал:
- Вы заметили, как этот разбойник взглянул на эту даму? Его взгляд мне очень не понравился.
- Мне тоже, - тихо ответил Гель и глубоко задумался.
XIV. Как паж ходил во сне
Гель Мерриот потерял почти целых два часа с инцидентом в Клоуне, и затем еще очень много времени пошло на то, чтобы запрячь лошадей в экипаж и довезти его до того места, где он ждал его потом с Анной, так что, когда наконец они тронулись дальше в путь, было уже два часа пополудни.
Гель, продолжая ехать рядом с колымагой, все время думал о Барнете и рассчитывал в уме, как близко от него он должен находиться в настоящее время. Нельзя было сомневаться в том, что расстояние между ними должно было теперь все время уменьшаться, так как, несмотря на то, что лошади Барнета и его людей должны были уже сильно утомиться, они все же подвигались наверное гораздо скорее, чем тяжелый рыдван, запряженный тоже не совсем свежими лошадьми. Кроме того, Барнету раньше приходилось останавливаться, по всей вероятности, очень часто, чтобы наводить справки о тех, кого он преследовал, теперь же общество, в котором путешествовал Гель, было настолько велико и так привлекало общее внимание, что не было никакого труда выследить направление, в котором оно двигалось.
Гель рассчитывал только на то обстоятельство, что Барнет, узнав о силах своего противника, наверное, остановится немного отдохнуть, чтобы дать отдых сбоим людям и лошадям, а, во-вторых, наверное, займется приисканием себе надежного эскорта из местных крестьян, чтобы сразиться затем со своим противником.
Стараясь ободрить себя радужными надеждами, хотя и не упуская из виду предстоящей опасности, Гель все время ехал рядом с экипажем; в особенно грязных местах, где колеса уходили в грязь по ступицу, он приказывал всем слезать с лошадей и помогать тащить рыдван, чем, конечно, большинство разбойников, не привыкших к подобной работе, оставались очень недовольны, и только повелительный взгляд Румнея сдерживал их негодование, он же в свою очередь повиновался Гелю, так как тот умел своим вежливым и предупредительным тоном действовать на его самолюбие и таким образом подчинять его себе. Так они ехали долго и медленно, пока наконец Гель не решился остановиться около одной таверны, чтобы подкрепить лошадей и людей водой и пивом. Сам он оставался неподвижно у дверей экипажа на случай, если бы Анна вздумала вдруг позвать неожиданно себе на помощь.
Но Анна и ее паж, проведшие бессонную ночь, теперь так устали, что сидели молча, не помышляя ни о каком сопротивлении. Они сидели, или, вернее, полулежали в своем экипаже, не обращая внимания на то, что происходило вокруг них, но когда Гель велел подать им в окно пищу, заказанную в небольшой встречной таверне, они не отказались от нее, и, все так же молча, съели все, что им было подано. Дверцы экипажа оставались все время открытыми, и только, когда проезжали большой сравнительно город Ротергам, Гель счел необходимым закрыть их наглухо.
Так ехали они долго, до самой ночи, и когда совершенно стемнело, остановились у маленькой гостиницы в шести милях на север от Ротергама, Хозяин этой гостиницы принял их сначала очень неласково и даже собирался отказать им в ночлеге, но когда он увидел Румнея, лицо его сразу прояснилось, и он стал очень радушен и предупредителен; по-видимому, он состоял в большой дружбе с атаманом этой разбойничьей шайки и, вероятно, нередко делил с ним барыши. С большою готовностью он исполнил все требования Геля, накормил всех людей, отвел им для ночлега несколько небольших хозяйственных пристроек и зажег везде во дворе костры, чтобы они могли греться около них. Гель приказал отвезти рыдван во двор, велел вложить в него матрац и покрывала, сообщил Анне, что ей придется переночевать в нем, а Френсису приказал принести себе соломы и расположиться на ней недалеко от того места, где он решил провести сам ночь, т. е. у дверей экипажа, где спала Анна. Антоний, получивший свежую лошадь, должен был, как всегда, выехать на большую дорогу, чтобы караулить, не едет ли Барнет. Боттль, дежуривший в предыдущую ночь, должен был спать в сарае, куда отправился также и Румней. Устроив всех на местах, Гель отдал строгий приказ собираться всем вместе по первому его знаку, в случае тревоги, и поэтому спать всем не раздеваясь. Лошади были отведены в конюшню, но не совсем расседланы, чтобы на случай тревоги их можно было поскорее употребить опять в дело.
Гель сам принес Анне ее ужин и следил за тем, как она его ела; она ни от чего не отказывалась, ела и пила, не говоря ни слова, но по лицу ее он видел, что она вовсе еще не отказалась от мысли выдать его в конце концов властям; она, по-видимому, только решила отдохнуть и собраться хорошенько с мыслями, чтобы потом с новыми силами приступить к исполнению какого-нибудь плана, который рано или поздно должен был возникнуть в ее изобретательной головке.
Когда все поужинали, сон мало-помалу овладел и Гелем, и он проспал вплоть до трех часов ночи; тогда он наконец проснулся и быстро стал поднимать на ноги весь свой караван, и несколько времени спустя все двинулись опять вперед. Рано утром на третий день своего бегства из Флитвуда Гель, таким образом, очутился в городе Барнеслей, но пока проезжали этот город, он все время ехал около окна кареты и далее задернул его занавеской, чтобы помешать Анне высунуться из него.
Когда они очутились опять в открытом поле, Анна уселась в своем экипаже так, чтобы видеть, что происходит позади его, т. е. спиной к лошадям. Всякий, кто ехал позади экипажа, немного левее его, мог свободно видеть ее, и этой привилегией первое время пользовался Антоний Ундергиль.
Пять миль южнее Барнеслея Мерриот сделал опять остановку, чтобы позавтракать, и, как и прежде, пленникам принесли поесть. Румней воспользовался этим обстоятельством и заглянул в окно экипажа.
Наконец, когда в девять часов утра опять тронулись в путь, Румней, не говоря ни слова, поехал позади рыдвана, оттеснив Антония, который собирался, как и прежде, занять свое место.
- Простите, сударь, - сказал он довольно вежливо, - но ведь до сих пор я здесь ехал.
- Пустяки! - возразил нахально Румней. - Мне что за дело до того, где вы ехали до сих пор?
- Я должен ехать там, где мне приказано, - ответил все так же спокойно Антоний, собираясь опять-таки занять свое прежнее место.
- А я желаю ехать там, где еду теперь, - сказал Румней упрямо, не подаваясь ни шагу назад.
Антоний сердито нахмурился и вопросительно взглянул на Мерриота, ехавшего впереди и обернувшегося назад, чтобы посмотреть, в чем дело. Гель сразу заметил, что Румней глядит на него свирепо и готов каждую минуту затеять ссору. Сознавая, что в данную минуту это очень невыгодно для него, Гель решил придать всему вид шутки и сказал Антонию:
- Я приказал тебе, Антоний, ехать за мной, а поедешь ли ты с этой или с другой стороны экипажа, это совершенно безразлично.