Для себя я решила: как бы ни будет трудно, как бы мне не оскорбительны посещения мужем куртизанки – я ни словом не упрекну его. Тем паче, что теперь, когда мои родители пребывают в далёкой провинции, и мой родной брат отбыл с женой в столичную область Нисиномию – за меня некому заступиться. Все невзгоды придётся терпеть в одиночку, не подавая вида.
Наконец, на третий день я покинула ложе, привела себя в порядок и решила нести свою ношу с гордо поднятой головой. С сегодняшнего дня Томомори никогда не увидит меня в печали. Разумеется, я не стану идти с ним на открытый конфликт, а лишь дам тонкий намёк на своё недовольство.
Облачившись в просторное кимоно из нежнейшего шёлка, я отправилась в кабинет отца и предалась написанию иероглифов. В конце концов, мне это надоело, и я заметила некий свиток. Развернув его, я поняла – это хозяйственные счета, которые отец всегда вёл с особой скрупулезностью.
Я разложила свиток на полу, чистой стороной кверху, и задумалась: что бы написать? Увы, в голову ничего не приходило – ни единой стихотворной строфы. И неожиданно для себя я начала писать историю Хэйана, что некогда рассказывал мне отец.
История столицы Хэйан
"Почти пятьдесят лет назад для строительства столичного города была выбрана деревня Уда, дважды осмотренная императором Камму. В следующем году начались строительные работы, поздней осенью император и наследный принц въехали в новую столицу, названную Хэйан, что означало "Столица мира и спокойствия". Император Камму решил не уступать пышным китайским наименованиям: прежние японские столицы, как правило, именовались по местности, в которой находились. Примером тому может служить Асука.
Низина, в которой строился Хэйан, с востока, севера и запада окружена горами, в центре её струится река Камогава, русло которой перенесли восточнее, чтобы спасти центр столицы от наводнений.
Моделью для Хэйан послужила танская столица Чанъань. Новая столица была примерно в три раза меньше своего прототипа. Император не стал обносить Хэйан стенами. С всех сторон город ограждали горы. И потому Камму приказал окружить стенами лишь императорский городок-дайдайри, на территории которого находились и все правительственные учреждения. Центром же южной границы города стали гигантские ворота Радзёмон. Они возвышаются и поныне.
Дайдайри же за пошедшие годы изменился. И из городка превратился в прекраснейшую императорскую резиденцию – город в городе.
От Радзёмон на север тянулся проспект Судзаку деливший город на восточную (левую) и западную (правую) части и упиравшийся в главные ворота императорского городка, Судзакумон. По обеим сторонам проспекта была устроена живая изгородь из ив и цветов, вырыты канавки для стока воды во время дождей. Справа и слева от проспекта были построены буддийские храмы – Тодзи (восточный) и Сайдзи (западный), дома приемов иностранных послов (корокан), служившие гостиницами для иностранцев, и два рынка. Все эти строения стоят и по сей день.
Император приказал организовать рынок, на котором бы торговали тканями, иглами, маслом, керамическими изделиями, рисом, рыбой, мечами, луками. Существовали и специализированные лавки – по продаже риса, масла, сушеной рыбы, сырой рыбы. Кроме того, на рынках устраивались песенно-танцевальные представления, буддийские проповеди, моления, выставляли на всеобщее обозрение преступников. Словом, всё, как и поныне.
При дворе функционировал особый, привилегированный рынок, где продавали китайские изделия – предметы роскоши. Лишь придворные сановники и их жёны могли посещать его. Постепенно рынок себя исчерпал. Торговцы из Китая приобрели в Хэйане богатые дома на Пятой линии и подле них открыли лавки, в которых в изобилии продавались различные привозные товары.
В левой и правой частях столицы находились и поныне находятся дома принцев, аристократии, чиновников, а также простых горожан. С востока на запад Хэйан пересекает девять проспектов. Вдоль южной границы императорской резиденции проходит проспект Нидзё-одзи, за которым в восточной части располагался синтоистский храм Синсэнъэн с искусственным парком в танском стиле, с озером, окруженным деревьями и камнями.
Императорская резиденция имеет двенадцать ворот. Главные – Судзакумон – ведут к внутренним воротам – Отэммон, за которыми находится Правительственная палата (Тёдоин). С запада к ней примыкает императорский Дом банкетов Буракуин. Вокруг располагаются различные правительственные здания. Восточнее центра резиденции находятся собственно императорские дворцовые сооружения. Главным из них является Сисиндэн, где проводятся коронация и другие важные церемонии.
Северная галерея ведёт к личным покоям императора, Сэйрёдэн. Севернее раскинулся находился дворец императрицы Дзёгандэн. Политическими делами император занимается в тронном дворце Дайго-кудэ…"
За работой я не заметила, как пролетел день. Вечерело…
* * *
Сменился год, наступила третья луна.
Я украсила помещение цветами персика и ожидала, что муж придет посмотреть, но так и не дождалась. Муж заявился только на четвёртый день, когда листья персика увяли и облетели. Это показалось мне весьма символичным…
И я написала стихотворение:
Мы ждали вас вчера,
Чтоб пить вино с цветочным ароматом.
Вы здесь теперь,
Но нет ветвей с цветами -
Сломали их…
Однако теперь Томомори уже открыто уходил к той женщине с городской улочки. Мне иногда казалось, что его поведение даже вызывало тревогу у главной его супруги. Мне было так горько, что и не сказать, – но поделать с этим я ничего не могла.
Я уже смирилась со своим одиночеством. Меня поддерживала лишь одна мысль: моё скорое материнство. Ибо ребёнок вовсю толкался и ворочался в моём чреве. Подходили сроки.
Муж всё реже посещал меня. И о рождении нашей дочери он узнал лишь из моего письма. Девочка появилась на свет крошечной, сморщенной и синюшной. Но для меня она была самым прекрасным ребёнком на свете. Я назвала её Каори, не спросив дозволения и мнения своего мужа.
Он не оставил меня окончательно. После рождения Каори, он навещал меня и дарил подарки. Я старалась быть предельно любезной и предупредительной. Но былой любви уже не было…
А между тем наступило лето, и в это время у женщины с городской улочки родился от Томомори мальчик. Усадив её в свой экипаж, муж гордо проследовал мимо моих ворот. Вероятно, он хотел показать мне: теперь у меня есть наследник! Ведь его главная жена так и не смогла иметь детей.
Весь остаток дня я повела в печали, занимаясь каллиграфией. Из-под моей кисти появились иероглифы: "Тоска", "Измена", "Неверность"…
Приближались состязания по борьбе. Мой муж, Киёхара Томомори, слыл не только красивым, но и сильным мужчиной. И потому он намеревался принять участие в предстоящем состязании. До меня дошли слухи, что его главная жена занемогла от болезни…
Он прислал мне узел, в котором были завёрнуты кимоно и отрез ткани. Из письма я поняла: кимоно надо починить, а из отреза пошить новое платье.
Моему возмущению не было границ. В конце концов, у Томомори есть главная жена и наложница! К тому же до меня нашли слухи, что Томомори нашёл искусного целителя, и его главной жене стало намного лучше. Уж кимоно зашить она точно сможет!
Я решила написать извинительное письмо мужу и отправить шитьё назад. Я знала, что это расстроит Томомори. Но так я могла, по крайней мере, выказать своё недовольство своим положением.
После этого случая Томомори не посещал меня почти что целую луну. Я порой пребывала в панике: зачем я вернула узел?! Надо было просто сшить ему новое кимоно! А об уязвлённой гордости следовало забыть!
Прошло время и мой муж начал постепенно охладевать к наложнице и всё чаще появляться в моём доме. Вскорости мы снова делили ложе…
Когда луна появилась из-за гребней гор, Томомори дал понять, что не собирается уходить. Я приняла его с распростёртыми объятиями.
Наконец я узнала, что ребёнок Томомори, рождённый от наложницы умер. Это известие буквально лишило меня покоя. Ещё недавно я желала этой женщине только самого худшего… Но теперь мне было её искренне жаль.
Томомори окончательно перестал посещать её дом. Однако наши отношения с мужем снова разладились. Его главная жена стала чувствовать себя намного лучше, благодаря неусыпным стараниям целителя. И Томомори окончательно перебрался в свой дом. Мне он лишь посылал короткие письма, справлялся о дочери, да порой его доверенный слуга привозил увесистый кошелёк, туго набитый монетами.
* * *
Томомори дослужился до чиновника четвёртого ранга, прекратил службу во дворце Чистой прохлады, а на церемонии возглашения чиновников был назван старшим служащим в ведомстве, занимавшимся благоустройством столицы. Томомори не имел ни малейшей склонности к строительству и планированию улиц и потому пребывал в крайнем раздражении. И посему он старался реже посещать службу, пытаясь найти оправдание своему отсутствию. И потому всё чаще появлялся в моём доме.
Его же главная жена, семья которой способствовала новому назначению Томомори, выражала крайнее недовольство. Престарелый тесть и вовсе гневался на нерадивого зятя, коего пришлось пристроить на столь доходную должность. Когда-то тесть и сам занимал эту должность, что позволило ему в течение пяти лет сколотить немалое состояние. Ибо многие зажиточные горожане, дома которых не соответствовали очередному указу ведомства, предпочитали давать его чиновникам взятки, нежели заниматься перестройкой своих жилищ.
Томомори всячески отлынивал от службы и в компании меня и нашей дочери часто прогуливался за городом. А порой мы принимали участие в многочисленных придворных празднествах, в частности в Саду Благочестивых Источников. Там-то я и повстречала принца Оходомо Сино…
Принц был красивым, статным мужчиной. Многие придворные дамы сходили по нему с ума. Тем паче, что он считался одним из претендентов на трон после смерти императора.
Наконец принц, через которого тесть выхлопотал Томомори должность, не выдержал и возмутился. Он отправил нерадивому чиновнику письмо в стихотворной форме. Но мой муж не внял его содержанию и продолжал бездельничать.
Случилось так, что Томомори перевёз нас в один из своих домов, что расположился на Первой линии. Дом был лишь одним забором отделён от резиденции принца. Вскоре пошли сильные дожди, и мы были вынуждены не покидать своего жилища.
Неожиданно муж получил послание от принца:
В этих долгих дождях,
Ничем не дающих заняться,
Среди струй водяных,
Торопливых
Тоже кроется смысл.
Томомори написал изящный ответ. Вскоре между ним и принцем завязалась переписка. ***
Наступил долгожданный перерыв в дождях и мой муж решил-таки не пренебрегать своими служебными обязанностями и отправился в деловую поездку на окраину города. И обещал вернуться только затемно.
Не успел он отбыть, как мне принесли послание от принца. Оно гласило:
"От вчерашней любви
Ища утешенья,
С гвоздикой в руке
Стоял я у вашей стены.
Вы так и не знали?
Но поскольку это было бесполезно, я ушел прочь".
Я долго пребывала в недоумении. Отчего я, визитная жена, женщина лишённая блистательной внешности, привлекла внимание столь завидного кавалера? Я терялась в догадках. И оттого не стала посылать ответ. И мужу решила ничего не говорить об этом…
Однако я допустила ошибку: Томомори отлучили от двора. Правда, свою доходную должность он сохранил. Однако, по слухам, его тесть был крайне недоволен…
Впрочем, мой муж уделял время и службе и своей главной жене. А со сварливым тестем вёл себя с сыновней почтительностью.
* * *
Прошёл год и ничего особенного не произошло. Я пользовалась особым расположением мужа. Гнев принца сменился на милость, и он был снова допущен ко двору.
Когда прошли сезонные праздники, принц снова переехал в свой постоянный дворец, и Томомори навестил его там. Он увидел те же самые, что видел в прошлом году, красивые цветы и густые заросли травы-сусуки, теперь же очень коротко постриженной.
Томомори сказал его высочеству:
– Когда её выкопают, чтобы рассадить, не пожалуете ли вы мне немного рассады?
Принц охотно пообещал.
Затем мы с мужем отправились в путешествие по долине. Вернувшись домой, мы обнаружили подарок от принца – в голубую бумагу была аккуратно завёрнута свежевыкопанная трава-сусуки.
Прошла весна, а когда наступило лето, у меня возникло чувство, что муж под любым предлогом старается покинуть дом. Я заподозрила появление очередной наложницы. Неужели снова куртизанка?..
* * *
Тем временем я получила печальное известие из провинции, где служил отец: матушка исчерпала пределы своей жизни и в начале осени после долгих мучений скончалась. Чувство горести не покидало меня. Наконец меня сразил тяжёлый недуг: руки и ноги мои цепенели, в груди всё болело, дышать становилось трудно.
Поначалу Томомори беспокоился обо мне – приглашал самых искусных целителей, что лечили его главную жену. Но, увы, облегчение наступало лишь на непродолжительное время.
От болезни я страдала долгие годы. Муж мой обзавёлся ещё одной визитной женой и наложницей. По слухам обе они были хороши собой и молоды. Однако, надо отдать должное, он не забывал о нашей семилетней дочери и постоянно присылал денег на её содержание. Пусть не много, но нам хватало для скромной жизни.
Наконец срок пребывания моего отца в провинции истек, и он прибыл в Хэйан. Отец сильно постарел, превратившись в старика – смерть матери его подкосила. Он постарался окружить меня заботой, и постепенно мне стало лучше.
Вскоре мы вместе с отцом, поручив заботу о Каори верной служанке, отправились в горный храм, который любила посещать матушка.
Путешествие было длительным. Добравшись до места, мы сняли небольшую, но чистую хижину, в которой провели три последующих месяца.
Молитвы, обряды очищения и песнопения буддийских монахов сделали своё дело: я окончательно отправилась после смерти матушки, уверовав, что душа её пребывает в Чистых землях Будды.
* * *
Вернувшись в столицу, я узнала, что муж мой сильно занемог. Он пребывал в доме, некогда принадлежавшем его отцу, на второй линии в полном одиночестве. Наскоро повидавшись с дочерью, я тотчас приказала запрячь быка в повозку. И отправилась к мужу, ибо это мой долг.
По дороге я размышляла: отчего Томомори один? Где же его жёны и наложница?
Я застала Томомори в плачевном состоянии. Сильный кашель и озноб мучили его. Целитель, что неусыпно находился при нём днём и ночью (тот самый, что помог и его главной жене и впоследствии мне) возводил глаза к небу, ссылаясь на волю Будды.
Мне стало грустно…
Почти семь дней я провела у ложа больного мужа и, наконец, болезнь уступила. Озноб спал, кашель пошёл на убыль. Я вознесла хвалу Будде и целителю.
Муж, наконец, признался, что рад меня видеть.
– Я устремилась к тебе, как только узнала о болезни… – призналась я, чем тронула его сердце.
– Прости меня, Токуко… Прости за всё… – произнёс муж слабым голосом. – Я часто забывал о тебе, проводя время с другими женщинами. И вот видишь, остался один…
Я вскинула брови в недоумении.
– Вероятно, ты хочешь узнать: что же случилось?..
Я видела, как Томомори тяжело говорить об этом.
Он тяжело вздохнул и признался:
– Я потерял место, на которое в своё время меня устроил тесть. Злобный старик не мог простить мне этого. К тому же в последнее время он постоянно попрекал меня своей дочерью… Разве я виноват, что она не может родить ребёнка?
– Мне искренне жаль… – произнесла я, понимая, что тесть моего мужа испортил ему жизнь.
– Я остался без должности, жёны не желают меня видеть, потому что я не могу достойно их содержать… Но я намерен подать прошение принцу… Ведь он – мой давний друг.
Внезапно я вспомнила мимолётное ухаживание принца… Вскоре я перебралась к мужу и отношения наши наладились. Правда, нам приходилось экономить на всём. Но меня это не смущало…
* * *
Приближался праздник поминовения усопших. Томомори был ещё слаб, чтобы покидать дом, я же решила отправиться на молебен в ближайший горный храм Синто. Хоть я и поклоняюсь Будде, но и древних богов по-прежнему чту.
Тем паче, что этот храм предпочитает посещать принц Оходомо Сино. Я была преисполнена уверенности, что встречу принца в горной обители. Так и случилось…
Наши паланкины пересеклись на горной дороге.
Принц, откинув полог, тотчас же узнал меня.
– Вы не стареете, госпожа Киёхара… – не без удовольствия сказал он.
Я, сидя в паланкине, слегка поклонилась.
– Я слышал, ваш муж был тяжело болен… – продолжил принц. – Надеюсь, теперь ему лучше?
– Да, мой господин… – с готовностью подтвердила я. – На его долю выпало ни мало испытаний: потеря доходной должности, разлад с жёнами.
Оходомо рассмеялся.
– Ну, уж с одной из жён у господина Киёхары точно всё в порядке!
Я сдержанно улыбнулась.
– Единственное, что омрачает наше счастье – отсутствие денег… – откровенно призналась я.
Принц внезапно сник.
– Поверьте, я сожалею, что пошёл на поводу господина Татибаны, тестя вашего мужа. Это несносный старик… Надеюсь, увидеть вас в храме во время молитвы…